Грешница

      Октябрь 1900 года.       Когда перед Геллертом Гриндевальдом буквально свалилась девушка, он был немного озадачен. Огонек Люмоса, появившийся из его палочки в ту же секунду, как облако пыли встало перед ним, позволил ему разглядеть упавшую девушку. Она неловко приподнялась на локтях и попыталась сесть, но не справилась с координацией и все же осталась в полулежащем состоянии, опираясь на локти. Пока наконец не перевернулась на правый бок с легким стоном боли - падение оказалось весьма болезненным.       Взглянув на молодой вид незнакомки, Гриндевальд с усмешкой подумал, что у какой-то школьницы невольно случился магический выброс, но эту идею Геллерту пришлось откинуть, потому что была середина осеннего семестра, все дети, обучающиеся в магических школах, не имели возможность совершить подобный скачок. Что касалось тех богатеньких, занимающихся на домашнем обучении, то в Англии занятия трансгрессии подобного слоя общества проводилось на специальных участках с барьерами, за которые мог вырваться разве что маг с поражающей исключительностью.       Девушка перед ним была растрепана, костюм («Удивительно, - с небольшой долей изумления и насмешки подумал Геллерт, - как ее родители позволили подобную вольность») был весь в пыли и лишь небольшие участки колен были в грязи. Чехол для палочки было видно сразу, но незнакомка не спешила хвататься за палочку, пока Гриндевальд, стоящий над ней, открыто крутил ею, готовый в случае чего обездвижить.       Темные волосы закрыли лицо, они были всколочены и длинные, концы слегка завивались. Внимание привлекла белая прядь, идущая то ли от виска, то ли чуть ниже макушки. Геллерт облизнул губы, размышляя - последствия ли это прыжка, темного проклятия или трансгрессии? - Чего только не случается в Годриковой Лощине, - произнес блондин наконец, привлекая внимание все еще сидящей в пыли школьницы.       Немногие любили название Лощина, предпочитая Впадина. Для иностранца это не имело никакого значение, на то он и иностранец!       Девица все же подняла голову, смотря прямо ему в глаза, слегка приоткрыв губы, пытаясь, видимо, дышать чаще после приключившейся неожиданности.       Глаза. Яркие. Завораживающие. Геллерту вспомнилось Непростительное, самое страшное из всех придуманных, Убивающее. Словно глаза этой свалившейся с неба, из пустоты незнакомки поглотили каждый оттенок зеленого луча Убивающего, делая их в совершенной степени исключительными. - Геллерт...       Слышать свое имя из уст неизвестной фройляйн было неожиданно, но Геллерт не подал вида, что насторожился. Его карьера только начиналась, деятельность закручивалась медленными движениями, поэтому он не мог допустить какой-либо ошибки.       Гриндевальд рассматривал ее лицо. Она хорошенькая. Миленькое лицо школьницы, которая пунцовеет при виде красивого мальчика, сплетничает за углом со стайкой подружек. Но было в этом овале лица что-то обманчивое. Опять-таки пухлые губы сомкнуты плотно, слегка покусаны, нос правильной формы придавал лицу почти аристократический вид. Глаза точно принадлежали европейцам, судя по их овалу. Они не круглые, не придают наивности всей композиции лица. Глаза слегка миндалевидные, делающие взгляд немного похожий на кошачий.       Кошачьи глазки решила слегка прищуриться, видимо, зрение восстанавливалось медленно. - Прошу прощения, - наконец сказала она, облизала пересохшие губы, немного привстала, чтобы сесть в более удобную позу. Золотой маховик времени покачнулся на ее шее. Геллерта поразила стрела восторга. - Вы меня не знаете, но именно вы из будущего прислали меня сюда, чтобы помочь в одном важном деле. У меня есть письмо к вам, мистер Гриндевальд, которое должно в полной мере объяснить мое положение здесь, при этом, к сожалению, не в полной мере объяснить цель моего пребывания.       Замысловатая речь должна была сбить его с толку, но он лишь улыбнулся. По говору сразу понятно, что перед ним чистая британка, дочь этой противной сырой части Европы, куда ему пришлось вернуться оповестить о печальных известиях Батильду. - Я бы хотел узнать ваше имя, фройляйн, - все же сказал Геллерт, - а потом взглянуть на письмо, которое будущий я прислал мне в попытках объяснить этот возникший казус.       Она - аристократка. Иначе бы Геллерт встретил бы плебейские манеры какой-то провинциальной девицы. Юная аристократка не спешила убирать маховик времени за скрытую от глаз за пиджаком сумку, достала оттуда белый конверт, немного заколебалась и заморгала. Зрение не до конца восстановилось.       Девушка протянула ему письмо со словами: - Меня зовут Эмилия, позаботьтесь обо мне.       Геллерт едва не рассмеялся, беря в руки белоснежный конверт. Эмили увидела смех в его глазах, поэтому обиженно сжала губы. Стала оглядываться, смотря на Годрикову Впадину, это был лес. Было темно, лес возле небольшого городка слишком густой, а тучи лишь добавляли тяжести всему этому виду. У Поттер нещадно болела задница после унизительного падения прямо под ноги Геллерту, который сейчас со слегка приподнятыми бровями читает написанное им будущим.       Маховик времени, который прислал Геллерт-старший, отличался от того, что она украла в Министерстве магии. «Не украла, - поправила себя Эмили, - одолжила с невозможностью возврата». Было проще думать, что она вернет когда-нибудь этот артефакт.       Отличия маховика состояли в том, что прошлый был просто золотым, а тот, что нестерпимо жег у груди был с черным круглым обрамлением из рун, которые Эмили почему-то не могла прочесть. Возможно, это был другой язык, а не руны? Да и маховик был несколько больше прошлого.       Геллерт никак не мог его подменить, конечно же, для этого ему нужен был собственный маховик, будь у него такой, то он давно бы им воспользовался для себя. Наконец слабость в руках и ногах перестала действовать на нервы, у Эмили получилось встать на ноги и, достав волшебную палочку из подаренного Римусом чехла, она очистила себя от пыли и грязи. Грязь действовала на нервы. - Спасибо за помощь, - язвительно произнесла уязвленная равнодушием Геллерта Эмилия. Она, конечно, не ожидала от него какого-то особо отношения, но проявление хотя бы каких-то манер было бы кстати. - Вы такой джентльмен.       Геллерт аккуратно убрал письмо во внутренний карман своего пальто, не без злости, учитывая, какое выражение лица у него было одновременно и раздраженное, и кислое, и разгневанное. Его разные глаза и смотрели по-разному: темный глаз будто бы проникал в душу, заглядывая в самые дальние уголки темных, затаенных мыслей, а светлый, яркого голубого окраса, продолжал оглядывать ее, ища какое-то подтверждение своим мыслям.       Он безбожно проигнорировал ее замечание, сказав: - Нам придется купить тебе новую одежду. Это никуда не сгодится. Ты выглядишь как мужчина в это брючном костюме, а должна быть женственной и легкой, чтобы быть достаточно вписывающейся в наше общество. И внешность изменим с помощью магии. Если засветишься на колдографиях или кто-то тебя опишет, то ни единая душа не должна тебя узнать.       Говорил он сухо и по делу, не пускал никаких шуток. И смотрел на нее, словно на пустое место. Эмили, купающейся во внимании Гриндевальда-старшего всю свою юность, такое отношение не понравилось. - Ладно, - нехотя произнесла она.       Он фыркнул. - Ты должна говорить - сказал он назидательно, - «Как скажете, дорогой брат» или «Как моему брату будет угодно».       Это была насмешка над ее личностью, гриффиндорской сущностью, уязвление ее гордости. В ее голове мигом пролетели все нецензурные выражения, которые она когда-либо слышала от Сириуса. Она стыдила себя, когда те в порыве гнева вылетали из ее уст, но сейчас она чувствовала себя правой в их употреблении. - С хера ли? Ведешь себя как высокомерная куча дерьма, а я должна быть покорной и кивать на каждый твой чих?!       Геллерт рассмеялся. Немного зло. Немного с насмешкой, из-за чего Эмили еще больше разозлилась, чувствуя, как огонь бежит по венам; она крепче сдала палочку, что не укрылось от Гриндевальда, но совершенно точно не собиралась его проклинать. Хотя бы потому, что знала, что он ее победит, а давать новые поводы для насмешек над собой Поттер не хотела. - Я твой старший брат, проявляй уважение, - закатил он глаза. Ему претила вся эта ситуация. - Я не собираюсь быть с тобой, словно нянька. Мы заключили чисто деловое соглашение.       Ей уже хотелось крикнуть, что никакого соглашения не было, черт его дери, но вовремя прикусила язык, понимая, что если даже выдуманного соглашения не будет, то это заносчивый засранец бросит ее в лесу на съедение какой-то твари. - Типа того, - процедила Эмили.       Она уже поняла, что молодой Гриндевальд не будет ласково обнимать ее в утешении, приговаривая «моя принцесса», не будет также добрых советов и понимания. Вместо этого ее ждет бесконечная череда колки замечаний, сухих ответов и насмешек. Возможно, Снейп даже в чем-то прав, называя ее «желающей внимания и хорошего отношения». После пятого курса, где едва ли не каждая собака смотрела на нее с осуждением и неприязнью, Эмилия стала чувствительной до критики и малейшему плохому отношению к себе. Особенно от Геллерта, который даже писал письма с какой-то несусветной заботой, стараясь выдавать жестокую правду в обертке из долгих размышлений, не травмируя ее мозг и психику.       Этот же Геллерт либо считал ее шпионкой, либо думал, что в будущем тронулся умом, либо был слишком высокого о себе мнения. А может все сразу. - Übersättigt Truthahn, - прошипела Эмили ему в лицо под его непроницаемым взглядом.       Геллерт в ответ только щелкнул ее по носу, не оценив знания немецкого.       Темный лес нагонял воспоминания. Непростые воспоминания. Словно позади нее стояла та женщина. Она могла слышать ее короткие шаги, как шуршит трава под ее маленькими каблуками, как она часто дышит от долгой ходьбы.       «Как скоро мы придем, мисс Поттер?»       Эмили думала, что ее не будут трогать эти воспоминания. Квирелла она после пары месяцев кошмаров вспоминала редко. Но Амбридж... Амбридж даже после своей смерти осталась гнойной раной в ее душе, даже если она умерла заслуженно. Поттер невольно прикоснулась к шраму. - «Я никогда не должна лгать»? - вздернул бровь Геллерт, оказавшийся позади нее. - Удивительно, какие в ваше время отличительные знаки использует молодеж.       Очевидный сарказм.       Эмили рассмеялась. Половина школы ходила с подобным клеймом, а Дамблдор даже не поднял зад со своего кресла, чтобы предотвратить это. МакГонагалл на каждую попытку бунта реагировала так, словно готова его прекратить, но в своем кабинете неизменно давала печенье, чай и говорила про достоинства. Честь. Здравомыслие. Отвага. - Это осталось после пыточного пера в школе, - решила признаться Эмили, поежившись, когда ее руку выхватил Геллерт, проводя по шраму пальцами. - Меня ненавидела преподавательница, прибывшая из Министерства, и я ее убила в конце года.       Признание далось на удивление легко. У окраины леса никто не ходил, ее бы слышал только Геллерт. Поттер хотела, чтобы он хотя бы на пару мгновений перестал к ней относиться с снисхождением, чтобы он знал, что она чего-то стоит.       «Разве убийство - это повод для гордости?» - спросила какая-то здравомыслящая часть ее сознания.       Геллерт остановился. Перестал поглаживать шрам. - Я учусь на Гриффиндоре. Перешла на шестой курс. У меня десять СОВ. Экзамен я имею в виду. У меня было только два «Выше ожидаемого» - по Истории магии, Нумерологии и по У... - Ты убила человека и тебя не отчислили? - прервал ее Гриндвальд, отпустив руку и резким движением за плечо разворачивая к себе. - Как ты убила ее? - Завела в лес и отдала на съедение акромантулам, ее пронзили стрелами кентавры, - Эмили смотрела в распахнутые глаза Гриндевальда. - И тебе понравилось?       Она боялась этого вопроса, но сдалась: - Да.       Глаза его, разные, пугающие, притягательные, будто бы сияли среди непроглядной тьмы.

***

      Геллерт забрал ее к себе в замок с утра, переночевали они в каком-то доме в Годриковой Впадине, но где именно она не помнила. Скачок во времени забрал все силы и она уснула на диване, выпив крепкого чая с медом. Геллерт не утруждал ее беседами. Но проснулась она на кровати, укрытая, пусть и в костюме, а не в пижаме.       Они трансгрессировали после завтрака, когда Геллерт удостоверился, что Эмили не стошнит прямо на него. Это ее немного обидело.       Его дом это действительно замок! Это первое, что пришло в голову, когда свет перестал бить в глаза и Эмили рассмотрела то, что перед ней. Не какой-то мэнор, расположенный в полях Шотландии или Англии, блистающий своими садами, чистотой и свежестью. Порой казалось, что в мэноре, допустим, Малфоев всегда много места, всегда открыто и светло. Сириус никогда не посещал Малфой-мэнор, отправляя Нарциссе письмо о том, что он занят делами семьи, хотя все, включая Малфоев, знали, что он проводит это время в маггловском баре, трахая какую-то девчонку, клюнувшую на его лицо, байк и бесплатную выпивку.       Нарцисса всегда была порядочной и хозяйственной, как и полагается аристократке, а с Кассиопеей ее связывали в действительно нежные чувства двух подруг, оказавшихся по разные стороны баррикад. Эмили с Малфоем никогда не могли подружиться, у них всегда находился повод для соревнований, но Поттер никогда не могла сказать, что наследник Малфоев получает все на блюдечке. Она видела, как его дрючили (Кассиопея бы цыкнула на нее за подобные слова) репетиторы, как Люциус Малфой смотрел на своего сына, когда тот недотягивал до его желаний. Конечно, это не оправдание тому, что Драко Малфой - говнюк, но порой жалость проскальзывала в чувствах Эмили, когда в рейтинге школы слизеринец оказывался не на первом месте, бледный и кусающий губы.       Мэнор Малфоев напоминал их самих. Красота и величие в колоннах, убранстве комнат, залах, мебели. Сады всегда были исключительно светлыми, солнце попадало на каждый уголок сада и лишь там, где находились беседки и зона для игр, можно было найти спасительную тень. В конце концов у них были пегасы и гиппогриф, что прибавляло им статус богачей, стремящихся быть разносторонними.       Замок Гриндевальдов поражал своими объёмами, размерами, габаритами. Плевать, что это синонимы, потому что Эмилия явно не могла описать то, что она увидела, когда они трансгрессировали прямиком перед замком. Ее все еще мутило от перемещения, но поражающая воображение красота заставила тошноту отступить.       Стены здания были белоснежными. Они напоминали снег, чистый снег, упавший в декабре. На стенах не было ни мха, ни какой-либо зелени, лишь вокруг были старые деревья, которые придавали этому месту немного мрачный вид.       Эмили приподняла голову. Белоснежные стены становились все темнее и устрашающе, становились светло-серыми, просто серыми, пока не дошли до абсолютно черного цвета. Шпили были чернее ночи. Они были как будто из сказок, из тех самых мультфильмов. Когда в кадре появляется дом злодея, то обязательно делают акцент на черных шпилях, вокруг которых летают вороны.       Вокруг замка Геллерта никто не летал.       Сам Гриндевальд, бросив косой взгляд на нее, чтобы удостовериться, что она не свалится вниз, прошёл дальше по дорожке, оставляя ее позади себя. Эмили от этого сердито вспыхнула.       И самое потрясающее было в том, что замок находился почти у края обрыва. Ветер обдувал лицо девушки, волосы попадали в глаза и она слегка дрожащей рукой убирала их, едва ли не раскрыв рта от удивления, восхищения. Она никогда не видела Нурменгард со стороны, но Геллерт всегда жил в таком величественном замке, поэтому наверняка и Нурменгард, его неприступная крепость-тюрьма, внутри которой были роскошные комнаты и все самое лучшее, брал начало с родного дома Геллерта.       Наверное, если бы она не была так зла на него за его безразличие, то сказала бы, насколько замок Гриндевальдов прекрасен.       Лес вокруг, обрыв, запах моря. Эмили уже знала, что влюбилась в этот запах свободы. Неудивительно, совершенно неудивительно, что мир сковывал Геллерта своими установками, а Статут был словно кандалы. Гриндевальд вырос в свободе, он дышал свободой, переплетенной с морским воздухом, смотрел на белоснежные стены и черные шпили, чувствуя, как они разрезают небеса.       Дорожка была аккуратной, камешек к камешку, идеальной. Эмили увлеченно разглядывала простенький узор. Обычно в Англии бросали просто гравий, а в мэноре на Гриммо вообще был маггловский асфальт. - Не думал, что кого-то может так заинтересовать дорожка до поместья, - раздался голос Гриндевальда издалека, на что Эмили едва ли не показала ему средний палец.       Поспешив к ожидающему ее Геллерту Эмили невольно зарделась. Он выглядел и правда немного своевольно. Расстегнул ворот рубашки, позволяя увидеть его белоснежные ключицы, золотые кудри небрежно падали на лицо, придавая ему выражение загадочности. Он закинул синий пиджак себе на плечо, придерживая его одной рукой за воротник.       Вся его поза говорила о том, что он здесь хозяин.       И смотрел он на нее снисходительно. - Ты чистокровная? - спросил он, смотря на нее сверху вниз. По его мнению она была, наверное, никем.       Эмили смотрела ему прямо в глаза. Его это немного раззадорило. - Мой отец чистокровный, а мама магглорожденная. Я полукровка. - Бастард?       Кассиопея всегда говорила, что быть бастардом это позор. Доказательство распутства. «Доказательство того, что кто-то не удержал свой член в штанах, а ноги крепко сжатыми», - презрительно говорил Сириус, хотя сам частенько останавливался у ног какой-то шлюхи. Но к его чести он не делал никаких детей, по крайней мере, Эмили не слышала скандалов в доме на такую тему.       Бастарды в аристократическом обществе презирались. Даже если человек становился очень уважаемым, то за его спиной всегда обсуждали любую оплошность. Деньгами порой все же невозможно было закрыть рты даже самым болтливым. - Нет, - ответила Эмили. - Я родилась в браке. Они меня любили. - Любили? Что же, ты больше не в любви? Они завели второго ребенка и бросили тебя одну?       Гриндевальд явно хотел вывести ее. - К моему большому огорчению, мистер Гриндевальд, мои родители умерли и я не успела познать радость их любви и не смогла стать старшей сестрой.       Она не хотела быть старшей сестрой, она хотела, чтобы у нее были мама и папа - больше ничего. У нее на крайний случай всегда были Роза и Мэри, которые не шибко ее и любили, но в обозримом (и далеком) будущем могли бы хотя бы стать друзьями.       Блондин не проникся ни ее словами, ни ее бесстрастным выражением лица. Велел идти за ним и «не смотреть на каждый куст в попытках найти там новый континент». Эмили безропотно шла за ним.       Главные ворота были немного пугающими, верхушки напоминали пики, но в целом они были аккуратными. Они сами открылись перед ними, демонстрируя магию поместья. Открывшийся перед Эмили вид заставил голову едва ли не закружиться. За воротами был свой собственный маленький мир с лесом, ручьем, уютными беседками и дорожка шла извилисто, позволяя разглядеть многие достопримечательности участка.       Темная крыша была так красива. Окружающие деревья заставляли ее душу трепетать, в ноздри ударяли запах мха, зелени и лишь немного - сырости. Ближе к дому начиналась рассадка цветов, кто-то с особенным удовольствием рассаживал их, делая композиции и стараясь украсить веранду. Но было неожиданно тихо. Лишь шелест деревьев и небольшое журчание откуда-то из глубины, за деревьями, нарушали эту тишину. - Сейчас у нас траур, - сказал Геллерт, не смотря на нее. - Умерли мои родители. Сегодня вечером, после ужина я займусь твоей внешностью. Мне нужно будет научить тебя трансфигурирующими заклинаниями, чтобы ты могла поддерживать их, когда меня не будет рядом.       Геллерт никогда не говорил, почему и отчего у него умерли родители, да и ни в одном из учебников, ни в одной книге не говорилось о его родителях, будто бы они были стерты из мира навсегда. - Зачем менять внешность трансфигурацией? - забеспокоилась Эмили, поднимаясь вслед за ним по лестнице. - Трансфигурация может изменить мою внешность навсегда и... - Поверь, мои черты добавят твоей внешности такие изюминки, о которых будет мечтать каждая ведьма.       Эмили едва не подавилась воздухом от такого заявления. Да, Геллерт красив, но она хотела сохранить черты своих родителей, свои фамильные черты, не примешивать к ним черты Геллерта, как бы сильно она не была привязана к его более старшей версии. - Но... Я.... - попыталась сказать что-то Эмили, но Геллерт уже шел по веранде к открывающимся дверям и ей пришлось поспешить за ним.       Прихожая замка была размером с гостиную в Блэк-мэноре, справа располагалась передняя, как объяснил Геллерт. - Здесь лежат все шубы моей покойной матушки, которые ей подарил мой достопочтенный отец. Их количество соразмерно его изменам, - он скривил губы и слегка прищурил глаза. - Дарю эти шубы тебе. Женская одежда мне не к лицу.       Как будто бы Эмили стала носить вещи мертвой женщины. Звучало как оскорбление. Геллерт провел ее дальше к коридору, а оттуда в гостиную. Она выполнена в любимых цветах Геллерта: синих, черных и белых. Словно создана была для него. Над большим камином висел герб Гриндевальдов: дракон, изрыгающий пламя, под ногами которого был меч.       Геллерт вызвал домового эльфа щелчком пальцев до того, как Эмили стала задавать вопросы.       Тот был одет опрятно и выглядел не измученным, не забитым. «Хорошо, что о них заботятся, - подумала Эмили, - это доказывает, что Геллерт не калечит тех, кто слабее его, и его родители тоже». - Диппи, присмотри за ней, она - твоя хозяйка, - сказал Геллерт отстраненно и бросил в сторону лежавший на плече пиджак. - Ты в ответе за ее благополучие. Обеспечь ее пока хорошей едой, меня не будет до завтра. И подыщи ей одежду на первое время.       На лице Геллерта, холодном и отстраненном, не было написано ровным счетом ничего. Будто все насмешки и сарказм разом вышли из него, когда он переступил порог гостиной. Эмили хотела что-то ему сказать, но слова застряли в горле, она крепче прижала к своему бедру сумку, едва ли не вцепившись в нее. Геллерт выглядел совершенно подалвленным. «Он потерял родителей, - подумала Эмили, - это наверняка для него большая трагелия, пусть он и делает вид, что ему все равно. Он всегда говорил, что мама - это важно, мама - это святое. Наверное, он горюет». - Диппи слушается! - проговорил эльф и повернулся к Эмили. Его большие бледно-зеленые глаза уставились на нее. - Диппи проводит вас, юная мисс, в комнату для гостей. - Подготовишь ей позже комнату в хозяйском крыле, - сказал Геллерт бесцветным голосом. - Где я живу, - добавил он.       Эльф закивал, уверяя хозяина, что позаботится о дорогой гостье хозяина Геллерта. Эмили молчала. Хозяин замка отвернулся, подошел к окну и стал смотреть куда-то вдаль. - Спасибо, - произнесла она перед тем, как последовать за эльфом. - За все.       Геллерт ничего не ответил.