Здоровенный чернокожий в спецовке смерил Андреа взглядом и невольно причмокнул губами: нечасто в трущобный район на выселках Атланты залетали такие пташки!
— Чем помочь, мэм? — поинтересовался он. — Шину накачать, прокол заклеить, или, может, балансировка? Это мы живо!
Андреа не успела ответить; через перила хлипкой железной лестницы, ведущей наверх, свесился Мерл и замахал ей рукой:
— Отвали от девочки, здоровяк, она ко мне! Блонди, давай сюда!
Негр завистливо присвистнул.
— Везет же тебе на баб, Диксон! — проговорил еще один рабочий, невысокий усатый мужик в бейсболке. — Слово, что ли, такое знаешь?
В другое время Андреа отшутилась бы или оборвала разговорчики одним резким словцом — и то, и другое она умела в совершенстве. Но сейчас нервы ее были на пределе, и Мерл, словно почувствовав это, пришел ей на помощь.
— Так, все ша! — рявкнул он, подкрепляя свой приказ энергичным взмахом кулака. — Блондиночка ко мне по работе. Все заткнулись и своим делом занялись, нечего мне тут клиентов распугивать!
Под удивленное перешептывание автомехаников — как видно, не часто здесь появлялись клиенты Мерла, да еще и с сумками Celine и на трехдюймовых каблуках — Андреа взобралась по громыхающей решетчатой лестнице наверх.
Она все еще не понимала, зачем сюда приехала.
Мучилась этим вопросом все утро — отвлекло ее лишь происшествие с Кэрол, и то ненадолго. Ломала голову по дороге сюда. Надеялась, что-то подскажет ей верное решение, но с каждой минутой сомнения лишь усиливались. И теперь, входя в «офис» Мерла — если эта берлога со звездами хэви-метала на стенах заслуживала гордого названия офиса — едва удерживалась, чтобы не повернуться и не броситься бежать.
Останавливала ее лишь гордость. Нельзя показывать, в каком она состоянии. Особенно Мерлу.
Словно во сне, опустилась она на единственный стул с подозрительными пятнами на обивке. Затуманенными глазами следила, как Мерл вертится вокруг, подсовывает ей кофе в треснувшей чашке и какой-то сомнительный бутерброд. Как видно, всерьез подготовился к ее приходу! Но даже Мерл со своими неуклюжими ухаживаниями ее не отвлекал и не забавлял. Все мысли Андреа занимало то, что она уже сделала и что собирается сделать сейчас.
Она предает свою любовь.
Можно сказать, изменяет. Не в сексуальном смысле; но то, что она делает, пожалуй, хуже, подлее, чем прыгнуть в чужую постель. Секрет своего мужа, его боль, незаживающую рану она готова выдать чужому человеку. Наглому жуликоватому типу, у которого нет ни малейших причин уважать Филипа и беречь его тайны. Если на то пошло — скорее уж, есть причина ему вредить.
И как могла она хоть на миг вообразить, что из этой идиотской затеи выйдет что-то дельное? Должно быть, тоже свихнулась в этом проклятом доме!..
С каждой секундой Андреа все яснее понимала, что совершает страшную глупость. Уже готова была вскочить и броситься бежать; но в этот миг Мерл, словно что-то почуяв, прервал свою болтовню на полуслове, нырнул под стол и извлек оттуда бутылку с золотистой влагой.
— Мерл, ты с ума сошел! — слабо запротестовала Андреа. — Виски… с утра…
— Давай-давай, — кивнул Мерл. — Это тебе, считай, лекарство. Успокоительное.
— Я вовсе не… — начала Андреа, осеклась, встретилась с Мерлом глазами и сделала большой глоток прямо из горлышка.
Обжигающая жидкость побежала по пищеводу. Сразу стало теплее, прекратилась нервная дрожь, и на миг показалось, что все не так уж плохо. Что действительно все еще можно исправить.
— Вот так, — сказал Мерл. — А теперь выкладывай, что там у тебя стряслось.
Андреа прерывисто вздохнула.
— Только имей в виду, — сказала она, — если начнешь смеяться или отпускать комментарии, я просто…
Она хотела сказать: «Просто встану и уйду!» — но тут же поняла, что это неправда. Она просто разревется.
— Ну, разве что рот себе заклею! — ухмыльнулся Мерл, присаживаясь на край стола и взяв с подоконника моток скотча.
И Андреа, к собственному удивлению, ощутила, что улыбается в ответ. От его шутки стало немного легче. Совсем чуть-чуть.
Она сделала еще один глоток виски и начала рассказ.
— Мы с Филипом поженились полгода назад. А познакомились полтора года назад в «Вудбери-холле», на выставке Ги Бурдена. «Вудбери-холл» — может быть, ты слышал, это новый культурный центр, недавно открылся, а Ги Бурден — это…
— Это пофиг, — заключил Мерл.
— Да… в самом деле, неважно. Вот. Уже полтора года, и больше года вместе, и… я очень его люблю, — закончила она, опустив глаза на свои сложенные руки.
Напряглась, ожидая «комментариев»; но Мерл слушал молча, глядя на нее внимательно и серьезно.
Андреа медлила, погруженная в воспоминания. Перед глазами у нее вставала их первая встреча.
Тогда она только что рассталась с Шейном (ну как «рассталась»? Вышвырнула за дверь, обнаружив нежную и вполне однозначную переписку — между прочим, с женой его лучшего друга!), сидела дома в хандре, и Мишонн сказала, что ей нужно взять себя в руки и куда-нибудь себя вытащить. Лучше всего на какую-нибудь светскую тусовку, сказала она. Где официанты с шампанским и шикарные мужики в смокингах.
На светских тусовках Андреа отчаянно скучала, шампанского не любила, смокинги терпеть не могла. Мишонн с Розитой чувствовали себя здесь как рыбы в воде, а у нее болела голова, немилосердно жали туфли; она мечтала поскорее смыться — и, когда Розита подтолкнула ее локтем со словами: «Ух ты, смотри, какой… импозантный! Интересно, кто это? Я его не знаю, а ты?» — это не вызвало у нее никакого энтузиазма.
А потом Андреа увидела его.
Он тоже здесь скучал. На локте у него висела девица в боа и с глубоким декольте, что-то щебетала; он слушал вполуха, скользя глазами по залу. Что привлекло ее тогда, что не дало отвести взгляд? Мягкая, кошачья плавность движений, странная для такого крупного мужчины? Ухоженные руки с длинными пальцами? Чеканное, словно со старинного портрета, лицо? Или глаза?
Они встретились взглядами — и лицо его дрогнуло, скучающее выражение с него стерлось; а Андреа на миг показалось, что она куда-то падает. В глубокий колодец. Во тьму.
Так все и началось.
Прежде Андреа считала, что ее заводят активные, напористые мужчины. Но в Шейне напористости, как и иных «чисто мужских» качеств, оказался явный переизбыток, и теперь ее от этого мутило. А Филип никуда не спешил. Не давил на нее. Ухаживал неторопливо, продуманно, прислушиваясь к ее желаниям. С ним можно было и говорить обо всем, что ее интересует, и уютно молчать вместе, на террасе за бокалом вина. Взгляды и вкусы их почти всегда совпадали; и неожиданно для себя Андреа начала задумываться о том, что, возможно, нашла наконец своего человека. Того, с кем можно не только кувыркаться в постели, не только веселиться на вечеринках, но и… прожить жизнь?
А та недосказанность, легкая отстраненность, что ощущалась в нем почти постоянно, дразнила ее и возбуждала интерес. С человеком нараспашку, вроде Шейна, Андреа быстро становилось скучно. Но Филип все время, даже в минуты страсти, был как будто немного не здесь. Иногда становился очень молчалив или мрачнел без причины. Словно какая-то неопределимая тень витала вокруг него: порой едва заметная, порой непроницаемая и густая. И постепенно в душе Андреа разгоралось страстное — как все ее чувства — стремление разогнать эту тень. Разгадать его загадку.
А когда эта запертая дверь наконец перед ней отворилась, на смену страстному любопытству пришло такое же страстное, деятельное сострадание. Андреа знала, что значит терять близких — младшая сестра ее умерла от лейкемии; и теперь ее охватило горячее желание помочь, отогреть, залечить раны. Сделать Филипа снова счастливым.
Как вышло, когда и почему, что любовь отступила, сменившись тяжелой, болезненной жалостью? А в последнее время жалость постепенно сменяется… тревогой? Недоверием? Быть может, страхом?
— До встречи со мной, — заговорила она, вспомнив, что Мерл ждет продолжения, — Филип пережил трагедию. У него была семья: жена и маленькая дочь. Пенни. С женой, кажется, отношения были не очень, а вот дочку он обожал. И они обе умерли. Одна за другой. Сперва погибла в автокатастрофе жена, через пару месяцев — дочь.
Она глубоко вздохнула; даже сейчас у нее перехватывало горло при мысли о том, что он должен был чувствовать, оставшись один в опустевшем холодном доме.
— Для него это был страшный удар, — продолжала она дрогнувшим голосом. — Филип человек очень сдержанный, все переживает в себе, но ведь от этого еще тяжелее. Однажды, уже незадолго до свадьбы, он признался, что встреча со мной его спасла. От самоубийства… или, может быть, от чего-то еще похуже.
Мы поженились. И поначалу все было прекрасно… на первый взгляд. Но я видела, что воспоминания продолжают его мучить. Должно быть, когда мы стали семьей, это с новой силой напомнило ему о том, что прежнюю семью он потерял. И в какой-то момент мы решили переехать в деревню. Сейчас уже не помню, кто первый предложил, но мне очень понравилась эта идея! Уехать на новое место, в совершенно иную обстановку, оставить прошлое в прошлом и начать сначала… Мы стали искать подходящий дом и скоро нашли ферму Гринов. Хершел Грин, старик-вдовец, тяжело заболел и не мог больше жить один, а дети его уже разъехались кто куда, и дочь, живущая в Атланте, решила забрать его к себе в город, а ферму и дом продала. Три месяца назад мы переехали…
— И тут — здрасте! — призрак, — подсказал Мерл, видя, что она снова надолго замолчала, уткнувшись взглядом в чашку с остывшим кофе.
— Да, — не поднимая глаз, тихо ответила Андреа. — Тут призрак. И Филип почему-то решил, что этот призрак — его дочь. Что Пенни с того света пытается с ним связаться.
Наступила короткая тишина; слышно было лишь, как внизу, на первом этаже, кто-то звучно бьет молотком по железу, быть может, выправляя помятое крыло.
— И начался кошмар, — просто закончила Андреа. — Он считает, что Пенни здесь, в доме, что он может с ней разговаривать. Переубедить его невозможно. По крайней мере, я не смогла. И становится все хуже. Уезжать отсюда он отказывается наотрез. Обустроил внизу, в подвале, «комнату Пенни», сидит там часами. Никого туда не пускает — даже меня. Несколько раз я замечала, что он ходит туда по ночам, от меня потихоньку. Не знаю уж, чем там занимается…
— А спросить?
Андреа горько усмехнулась.
— Боюсь, мы давно прошли ту стадию, когда могли просто об этом разговаривать. Не знаю… наверное, я вела себя неправильно. Филип такой человек — весь в себе. Я никогда не знаю точно, о чем он думает. Он не спорит, если не согласен — скорее, выслушает, промолчит и сделает по-своему. А я совсем другая. Я его доставала, понимаешь? Спорила, пыталась разубеждать, отвлекать, а он все больше замыкался в себе. Один раз я сказала… ну, наверное, ужасную вещь, не стоило такое говорить, но я просто уже не выдержала: сказала, что это ненормально, что это бред, и ему надо сходить к врачу! Никуда он, разумеется, не пошел — и после этого… в общем, все стало совсем плохо. Я… — она вдруг шмыгнула носом, свирепо заморгала, удерживая слезы. — Я очень боюсь, что он действительно сойдет с ума!
И охотники за привидениями — это последний шанс. Мы с Филипом договорились. Я к нему приставала, пока он не пообещал: если приедут специалисты, обследуют весь дом и скажут определенно, что этот призрак не Пенни, или что это вообще не призрак — он с этим согласится, мы продадим дом и уедем, и забудем обо всем этом, как о страшном сне.
Так вот, Мерл: я хочу, чтобы ты сделал в доме все, что вы там обычно делаете, а потом очень убедительно, вот так, как в суде про свое алиби рассказывал, сказал, что ты этого призрака отловил. Выяснил всю его биографию. Что это троюродная прабабушка фермера Грина, зарезанная ревнивым мужем. Или жена вождя чероки, погибшая во время депортации. Или кто-нибудь еще. Во всяком случае, точно не Пенни! Чтобы все это наконец закончилось.
Она всхлипнула и торопливо вытерла глаза.
— Вот и все. Я дура, да? Можешь начинать ржать.
— Да чего же тут ржать, — вздохнул Мерл. — Тут плакать надо.
Пододвинул к себе бутылку, от души отхлебнул сам.
— Ты, блонди, мне тогда на суде хорошие советы давала. Вот и я тебе дам совет. По-дружески, без всякого этого. — со стуком поставил бутылку на стол, посмотрел на нее прямо и жестко. — Вали!
— К…как? — Андреа попыталась встать; в первую секунду ей подумалось, что Мерл ее выгоняет.
— Да не отсюда. От него вали. Собирай чемоданы и подавай на развод.
Андреа непонимающе уставилась на него.
— В привидений и всю эту муть я не верю ни хрена… по крайней мере, до сегодняшнего дня не верил, — продолжал Мерл. — А вот психи — дело другое. Они-то точно есть. И псих — человек опасный. Ежели во сне не зарежет, так мозги выест чайной ложечкой. Не спасать тебе надо этого своего чувака, а самой от него спасаться! Собирай манатки — и адью. Хочет с мертвой дочкой в куклы играть — на здоровье, но только без тебя.
Андреа вскочила со стула: на щеках ее пылали алые пятна.
— Иди к черту, Мерл! — бросила она и, развернувшись, вылетела из «офиса» и помчалась по лестнице вниз. Железные ступени гремели у нее под каблуками.
Мерл хмыкнул и вразвалочку вышел следом.
— Эй, блонди, — крикнул он сверху, когда она уже спустилась на первый этаж, — а кино смотреть не будешь?
Она задрала голову.
— Какое еще кино?
— Ну, запись-то из подвала. Интересное кино вышло. Ты глянь, тебе полезно будет. Для общего развития.
Андреа остановилась в нерешительности; затем тряхнула головой и начала медленно подниматься обратно.
***
Солнце пекло совсем по-летнему, и над дорогой плыл аромат свежескошенных полей. Потрепанный «чоппер» Дэрила подпрыгнул на горбатом мостике, влетел в приоткрытые ворота и затормозил у флигеля.
С сильно бьющимся сердцем Дэрил сошел с мотоцикла и позвонил в дверь. Он слышал, как разнеслась по дому мелодичная трель звонка, но в ответ не зазвучали шаги. Во флигеле было тихо-тихо и неподвижно, как и в этом жарком безветренном воздухе, в напоенных солнцем полях.
Ничего удивительного, сказал себе Дэрил. София, должно быть, в школе, а Эд и Кэрол работают. Он где-нибудь на участке, она в большом доме — прибирает или готовит обед. Может, оно и к лучшему: Эда он боялся попросту прибить, а что скажет Кэрол при встрече, так и не придумал.
Дэрил позвонил еще раз — снова безрезультатно. На всякий случай еще постучал. В нерешительности помялся у дверей. На миг его охватила тревога; показалось вдруг, что спину сверлит чей-то взгляд, внимательный и недобрый. Но, обернувшись, Дэрил никого не увидел. Кто здесь станет за ним следить? Черт, он и забыл, что ферма Гринов — место необычное!
«Ну конечно, — сказал он себе. — Призрак же! Ничего особенного. Просто призрак».
Тот самый, которого Дэрил собирался выследить и выяснить, что ему нужно и как от него избавиться. Хотя, как это сделать, пока не представлял.
Он оставил «чоппер» у крыльца и зашагал по направлению к большому дому. Однако скоро шаги его замедлились, а затем и свернули на боковую тропинку. Очень отчетливо Дэрил представил себе, как сейчас ему придется звонить в дверь и объяснять (видимо, невозмутимому мистеру Блейку — кому же еще?), что пришел к Кэрол, да зачем пришел, и не заикаться, и не краснеть, да еще и постараться не выдать, что ему известен секрет подвала… и все это показалось ему совершенно непосильной задачей. Пожалуй, лучше подождать, пока Кэрол вернется к себе. А пока пройтись по окрестностям дома, осмотреть места, где он еще не бывал.
Например, семейное кладбище Гринов. Так-то, по уму, где еще тусоваться духам, как не на кладбище?
Дэрил свернул на обсаженную кустами боковую аллею, когда в кармане у него зажужжала и затряслась старенькая «нокия». Звонил Мерл.
***
Когда Дэрил скрылся за кустами, Эд Пелетье, скорчившийся за поленницей возле дома, наконец выпрямился и вздохнул свободно.
Эд кипел от злости. Увидев Дэрила, он вспомнил, кто вчера свернул ему челюсть, и ясно понял, что оправдались его худшие подозрения. Теперь понятно, с чего Кэрол так осмелела! Знал же он, все десять лет семейной жизни нюхом чуял, что она только прикидывается тихоней и святошей, а сама бегает налево. И все подтвердилось! Вот он, ее хахаль — никак на свиданку прибежал! Муж, значит, за дверь, а любовник в дверь! Вломить бы ему… да вот беда — этот сукин сын непременно сдачи даст!
Нет, уж лучше следовать намеченному плану. Зря Эда иные считают дураком: он все продумал. К этой чокнутой ведьме после сегодняшнего и близко не подойдет: нафиг-нафиг, яиц своих ему жалко, да и с пальцами расставаться неохота. Но он знает, чем ее пронять.
И законы тоже знает. Он отец, все отцовские права при нем. Никаких там запретных ордеров и прочих новомодных штучек ему не объявлено. Значит, пока нерадивая мамаша в большом доме развлекается с любовничком, он имеет право забрать Софию. Фургон его недалеко, в стороне от дороги, припрятанный в кустах; сядут туда — и ищи-свищи! И пусть эта сука бегает, высунув язык, по всей Джорджии и по соседним штатам! Даже если найдет, предъявить ему будет нечего. Другое дело, если бы он девке шею свернул или там еще что — вот тут, конечно, жди неприятностей. Но он же не зверь какой. Он любящий отец. И ничего дурного Софии не сделает… по крайней мере, ничего такого, от чего остаются следы.
А кто виноват-то будет? Кэрол сама и виновата. Вместо того, чтобы дочку из школы встречать, шляется черт-те где и черт-те с кем — вот и получит по заслугам!
С такими мыслями Эд снова присел за поленницу. Ждать оставалось уже недолго.
