Не дай мне сгореть

      Генри сам не понял, как оказался в этой небольшой комнатке, связанный и сидящий на чужой кровати. Когда Золушка попросила о помощи, он сам не понял, зачем решил помочь, и сейчас пытался угадать, успела ли она сбежать. Он не вслушивался в разговор принцессы и королевы, пока не услышал, что королева уготовила ему смерть.       Оставшаяся в комнате девушка была красива, и Генри не мог этого не заметить. Вот только нож в руке не способствовал дружеской и милой беседе, которую парень не прочь был бы вести.       — Ты не такая, как твоя мать, — он прекрасно понимал, что хватается за короткие соломинки и оттягивает время, надеясь, что ни одна из матерей не решит отложить появление в Зачарованном лесу на завтрашний день.       — Ошибаешься, — она улыбнулась, но Генри видел, как что-то дрогнуло в ее глазах. Однако, действовала по прежнему решительно и с одной целью — Я точно такая же.       Но они успели, и Генри позволил себе улыбнуться, хоть и удивился, когда они вышли из портала держась за руки. Реджина была другой, но все также решительной и быстро реагирующей на ситуацию. А потому уже через секунду принцесса была без сознания от удара Реджины, пока Эмма в тоже время уже развязывала руки сына.       — Мы так по тебе скучали, — Генри обнял Эмму, чувствуя привычное тепло и радостно улыбнулся.       — Я тоже по вам скучал, — он разорвал объятия и моментально прижал к себе Реджину. — Очень скучал.       Эмма улыбнулась, глядя как прижимается Генри к матери и насколько счастливой выглядит Реджина. Свон понимала, что Реджина скучает по сыну намного сильнее, чем она сама. Последние четыре года до отъезда Генри переехал к Реджине и даже после расставания Эммы с Крюком не захотел вернуться домой к Свон.       Реджина была счастлива. Генри вырос, очень вырос, почти до неузнаваемости, но его объятия были по-прежнему крепкими и рядом с сыном Реджине по-прежнему было хорошо. Ей не хотелось его отпускать, но она понимала, что им пора возвращаться. А потому неохотно выпустила сына из объятий.       — Нам нужно уходить, пока сюда кто-нибудь не зашел, — Эмма кивнула, открывая дверь, и они втроем выскочили на улицу. — Ты как здесь оказался?       — Решил помочь знакомой, — отозвался Генри, вновь вспоминая о Золушке и замирая. — И я не знаю, где она. Ее зовут Золушка и ей нужна наша помощь. Я должен найти ее. Мамы…       — Генри, сейчас глубокая ночь, — Эмма тоже остановилась, надеясь убедить сына не рисковать. — Даже если ты ринешься ее спасать, не факт, что найдешь. Вполне возможно, что твоей Золушке удалось спастись и сейчас она прячется где-то далеко от замка. Что и нам стоит сделать.       -Согласна с Эммой, — Реджина получила благодарную легкую улыбку подруги и вновь посмотрела на сына. — Сейчас мы ничего не сможем сделать, ни спасти ее, ни найти. Я не представляю, что это за замок, даже не уверена, что была здесь часто. Вполне возможно, никогда не была. Мы не найдем ее ночью, Генри.       Он кивнул, но обе женщины видели, чего стоило ему это решение. Генри всегда был своенравным, особенно в детстве, и Реджина вдруг вспомнила, что именно из-за его своенравности ей пришлось сначала бороться за него с Эммой, а потом учиться делить его. Именно Генри когда-то привез Эмму в Сторибрук, сам не догадываясь, к чему это приведет. Эмма бросила короткий взгляд на Реджину, но та явно была погружена в свои мысли. Она тоже вспомнила, как началась их странная дружба, как из врагов они стали сначала матерями Генри, обе, а потом и вовсе людьми, готовыми отдать друг за друга жизнь. И сейчас, когда между ними больше не лежит пропасть из разногласий и взаимных упреков, Эмма вдруг вспомнила, как Реджина смотрела на нее в Камелоте. Как не смогла остановить, позволяя спасти Крюка.       — Куда мы идем? — вела их Реджина, а потому и вопрос Генри задал ей. Однако, женщина настолько погрузилась в свои мысли, что не услышала сына, и тому потребовалось осторожно коснуться ее плеча. — Мам?       — Что? — она словно очнулась, непонимающе глядя в глаза Генри и вынуждая того повторить вопрос.       — Куда мы идем?       — Раньше здесь неподалеку была хижина, в ней иногда останавливались разбойники или просто нищие, которым некуда было пойти. Было бы неплохо заночевать там. Она должна быть где-то близко.       — Откуда ты все это знаешь? — Эмма встретилась взглядом с Реджиной, и та вдруг широко улыбнулась.       — У меня был большой опыт скитания по дорогам в молодости, может быть как-нибудь расскажу. Хотя, итог всегда был один — меня возвращали гвардейцы короля, — впереди показался покосившийся дом, и Реджина указала на него рукой. — Я же говорила, что должен быть. Остается надеяться, что там никого нет. Уж очень не хочется иметь соседей.       Эмма и Генри мысленно согласились с ней, но ничего не сказали вслух. Несмотря на темноту, можно было разглядеть узкую тропинку, ведущую через заросли к старой калитке и железному заржавевшему забору. На двери висел замок, но Реджина ловко выудила ключи из-под какого-то куста, буркнув что-то об отсутствии фантазии, и открыла дверь.       Было так тихо, что Эмма невольно вздрогнула. Она привыкла к тому, что вокруг происходит хоть что-то, а здесь время словно замерло в мгновении, известному лишь ему, и явно не стремилось течь дальше. Возможно, именно так выглядит безвременье.       Генри с интересом смотрел по сторонам. В темноте мало что можно было разглядеть и все же он заметил на крыльце фонарь, чуть левее от двери еще до того, как Реджина зажгла его взмахом руки, и он осветил деревянное крыльцо с перилами и дубовую дверь, на которой тоже был замок.       — Зачем так много замков? Ты же сказала, здесь живут нищие и разбойники.       — Всем есть, что прятать. Раньше здесь часто собирались большими компаниями, людей объединяла общая проблема — им было некуда пойти. Иногда сюда забредали уличные музыканты и шуты, мечтающие о месте при дворе или хотя бы о постоянном куске хлеба. Но здесь не любили чужаков, — она открыла дверь, осторожно переступила порог и взмахнула рукой. В немногочисленных светильниках вспыхнул огонек. — Поэтому и прятали ключ, надеясь, что никто не найдет это место.       -Здесь…уютно, — Эмма долго пыталась подобрать слово для заброшенной хижины, но поняла, что «уютно» подходит больше всего. Те, кто оставил ее, явно любили это место.       В доме не было ничего примечательного. Простой широкий стол посреди комнаты, кровать в самом углу, вторая почти у двери, четыре светильника на стенах и один у кровати. Рядом со столом стояли две скамейки, сдвинутые в одну, около камина лежали дрова. Все было оставлено так, будто хозяин должен вот-вот вернуться.       — А что мы будем делать, если сюда кто-то придет? — Генри обошел уже весь дом, но без света вторая комната была лишь темным миром, в котором он ничего не мог разглядеть. А кроме двух комнат, в доме не было ничего.       — Пустим, — отозвалась Реджина, уже присев на корточки возле камина и уверенно складывая дрова по только ей известной схеме. Вскоре, комнату осветил яркий огонь и тепло стало быстро наполнять холодное помещение. — Ты уже видел вторую комнату, тут хватит места еще на троих-четверых. Вот только с едой у нас туго, а выходить на охоту ночью довольно глупое занятие.       — А ты не можешь наколдовать еды? — Эмма села рядом с камином, опустившись прямо на пол, и протянула руки к очагу. — Ты как-то наколдовала мне мороженое.       — Теоретически — можно попробовать, но кроме пирожных для Генри и мороженного для тебя, я больше не умею ничего создавать, — сын с усмешкой посмотрел на Эмму, та лишь пожала плечами. Джина засмеялась, но все-таки встала рядом со столом и прикрыла глаза, пытаясь создать мысленный образ хоть какой-то еды.       — Джина! — Эмма захохотала и к ней тут же присоединился сын. Реджина резко открыла глаза, и тоже улыбнулась, обнаружив на столе шарлотку. — Ты специально? Ну не любим мы яблоки!       — Сама не понимаю, как это получилось, — она снова закрыла глаза, пытаясь представить что-то другое. И через секунду на столе появилось три чашки: две с какое, одна с кофе, пирожное и мороженое, и три пиццы. — Так лучше?       — Значительно, — отозвалась Эмма, уверенно двигая Реджину и первая занимая место за столом. Генри сел напротив матерей, не переставая удивляться тому, как изменились их отношения в лучшую сторону. — Вот можешь же, когда хочешь.       — Сейчас все исчезнет и будешь есть шарлотку, — пригрозила Реджина с улыбкой, глядя на то, как синхронно Эмма и Генри с наслаждением хлебнули какое с корицей, пока Джина разрезала пиццу с ветчиной и накладывала кусочки на тарелки. — Еще неделя таких путешествий, и я стану профи в бытовой магии.       Никто не отозвался, поглощенные едой. Реджина же поняла, что совсем не хочет есть. Ее все время в Зачарованном лесу что-то тревожило, но во время дороги женщина отметала эту мысль, однако сейчас сделать тоже самое не получалось. Реджина понимала, что это почти паранойя, но сделать ничего не могла.       — Мам, — Генри отложил пиццу, замечая состояние матери. — Ты в порядке?       — Да, я в норме, — Эмма хмыкнула, давая подруге понять, что не верит абсолютно. — Просто плохое предчувствие. Даже не плохое, а так, неприятное. Словно что-то должно случиться.       — Не пугай, только все нормализовалось, — но Эмма уже поняла, что будет волноваться. В Сторибруке давно не случалось ничего опасного, и Свон успела привыкнуть к размеренной спокойной жизни. Но все равно прислушивалась к предчувствиям Реджины. — Хотя, уже напугала. Кто будет дежурить у входа?       — Давайте я, все равно не засну, — отозвалась Джина, пока Эмма наколдовала сумку и контейнер, в который Генри складывал еду. — Ложитесь на кровати, а я пока посижу у входа.       — Ты уверена? — Генри опустился на кровать, все еще неуверенно глядя на мать, но та кивнула.       — Я совершенно уверена, — Эмма тоже открыла было рот, но ничего сказать не успела. — Правда. Успокойтесь и ложитесь. Если что я разбужу тебя, Эмма. Обещаю.