Пожалуйста, живи.
"На самом деле мы – рабы, Мы заперты, как в клетке, Игрушки мы в руках судьбы, Её марионетки".
***
– Чимин, прошу, не умирай, не оставляй меня, любимый, – Чонгук не сдерживает слёз. Перед ним лежит неподвижный омега, чьи руки, ноги, тело и лицо покрыто многочисленными ссадинами. Он кажется невероятно умиротворённым, будто это не его несколько часов назад на большой скорости сбила машина. Как только Хосок сказал, что сбил человека, Гук рванул к нему, чтобы поддержать друга, но увидев Чимина, он потерял дар речи, сердце раскололось, лёгкие сжались, мозг отключился и альфа был готов прямо там отдать свою жизнь. Это нереально. Как жизнь может приносить столько боли и обиды? Почему она так жестока с нами? – Малыш, прости, прости меня, – верещит Чонгук, но его никто не слышит. Чимин в коме, врачи не верят, что он выкарабкается, верит только Гук. У Чимина ведь больше никого нет. Это забытая для Чона история, ведь в их отношениях тема родителей Чима не поднималась, омега не хотел об этом говорить. На самом деле, Пак был выращен в детдоме, проживая там с самого раннего детства. При его рождении отец уже был мёртв, а папа просто отказался от сына, решив, что не хочет портить жизнь ни себе, ни ребёнку. Об этом знал только Гук, омега никому больше не доверял в своей жизни, и альфа знал это, но так просто предал. Тварь. Сейчас его любимый Чим, словно труп, сердце которого бьётся с помощью больничных препаратов, лежит на кровати, не открывая глаз, собираясь покинуть этот мир навсегда. Такого не может быть, Чонгук не может его отпустить, ещё слишком рано. – Прошу, – уже в истерике говорил альфа, словно в бреду, – прошу, Чим, открой глаза, прошу. В эту же секунду в палату входит врач. – Мне кажется, вам пора, – говорит он, подходя к кушетке, на которой лежит Чимин, – вы не можете быть здесь всё время, вам нужно отдохнуть и Чимину тоже. – Доктор, скажите мне честно, у него есть шансы? – через силу спросил Чонгук, боясь услышать отрицательный ответ. – Я буду честен с вами, – начал врач, тяжело вздыхая, – шансы 50% на 50%, но есть другая проблема. – Какая? Что за проблема? – пугаясь не на шутку, говорил альфа. – Ребёнок. – Ребёнок? – Да, омега был беременен, – уверенно сказал врач, – на третьей неделе, вы не знали? Но Чонгук уже ничего не слышал, он лишь посмотрел на Чимина, прежде чем слеза скатилась с его щеки, и он упал на пол, внутренне стреляя себе в сердце, чтобы хоть чуть-чуть то ли приглушить боль, то ли наоборот, сделать себе безумно больно. – О-он п-потерял ребёнка? – в бреду спросил Чонгук, смотря на белоснежную кожу омеги, что так красиво смотрелась на фоне светлых волос. – Да. Чонгук заплакал. Нет, не так. Он завыл. Альфа проклинал себя всеми возможными способами, коря себя за то, что такой мудак. Его мальчик столько боли терпел из-за него, почему он такой тупой? Почему Чонгук не мог просто наслаждаться их любовью? Зачем нужно было всё портить? – Я скоро вернусь, – прошептал парень, но врач услышал. Гук пополз, именно пополз домой. Здесь его ждало всё, что напоминает о том времени, когда они с Чимом были счастливы. Они оба всегда сходили с ума друг от друга, но показывал это только Чимин, Гук никогда не был на сто процентов для Чимина, он был холодным, а иногда даже жестоким. Почему только сейчас осознание гласит о том, что альфа поступал как редкостная тварь? Именно сейчас, когда он узнал, что его любимый Чимин был беременен от него. Они бы могли счастливо растить ребёнка вместе, но из-за Чонгука Чим сейчас лежит в больнице, борясь за свою жизнь, а их малыш умер, так и не родившись. Чонгуку убить себя мало. Он не собирается надолго задерживаться дома, ведь в больнице сейчас находится кое-кто, кто дороже Чонгуку, чем жизнь. Альфа за пол часа моется и готовит что-то покушать, чтобы ещё и с собой взять. Берёт несколько вещей для себя и Чимина и через час уже выходит из дома, направляясь к тому, без кого уже не видит своего существования. Он пытался, не получилось. В больнице ничего не изменилось за время его отсутствия, но в палату к омеге его пока не пускают, того осматривают врачи. И всё вроде нормально, до того момента, как изнутри не доносятся крики докторов, сообщающие о том, что сердце Чимина не бьётся. Нет, нет, нет. Бред какой-то. Чонгук вскакивает, переворачивая всё, что у него внутри с ног на голову. В его лёгкие только что вонзился острейший меч, а глотку пронзило болью как от тысячи осколков стекла. Из палаты выходит врач. – Мы сделали всё, что смогли, но к сожалению пациент мёртв. Мёртв. Не может этого быть! Не мог его Чимин умереть. Сотни шипов пронзают внутренности, но он не верит, что угодно, но не смерть Чимина, он такого не переживёт. Чонгук, вопреки просьбам доктора, забегает внутрь палаты, бросая долгий взгляд на бездыханное тело своего омеги, пока аппарат мерзко пищит, оповещая о смерти. Какой-то медбрат отключает его, сочувственно смотря на Гука, но ему плевать, он подбегает к Чиму, валится на колени и начинает умолять то ли Чимина, то ли Господа Бога, а истерика поглощает его с головой. – Нет, нет, нет, – орёт альфа, – нет, открой глаза, малыш, прошу, просто живи для меня. Чимиииин, открой глаза, твою мать!!!! Ты не можешь умереть!!! Только не ты. Сзади подходит доктор, жалко глядя на это зрелище. – Прошу прощения, но нам придётся отключить аппараты, которые поддерживали его жизнь. Слеза Чонгука падает на щёку омеги. Она не одна, но именно эта будто бы заряжена какой-то энергией или же жизнью, просто альфа замечает, что кожа Чимина слегка дёрнулась. Он уверен, она дёрнулась. Он подносит своё ухо к носу Чима, а руку к сердцу. – Он жив!! – вопит Чонгук, – только что, я слышал его дыхание и чувствовал сердце! – Но это невозможно, – ответил врач, сводя брови к переносице. – Он жив! С этими словами абсолютно все, кто находился в палате услышали тихий скулёж, исходящий из уст омеги. Жив. Врачи вмиг оказались у пациента, начиная осматривать, а Гук, безмолвно рыдая, пятился назад, пока не напоролся на стену, скатываясь по ней на пол. Он чуть не потерял всё. Одно мгновение и агония боли пронзила его, просто понятие смерти резко ударило в голову. Если бы Чимин умер, то Чонгук наверняка поселился бы на кладбище рядом с его могилкой и умер бы там, верно дожидаясь своего возлюбленного, словно Хатико. – Это чудо! – воскликнул врач, подходя к Гуку, – я впервые в своей жизни столкнулся с клинической смертью. Но Чонгук уже отошёл от врача, направляясь прямиком к Чимину, от которого постепенно уходили все врачи, пока они не остались в палате вдвоём. – Чимин, – альфа заплакал, умещаясь на коленях рядом с кроватью. – Я его потерял, да? – всхлипывая, спросил Чимин, – я потерял нашего малыша? – Чимини, – альфа поднял свою голову, устремляя взгляд на слёзы, которые ручьём полились из глаз омеги, – прости меня, малыш, прошу, не думай об это сейчас. Ты еле выжил, просто поверь мне, всё будет хорошо. – Но Чонгук, – пытаясь говорить не сорвавшимся голосом, произнёс Чим, – я потерял нашего ребёнка. Я ужасен, прости. Чонгук очень громко всхлипнул, поднялся и со всей силы обнял омегу, чтобы хоть чуть-чуть поглотить его боль, он оторвался и жадно впился в чужие губы. Они оказались в Раю, после долгой разлуки поцелуй казался слаще в миллион раз. – Чим, я люблю тебя, прости меня, – проливая реку слёз и прижимаясь своим лбом к виску Чимина, – если ты мне позволишь, у нас будет очень много детей, пожалуйста, я никогда в жизни ни о чём так не жалел, как о своём предательстве. Я люблю тебя больше всего на свете. В ответ ничего, кроме короткого кивка. И вновь жгучий поцелуй.