Mine

      — Я пишу эту запись, пока ты спишь и смотря на твое сонное и умиротворенное лицо я испытываю такие ощущения, которые мне сложно описать словами. Мне сложно сформулировать свою мысль как я улыбаюсь от каждого твоего хмурого выражения лица, когда тебе что-то во сне снится, от чего ты так мило хмуришься. Ты, человек, который, всегда для всех непоколебим и служишь примером для подражания, во сне полностью открыт только для меня. На самом деле, Мадара, ты наверное этого и не знаешь — во сне ты ведешь себя как маленький, безобидный ребенок. Ты каждый раз утыкаешь в мою спину своим лбом, ты прижимаешь меня к себе, словно, ты боишься, что я пропаду куда-то, словно боишься, что я могу — исчезнуть. И это так приятно. Правда. Это самое приятное ощущение — понимать, как я тебе нужен. Во сне ты часто сопишь, порой что-то бормочешь, но, твои руки всегда обвивают мое тело и ты, неосознанно, закидываешь на меня ногу. Если бы ты был крупных размеров, мне было бы трудно дышать под твоим весом, но, я бы терпел…потому что, когда я открываю свои глаза в ночи — я чувствую тебя всем своим телом. Оно всегда такое горячее, всегда греет — холодное мое. Ты грел меня с самого детства, мое тело, во отличии от твоего всегда было холодным. Как же я люблю тебя, всего тебя, я люблю тебя просто за то, что ты есть и за то, что ты наконец рядом со мной. Сейчас прозвучит забавно — но даже во сне мы друг друга дополняем. Так мы друг друга охлаждаем. Я каждое утро вижу открывая свои глаза спросонья твои темные волосы. Ты обвиваешь меня своими руками и прижимаешь меня к себе, пока твой носи и рот упираются в мои ключицы и ты прикрывши глаза в блаженстве спишь. И я весь твой — а ты открыт перед мной. Ты — настоящий, такой, какой ты есть. Я люблю пока ты спишь гладить тебя по твоим волосам и целовать в макушку, выражая к тебе свою нежность. Ты так улыбаешься во сне, когда я глажу тебя по волосам и, словно, кот прижимаешься ко мне еще ближе. Мой любимый муж, я хочу признаться тебе — ты первый человек в моей жизни, с которым я сплю — так. Обычно я всегда спал на другом конце кровати, неосознанно защищая свое личное пространство и не подпуская на бессознательном уровне никого к себе во сне. Благодаря тебе я понял, насколько удобно спать — вжимая друг в друга, ощущать друга друга, это такое счастье, что мне каждый раз попросту хочется расплакаться от понимания его. Порой, во сне, ты дергаешься, и я обнимаю тебя сам, ты накладываешь свою теплую ладонь на мою и переплетенными пальцами сжимаешь ее и прижимаешь ближе — к своей груди. Иногда, мне становится слишком жарко, и я пытаюсь отодвинуться от тебя, чтобы приобрести свою привычную температуру тела, но ты, будто, на каком-то слишком высоком уровне сознания и ощущений, сразу чувствуешь мое отстранение от тебя, и твоя крепкая рука, пролазит вдоль одеяла под моей спиной и ты обнимаешь меня снова. Я могу смотреть на тебя часами и любоваться тобой. Наверное, ты сам не понимаешь, насколько ты красив воплоти. Ты самый красивый для меня человек на свете. Твои глаза, для меня это воплощение какого-то искусства, каждый раз смотря в них и на твои черты профиля, я задаюсь вопросом — законно ли это вообще, что бы был человек настолько прекрасен? Твои длинные и темные ресницы — я могу любоваться ими вечно, именно они придают твоему взгляду какой-то более строгий и в тоже время изящный взгляд. А твои брови — это просто нечто, они такие густые, что пока ты спишь, я вожу по ним подушечками своих пальцев и ловлю настоящий кайф. Мне без разницы какой длины твои волосы, они для меня будут всегда самыми любимыми и я всегда, даже если ты обстрижешься под ежик — буду целовать их кончики. Мои пальцы спускаются всегда на твои контуры лица пока ты спишь и я рассматриваю их и выдыхаю, они такие правильные, будто тебя сотворил Микеланджело в своей галереи. Ты не представляешь себе, порой мне кажется, насколько ты красив и снаружи и внутри, и насколько я счастлив, что ты любишь именно меня. Ты можешь мне об этом не напоминать, не говорить, и даже в самые тяжелые периоды нашей жизни, когда мы можем не разговаривать днями, ты сдаешь себя во сне с потрохами — обнимая и прижимая меня к себе. Я знаю, что ты любишь меня и насколько сильно — я просто чувствую это глубоко внутри себя, и мысленно и влажными, приглушенными сбывшимися от дыхания вдохами, когда ты входишь в меня, или стонами твоими, когда я вхожу в тебя и целую твою спину вдоль позвоночника. Я счастлив — что ты мой первый, я счастлив, что ты мой муж и что всегда любил именно меня. Порой сумасшедше, отчаянно и на грани безумия, порой спокойно, или даже молча. Любовь не знает рамок и границ. У нас будут дети. Наши дети! Ты представляешь? Хотя, чего это я спрашиваю — конечно ты представляешь, но, господь, как же это круто и волшебно. Иметь ребенка от человека, которого ты обожаешь, любишь и всегда, чтобы не случилось — любил. В них буду ты и я, они будут нашими. Ты знаешь я разрыдался в тот день от счастья, наверное от того, что иметь ребенка от тебя — было моей заветной мечтой. Когда ты чуть не умер, я почти ухватил эту мечту за тонкую нить своими дрожащими пальцами. Это было самым моим заветным желанием — иметь ребенка именно от тебя, даже если бы тебя не стало, я бы любил ребенка, наверное, ненормально — потому что он был бы — твоим. Ты знаешь, когда родиться ребенок… НАШ РЕБЕНОК НАШ ГОСПОДИ — я впервые, мне кажется, разрыдаюсь от счастья. Потому что осознание, что он наш — это нечто на слишком высоком уровне моего понимания. Мы что-то создадим вместе, что будет нас связывать больше чем брак или любовь, это будет нашим продолжением. Мы обретем бессмертие в наших детях, а они в своих — мы будем с тобой вечно, даже когда нас не станет. Это что-то за гранью моего понимания, но наша любовь будет жить в наших детях, внуках и правнуках. Мы будем. Мы с тобой с детства и до конца вселенной будем вечны — ты понимаешь? Наверное — нет, но это так. странно. Наши тела будут гнить в земле, а любовь, проверенная годами, смертью и желанием — останется вечной. Надеюсь, жизнь после смерти существует и мы сможем быть рядом, но пока я просто пишу это — плачу как школьник, твою ты мать. Знаешь — моя душа рваная, вся она — о тебе. Я люблю тебя, Мадара Учиха, и благодарен вселенной за то, что ты мой муж и за то, что ты выбрал меня. Я люблю тебя за каждый момент свой жизни, я люблю тебя больше всего на свете, сейчас пишу это и смотрю на тебя. Блядь, как же я люблю тебя. Одного я боюсь, точнее двоих — твоего брата и Данзо, но я искренне верю, что ты никогда не бросишь меня, сможешь понять и выберешь меня, как и я тебя. Потому что если тебя не станет, меня не станет. И я не могу пожелать никому такой участи, но если ты умрешь — умру и я. Потому что мы — одно целое и без тебя я жить не буду. Я никогда не говорил тебе — но если ты уйдешь и захочешь стать свободным от меня — я уйду к своей матери, потому что только так я смогу отпустить тебя. Я слишком сильно люблю тебя, я не смогу без тебя жить. Я не захочу. Я не справлюсь. Моя жизнь имеет смысл в любви, моя любовь это — ты. И пока ты жив, живу и я. И я сделаю все возможное, чтобы ты был счастлив, потому что счастлив без меня живого — ты быть не сможешь. А если меня не станет — вполне, с помощью наших детей. Они будут любить тебя так, как люблю тебя я — я знаю. Я тебя люблю больше, чем самого себя. Когда-нибудь ты прочитаешь это и только от твоего выбора будет зависеть — со мной или без меня уже. Я. Тебя… Больше. Чем люблю. Любовью назвать это чувство — было бы слишком большим унижением.

***

Маленькие, пухленькие пальчики цепляются мёртвой хваткой за длинные волосы, которые уже дошли до середины лопаток и сжимая, тянут прямиков в свой ротик, чтобы обслюнявить прядь волос, но, этого сделать ребенку не дает мужская рука, которая аккуратно вытягивает свои волосы из ручек мальчика и слышен выдох:       — Саске, радость моя, ну нельзя — есть волосы дяди Изуны, — Обито качает головой и смотрит на мальчика с укором и Изуна отмахивается. Он прижимает ребенка к себе ближе и Саске обнимает Изуну своими ручками за шею и чувствует себя намного комфортней, нежели рядом с Обито, который то и дело каждый раз ограничивает ребенка от его новых попыток познавать мир более тактильно.       — Не слушай вредного деда Обито, — Изуна подмигивает ему и Саске улыбается ему в ответ, — слушай меня, тебе можно грызть мои волосы сколько ты хочешь, малыш.       — Изуна! — Обито вдыхает и видит как брат Мадары показывает ему средний палец и играет с Саске птичкой-игрушкой, которую он ему сегодня подарил.       — Да брось, Обито, — хохочет Микото и улыбается нежно своему младшему сыну, — он же еще ребенок, пусть делает что хочет.       — Детей надо с рождения приучать к дисциплине, — Обито стоит на своем и качает головой, — вот меня в детстве воспитывали по-другому, — он отпивает пару глотков красного, сухого вина и садиться рядом с Фугаку на их диван в гостиной.       — Поэтому, ты и вырос таким занудой, да, малыш? — Изуна передразнивает Обито и смеется тихо, — Саске у нас самый лучший ребенок. Они собрались вечером, в этот прекрасный и теплый июньский день все посидеть и отдохнуть, перед важной поездкой Фугаку и Микото в Америку у Какаши с Обито дома. С этих пор и Обито и Какаши и Изуна, который сразу же предложил свою кандидатуру быть сиделкой с детьми, у них так и так графики не совпадают, что служит только удачей — назначены няньками для Итачи и Саске на ближайший месяц. Первоначально должен был лететь Изуна с Какаши, но на общем собрании, все они решили дать возможность наконец отдохнуть от семейной бытовухи другим членам их компании и заодно решить дела по поводу открытия нового филиала их компании в Калифорнии.       — Ты вырос тоже, не очень, — Обито хмыкает и Изуна закатывает глаза.       — Мальчики, — хохочет в кулак Фугаку, — ну, вы можете не ругаться хотя бы в свой выходной у себя дома? Обито выдыхает и растирает шею руками, ни для кого в этом доме не было неожиданностью, что Обито давно устал, исхудал и его нервы на пределе с тех самых пор, как они устроили Хашираме холодную войну, причем по всеобщему согласию.       — А где муж? — Обито только сейчас замечает, что Какаши, который до этого сидел рядом с Фугаку и след простыл, пока он ходил в погреб за очередной бутылкой вина.       — Какаши со своим любимчиком Итачи на втором этаже, — Изуна закатывает глаза, — все ему про машинки рассказывает и показывает, — сразу видно, нашел себе свою копию.       — Итачи очень умный ребенок и ему всегда все нравится не по годам, — Микото улыбается и кивает Изуне, — а вот Саске пока непонятно, он более мягкий и покладистый, нежели Итачи.       — Тяжело вообще воспитывать двоих сыновей сразу с такой маленькой разницей в возрасте? — Обито спрашивает заинтересованно, — какая у них разница, напомни мне, Микото…я что-то подзабыл с этой суматохой, — он извиняющее кивает и кладет кусок приятно пахнущего сыра в рот пальцами.       — Три с копеечкой, — Микото выдыхает, — по началу было очень тяжело, — она задумчиво смотрит на Саске, — я очень боялась, что у Итачи ревность появится к брату, но мои опасения не оправдались, он сразу, как только Саске родился стал возиться с ним с четырех лет и все, дальше их было не оторвать друг от друга.       — Мы с Мадарой тоже были не разлей вода, — Изуна улыбается Микото и Обито напряженно смотрит на Изуну. Да, тема о Мадаре, кажется, никогда не станет неактуальной. И он понимает Изуну очень — Мадары сейчас очень среди них не хватает, почти три года прошло, а порой кажется, что он вот-вот войдет в дверь их дома или своей компании, сядет в кресло президента и будто вернувшись после длительной командировки, и все станет как раньше. Но, все понимают, что этого никак случиться даже при особом желании не может. Остается надеяться, что и Изуна это понимает тоже, и осознает на более здоровую голову, что уже само собой являлось большим прорывом в шкале его психического здоровья, и последствий, после смерти Мадары, с которыми, столкнулась его измененная и израненная личность.       — А вот и мы, — Какаши заходит обратно в гостиную вместе с Итачи и тот держит модель машины, над которой все это время работал Какаши в паре с Фугаку, — твоему сыну понравилась, он одобрил наш труд, — он улыбается Фугаку и наконец садится рядом с мужем.       — Во сколько у тебя завтра собрание? — Обито зевает и идет открыть окно, чтобы хотя бы взбодриться от свежего воздуха, который проникает сразу внутрь их дома.       — В десять, — Какаши отвечает сразу, — Изуна, ты помнишь, что на тебе со среды обучение новеньких? Изуна вопросительно смотрит на Какаши и пересаживает Саске на другую сторону коленей.       — Новеньких?       — Новых сотрудников у тебя месяц обучение их, мы же говорили об этом, те, что с Китая прилетели к нам.       — А, эти! — Изуна сразу вспоминает о ком речь, — Да, я надеюсь, у них нет проблем с английским, или придется нанимать профессионального переводчика, в китайском я — ноль.       — Уже нанял, — Фугаку усмехается, — на всякий случай перед поездкой решил тебе помочь, спасибо еще раз, что согласился выполнить мою работу и дать нам с Микото отдых. Изуна отмахивается и Микото улыбается.       — Пошли покурим что ли, мужики? — Фугаку встает, — курить охота.       — Я с вами тоже выйду воздухом подышу, — Микото ставит аккуратно свой бокал на стол и все они выходят за входную дверь, оставляя Итачи и Изуну с Саске одного.       — Итачи, принесешь мне сока с холодильника? — Изуна просит мальчика и тот послушно встает, кивает и идет на кухню.       — Ну что, Саске, любишь дядю Изуну? — мужчина всматривается в глаза мальчика и проводит своей ладонью по темным, коротким волосам ребенка.       — Да, — мальчик отвечает смущенно и сжимает свою игрушку.       — И я тебя люблю, очень, мы так похожи с тобой, — Изуна прижимает ребенка к себе ближе и вдыхает его детский запах, — я с тобой сделаю наше будущее, зайчик, ты будешь моим преемником, будешь вторым мной, а я буду тебя оберегать от всех, да, солнышко?       — Да. — Саске кивает под пристальный взгляд Изуны и улыбается ему своими зубами, половина из которых выпали, в замену новым.       — Ну вот и хорошо, малыш. — Изуна кивает, — хочешь, я еще куплю тебе игрушек? Хочешь большой домик?       — Хочу, — кивает мальчик и опять сжимает волосы Изуны своими ручками. Нравились они ему. Такие же как у мамы были, длинные и темные, приятные на ощупь.       — Вот и славно. Значит, будет у тебя большой домик, такой же мне подарил в детстве брат. Он сделал его своими руками, он был самым лучшим, малыш. И ты станешь его копией, я из тебя выращу нового Мадару, раз уже мой ушел, — он смотрит в сторону Итачи, который несет ему сок, — раз уж мой Мадара никак не хочет возвращаться ко мне обратно, — добавляет он ледяным голосом и улыбается Итачи. — Спасибо…сынок. Ohh father tell me Do we get what we deserve? We get what we deserve

***

Теплый ветер настолько приятно ласкает кожу, что хочется из раза в раз наклонять лицо слегка вперед, неосознанно тянувшись за лаской вперед, которая дает приятное дуновение. Волосы прилипли ко лбу, свисают сосульками по вискам и лбу, выглядят тонкой паутинкой, которая расползается по периметру бледной кожи. Человек идет в одних спортивных штанах полностью босым по дороге, держа в руке телефон, который то загорается от покачивания в руке, то потухает. Он просто смотрит вперед, в одну точку. Где-то, на периферии сознания, слышится крик чаек, их так много, что их крик перерастает в настоящий гул. Шум волны океана перебивают их, а атлантический воздух бьет в ноздри. Это запах свежей воды, кристально чистой, хочется вдыхать ноздрями снова и снова, пока брюзги от волн, моросью падают на лицо.       — Мама! Мама! Смотри, это же настоящий океан! — восторженно кричит маленький мальчик. Он подбегает прямо к берегу и разводит руками от счастья, будто хочет обнять своими маленькими ручками весь периметр воды. — он такооооой…большой, — в голосе мальчика слышно очарование и ничем не поддельная радость.       — Я вижу, мой милый, — Кагуя смеется, аккуратно отодвигает ленту с волос в сторону, которая от сильного ветра все время по его направлению так и норовит попасть в область зрения. Она сидит неподалёку от берега на маленьком полотенце, с ленком платье и накидки из льна, которая накрывает ее худые плечи. Солнечные очки не дают слабой оболочке глаза раздражаться и она улыбается своими счастливому ребенку.       — Мама! У океана цвет твоих глаз, — маленький Тобирама опять кричит счастливо своему маме и улыбается во весь рот, — цвет воды такой же сине-зеленый, как и у тебя! Мама, посмотри! Кагуя кивает своему младшему сыну, встает, и пока остальные сидят за столиком их дома, которые они сняли во время отпуска с семьей Мадары, поворачивает голову в сторону веранды, откуда ей кричит Таджима и машет ему рукой. Скоро у них обед. Она медленно встает, и с улыбкой идет к своему сыночку. Тобирама уже и вовсе сидит у берега и сжимая своими руками песок, пересыпает его из ладони в ладонь, пока он, просачиваясь между пальцами, рассыпается по берегу. Кагуя обнимает своего сына со спины и Тобирама прижимается к ней рефлекторно телом. Рука сжимает телефон крепко, настолько сильно, что пальцы нажинают от натяжения мышц попросту болеть. Слышится звонок, повторяющийся снова и снова.       — Мама, смотри, я ракушку нашел, — ребенок показывает ей находку, которая напоминает форму сердечка с открыток дня святого Валентина, — смотри, какая красивая!       — Она замечательная, — женщина целует сына в макушку его блондинистых волос и смотрит в сторону воды, — хочешь сохранить ее? Я, когда была маленькой, часто собирала ракушки с берега и приносила их домой. Человек смотрит пустым взглядом на входящий вызов, стоя посреди трассы, и наконец нажимает на кнопку принятия вызова. Он подносит телефон к своему уху и молчит. Крик чаек усиливается и они в порыве ветра от приближающейся волны — разлетаются в разные стороны, целой стаей. Тобирама поднимает свою голову на крик птиц и мама сжимает его ближе и сильнее к себе.       — Все хорошо, не бойся, сынок, птицы не навредят тебе, пока я рядом с тобой, — она шепчет ему на ухо и целует в макушку, — тебе никто не навредит, пока твоя мама рядом с тобой, сыночек. В трубке молчат, человек молчит тоже и смотрит в одну точку перед собой. Слышится тихое дыхание, но оно постепенно обрывается и можно различить судорожный выдох.       — Тобирама? — голос дрожит. — Тобирама, это…ты? С берега слышно, как их зовут обратно в сторону беседки. Порыв ветра, от поднявшихся волн тем самым, уносит шляпу с головы женщину поток в сторону волн.       — Мама! — мальчик вскрикивает, — твоя шляпа, — Тобирама поджимает свои губы и смотрит на предмет гардероба, который исчез из виду.       — Ничего страшного, — женщина отмахивается, — это всего лишь…       — Тобирама, пожалуйста, — Данзо сглатывает, — пожалуйста, ответь…пожалуйста, я.       — Тобирама! Тетя Кагуя! — к ним бежит маленький Мадара и улыбается и Кагуе и мальчику, — пойдемте обедать!       — Всего лишь птицы, — Кагуя сжимает ладонь сына своей, направляется в сторону Мадары, — а это, Мадара! Тобирама непроизвольно улыбается Мадаре и вытягивает свою руку, чтобы помахать мальчику в ответ.       — Тобирама, — Данзо не может унять дрожь уже и в руках, — пожалуйста я. — он всхлипывает, — не клади только трубку, хорошо? Я, я просто хочу, чтобы ты знал…       — Я люблю тебя, — Кагуя говорит своему сыну с улыбкой на лице и наконец, они дойдя до Мадары идут в сторону дома.       — Тобирама? — голос звучит волнительно. — прошу ответь, что это ты. А не этот больной урод.       — Да, — голос бесцветный, сухой и Тобирама стоит прямо посреди дороги босиком, отрешенно смотря на дорогу. — Кто это? Знакомый голос приносит человеку по ту сторону провода приступ дрожи по новой, он сжимает в своей палате сидя на полу сильнее и закусывает свой кулак, от приступа радости и одновременно боли. Тобирама впервые ему ответил.       — Это, это я — Данзо. — Шимура долго мнется, — ну, точнее ты меня так называешь… — мне так жаль, Тобирама…я не хотел…правда я…мне надо все объяснить. Ты не понимаешь. Все эти люди вокруг тебя — они же не знают как я…как Мадара выглядел на самом деле…ты понимаешь? Они же не узнают его. Они должны были узнать. Way down we go… Чайки кричат настолько сильно, что их крик заглушает голоса вокруг и Тобирама держа за руку Мадару резко сжимается от испуга. Одна проносится прямо перед его головой, чуть не задевая своим крылом затылок.       — Я не хотел, чтобы. — Данзо всхлипывает, — чтобы все вышло так… я не … — он всхлипывает еще раз, — я не хотел, я просто хотел чтобы ты был моим, чтобы ты любил меня как и я тебя, чтобы мы были счастливы, я… Я люблю тебя, я слишком сильно люблю тебя… Я никогда бы не причинил тебе вреда. я… Я всегда тебя любил с детства, понимаешь? Я хотел, чтобы ты вспомнил…меня вспомнил — понимаешь? Тобирама идет пошатываясь по дороге и слышны звуки машины.       — А вот и вы! — Таджима разводит руками, сидя на веранде, — мы уже беспокоились, — слышится смех. — Наори уже ушла накрывать на стол. Ты что будешь пить, Кагу? Женщина переводит взгляд на своего лучшего друга и.       — Тобирама? Ты где? Сейчас пять утра, что это за звуки?! Тобирама поворачивает голову в сторону едущей машины вдалеке и выдает насмешливым голосом:       — Не знаю где я. Чайки кричат…       —  Ч…что? Какие чайки? Послушай, — трубку прикладывают ближе ко рту, — помнишь, мы с тобой в детстве шли с твоей мамой по берегу и я держал тебя за руку? Пожалуйста…можно я…я приеду и мы просто поговорим и я все тебе объясню? Пожалуйста. — Данзо резко встает и ходит по комнате кругами. — пожалуйста, я должен тебе все сказать, просто Мадара он…он не.он не выжил — Тобирама. Ты не понимаешь? Человек с которым ты живешь — это не Мадара, это не я. Ты все себе придумал. Я не знал, как тебе сказать по-другому и я решил, что так я смогу тебе помочь и, человек, живущий рядом с тобой, это не…это не он! Ты же видел ту дорогу, он — он умер там…точнее ты…господи, просто послушай меня. Хорошо? Просто поверь. Тебя все это время все обманывали, Тобирама, кроме меня — тебя все использовали потому что ты…потому что ты меня спас и…человек, с которым ты живешь это не я, человек с которым ты живешь — это Данзо. Ты слышишь меня? Это не Я! Тебя использовали все это время потому что… Вспомни, как я выглядел в тот день, Тобирама — ну пожалуйста. ПОСМОТРИ НА МЕНЯ! Ослепление светом фар, резко бьет в глаза и слышится пронзительный крик какого-то мужчины, который бьет ногой по своим тормозам, и матерится. Неизвестный ехал спокойно по ночной дороге у жилого, спального поселка неподалеку.       — Потому что ты…тогда …Тобирама, блядь… Тобирама резко вздрагивает от крика.       — Вы в порядке? — мужчина выбегает из машины и смотрит на полуголого человека стоящего напротив него, который держит в руке телефон и оттуда слышится зов.       — Тобирама? Ты — в порядке? ТОБИРАМА? Тобирама ошарашенно смотрит по сторонам и не понимает — где он находится. На улице тепло, он стоит в спальных штанах босиком посреди шоссе и какой-то незнакомый мужчина смотрит в замешательстве на него.       — Я… — Тобирама отступает на шаг назад по инерции, — где я? Мужчина проводит по нему недоумевающим взглядом.       — Вы на трассе сто пять.       — Тобирама!!! — человек кричит в трубке и Тобирама просто выключая телефон даже не смотря на номер стоит и смотрит на человека напротив. — СТОЙ! НЕ ИДИ ТУДА!       — Вас довезти? — человек спрашивает настороженно. — Вы лунатили?       — Да, я…видимо лунатил. — Тобирама не вникает в вопрос. Хотя я не помню чтобы когда-либо в жизни страдал лунатизмом.       — Вас как зовут? — они садятся на передние сидения.       — Майн, — на автомате отвечает Тобирама, — а вас?       — Ямото, — мужчина кивает, — вам куда?       — Я… — Тобирама замирает, осматривает местность и видит знакомый дом Орочимару неподалёку — сейчас, мне прямо и два квартала налево. You let your feet run wild The time has come as we all go down Тобирама просыпается утром лежа на диване, вероятно, Мадара его все-таки ночью привел сюда и уснул рядом. Поворачивает свою голову в сторону мужа, который должен был лежать рядом, но вероятней всего — ушел гулять с собакой, пока Тобираму от усталости вырубило на множество часов. В голове стоял какой-то гул, словно ты или — переспал или недоспал. Голова будто чем-то стянута и слегка подташнивает. Кошка лежит рядом и спит, свернувшись в клубок. Мадара, как и обычный и нормальный кот, имела свойство проявлять наибольшую активность именно ночью, а днем отсыпаться — как обыкновенное, ночное животное. Тобирама проводит по животному взгляду и после по еще неукомплектованной гостиной. Уже прошло три недели с тех пор, как они въехали в свой новый дом, и из-за огромной загруженности не было попросту времени до конца докупить всю мебель, вот буквально недавно — им наконец привезли диван в гостиную и кровать в спальню. Мадара же в свой выходной первым делом купил кофемашину, так как они оба без кофе утром были сонными и крайне несобранными. Тобирама купил микроволновку на первое время, чтобы хотя пищу принимать не холодную. Следовательно, первым делом, Тобирама до того, как выпить кофе — пошел выполнять свои, запоздалые, утренние процедуры в ванную комнату, и чистив зубы, внезапно опускает свой взгляд вниз и понимает. Его стопы обе — полностью в грязи. Он замер, зубная щетка так и осталась во рту, зажатая зубами, пока рука с обручальным кольцом крепко ее держала.       — Что за…? — Он выплевывает пену со рта, промывает рот и просто садится на пол ванны и рассматривает свои грязные и полностью черные ноги. Проводит по ним пальцами и понимает — это грязь, земля и непонятно что еще. Медленно становится не по себе. — Откуда грязь? — он в замешательстве пытается вспомнить, что случилось, но, в голове лишь одна сплошная пустота и какой-то непонятный гул. Вымывшись в ванне, оттерев мочалкой все тело заново и в том числе и ноги, переоделся и пошел варить утренний кофе. Мадара как раз открыл к тому времени входную дверь и с кем-то смеясь, беседуя по телефону, кивнул мужу и ушел мыть собаку.       — Это не Мадара. — в голове резко возникает чужой, знакомый голос и медленно в голове начинаются восстанавливаться события ночи. — Ты живешь с человеком, который называет себя Мадарой — но это не он. — Тобираме медленно становится тошно. Он встряхивает головой и отпивает кофе еще. — тебя обманывали все, тебя обманывает и он. Ты слышишь меня? Ты помнишь чайки и океан? Ты помнишь как Мадара выглядит на самом деле? Тобирама сжимает руками уши и судорожно выдыхает. Эти припадки начались после многократного сотрясения и наркотического отравления побочного эффекта, о котором его предупреждали, но одно дело — предупреждать, другое — начать ощущать в живую то, о чем тебя предупреждали. Наркотики имеют огромный побочный эффект в виде паранойи. Такой медленно-растущей и давящей, без какого-либо обоснуя, и если правильно надавить на психику человека в момент разлома — убедить его можно при использовании особых техник во что угодно. Тобирама медленно встает, сглатывает и идет в сторону ванны.       — Майн! — Мадара ругается, — ну стой ты смирно, ну же! Мне надо вытереть твои лапы, не капризничай! Тобирама подходит тихо и смотрит на спину своего мужа и пытается понять — он сходит с ума или же.       — Ма…дара? — голос дрогнул. Мадара выдыхает и оборачивается к мужу.       — Доброе утро, любимый. — нежность в голосе звучит звонко.       — Мы… — пауза, — можем поговорить? — Тобирама сглатывает. Мадара смотрит на него удивлённо и наконец вытаскивает пса из ванны.       — Конечно. Сейчас я переоденусь и вернусь, сделаешь мне тоже кофе на соевом молоке, пожалуйста? — он проходит мимо мужа и целуя его в щеку идет в сторону их шкафа.       — Да, конечно. — Тобирама кивает и идет в сторону кофе машины. Он заваривает кофе в тишине и резко бросает взгляд в сторону фотографий на стене. Там висят фото с их свадьбы, фото с друзьями и с детства. Он подходит и пытается разглядеть их внимательно. Мадара уже отпивает глоток и смотрит на него, сидя напротив стола.       — Ну? Тобирама смотрит на него внимательно и молчит.       — Родной, ты меня пугаешь, что-то случилось?       — Я… — он сглатывает и ладони его начинают потеть, — ты ничего мне сказать не хочешь? — Тобирама поджимает губы и закусывает их, понимает что выглядит как идиот.       — Хочу, — Мадара кивает, — садись. — Тобирама послушно садится. — Ты только не пугайся, хорошо? — Мадара пытается подобрать нужные слова, и слышит нервный смешок мужа. — Дело в том, что ты…       — Ты Мадара? — его перебивает Тобирама резко. Мадара, мягко говоря остолбенел от такого вопроса и даже замер. Уставился на мужа и поставил кружку на стол.       — А… — он даже запнулся, — ты видишь тут кого-то еще? Нет, ну, ты меня можешь называть Майном, конечно…но, я не совсем понимаю вопроса.       — Отвечай, — Тобирама смотрит пристально.       — Любовь моя, c тобой точно все в порядке?       — Отвечай на мой вопрос! — Тобирама повышает голос. —  Как тебя зовут? Мадара замирает и хмуриться.       — Тобирама, ты лунатишь, я хотел с тобой поговорить, потому что…       — ОТВЕТЬ НА МОЙ, БЛЯДЬ, ВОПРОС! — Тобирама переходит на крик и бьет кулаком по столу — СЕЙЧАС ЖЕ!       — Хорошо. — Мадара косится на свой телефон и выдыхает, его Орочимару предупредил, что такое может быть — он был готов. Двумя неделями ранее:       — Мадара? — Орочимару звонил ночью мужу Тобираме, пока тот спал. Телефон он взял не сразу, и как только проснулся понял — Тобирамы рядом нет.       — Да?       — Мадара, срочно приедь ко мне домой. — Орочимару был встревожен и даже напуган.       — Что случилось? — он резко встает с кровати и плетётся в сторону гардеробной.       — Тобирама у меня.       — Что? Какого хрена? Он же спал тут. — Мадара резко бросает взгляд в сторону кабинета Тобирамы, в котором горит свет, но дойдя туда — понимает, что мужа там нет тоже.       — Приезжай сейчас же. Слава богу, жили они в одном спальном районе частного сектора, и приехать дом Орочимару на машине занимало — ровно пять минут. Он заходит в три ночи, сонный и укутанный в куртку на пижаму в дом их почти члена семьи, Орочимару. Тот показывает знак молчания и говорит шепотом.       — На кухню пошли. Мадара сразу видит своего мужа, который сидит на диване Орочимару в гостинной и смотрит в окно.       — Что он тут делает? — шипит Мадара и на самом деле начинает заводиться от всей этой ситуации.       — Тихо! — Орочимару смотрит на него с укором, и насильно оттаскивает в сторону кухни, — его нельзя трогать и будить и тем более напугать! Он может заикой проснуться.       — Он что… — Мадара внезапно замирает, — он сейчас спит, ты мне хочешь сказать?       — Да, — Орочимару выдыхает и смотрит на Тобираму с жалостью, — ну, точнее спит его мозг, а тело — как видишь, не совсем.       — Но его глаза открыты, как он?.. — Мадара выдыхает, — твою ж мать, он, то есть, лунатит? И мало того, что он не понимает что он лунатит, он еще и до тебя дошел?       — Да. — Орочимару обреченно выдыхает, — я слышал о таком сбое нервной системы, но, от наркотического воздействия встречаю впервые.       — Мне надо было убить этого уебка в том чертовом доме, — губы у Мадары дергаются, — сука, это же из-за него, да? — он косится то на мужа, то на старика.       — Одна из причин — да, — Орочимару садится на стул и смотрит на своего ученика и почти сына, — самое грустное, Мадара, что это очень-очень серьёзно и что он может сделать и куда пойти, с кем видеть пока ты спишь, я не знаю. И он, — рука указывает на Сенджу, — тоже этого не знает. — «Как это лечить?» Я знаю, ты хочешь спросить. Можно пробовать гипноз и на этом все. Это — побочный эффект усталости и страха расслабиться, что у него было в начале. Он может нанести себе вред — даже того не понимая, упасть и повредить и так поврежденную голову.       — Ну, и что мне с этим дерьмом делать? — Учиха фыркает и садится на стул.       — Ждать, — отвечает ему тихо врач.       — Чего, блядь, мне еще ждать? — голос звучит язвительно. — Вот чего, мне в этой ебанной жизни, ждать еще, Орочимару?       — Дереализации. Мадара термина не знал, даже спрашивать не стоило.       — Скажем так, я не знаю что Данзо сделал, но скорее всего — он Тобираме не давал спать и внушал ему какое-то дерьмо касаемо тебя, я так думаю, или меня или еще кого-то. Ждать, пока он начнет агрессировать и сомневаться в реальности — путать.       — То есть, ты хочешь сказать, что мне надо ждать, пока он ночью на меня с ножом накинется? — Мадара издает нервный смешок, — да ты мастер советов, друг.       — Срыва ждать и тогда ко мне — будем думать, — Орочимару зевает и устало выдыхает, — кофе будешь? Нам надо дождаться — когда он очнется, иначе никак. И они дождались. Тобирама не помнил ничего, как проснулся. Мадара выдыхает, встает и подходит к напряженному мужу, который с опаской отодвинулся от него, сам не зная почему. Садится на корточки и проводит своей рукой по его щеке, после сжимает двумя руками его дрожащие и смотря прямо в глаза, говорит:       — Меня зовет Мадара Учиха-Сенджу. Я твой муж. Я знаю тебя с четырехлетнего возраста, и в принципе о тебе знаю все, — он смотрит на него спокойно, — задавай любой вопрос, я отвечу тебе.       — Ты не Данзо? — Тобирама сглатывает, — он сказал что ты — умер.       — Данзо — это больной на голову человек и твой ученик, которого я чуть не убил, сейчас он в изоляторе лечится. Да, почти три года назад, я разбился на машине и ты меня спас, вместе с Данзо. — Мадаре неприятно говорить об этом, но сейчас это не важно, — ты сделал все, чтобы я остался живой. Поставил меня на ноги, я лежал в коме год. Был в инвалидном кресле и обманывал тебя, что ничего не помню, я много чего не помнил, но тебя — да.       — Наше… — Тобирама дрожит весь… — наш секрет? Мадара выдыхает и отвечает:       — Я признался тебе в любви на немецком в двенадцать лет и назвал тебя «майн», а после, в твои восемнадцать, пытался с тобой переспать в нашем доме, в котором мы жили вчетвером и отправил брата своего к другу. Не получилось. Ты меня скинул с лестницы случайно — оттолкнул, вернувшись с Франции. С тех пор у нас начались проблемы. Тобирама начинал медленно успокаиваться.       — Мост.       — Мы упали на мосту и я тебя хотел поцеловать, — Мадара отвечает моментально.       — Наш первый…       — Поцелуй был на спор твоего брата при игре в карты перед мои братом и твоим, когда я потерял контроль, — Мадара отводит взгляд и сглатывает. — Впервые кончил и ты и я тоже первыми друг у друга, именно в тот день когда меня изнасиловали — мне продолжать?       — Как я понял, что ты меня лю…       — Я защитил тебя собой, когда тебя бил твой отец в твоем доме. — Мадара сжимает его руки крепче. — Твоя мама любила и меня тоже, отец ненавидел. У нас одинаковые шрамы на спине и плече от той плети твоего отца. — Мадара выдыхает.       — Что ты сделал тогда…в ванной комнате на моем дне рождении, когда ты мне подарил собаку, закрыв за собой дверь? — Тобирама спрашивает это впервые в жизни и знает, что об этом не знает кроме них двоих никто. Повисла тишина. Мадара начинает усмехаться.       — Даже так? Ты решил и это вспомнить?       — Только Мадара это знает. — Тобирама поджимает губы, — больше никто не знает, об этом я никогда никому не говорил, и нигде не писал.       — Я тебя… За пять минут присутствия Мадары в их доме, Тобирама уже успел пропитаться его запахом, которому мужчина не изменял уже лет пятнадцать точно, иногда ему казалось, что даже от лишнего прикосновения Учихи старшего этот запах въедается ему под кожу, оставляя неприятный, горьковатый осадок с примесью никотина. Мадара быстро дотащил его до двери ванны и резко остановил, вжав того в дверной косяк. — Ты только не пугайся, — на полном серьезе произнес Мадара, как-то странно посмотрев имениннику в глаза. И, немного подумав, добавил. — И в обморок не падай тоже. Тобирама уже попятился назад, но вовремя был остановлен крепкой хваткой и впихнут в темноту ванной комнаты, услышал, как за ними обоими хлопнулась дверь. Ничего не понимающий Изуна переглянулся с не более осведомленным Хаширамой, и тот пожал плечами.       — Настало время твоего подарка, Тобирама, — Мадара говорил тихо, и мужчине казалось, что он нависает прямо над ним. По спине пробежал холодок и мурашки. — Я знаю, ты давно его хотел. В этот момент сердце Тобирамы, в прямом смысле этого слова, ушло в пятки.       — Мадара, я не… мы не… — но его перебили.         — Да не отнекивайся! Я знаю, ты давно этого хотел, — опять этот специфический запах, присущий только одному человеку на земле, ударил в ноздри. Тобирама застыл на месте, не зная, что ему вообще говорить и стоит ли вообще что-то говорить.       — Я… Мадара спотыкается, падает на Тобираму, хватает его — хотел поцеловать в щеку, но от толчка в грудь поцеловал в губы. Тобирама настолько не понял что произошло, потерял дар речи и оттолкнув его.       — С днем рождения, Тобирама! — в ванне резко послышалась потасовка, скулеж и неожиданно включился свет.       — Я наебнулся об что-то, вроде порошок, упал на тебя и поцеловал, — Мадара смеется, — блядь, — он разводит руками в жесте невиновности, — ну очень хотелось. Ну бывает.       — Иди сюда, тварь моя. — Тобирама улыбается и выдыхает с облегчением. Это — Мадара. Его Мадара, его муж. Его все.       — И я тебя тоже очень люблю, — Мадара сжимает Тобираму в обнимку и гладит по спине, — все хорошо, просто…нам нужно немного с тобой подлечиться и уехать отдыхать — отпраздновать, наконец, наш медовый месяц.       — Подлечиться? — Тобирама теряется от такого заявления, — что именно мне надо опять лечить?       — Ты и сам заметил сегодня грязные ноги с утра, не так ли? — Мадара отодвигается нехотя от мужа и идет в сторону кухни, чтобы сделать им обоим завтрак. За окном светит ярко солнце и немного ослепляет. Погода сегодня замечательная и хочется поскорее выйти на улицу и прогуляться, подышать свежим воздухом и заодно заехать в магазины и докупить необходимое для дома. А еще птицы поют.       — Я? Да. и… что это? — Сенджу выдыхает, — точнее что опять интересного случилось?       — Орочимару объяснит это лучше, — Мадара аккуратно снимает ножом кожуру от авокадо и разрезает его на половинки, дальше берет еще одно и делает тоже самое, — нежели я.       — То есть он — в курсе? — Сенджу поджимает губы. И подходит со спины к Мадары, приобнимает его, — все в курсе, кроме меня, класс! — в голосе слышен укор. Собака лает, мол тоже на стороне возмущённого Сенджу.       — Он твой врач и твой учитель, он всегда будет знать первый, когда с тобой что-то происходит, даже быстрее меня, — Мадара заканчивает с авокадо и тянет руку в сторону помидор. — Поможешь мне с яичницей? — он поворачивает голову к Сенджу и подмигивает ему.       — Да, сколько яиц нам пожарить?       — Четыре. But before the fall Do you dare to look them right in the eyes

***

Кабуто выходит на прогулки вместе со своими подопечными детьми, которые были больны аутизмом. Он взял на себя полномочия стажироваться и в коллективной терапии детского здоровья. Чем опыт больше — тем тебе же самому лучше. Пока дети гуляли и со своими воспитателями — женщинами, выполняли задания для развития коммуникации, они с Данзо часто встречались, так сказать, на — нейтральной территории, чтобы лишних ушей не было, прямиком на той самой скамейке, для Шимуры она стала от чего-то любимым местом в парке у больницы. Только недавно ушел Сарутоби, с которым у Данзо разразился очередной конфликт, как только он попросил у него одолжить телефон позвонить, но, тот отказал. Сегодня Данзо выглядит крайне свежим, его отросшие волосы завязаны в хвост и уже до этого потрепанный вид, начал сходить на нет, тем самым свежесть придавала красоты его лицу. Только сейчас Кабуто смог разглядеть Данзо более тщательно. Он действительно не плох собой, и телосложением, и лицом. Стал носить исключительно темного кроя вещи, очки в золотой оправе, под которыми пышные ресницы часто прикрывали карие глаза. И оставшиеся шрамы на подбородке, которые нанес ему Мадара — только красили лицо. Ему даже шла эта небритость, превратившиеся в настоящую щетину. Он схуднул, очень, лицо обрело ярко-выраженное очертание скул и пухлые губы теперь элегантно дополняли его профиль. Одет он был в черную, обтягивающую майку, спортивные штаны и кроссовки винного окраса. Мать принесла ему в больницу все необходимые вещи и в очередной раз взмолилась стоя на коленях перед сыном о том, чтобы ему стало легче.       — Мама, встань с коленей, ты же не рабыня, — Данзо с утра смотрел на мать сквозь новые очки и протянул ей руку, — не волнуйся ты так, я в полном порядке, — его губы вытягиваются в одну, ровную улыбку.       — Мальчик мой, — женщина опять плачет и смотрит на своего единственного сына, — что же этот урод сделал с тобой, родной мой, — она садится рядом на скамейку и заливается слезами. Боже мой сыночек.       — Урод? — Данзо поднимает свою бровь и смотрит матери в глаза закинув нога на ногу, — ты о ком, мама?       — О твоем учителе, сынок. Это же он довел тебя до всего этого! Сынок! — она обводит руками местность больницы, — это все из-за этого Тобирамы.       — Мама, — Данзо наклоняется к женщине с улыбкой снисхождения, — мама, ну почему ты такая дурочка у меня? — он вытирает своими пальцами слезы с ее лица, — мой Тобирама не доводил меня, мама…ты что?! Он и сам жертва, как и я, одного очень плохого человека. Не говори о нем, — он резко сжимает плечо матери от чего женщина дергается, — не говори плохо о Тобираме, мамочка. — он прижимает ее к себе и гладит по спине. — Он святой, он Бог, Боги не могут быть плохими мама.       — Ты уверен, сынок? — женщина всматривается в спокойное лицо сына и пытается поверить ему. — Он очень хороший человек и врач, но он тебя сделал тем, кем ты стал.       — Ну конечно, мамочка, — Данзо с нежностью улыбается, — ты же помнишь, каким я был счастливым, когда мы приезжали с ним к вам домой и когда мы были вместе. Помнишь, мамочка?       — Помню, сынок. — женщина опять в слезы. — но, что тогда произошло, родной мой? Кто это с тобой сделал? Папа очень зол, сыночек. Точнее, папа — в бешенстве. Отец ни разу его не навестил. Не смог перебороть свой стыд за сына. Данзо задумывается. Это — хороший вопрос. Очень хороший вопрос. А после смеется и прикрывает свои глаза от палящего с самого утра солнца.       — Дьявол, которого мой будущий муж пригрел на своем плече — вот он — да, мамочка. Ты же помнишь, мужчину, который приходил к вам в дом? Такой темненький и с длинными волосами? Помнишь, мамочка? Он искал нас с Тобирамой тогда?       — Помню, — мать Данзо вытирает слезы своим платком — смутно, но помню.       — Так вот мамочка, это самый больной человек на свете, который подставил меня и из-за него я оказался здесь, твой родной и любимый сын. — Данзо смотрит в глаза матери и не моргая, сжимает ее пальцы своими, подносит к губам и целует. — понимаешь, мама?       — Но, сынок… — женщина всхлипывает еще раз.       — Что, мамочка?       — Ты изменился очень, ты стал меня пугать… — женщина сглатывает и старается быть честной с сыном.       — Я? Чем? — Данзо поджимает губы, — я такой же как и раньше. ты же знаешь. мамочка, я люблю тебя больше всего на свете и папу и Тобираму. Женщина сглатывает и шумно выдыхает и произносит дрожащими губами.       — Глазами. Твой взгляд, меня от него бросает в ужас, сынок.       — А что с ними? — Данзо на секунду дрогнул губой и продолжил улыбаться натянуто.       — Они холодные сынок. — женщина опять начинает рыдать и утыкается в сына, сжимая его спину своими руками. — они чужды мне, сыночек мой. Я тебя больше не узнаю.       — Ну-ну мам, — Данзо гладит темные волосы матери рукой, — ты накручиваешь себя, ты у меня такая, — он делает глубокий вдох, и на выдохе отвечает смотря пристально перед собой, — мнительная.       — Это же из-за таблеток да, сыночек?       — Конечно мама, ты же знаешь таблетки — это зло. Мамочка, ты сделаешь кое-что для меня? Мне кое-что нужно, мама. Хорошо? Мне станет от этого лучше — обещаю.       — Все, что попросишь, сынок…       — Какой у меня взгляд? — резко спрашивает Данзо, поворачиваясь в сторону Кабуто. Смотрит на него словно сверху и снимает очки. Кабуто задумывается — какой взгляд? Хороший вопрос, он обычно никогда не смотрит людям в глаза. Но сейчас — посмотрел. Смотрел пару минут и наконец произнес вердикт:       — Неприятный.       — Это какой? — Данзо надевает очки обратно и смотрит в сторону детей.       — Пробирающий насквозь, смотреть в твои глаза некомфортно. Он какой-то слишком. — Кабуто поджимает губы, — холодный что ли.       — Вот как, — Данзо усмехается, прикрывши глаза и качает головой. — допустим. Ты принес то, о чем я тебя просил?       — Да, правда я не понимаю зачем тебе книга об основах гипноза. — Кабуто в замешательстве вытаскивает книгу из пакета и протягивает ее своему пациенту.       — Мозгу скучно, хочу почитать для себя что-то чуждое мне, спасибо. — Данзо кладет ее рядом на скамью и резко добавляет, — дам тебе десять тысяч евро, если ты мне через два дня разрешишь выходить на прогулку в город.       — Исключено. Ты под надзором, — Кабуто качает головой.       — Двадцать, — Данзо спокойно наблюдает за птицами, которые щебечут, сидя на ветвях деревьев, листья которых отдают разными цветами зелени на своих просторах.       — Зачем? — Кабуто смотрит прямо на Данзо, но, тот даже не поворачивается к нему и достаёт сигарету, закуривает.       — Двадцать пять наличными, — он выдыхает дым изо рта и в умиротворении прикрывает глаза, — на карту могу скинуть.       — Я задал вопрос. — Кабуто начинается заводится.       — Я слышал твой вопрос, я не глухой, — Шимура говорит меланхолично, спокойно и даже с зевотой в голосе, — я не обязан тебе отвечать зачем.       — Обязан! — Кабуто вскрикивает.       — Хорошо, тридцать и больше предлагать не буду, — Данзо тушит сигарету о пол и Кабуто просто сидит и смотрит на этого человека и с восхищением, и со страхом — сколько у него денег, что он просто так раскидывается за прогулки такими суммами?       — Договорились, раз в неделю как Тцунаде тут нет — но, скажи зачем? — Якуши стоит на своем. Данзо встает, потягивается и Кабуто проводит взглядом по прессу, который виднеется из задернутой майки. Наконец Данзо засовывает руки в карманы и резко ставит руку перед Кабуто, смотрит прямо ему в глаза и наклоняется впритык. Кабуто замирает, Данзо хмыкает и наконец приближается к уху.       — Если скажу, что хочу сходить подрочить на Тобираму в уединении со стороны, не подходя к нему по правилам пятидесяти метров, поверишь? — в голосе звучит ирония.       — Нет, — фыркает Кабуто.       — А зря, я отвечал честно, — Данзо наконец отстраняется и осматривает его с головы до ног, — трахал бы тебя Сенджу как трахал меня, поверь, родной, ты бы тоже столько денег отдал, чтобы хотя бы передернуть на предмет любви… — он фыркает, и устало прикрывает глаза — Старые фото и мои видео — уже не приносят удовольствия, а этот социофоб всегда ничего в социальные сети не выставлял, ну… или его ебарь запрещает ему — хрен этого ублюдка знает. — Данзо удаляется и кричит напоследок, — все, скину бабки сегодня. Я пошел. Полтора часа в неделю — я успею прогуляться. Пиши, когда смогу выйти, я все равно тут привязан.       — Ты больной, и в тоже время гений, — по-доброму смеется Кабуто, — тем ты мне и нравишься, Шимура Данзо. Детям осталось играть еще полчаса. У матери Данзо попросил принести его зеркальную камеру завтра днем, маленькую, в карман уместится. Данзо скучающе возвращается в свою палату и, открывая книгу на первой странице — введения, погружается в чтение. Oh 'cause they will run you down Down to the dark

***

      — Перед тем, как ты закроешь свои глаза и твое тело медленно начнется расслабляться, я хочу, чтобы ты сделал глубокий вдох, — голос женщины звучит успокаивающе, расслабляюще и мелодично. Мадара стоит на первом сеансе гипноза Тобирамы, вместе с Орочимару в стороне и наблюдает за процессом. Орочимару посоветовал свою лучшую ученицу и коллегу, которая освоила психоанализ под его руководством уже очень давно. Молодая женщина специально прилетела в Данию к ним на месяц, по приглашению самого Орочимару из Штатов и теперь жила вместе со своим мужем, который предпочел снять номер в гостинице. Оба были учениками Орочимару и познакомились друг с другом еще во время университета на первом курсе. У женщины были рыжие, прямые волосы до середины плеча, очки в черной оправе и одета она была в обычную рубашку, цвета слоновой кости из льна, и кожаную юбку до середины колена — прямую. Она всегда носила туфли на каблуке и аккуратный галстук в форме банта на шее винного окраса.       — И после…следует глубокий выдох, — девушка говорит успокаивающе, — ты сейчас находишься в полной безопасности, тебе никто и ничто не угрожает, нет повода для волнения, — она смотрит на Тобираму напротив, который сидит в кожаном кресле одного из кабинетов, которые принадлежали Орочимару за городом в частном доме.       — Как зовут ее? — шепчет на ухо Мадара у своего друга и тот, смотря на него, отвечает так же тихо.       — Карин Узумаки, она одна из лучших специалистов в Лос-Анджелесе, — Орочимару говорит успокаивающе, — после Кагуи она моя вторая гордость, очень талантливая девушка. Мадара пристально и изучающе проводит взглядом по спине женщины и пытается внушить себе, что ей — можно довериться и отпустить желание контролировать процесс.       — Постепенно, все голоса снаружи, перестают звучать, они становятся всего лишь фоном и шумом, обычным, внешним шумом. Ты слышишь только свой внутренний голос, только — его. Он самый родной тебе и безопасный, потому что он — твой. Ты полностью можешь довериться своему внутреннему голосу. Сейчас, я включу тихую, успокаивающую музыку, которая, будет служить для тебя ключом в полное погружение себя. Когда они только познакомились, Мадаре она как человек очень понравилась, наверное только такую симпатию вызывала у него только Конан. Она звучала убедительно, уверенно в себе и располагающе, а еще, видно было, что она — добрый человек, заботящийся о своих пациентах и выглядела абсолютно психически стабильной. Да, Мадара из-за крайне плачевного опыта в своей жизни, особенно учитывая, какие сюрпризы она может преподнести тебе в качестве людей и их нездоровой психики — уже искал подвох во всем. Лучше проверить теперь заранее вдоль и поперек, нежели, довериться человеку и потом… Оказаться на грани смерти в подвале какого-то дома. Жизнь показала Мадаре одну простую истину с полна, — каким бы человек ни был адекватным с виду и стабильным, по факту — свихнуться он может в любой момент. Ты даже этого и не заметишь. Мадара разучился доверять почти всем людям в округе, Данзо ему в этом помог сполна. Теперь, он каждого, нового человека в их жизни с Тобирамой на каком-то уровне инстинктов — воспринимал как потенциальную угрозу. Наверное, это стоило бы обсудить с тем же Орочимару, но у Учихи, кладя руку на сердце — не было на то никакого желания. Так ты хотя бы учишься доверять самому себе и своим инстинктам в первую очередь, а инстинкты Мадару не подводили никогда.       — Ты слышишь только свой голос, — женщина пристально смотрит на Тобираму, — скажи, что говорит твой внутренний голос? — ее голос становится тише, сливается с внешним фоном, тихой музыки. Тобирама сидит в кресле и сжимает пальцами основания ручки в руках и сглатывает. Он не расслабляется и это видно.       — Тобирама?       — Я… — Сенджу дергается, — я слышу вой.       — Какой вой? — женщина резко хмуриться и наклоняется вперед, перекладывает пальцы рук в замке на свое колено и рассматривает своего пациента.       — Крик, — слово выходит со вздохом, — крик птиц… — он начинает вжиматься в кресло.       — Каких птиц, Тобирама? Как выглядят эти птицы? Орочимару и сам уже с огромным интересом рассматривает сморщенное лицо Сенджу, который весь взмок. На майке видны пятна пота прямо на груди.       — Тоби… Голос женщины резко искажается и слышен в сознании Сенджу как чей-то мужской.       — Б…белые… Тобирама на пятый день их отпуска с семьей у океана утром проснулся рано и решил, пока все спят прогуляться по берегу и пособирать ракушки, которые показывал маме до этого. Ему хотелось найти ту самую, чтобы подарить Изуне и Мадаре. В тот день океан бушевал с самого утра, поднялся сильный ветер, который раздувал его волосы в разные стороны, но, малец шел уверенно прямо по берегу и рыская в песке рассматривал свои находки. Песок сам по себе был колюч, из-за части множество ракушек, которые, в процессе обработки водой и жарой превращались в итоге в песчаный берег. По сути, песок под его ногами: множество разбитых, раздробленных ракушек, которые, превратились в нечто подобии пыли и осколков. В их местности он ничего не нашел, и шмыгая носом от соплей, которые от соленого воздуха так и стекали по носоглотке вниз — шел дальше, вытирая соленую субстанцию рукавом кофты. Он прошел намного дальше, прежде чем понять, что он ушел достаточно далеко и их дома он больше в поле своего зрения — не видит. Мальчик поджимает свои губы и выдыхает.       — Ну вот. — он обреченно выдыхает, — сжимая обычные остатки ракушек, ничем не примечательные, в своей ладони и пинает ногой песок. Возвращаться обратно ни с чем не хотелось, и он решил идти дальше. Ветер усиливался с такой скоростью, что он даже перестал слышать свой собственный голос. Крик чаек вдалеке внезапно привлек его внимания и он просто разворачивается и идет в ту сторону…       — Тобирама, ты слышишь меня? — женщина начинает уже по-настоящему волноваться. Он идет и идет, завороженно следя за огромной стаей птиц неподалеку, которые опустившись на песок группой ведут себя необычно. Прикрывает рукой свои глаза и пытается противостоять порывам ветра. Ветер режет глаза, как бы он ни пытался его избежать.       — Что это? — первая мысль появляется в его голове, как только он подходит ближе. Птицы белые — огромное количество и много крови на песке. Песок окрашен в красный.       — Что это такое? — мальчик вздрагивает, но не останавливается.       — Тобирама? — Карин начинает придавать голосу громкости, — Тобирама, ты слышишь меня? — он дергается и видит, как Тобирама сильнее сжимает основание кресла. — он не слышит меня! — она хмурится и поворачивается к Орочимару. Он подходит и видит…видит как чайки, белые и еще какие-то птицы жрут умершее животное прямо на берегу океана, оно разлагается от сильной жары и запах гнили разносится по всему побережью. Они хватают свои клювом мертвую плоть и жрут.       — Тобирама! — Орочимару вскрикивает и видит, как Сенджу начинает трясти. — Карин, возвращай его сейчас же!       — Что происходит? — Мадара начинает нервничать и подходит к Тобираме ближе. Он весь бледный, мокрый и у него начинаются конвульсии.       — Возвращай его сейчас же! — Орочимару орет.       — Не получается! — Карин сама уже не на шутку испугалась и вдруг. Тобирама вскрикивает от ужаса. Птицы напрочь выклевали глаза бедного животного и он резко тянет руку к животному, чтобы помочь ему, а после, рефлекторно к носу, чтобы сжать его — начинает мутить от вони. Начинает тошнить. Он смаргивает и на секунду ему кажется что — он видит…       — Тобирама! — слышно, как Мадара кричит ему в след и бежит за ним, — Тобирама!!! Ему кажется, будто вместо умершего животного там, он только что увидел Мадару, которого сожрали птицы и…       — Тобирама — я здесь! — Мадара почти добежал до него и Тобирама тянет руку за ним, а после, его раненное и умершее животное, хватает своей сгнившей лапой за локоть и он кричит от ужаса.       — Поймал! — слышится смех и Тобирама в ужасе вскрикивает.       — Тобирама насчет три, ты очнешься…раз… — Карин говорит громко. — РАЗ! Yes and they will run you down Down 'till you fall Пытается высвободиться от захвата, отдергивает руку, и поворачивает свою голову к Мадаре, который бежит ему в след. Делает шаг к нему, и внезапно все чернеет, меняется, он поворачивается и оказывается уже будучи взрослым в той самой палате, в тот самый день, когда на его столе умер Хаку. Он стоит и смотрит на себя со стороны, видит как тело мужчины после аварии истекает кровью. Пытается его оперировать. Он не спал, он устал, он решил помочь Данзо в его операции, хотя не должен был этого делать.       — Он умирает, — слышится отчаянный голос Сарутоби, — учитель, — он. он умирает! Тобирама вместе с собой маленьким смотрит на себя же самого со стороны и подходит к умирающему пациенту. Смотрит на себя, смотрит на юношу и его губы начинают медленно вытягиваться в жуткой улыбке.       — Ты не спасешь его, малыш, — он усмехается, — ну как и свою мать не спас. Тобирама начинает задыхаться от беспомощности. Его начинает потряхивать, а пульс…он — остановился.       — Тобирама? — Данзо сглатывает. — Тобирама хватит…он…он — умер. Тобирама пытается оживить Хаку разрядом несколько раз и не хочет признавать, что уже десять минут бьет разрядом — труп.       — Тобирама? Тобирама отходит в сторону, не снимая руки от перчаток, те в крови, в ужасе смотрит на тело пациента.       — Надо констатировать время смерти и сообщить родным. Тобирама? — Сенджу не может пошевелиться и теперь, поднимая голову смотрит в одну точку и видит в углу комнаты себя. Самого себя, который смотрит на него с интересом.       — Пожалуйста, ему очень нужна помощь прямо сейчас. Да, я понимаю, что сейчас не детское время и сеанс не запланирован, но Вы его психотерапевт, это ваша обязанность — принимать пациентов вне зависимости от времени и погоды. Да, ситуация очень срочная. Да, да, я слушаю. Говорите адрес. Хорошо, мы привезем его через полчаса. Внезапно для всех, Тобирама успокаивается и резко садится, и поворачивает голову вправо, будто прислушиваясь, потом влево и наконец, замирает. Начинает повторять уже когда-то сказанные ему слова.       — Я… — первая буква была больше похожа на какой-то хрип, нежели на голос. — Хаааахах, — нижняя и верхняя губа будто зажались в вакуум. — Я… ахаха, — шумный воздух выходил изо рта, полностью надрывая дыхание. — Человека, — опять пауза, голос слишком тихий, чтобы расслышать с первого раза. Шумный выдох. — Убил. Я — монстр. Сенджу затихает на пару секунду, и его грудная клетка надрывается в немом плаче. Из закрытых, пустых глаз начинает литься что-то прозрачное. — Я, — воздух болезненно бьет по легким. — Чудовище. Орочимару резко замирает и его глаза округляются.       — Я знаю…я помню этот день. — он в полнейшей прострации подходит к Карин и просит ее встать, чтобы сесть на ее место.       — О чем ты? — Мадара уже побледнел сам — весь.       — Он был у меня в тот день, когда должен был приехать к вам. — Орочимару отмахивается и внимательно слушает дальше.       — Я парня не спас, — Сенджу сидит спокойно на этот раз и говорит тихо, глубоким голосом. — Обещал, что вытащу его, я говорил с ним перед операцией. Подключил к аппаратам, проследил за ним три дня ровно до операции. Обещал, что выпишу его после того, как пойдет на поправку. А в итоге убил. Ха, — Хаааа, — Вот этими самыми руками убил. Понимаешь? Сердце не выдержало и остановилось. Я его убил. Ха-ха, — Сенджу закусил губы до крови, чтобы сдержать свой идиотский смех, который попросту рвался наружу. — И я, такой, подумал, ну не может же он умереть просто так, да мне кажется, наверное. Нужно разряд сделать.       — Тобирама? Ты слышишь меня? — Орочимару сглатывает.       — И я, такой, говорю ему, ну, очнись. А он молчит в ответ. Молчит. Понимаешь? — он поворачивается к Орочимару и начинает судорожно выдыхать подобие смеха через слезы. — Глаза закрыты, — показывает пальцем на свои, — показатель пульса показывает ровную линию. И он молчит. Навсегда замолк. Смерть, — Сенджу зажмурился будто от отвращения, — констатировал Сарутоби, или не он, я не помню. Я обещал той девушке, что он выживет, а он умер, — врач начал смеяться опять, вытирая слезы. — Ну, умер. Понимаешь? Такой холодный стал, бледный, и я стою, смотрю на него, он смотрит на меня… ха-ха-ха… мы так смотрим друг на друга, знаешь, молча.       — Господи, — Карин начинает поджимать рот своей ладонью и отводит взгляд, — господи какой кошмар.он.он воспроизводит травму. он…       — И он мне такой: «ну посмотри, что ты сделал, ты убил меня, обещал, что не убьешь, а ты убил, что же ты за человек такой», ха-ха-ха, — Тобирама уже искренне смеялся от веселья. Задыхается. Слезы льются без остановки. — Смешной такой… мертвый, а шутит как живой. Он мне даже Мадару в тот момент напомнил, — голос становится тихим. Мадара стоит и смотрит на своего мужа и до него медленно начинает доходить, что же случилось. Он же ему тогда говорил, а Мадара даже не слышал. Он даже не хотел его услышать, и потом. Он помнит, что случилось дальше. Боже — какой же он идиот.       — Тобирама — два, — женщина выдыхает и пытается унять дрожь в руках, — он не. не слышит меня, — она резко замирает. Сенджу внезапно начинает искренне смеяться.       — Не два. Два будет — когда я скажу! — неожиданно для всех слышится грубый, чужой голос и все трое дергаются, — я еще не закончил, сука.       — Его пора возвращать — срочно! — кричит Мадара. And they will run you down Down to your core Тобирама находится на той самой трассе. Он стоит на дороге и видит себя со стороны, видит как он сам стоит прямо напротив горящих фар, слышит как он кричит по телефону Мадаре — остановиться, но, тот едет прямо на него. А он — он стоит и не ступает ни на шаг в сторону, чтобы освободить проезд. Тобирама смотрит в свое отражение в луже, и понимает — выглядит он совершенно иначе. Он одет во все черное, на его лицо накинут капюшон и в руках какой-то блокнот, он лишь с интересом наблюдает за процессом — будто со стороны. Замирает Орочимару и Мадара от того, что видят как Тобирама резко перестал дрожать опять, он с закрытыми глазами сидит и…улыбается?       — Он перестал дрожать. — Мадара в полнейшем недопонимании смотрит на своего мужа, — почему он перестал дрожать?       — Он перестал сжимать кресло, — Орочимару в замешательстве смотрит на руки своего ученика и видит, как его ладони скрещиваются в замок на своем колене, ноги он закинул на одна на другую и продолжает улыбаться.       — Почему он улыбается? Тобирама стоит напротив себя и видит стоящего себя на той самой дороге, на которой разбился Мадара с Саем. Видит, как он стоит прямо напротив приближающейся к нему машины, фары которой начинают ослеплять его глаза — он держит в руке телефон и кричит Мадаре в трубку, чтобы тот бил по тормозам. Сейчас, он стоит и с интересом смотрит на себя самого, а после подходит к своей машине и видит свое отражение сейчас. Он одет во все черное, его лицо закрывает капюшон, в руках блокнот и он что-то туда записывает. Шум тормозов, скрежет и крики перерастают в вой и крик.       — Насчет три, — ты откроешь свои глаза и очнешься. — Карин подходит к Тобираме и кладет на его плечо свою руку. Тобирама видит, как он сам вытаскивает из машины Мадару и плачет, задыхается и его всего бьет дрожь, он умоляет всех богов, лишь бы успеть, лишь бы Мадара выжил. Но, сейчас он лишь с интересом рассматривает изуродованное тело Мадары и обращается к самому себе. Он обходит машину и почему-то усмехается, он скидывает свою черную вуаль и наклоняет голову набок, оценивающе проводя взглядом по второму мужчине в машине. Лицо Мадары изуродовано от стекла, осколки которых до сих пор впиваются в его кожу. Одна рука вывернута, но все еще держит руль машины. Черепная часть полностью разбита, и волосы пропитываются этим специфическим запахом. Они слиплись и запутались. Нога полностью зажата машиной, бок которой всмятку. Мадара держал управление до конца. Его лицо повернуто в сторону пассажира рядом, будто он в последний раз хотел на него посмотреть. Когда ты разделяешь себя на части, от неспособности больше справляться со своими эмоциями в одиночку, вторая твоя часть, в основном имеет крайне негативную и темную натуру. Она забирает все твои отрицательные эмоции в себя, снимает тем самым груз с твоих плеч. Но и последствия всегда будут не крайне благоприятными для психики в целом. Ты делишь себя на двое. Ты раскалываешься и начинаешь медленно терять — себя.       — Мадара Учиха, — Тобирама перелистывает свою книгу намного дальше и хмурится, после чего оценивающе проводит взглядом по тому Тобираме, который пытается сломать дверь. — Как символично, точь-в-точь как Таджима Учиха пару лет назад. Только… — взгляд скользит по себе второму, который даже не смотрит на него, он пытается и пытается снять дверь, разблокировать ее, достать мужчину. Когда-то он верил в богов. Мама говорила — они существуют и всегда будут присматривать за нами. Он думал, что видел Бога в тот день или просто хотел видеть. Что если — мама ошиблась?       — Раз. — Карин говорит громко, но понимает, что Тобирама сейчас ее совершенно не слышит. Тобирама вздрагивает от своего же голоса и впервые видит в этом боге — свое лицо. То есть все это время.это был он? Все это время он был совершенно…       — Только у отца Мадары не было рядом того, кто бы так отчаянно пытался вытащить его из моих лап. — И на его губах медленно появляется улыбка, он закрывает книгу и становится наблюдателем. — Что ж, твое стремление жить и его стремление помочь настолько похвально — что я понаблюдаю за вами обоими. Конечно, он наблюдал за собой и за предметом своей любви, единственной в жизни с самого детства. Они становились одним целым. Одним организмом, который всячески хочет себе порой помочь, а порой — отравить своими же собственными руками. …совершенно один. Когда-то он думал, что Бог ему обязательно поможет. Если ты, человек, действительно сможешь выжить — ты должен быть благодарен этому юноше. And they will run you down Down to your core Ohh 'till you can't crawl no more Он просто придумал кого-то, кто бы мог разделить с ним его боль в тот день. Боль имеет накопительный эффект и именно тогда он ее и не выдержал больше. Ему было проще разделить свою боль с кем-то еще, представить кого-то, перенести своего внутреннего карателя и родителя в образ Божества, которым его обделили с детства. Так устроена человеческая психика — разделяй и властвуй, иначе, в плохом исходе событий, не выдержишь и попросту сойдешь с ума. Он был один, даже тогда совершенно один. Человеческий мозг на генетически заложенном уровне всегда стремится к выживанию. Как и психика, которая, по сути приспосабливается к любым ситуациям. Она эластична. Любые возбудители в организме имеют накопительный эффект. Организм копит все срывы и импульсы, тем самым обороняясь от окружающего воздействия, и только тогда, когда угроза спадает на половину или полностью, накопленные импульсы начинают бить по человеческому организму всем тем, что он накопил и всосал в себя. Но — не сразу. Плохо может стать далеко не сразу. И конечно, человек не заметит даже, что у него начались огромные проблемы с организмом или психикой, или же с тем и тем сразу. Когда-то он думал, что все это время он не был один.       — Скажи, Тоби, — маленький мальчик качает ножками, сидя на голубом мосту, и кидает небольшой камушек в воду реки, которая своим плавным потоком несет его по течению. — Если бы два твоих любимых человека тонули, но у тебя была бы возможность кинуть спасательный круг только одному человеку, кого бы ты выбрал? — угольные глаза встречаются с красными и на губах играет виноватая улыбка Так появляется: посттравматический синдром, депрессия, эмоциональное выгорание или же психопатическое состояние. А сейчас он понимает — что тогда, именно в тот ужасный день, он видит никакого не Бога — он видел самого себя. Организм устроен так, что он всегда будет выжимать из человека любые ресурсы до конца, как иммунитет, который борется с болезнью, чтобы победить заразу. И только потом — расслабляясь, отдыхать и вследствие — заболевать.       — Скажи, если бы тебе нужно было убить человека, который в тебя верит и надеется на тебя, что бы ты сделал? — голос звучал будто за стеной воды.       — Я бы умер сам. Люди выдерживали войны, инвалидности, пытки и ампутацию. Только потом их ломало — когда они возвращались в более здоровую и спокойную среду. В основном, организм работает на максимум и не имеет лимита затрат своих же ресурсов. А еще, идет в отказ от осознания того, что с ним происходит. Он ошибся? То есть, если человек думает, что у него случился «нервный срыв» после определённого события, то он — ошибается. Срыв случился давно, последнее событий — следствие. Это как вирус в системе программирования, который развивался годами и теперь приспособился, адаптировался и начал разрушать всю систему изнутри до конца. Антивирус не помогает, когда вирус каждый раз создает такой же код, как и у самой системы. Борьба — она происходит, но, война — заранее проиграна. Надо создать новую систему, а новую психику человека — нет.       — Два, — кричит Карин. — ДВА!!! Он, кажется, совершено…не здесь?       — Кто-нибудь, я прошу вас. Помогите. Тобирама смотрит на себя со стороны. Он был таким жалким и беспомощным в тот день, он действительно верил, что ему смогут помочь. Но, никто тебе не поможет, кроме тебя самого. У человека образуется совершенно новая личность, пропадает старая, меняется все. Внешний вид, характер, поведение и мышление. — ЧТО ТЫ СТОИШЬ? — слезы не дают даже нормально орать. — ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПОМОГАЕШЬ? Он умирает! — он сжимает рукой свою кофту и ползет к Мадаре. Не дышит. Сколько времени он уже не дышит? — Я умоляю тебя! Помоги мне! Но, Тобирама молчит. Тобирама тогда — вытирает рукавом слезы, пытаясь сфокусироваться, и его мама наконец берет его руки и кладет на грудь Мадары. А после он лишь задает один лишь вопрос, смотря на себя самого и его зрачки сужаются.       — Скажи, если бы тебе нужно было бы предать человека, который в тебя верит и надеется на тебя, который любит тебя, что бы ты сделал? — голос звучал будто за стеной воды.       — Я лучше бы умер. Понятно. Вот оно как. Он действительно бы умер тогда, на той самой трассе, вместе с ним. Или в больнице — лег бы рядом и просто умер. Он бы не жил без него — не смог бы вынести боли потери во второй раз. Кого угодно, но не Мадары. Ответ был очевидным. В тот самый день, на той самой трассе, он действительно умер где-то. В глубине своей души. Вот что произошло тогда, вот почему он стал таким. Он все это время просто обманывал себя, пытаясь верить, что он остался прежним. Но, от прежнего него — не осталось ничего. Его больше нет. Именно поэтому, он и вел себя все эти годы вот так, именно поэтому, все пришло к такому финалу. Раскол пошел тогда — а следствие случилось после, и благодаря Данзо, и благодаря Мадаре, и самому себе, и всем смертям во время операций. Сломало его знатно.       — Три. — Карин дергает его за плечо и Тобирама наконец открывает свои глаза.       — Ты здесь? Ты слышишь меня? — повторяет женщина, Тобирама кивает ей и смотрит на нее спокойным и осознанным взглядом.       — Что случилось? Почему ты не отвечал? — спрашивает сразу Орочимару и смотрит внимательно на своего ученика.       — Я смотрел фильм. — Тобирама выдыхает и переводит взгляд на Мадару. Мадара вздрагивает и его начинает смущать этот взгляд, он стал каким-то другим, пока сложно дать точную формулировку, каким именно.       — Какой фильм? — тихо спрашивает Карин и садится обратно в кресло, на нервной почве она вся взмокла.       — О себе и своей жизни, как в книге, — он усмехается шире. — «Превращение» Кафки*. Хорошая книга. Мадара выдыхает и выходит наружу, ему надо было покурить, а Тобирама просто смотрит в окно.       — Все нормально, и спасибо, я многое для себя понял благодаря вам, Карин, — он наконец переводит взгляд на Орочимару и его коллегу.       — Что именно?       — Что я — идиот, который любит своего мужа больше чем самого себя и всегда любил. Бывает же такое. И я себя давно потерял в нем. А хорошо это или плохо — я уже никогда не узнаю, — он медленно поднимается с кресла и кивает всем, — господа, мы поедем домой. Я хочу домой. Я просто хочу отдохнуть и переосмыслить некоторые вещи. Мне нужно.       — Конечно, — Орочимару помогает Тобираме дойти до двери и кивает Карин. Больше ходить к ней нужда отпала. У Сенджу отлегло. And way down we go…

***

Мито поняла, что беременна вторым ребенком не сразу. После первой задержки месячных, она даже и не подумала пойти сделать тест на беременность, так как нервы у нее порой давали сбой и из-за мужа, и из-за Сакуры, что было по крайней мере для большинства матерей — нормой. Цикл может меняться в зависимости от состояния женщины. А последние месяцы Изуна так стал изводить ее семью, что нервничала она почти каждый день, человек всегда боится потерять то, что любит и ценит больше всего. После задержки вторых месячных, она стала сомневаться в том, что причина в стрессе, и после медленно ее начинало тошнить, мутить и часто кружилась голова. К своему гинекологу она обратилась в июне и после Узи, врач вытирает ей живот, и улыбается.       — Ну что, милая поздравляю вас, у вас в семье пополнение ожидается. Вы — беременны, Мито. Мито сначала замирает, а после счастливо улыбается и не может сдержать своего волнения, губы и кисти рук начинают понемногу дрожать.       — Я не знаю что и сказать, — она наконец выдыхает. — Здорово.       — Будем наблюдаться раз в три недели, как и в прошлую беременность, и дальше пройдемте, я дам вам некоторые указания. Вторая беременность по статистике, всегда легче первой, — леди врач пожилого возраста улыбается Мито и удаляется в сторону своего кабинета, тем самым давая возможность Сенджу одеться в одиночестве. Мито пока не осознает, что именно она чувствует, но, какая-то радость и чувство безграничной любви медленно начинает заполнять ее всю, как только она проводит своей ладонью по еще не проявившемуся сполна животу. У них с Хаширамой будет второй ребенок. Только их. Она хотела второго мальчика. Очень хотела. Радостную новость она решила преподнести мужу лично во время ужина, а пока тот был на работе поехала заранее смотреть новые вещи для их будущего ребенка. А пока, она шла в свободном платье из льна, пока теплый летний воздух раздувал его подол. После осмотра новых вещей для ребенка, зашла в продуктовый, купила все для ужина и наконец вернулась домой, отпустила сиделку и принялась готовить, напевая какую-то песенку себе под нос. Хаширама вернулся домой в положенное ему время уставший. Скинул с себя куртку и сразу отправился в душ, поцеловав перед этим жену и дочку в щеки. Сегодня он был по-особенному хмурым, на работе опять возникли конфликты после того, как суд докопался, и в итоге следствие нашло один из его секретных счетов в банке Швейцарии, конфисковали и отправили все деньги по бумагам завещания Мадары — Изуне и Тобираме.       — Сукин ты сын, — Хаширама смотрит в стену и бьет кулаком о ванну, пытается отдышаться, — то есть моему брату ты передал 60 миллионов, а мне хрен? Мне хуй? Ты будто знал все заранее. Будто специально покончил с собой. Ты знал о счете и только я. Больше не знал никто.       — Мудила… — он вспоминает имена и суммы в завещании, которые нашло следствие и показали ему бумагу. Эти деньги были для Хаширамы страховой подушкой и его детям, и всему роду дальше, а теперь сто двадцать миллионов у него конфисковали, которые Мадара заработал сам. Да, Мадара заработал намного больше — но куда спрятал деньги не знал никто, кроме самого Мадары. А еще есть один нюанс, который если бы Мадара выжил и вернулся с того света, узнал все и обозлился бы — у Хаширамы забрали бы все и сразу. Слава богу он сдох.       — Вот ты удивишься, Тобирама, когда тебе упадет такая сумма на счет, — Хаширама усмехается, — этот ублюдок тебя действительно любил и хотел тебе дать все, как и своему сумасшедшему Изуне. Изуне была отдана по завещанию сумма в сорок миллионов евро и Обито в двадцать. Изуна уже знал о ней и конечно же не сдержал иронии в своем голосе когда посмотрел в глаза Хаширамы на совете и показал ему  средний палец. Мелкий пиздюк. Обито, мягко говоря, не ожидал такого подарка от своего родственника. И в итоге, Учихи получают шестьдесят миллионов для своей компании. Какаши радостно открыл шампанское и обливал их обоих, крича от счастья. Мадара с того света делал им подарки. Грубо говоря, они оба — Тобирама и Изуна, обеспечены до конца своих дней. Мадара точно просчитал все, будто заранее. Если он еще и обанкротит его по итогу — Хаширама точно наложит на себя руки. Yes and they will run you down Down 'till you fall And they will run you down       — Дорогой, ты скоро там? — Мито звала его уже который раз.       — Иду, любимая. — Хаширама накидывает на себя домашнюю одежду и идет в сторону кухни.       — У нас какой-то повод? — он осматривает множество блюд на столе и удивленно поднимает бровь.       — Ты поешь, — Мито говорит ему, улыбаясь и сияя.       — Что-то случилось? — Сенджу всматривается в свою жену и пытается заранее предугадать, к чему стоит сейчас готовиться. Если бы случилось что-то плохое или она бы узнала что-то плохое, то, точно бы не выглядела бы такой счастливой. Значит, случилось что-то хорошее, о чем не знает уже он сам.       — Ты станешь папой во второй раз, — Мито говорит эти слова с нежностью и воодушевлением. — Я беременна, Хаширама. Он замер и долго смотрел на свою жену, а потом выдавил из себя улыбку счастья и даже расплакался. Он хотел много детей, минимум троих, и наконец-то жизнь ему дает второго ребенка, хоть и в не совсем лучший для этого период.       — Ты рад? — женщина спрашивает, обеспокоившись немного эмоциональной реакцией.       — Конечно я рад, — Хаширама встает со стола, подходит и обнимает ее со спины, проводя руками по ее животу и целует в шею, — у нас будет еще один малыш, это прекрасно, любимая моя. Я очень-очень-очень счастлив. Женщина облегченно вдыхает и целует мужа в ответ в губы. Слава богу — он счастлив, несмотря на проблемы на работе. Ребенок же всегда скрепляет семью и делает ее еще счастливей.       — Сходи, скажи своей дочери, что ее ждет скоро братик или сестра, а я пока уберу со стола, — Мито улыбается и бросает взгляд на играющую девочку в гостиной со своими игрушками-куклами. Она была рада тому, что Хаширама может продолжать свой род, в отличие от своего брата, которому дети не светят, учитывая его ориентацию. Меньше потомства больных уродов как Тобирама, меньше в будущем для них всех проблем. Она знала, что в отличие от бисексуала Хаширамы, Тобирама всегда придерживался своей ориентации и его никогда не привлекали женщины от слова совсем. Никогда. Если только урод не решится на суррогатное материнство, но учитывая фактор его профессии — когда ему детей заводить-то? У Тобирамы муж и его дети — его работа. И Хаширама, и Мито были в этом уверены. Слава богу Мадара не успел обзавестись детьми и у него их быть не может больше — им денег будет больше в итоге, а Изуна в принципе детей не хотел никогда. Учиховская грязь распространяться не должна больше, от них и так слишком много забот. Об Обито с Какаши они не знали и думать пока не хотели точно. Так они думали — так они ошибались. Про всех троих сразу. Down to your core Ohh 'till you can't crawl no more

***

Обито и Изуна лично провожали в аэропорту Фугаку и Микото, пока Какаши остался за няньку и сидел, как приличный семьянин, дома с двумя детьми. Изуна не упустил возможности подколоть его и сказал:       — Тебе очень подходит фартук, Каши…       — Пошел в жопу! — Какаши закатывает глаза и хмурится.       — А что такое посел в опу, — Саске спрашивает Изуну, тянув его за руках его кофты. — дядя Изунаааа…       — Ничего милый, не обращай внимания, у Какаши просто месячные… — Изуна улыбается ребенку и гладит его по волосам.       — А что такое месячные? — спрашивает Итачи, наклоняя голову в сторону.       — А ну все замолчали! — взрывается Обито, — детям еще рано такое знать, — нам в аэропорт ехать уже пора.       — Обито, тебе нравится Какаши в фартуке? — Изуна уже искренне ржет.       — На голую задницу было бы лучше. — Обито резко добреет и доходит до двери, — все, поехали.       — В общем, Каши, ты понял да, как к мужу надо в кровать приходить? — Изуна укланяется от бутылки, которую Хатаке бросает рядом с Изуной в стену, — да ладно-ладно, я же как лучше хочу, ахаха. Какаши, там валерьянка на столе.       — Еще одно слово, Изуна, и ты труп. — Какаши смотрит на него тяжелым взглядом и берет Итачи на руки, несет в гостиную. — Месячные, Итачи, это…       — Все-все, я убежал, — Изуна захлопывает дверь их дома за собой, в котором он теперь стал временно жить, и добегает до новой машины Обито, которую тот себе купил. В общем, проводили они коллег с чистой совестью и вернулись в свой офис, Изуна домой к психованному Какаши ехать напрочь отказался и остался поработать пару часов, пока тот остынет. Ругались они с Какаши часто. Обито лишь закатывал глаза и уходил играть с детьми или работать. Вообще, с появлением детей, в доме жить стало намного веселее и не было времени даже думать о чем-то, что давило на голову. Обито сразу понял, что у Какаши любимчик это — Итачи. У Изуны — Саске, а он сам любит их обоих и одинаково ласков. Дети потрясающие и разбавляли рабочую и домашнюю атмосферу знатно. Спустя неделю, Итачи с Саске стали частыми гостями их офиса, потому что детей не было возможно оставлять одних дома, так как Какаши волновался, что мало ли случится что-то. Поэтому, рабочий процесс выглядел теперь примерно так: Какаши обучает Итачи машинам и с ним рисует графики, пока Саске сидит на коленях Изуны и пытается выдернуть его волосы, на что Изуна усмехается и целует его в щеку. Всем надо кого-то любить, и Изуна — не исключение. Он с Саске часто игрался и даже позвал к себе домой Темари, чтобы та познакомилась с мальчуганом, в итоге играли с Саске уже и Канкуро, и Темари, и Изуна. Пока Саске не был в начальной группе садика в свои выходные. Обито все время был на связи с Фугаку и всячески консультировал его, постоянно вел конференции с партнерами и они медленно, но верно продвигали свою новую коллекцию машин на рынок, анонсировали, и теперь приступили к доработке. Жизнь била ключом. До такой степени что Обито порой наведывался к мужу в кабинет и, наваливаясь на него, занимался с ним сексом прямо на столе, вжимая его и целуя в горячо любимые губы, соскучившись по ним. Или Когда Какаши закрывал за собой на ключ под ночь кабинет Обито, реально пришел в фартуке на голое тело под пальто:       — Ну что, так лучше? Обито присвистывает и отодвигает в сторону бумаги. Жалюзи закрывает и смотрит оценивающе.       — Повернись.       — Раком? — Какаши усмехается и поворачивается, наклоняясь вниз, — нравится?       — Очень. — Обито снимает с себя галстук и рубашку, — трахнешь меня на моем кожаном диване, — он подходит к Какаши и выдыхает ему слова в губы, — мой господин? Какаши шумно выдыхает и хриплым голосом говорит:       — На диван и на колени.       — Да, на колени. — Обито опускается и наконец проводя руками по ягодицам мужа, хлопает его со свей силы, пока тот сжимает его волосы на затылке, и в своем кабинете облизывает головку члена, причмокивая, — это я вместо смазки. После, они ходили оба в синяках на шее и даже не скрывали их. Изуна ехидно улыбнулся — он знал, что фартук был хорошей идеей. Он лично его подарил Какаши, специальный — кожаный. Хотя сначала Какаши сопротивлялся как мог. Пошло на пользу — Обито резко подобрел и стал спокойней, как и сам Какаши, ибо секса у них из-за общей усталости не было, по подсчетам Изуны, почти месяц.

***

Изменения в поведении Тобирамы стал замечать не только Мадара, но и сам Кагами. Уже даже он. Тобирама из раньше отзывчивого, увлеченного и обеспокоенного работой других людей человека, стал более холодным, и даже закрытым в себе. Его совершенно не интересовало как и кто работает, кроме него самого. Он постоянно о чем-то думал своем и даже, когда интерны ему что-то докладывали или сам Кагами, казалось, совершенно не слушает их и отвечает обычными, примитивными ответами, наподобие: «хорошо, плохо, исправить или же нормально». Он дорабатывал свои смены молча и совершенно не шел ни с кем на контакт, после это заметила уже и Конан, которая одним вечером приехала к ним домой и спросила у Мадары, все ли с Тобирамой нормально.       — Он устал очень, — только и ответил Мадара и выдохнул, — скоро уедем на пару месяцев отсюда и должно стать лучше. Мы и дома почти не разговариваем.       — Ему надо отдохнуть, — Конан понимающе кивает, — таким он не был очень давно. Тобирама отказывался от всех новых предложенных ему операций, даже не объясняя причину. У него и так было их несколько в сутки и попросту уже от вида крови и внутренностей начинало тошнить. Сначала, Кагами думал, что он чем-то разочаровал своего учителя или же обидел, но, наблюдая за ним две недели, понял, что Тобирама так относится ко всем и совершенно эмоционально стал сухим. Он больше никого не подвозил, от походов в бары после тяжелых смен отказывался и единственное, что ему хотелось, это поскорее вернуться домой и просто уснуть. Он был вымотан и морально и физически, и в отличие от модели поведения себя прошлого, не извинялся больше за свою сухость и отстраненность. Он даже не думал извиняться. Больше не лунатил, благодаря гипнозу, но, качество сна не улучшилось, снились ему постоянно кошмары, связанные с работой, и он просыпался утром раньше Мадары, выходил проветриться на улицу с собакой в одиночестве. Мадара сдал все предметы, связанные с первом курса университета и теперь проводил дома свой заслуженный отпуск и отсыпался, готовил всегда им завтрак и они много гуляли по улице, когда Тобирама давал на то свое согласие.       — Тобирама, точно с тобой все хорошо? — спрашивает Кагами с утра, протягивая своему учителю свежий кофе, который взял по дороге, и молча идет рядом с ним по отделению.       — Все нормально, — отвечает ему Сенджу своим спокойным голосом и делает утренний обход.       — Конечно, у тебя все всегда нормально, — слова Кагами звучали с долей обиды в голосе. Горит дом, в котором Тобирама сидит — все нормально. Наступила война — у Тобирамы все стабильно. Началась эпидемия чумы — а Тобираме нормально. Тобираму переехал камаз — а у Тобирамы как дела, вы думаете? Ну конечно, у него все нормально. И смешно, и грустно, не так ли?       — Ты можешь мне довериться, я не предам тебя, — Кагами хватает своего учителя за локоть и поворачивает к себе, — я правда, беспокоюсь о тебе.       — Кагами, — Тобирама раздраженно выдыхает, поправляет свои очки на переносице, после проводит по его руке скользким взглядом, отдергивает руку и говорит ему грубо, — выполняй свою работу. И не трогай меня. Иначе, я переведу тебя в другую больницу и там ты своим желанием беспокоиться о ком-то, будешь доставать кого-то другого. Ты понял меня? Кагами хлопает своими ресницами и поджимает губы от обиды, сглатывает и понимает, что именно сейчас отчего-то стало настолько обидно, что он может расплакаться прямо тут и сейчас. Руку отпускает.       — Ты меня понял или нет? — Тобирама смеряет его проницательным взглядом.       — Понял, — он кивает и отводит взгляд, видя, как Сенджу разворачивается и идет дальше.       — Вот и отлично. Можешь приступать. В обед он сидит в кабинете и печатает свою часть проекта, выпивая кофе, пока к нему в кабинет не стучится Конан.       — Дорогой мой, можно? Тобирама, завидев лучшую подругу, смягчается и кивает ей спокойно.       — Солнышко, — Конан садится напротив и сжимает своими пальцами его, — мы волнуемся за тебя.       — «Мы» — это кто? — Тобирама не смотрит на нее, от чего-то ему становится стыдно.       — Я и твой муж, — она ему нежно улыбается, — что с тобой происходит? — она смотрит ему в глаза и Тобирама устало выдыхает, снимает очки и откладывает их в сторону, руку не убирает. Молчит пару минут и пытается сформулировать мысль.       — Я…я не знаю, — наконец от говорит тихо, — я вымотан, понимаешь? Я очень люблю и тебя, и своего мужа, вы это знаете, я просто сидел и думал — нужно ли ему рядом с собой иметь человека с таким багажом психологического дерьма? Конан молча слушает его.       — Знаешь, раньше я никогда не сомневался в правильности своего поведения и решений, и к чему в итоге привело все это? Может, мне первоначально надо было стать таким и держать дистанцию со всеми, чтобы они не привязывались ко мне и после не заканчивали, — голос становится сухим и дрожащим, — ну вот так. — Выдыхает, — я сделал больно и изменил Изуну, Данзо, и еще пару тройку людей, я думал, что все делал правильно, ведь делал от чистого сердца и всегда был предан себе и своей любви к Мадаре и работе, и к чему все это привело? — он замолкает.       — Послушай, то, что ты винишь себя — это нормально, — Конан говорит медленно, — но, Тобирама, ты не Бог и не можешь нести ответственность за всех и за то, как они поступают и в какую пизду себя втягивают.       — Разве учитель не ответственен за своих учеников? — Тобирама хмуро перебивает ее. — Орочимару всегда делал все правильно.       — Тоби, — женщина ласково улыбается, — он старше тебя в два раза, все совершают свои ошибки и учатся на них, так мы растем и меняемся. Никто из нас не святой, мы просто люди и опыт у каждого свой. Но ты не понимаешь, что каждый выбирают свою дорогу, грубо говоря, если бы ты был виноват и с тобой было бы что-то не так, в дурдоме был не только твой любимый ученик Данзо, но и все остальные. Их же там нет?       — Слава богу — нет, — Тобирама улыбается натянуто, — просто, мне кажется, если бы я был мудрее и Мадара, мы бы не втянули всех в это и не было бы вот того, что случилось.       — Мы можем долго гадать, что было бы, а чего не было бы, но, какой в этом смысл? Тобирама, я же сказала — ты не бог, Мадара не бог, вы — обычные люди со своими плюсами и минусами, которые есть друг у друга, чтобы помогать друг другу в любой ситуации. Вы заключили брак. Ты не можешь спасти всех, и чем раньше ты поймешь это, — она отпускает его руку, целует в щеку и кивая ему, отходит в сторону двери, — тем лучше для тебя, иначе ты так сойдешь с ума сам и врач из тебя будет никакой. Понимаешь? Ты и так спас слишком много людей, которых другой бы спасти — не смог. Подумай над этим. Она молча оставляет его одного и выходит за дверь. cause they will run you down Down 'till you're caught Тобирама думал над ее словами весь день и, кажется, что-то для себя понял, по крайней мере внутри какой-то «гештальт» закрылся и он заехал после работы в цветочный магазин и купил Мадаре огромный букет цветов, и извинился за свою отрешенность в последние пару недель. Стало стыдно.       — Все нормально. Мы справимся, — Мадара обнимает его к себе ближе и целует его в макушку, пока тот сидит на его коленях и вдыхает в себя запах своего мужа, — я люблю тебя.       — Я тебя тоже люблю. — Тобирама говорит слова тихо и начинает покрывать шею мужа поцелуями, прикусывая кожу и наконец расслабляясь, давая Мадаре возможность откинуть голову назад и придаться ласкам. Прочувствовать их и насладиться.       — Я уже думал, у нас как в период беременности воздержание на полгода опять, — Мадара иронично стонет и Тобирама усмехается.       — Воздержание у нас было много лет, а теперь — пошли в кровать, — он сжимает своими пальцами ладонь в замок и тянет за собой на второй этаж.       — Ну если вы хотите, то готов я всегда, — Мадара смотрит на своего мужа с желанием и толкает в открытую дверь спальни. — Я тебя хочу всегда. Но, никогда не буду настаивать. Самое лучшее в сексе, в любви и браке двоих людей, это — уважение желаний и личного пространства обоих, забота и понимание, иначе, как бы вы друг друга ни любили — брак от настойчивости и потребительского отношения может рухнуть. Каждый человек может уставать и не хотеть близости со своей любовью в какой-то момент, он может и затянуться на недели — и это нормально. Это не значит, что человек вас разлюбил или изменяет, это значит — человек просто на данный момент устал. Каждый человек может уставать, он же не машина, хотя по аналогии, приведенной только что, даже машина — имеет свойство изнашиваться. Пока ты не заменишь в ней масло на новое, или не поменяешь вышедшие из рабочего строя механизмы. Тобирама смотрит на своего мужа, который лежит под ним и целует его в губы со всей отдачей и нежностью, которую скопил в себе за пару недель. Чувствует как чужой язык проникает внутрь его рта и они сплетаются в танце, пока дрожащие руки начинают блуждать по телу, в мыслях, которые плывут хаотичным потоком, возникает желание раздеться, раздеть Мадару и ощутить температуру его тело своим. Сегодня Тобирама теплый, Мадара более холодный и они меняются в стабильной температуре тела впервые местами по уровню шкалы по Фаренгейту. Мадара судорожно выдыхает и срывает через шею майку Тобирамы и целует того в плечо, закусывает его и его руку вбивают в кровать своей. Тобирама стонет от ласк и перемещает мужа на себя с верху, жадно проводя по любимому телу своими вспотевшими ладонями и сжимает кончиками пальцев сосок. Он покраснел и набух от подскочившего в организме кортизола, адреналина и чувства возбуждения. Мадара берет смазку в свои руки и засовывая палец в рот Тобирамы грубо, чувствует как тот закусывает кожу и растирает себя и его второй рукой сразу. После наклоняется к нему, волосы касаются подушки и насаживается на своего мужа с верху. Шумный вдох разносится по всей комнате и Мадара сам опускается на своего мужа, а после стонет и ощущает руки Тобирамы на своих бедрах, тот выдыхает со стоном и целуя его в губы делает сначала нежные толчки, аккуратные, чтобы растянуть как следует, и после переходит на более быстрый темп секса. Мадара вспотел и сползает с него, аккуратно подвигает к себе мужа со спины к своей груди и целует в ключицы и спину.  Входит грубо и резко, от чего слышится стон вперемешку с криком из уст Сенджу, который утыкается в подушку, чтобы не кричать громко. Раз.       — Не сдерживайся, расслабься и кричи, — Мадара делает рывок в нем еще глубже и задевает простату сразу. Он тренировался долго, чтобы знать правильный угол своей мужа внутри, с соприкосновением которого, по телу сразу проходит ток и чувство щекотливое в животе.       — Ма… — Тобирама стонет и извивается.        — Громче… — Мадара улыбается сквозь поцелуи, — громче! Два.       — Ма-да…— они переходят на быстрый темп и Тобирама весь дрожит. От поцелуев, от толчков, от жара и стонов.       — Тобирама. — Мадара рычит и сжимает его бедра захватом через шею к себе, грубо входя, — назови свое любимое имя. Жарко становится невыносимо и вспотели они уже оба. Слышатся шлепки тела об тела и запахи пота, спермы и цветов смешались в их спальне. Любимый запах их обоих. Три.       — Мадара!!! — Тобирама выкрикивает задыхаясь, и Мадара кончает в него, со словами любви, отпускает его шею и они еще оба дрожат минут десять, уткинувшись друг в друга лбами и пытаются отдышаться. Они уснули, так и не помывшись.

***

Данзо освоил свою новую книгу за четыре дня, и наконец в утро пятницы закрыл и отложил на тумбу, которая стояла у кровати. Звонил Кабуто.       — Ну, привет, — Шимура говорит тихо.       — Сможешь сегодня вечером выйти на два часа после восьми, — говорит Кабуто тихо, и внешние звуки еще сильнее мешают и разобрать его слова, — говорил он специально на английском.       — Отлично. Давно я не гулял, — Данзо потягивается с довольной улыбкой.       — Сегодня у нас будет с тобой занятие в три, за тобой придут, до встречи, — он кладет трубку и Данзо даже не успевает ничего ответить. Свои дни в больнице он проводил продуктивно: час утром и час вечером занимался разминкой и приводил свои мышцы в порядок. Чему он научился у Тобирамы — это заниматься спортом на постоянной основе, во-первых — плюсик к твоему самочувствию и здоровью в будущем, во-вторых разгон импульса крови по организму помогает лучше работать мозгу и сдерживает от ужасного желания трахаться, которое в Данзо было всегда теперь, а в-третьих если и трахаться, то Тобираме всегда нравилось крепкое тело, как и самому Данзо, иными словами — запускать себя было в этой дыре никак нельзя. Дальше у него всегда шел завтрак, за которым Шимура себя заставлял что-то съесть и выпить кофе с водой, обязательно. Ну и приём таблеток, которые он благополучно выплевывал на улице в кусты. Тобирама ему купил и полностью обеспечил лучшие группы и занятия, которые Данзо даже ради познания стал посещать, интересно же, чего люди тут делают и как живут. Понравилась ему терапия музыкой, она успокаивала, и, в принципе, благодаря Тобираме классику он очень любил. Особенно — рояль. Даже сел учиться играть, вспоминая как вечерами Сенджу играл у них дома. Местная учительница стала обучать его и они даже подружились, звали ее Кин. Хорошая девочка, милая даже. А флейте у них обучала молодая девушка по имени Таюя. С обоими он сразу нашел язык и даже приглянулся им. Конечно, он был тут самый красивый, мать его, пациент.       — Ты почему сюда попал? — сочувствующе спрашивает Таюя, когда они закончили очередной урок и она подошла к мужчине на улице. — ты же совершенно не выглядишь больным, в отличии от всех остальных. — Ее рыжие волосы всегда были собраны в небрежный хвост и пряди часто выпадали с захвата резинки. Глаза у нее были красивые — карие, светло-карие, больше отдавали в желтизну. Данзо проводит по ней заинтересованным взглядом и отвечает честно:       — Из-за человека, которого очень любил. Долгая история, — он усмехается и больше не добавляет ничего.       — Мне жаль, любовь очень корыстная порой бывает, — она присаживается рядом и говорит тихо, — я понимаю что это такое, был у самой такой опыт.       — Тоже в психушку попала? — спрашивает с иронией Данзо и устало выдыхает.       — Да, — она отвечает спокойно и улыбается ему, — много лет назад.       — Почему? — удивленно спрашивает Данзо и уже смотрит на девушку более заинтересованно, своя что ли?       — Вены вскрыла, — она усмехается, — дебилкой была, мы поругались, такое вот дело, подлечили, к психологу походила и вот видишь уже стало легче.       — Долго крыло? — Данзо закуривает и выдыхает дым в сторону.       — Года два примерно, — она пожимает плечами, — потом отпустило, шрамы правда на руке остались, но это мне будет напоминанием, как делать не надо, — она смеется.       — А почему отпустило? — Данзо всматривается в ее карие глаза и пытается понять истину. Она отводит взгляд в сторону и предлагает прогуляться по местности. Сегодня стояла прекрасная погода и птицы пели на территории больницы, оставалось полчаса до визита Кабуто.       — Ну так? — Данзо спокойно смотрит вдаль и осматривает листья на деревьях, — или это секрет? Не верю, что психолог помог человеку, который ради другого вскрыл руку.       — А ты проницательный, — она оценивающе проводит по нему взглядом, — психолог сам что ли?       — Нет, — смеется Данзо, — я хуже.       — Хуже? — она непонимающе смотрит на него, — это как?       — Я хирург, — он усмехается, — так понятней будет? Таюя смеется:       — Ну, тогда понятно, врачи все слегка того, особенно хирурги, — она расслабляется, — неудивительно с вашей-то… — она выдыхает, — профессией.       — И то верно, здоровые люди в эту профессию не идут точно, — смеется Данзо. Так они делают пару кругов по парку и наконец возвращаются обратно к скамейке.       — По поводу твоего вопроса, — она, отходя поворачивается назад, и говорит спокойно, — ты прав, мне не полегчало ровно до того момента, пока человек которого я любила — не умер. Тогда оборвалось все, — она усмехается, — я лесбиянка, любила женщину одну со школы, она была моим учителем по флейте, понимаешь, разница в возрасте и все такое…не получалось у нас сначала, — она говорит с пустотой в глазах и сглатывает, — потом получилось наконец…и ее насмерть сбила машина три года назад. Какой-то пьяный урод, пока она шла ко мне домой на примирение с кольцом, мы сошлись и хотели пожениться и улететь в Америку жить. Урода-то посадили, но она скончалась на месте. Больше я не любила и не полюблю никого. С ней умерла морально и я. Лучше бы сдохла и наяву тоже, — она усмехается, кивает ему и уходит. — Ладно, пора мне, — она смотрит на наручные часы, — увидимся на занятиях, Данзо Шимура. Данзо стоит в молчании и смотрит в сторону удаляющейся девушки, и поджимает губы. У каждого свое горе, и выхода, видимо, пока твоя любовь не умрет — действительно нет. Нужно найти в себе огромные силы отпустить, или хотя бы постараться жить дальше. Она нашла. Он в себе силы так и не находил ни на первое, ни на второе. Он не один такой — вот еще один понимающий его человек. Они видят друг друга сразу издалека, вероятно — по глазам.       — Ты опоздал. — Кабуто смотрит на него с упреком и проводит по спокойному лицу Шимуры взглядом, — садись, — указывает на софу в незнакомом для Данзо кабинете.       — Гулял, извини. — Данзо осматривает кабинет внимательно и поднимает бровь, — а где это мы?       — Там, где мешать не будут нам точно, — Кабуто поправляет свои очки и садится напротив Данзо в кресло. — Ну что, как самочувствие?       — Да нормально все, выспался, поел, группу посетил и погулял, законопослушный пациент. Медальку мне надо. — Данзо иронизировал, — а твои?       — Нормально. — Кабуто кивает.       — Ну и…что мы будем сегодня делать? — Шимура наклоняет голову в сторону под пристальным взглядом Кабуто и про себя подмечает, что взгляд этого урода ему ой как не нравится.       — Кофту свою сними. — Кабуто подмечает.       — Мне не холодно и трахать я тебя не буду точно, ты не в моем вкусе, извини, — Данзо напрягается. — Ты что, хочешь со мной потрахаться, что ли?       — Даже если так, то что? — Кабуто закидывает нога на ногу и усмехается, снимая свои очки, — не трахнул бы меня?       — Брось, Кабуто, малыш, у меня воздержание, менопауза и все такое…если ты конечно сейчас не откроешь шкаф и там не сидит Тобирама, я пас. — Данзо смеется. — Ближе к делу, что тебе надо? Кабуто встает и подходит к окну. Смотрит туда хмуро и спрашивает.       — Что такого в этом Сенджу особенного, я не понимаю. Ответь! Данзо смотрит в его спину и думает. После отвечает честно:       — Ты и не поймешь. И слава богу. Я однолюб. Не встает у меня на других. Уже проверил. А если бы еще и ты понял — мне бы пришлось еще избавиться и от тебя, а мне сейчас загрести в тюрьму, или еще куда хуже, ой как нельзя, все должно идти строго по плану. От кого избавиться мне и так есть. Не лезь, не стоит. Кабуто хмурится и выдыхает:       — Научи меня. Я хочу, чтобы ты меня научил некоторым вещам своей профессии и тому, какой психологии и поведения ты придерживаешься, ты же не всегда был таким, я уверен в этом. Вот оно что.       — Ну, учился я в меде десять лет, так что, боюсь даже краткий курс займет ой как много времени, — Данзо смотрит на него заинтересованно, — да и зачем тебе, ты же и так не тупой, вроде?       — Я говорю сейчас не о медицине, Данзо. А о твоем мышлении и видении мира. Ты понимаешь разницу? Конечно, он понимает разницу — но боюсь, мышление и видение мира формируется годами и следствием. Это не «курсы скорочтения» или же «как стать миллионером за курсы в двое суток». Запрос первоначально звучит смешным, но, — хозяин Барин, как говорится, почему бы и не поразвлекаться с человеком, который хочет быть только похожим на других, а не формировать свою собственную личность.       — И что мне за это будет? — Данзо спрашивает иронично.       — Все, что захочешь. — Кабуто отвечает сразу, — я хочу стать твоим учеником. Вот как — иными словами учеником Тобирамы, не знакомясь с Тобирамой, — умно, не спорю.       — Точно — что хочу? — Данзо прищуривается, — ты уверен?       — Да. — Кабуто отвечает, — уверен.       — Даже если я закажу себе выход отсюда сразу или же провести ночь с тем же Тобирамой? — он смеется.       — Да.       — Воу, дай мне письменное на то согласие сейчас и приступим. — Данзо до конца не верит Кабуто. Но тот выходит, приходит за полчаса обратно и приносит ему бумагу.       — Заверишь у нотариуса завтра, — Данзо кивает, — да ты отчаянный, ну, начнем, мой ученик. Время у меня до восьми с тобой ты помнишь, да? Да, Кабуто помнил это прекрасно и да, он решил действовать уже сейчас, пока Данзо был рядом — другого шанса у него точно не будет.       — Бери ручку и бумагу, что ли… — Данзо откидывается на софе и смотрит в потолок, — лекция будет долгой. Истина первая… Его придуманная сейчас, которая в управлении этого человека, послужит ему только на руку. Данзо не ошибся — Кабуто действительно отчаянный…идиот. Которым, очень легко управлять при определённых обстоятельствах, как голодной собаке показать кусок мяса и дразнить им ее, пока она не начнет выполнять команды, которые тебе от не нужны. У Кабуто — его личным куском мяса были знания и зависть. Желание знать больше, чем позволяет его склад ума и возраст. Вот и все. Человек порой не понимает, что некоторые вещи ему знать попросту не дано и не нужно.  У каждого свой путь, и проходя его — человек приобретает свою уникальность. You let your feet run wild The time has come as we all go down

***

Медленно начинались сборы в отпуск. Мадара, с вернувшимся Сасори и Дейдарой, поехали покупать новые чемоданы и летнюю одежду, учитывая погоду в Америке в данное время года и штатам, в которые они поедут, сняв там машину — вещей им будет нужно немного. Дейдара все настаивал на ярких тонах, ибо:       — Ну ты как старпер, Мадара, нахуй твой черный, бери желтые шорты, сейчас же лето! — он закатывает глаза и отбирает у Мадары черные плавки. — Но я…       — Красные лучше, — лаконично отстаивает свое мнение Сасори и показывает Учихе свой выбор.       — Беру красные — мне больше нравятся они. — Мадара одобряющие кивает и кладет в корзину.       — А Тобираме вот эти голубые будут секси. — Дейдара поднимает обе пары и лыбится во весь рот, — ну посмотри какие хорошенькие, с корабликами и пальмами.       — Согласен, на Тоби будут они хорошо сидеть, — Акасуна кивает и радостно кладет их в корзину.       — А теперь пошли за майками, — резко дёргает Дейдара за руку собой Мадару и тот, спотыкаясь, плетётся с ним по торговому центру на окраине города.       — И шлепки надо! — Сасори напоминает.       — И что-то вечернее на выход, — поддакивает Дейдара.       — Ненавижу я эти магазины, блядь, — жалуется Мадара и покорно с пакетами идет за друзьями, — мы тут уже три часа ходим, я устал.       — Это мы еще не начали вам выбирать кепки… Мадара резко останавливается у парикмахерской в торговом центре и решает пойти и обрезать себе волосы как у мужа. Куда он пропал, Сасори не заметил.       — Мада…а как тебе эти рубашки? Мадара? — Дейдара задумчиво осматривает зал, — куда он уже съебался? — он фыркает и садится на пуфик.       — Здравствуйте, — он обворожительно улыбается девушке.       — Добрый вечер, — девушка ему улыбается и вторая немного смущенно отводит взгляд в сторону.       — Я хочу подстричься, — Мадара улыбается, — надоели эти волосы, коротко хочу. Можно?       — Да-да, конечно, — пройдемте, — девушка кивает и ведет его к парикмахеру, — присаживайтесь.       — Господи, какой красивый мужчина! — девушка говорит шепотом.       — У него кольцо на пальце, женат, я сразу заметила, — вторая шепчет на ухо, смотря на Мадару.       — Повезло его жене, — девушка поджимает губы, — и обеспеченный видно, статный…блин.       — Хочу коротко вот так, — Мадара показывает на себе, — сделаете?       — Сделаю, — женщина улыбается и начинает стричь его. Спустя полчаса. Сасори и Дейдара все-таки нашли его. И под взгляд офигевших администраторов врываются в салон.       — Родной, мы думали ты уже домой уехал, весь торговый центр обыскали, не мог сказать? — Дейдара раздраженно входит в салон и фыркает. Сасори плетется за ним и кивает администраторам:       — Прошу прощения, милые дамы, мы друга потеряли.       — Я знаю этого блондина, — девушка хлопает глазами, — он владелец самого крутого бара у нас.       — А это знаменитый пластический хирург, я к нему ходила, — девушка вторая поддакивает, — я у него контур лица выравнивала.       — Слушай, а тебе идет, да, Дана? — Дейдара пихает в бок лучшего друга и Мадара встает.       — Мне нравится, — Сасори подходит и слегла отбрасывает челку в сторону, — я всегда говорил, твои черты даже я не исправлю, настолько они прекрасны.       — Спасибо, я заплачу и пойдем. — Мадара смеется и подходит к администраторам, оба друга ступают за ним.       — Мужчины…а вы бы не хотели поужинать с нами там…время провести? — девушка подает голос и краснеет от неловкости и стыда.       — Я женат. — Мадара отвечает сразу.       — Но может…       — А я только его, — ржет Дейдара пихая в бок Дану, — да, мой сладкий?       — Угомонись, идиот. Не обращайте внимание — он так шутит, но спасибо, мы спешим.       — А вы? — девушка спрашивает еще раз Мадару, который, только похорошел от новой стрижки.       — А я женат. — отвечает Мадара смотрит в свой кошелек и вытаскивает огромную стопку бумаг и отсчитывает нужную сумму.       — Но может…все-таки.       — Боюсь, мой муж очень ревнивый и кроме нашей лучшей подруги и наших друзей мужчин мне ни с кем не разрешит ужинать из женщин, и у меня, признаться честно, нет на это тоже никакого желания. — Мадара сухо отвечает и наконец расплачивается.       — Тобирама такой, — Сасори поддакивает, — при всем уважении, но вы — мимо. Там такая цаца. Что увы и ах, — он разводит руками.       — Да гей он дамы, все, до свидания, и муж его хирург с проблемами с головой, не лезьте ахах, даже я чуть не пересрался от него в первый день знакомства. Хорошего дня! — смеется Дейдара и берет под руки обоих друзей и оставляет позади женщин.       — Почему все геи такие красивые и богатые, а мы не мужики, подруга? — девушка обреченно вздыхает, и вторая понимающе кивает ей. Купили они в итоге все что нужно было и ровно до закрытия торгового центра вышли из него. Мадара не удержался и купил Тобираме красивый браслет из белого золота и черными бриллиантами. Подарок для поднятия настроения, и себе такой же — оба парные. Осталось сделать парные тату во время медового месяца в Америке и будет спокойный и довольный жизнью человек. Тобирама сегодня работал до восьми вечера и, наконец, закончив со своей последней сменой, с Кагами вышел из больницы и извинившись перед ним — обнял его.       — Прости, что нагрубил тогда, я был немного уставшим и период тяжелый, мы улетаем отдыхать с мужем через пару дней, медовый месяц наконец праздновать, — он смотрит в глаза Кагами, — если что, пиши мне и звони всегда, я буду на связи. Будешь за главного пока меня тут не будет.       — Спасибо тебе, учитель. — Кагами счастливо улыбается, — ты меня тоже извини, я хотел как лучше. Просто я, правда, беспокоился.       — Я знаю, — Тобирама мягко улыбается, — а я, вел себя как мудак, — он треплет его по волосам своей рукой и кладет ладонь на плечо.       — Я машину купил, кстати, — Кагами расплывается в улыбке. — Теперь буду ездить домой сам.       — Поздравляю, а я гуляю теперь пешком до работы и назад, голову проветриваю, мы же переехали, все равно живем теперь близко.       — Хорошо вам отдохнуть! — Кагами машет ему и закидывает ремень от сумки на плечо.       — Спасибо! — Тобирама кивает и идет в сторону парка. Кагами садится в свою машину и уезжает, и как только уезжает, фигура выходит из-за угла и идет вслед за Тобирамой. Больницу окружал огромный городской парк, который шел развилками трех дорог в форме круга, по нему часто прогуливались люди, выгуливали своих псов перед сном, а Тобирама просто шел и думал о своем, или вообще ни о чем не думал, слушал музыку в больших наушниках, которые купил себе недавно. Они имели звукоподавляющий эффект и он и не услышал и не заметил, как кто-то идет за ним. Шел Сенджу легким и спокойным шагом, смотря прямо, и вдыхал приятный, посвежевший воздух к вечеру. Наконец со сменами было закончено и он просто закурил, пока в наушниках играла классика, остановился, чтобы поджечь сигарету зажигалкой, и внезапно увидел за собой краем глаза приближающуюся тень, которая тоже резко остановилась позади, как остановился и он. Тобирама замирает, щурится и медленно начинает снимать свои наушники. Стоит молча и курит, смотря в одну точку, и его выражение лица резко меняется на какое-то. Такое…которое сложно описать словами. Он выдыхает и делает шаг, тень делает шаг тоже и резко останавливается за ним. По тени не понятно, кто стоит за ним. Так они стоят молча и Тобирама докуривает сигарету медленно. А после на последней затяжки говорит спокойным и низким голосом:       — Если я сейчас обернусь и увижу тебя, я не знаю, как ты смог выйти, — это будет последний раз, когда ты меня увидел, и смог выйти вообще… — голос звучит сухо и с угрозой, — ты понял меня? — он усмехается. — Не буди во мне зверя, не надо. Ты знаешь меня очень хорошо, ты знаешь, что я делал с людьми и могу сделать с тобой. Ты знаешь мою самую уродливую натуру — ты видел ее. Я сделаю сейчас вид, что ничего не видел. Надеюсь, ты сделаешь правильные выводы сейчас и вернешься туда, где тебе место и куда я тебя поместил, сжалившись над тобой и дал тебе все, что смог. Если тогда, я сжалился и ничего не сделал тебе от любви к тебе как к ученику и близкому мне человеку — я больше не буду себя сдерживать. — Окурок летит на землю и Тобирама раздавливает его ботинком медленно. — Будешь как этот окурок. На счет три, я поворачиваюсь, — он смотрит на тень позади него. — Раз. Человек стоит и слышно, как он дышит.       — Два. — Тобирама смотрит в сторону и готов повернуться. Тень резко отступает и уходит. But before the fall Do you dare to look them right in the eyes?       — Три. — Тобирама поворачивается и видит как силуэт скрылся в темноте. Его телефон резко звонит и он отвечает, повернувшись обратно. — Да, в смысле потеряли? Ну ищите его, буду ждать вас дома. Да, поужинаем, конечно, все купили? — он резко переходит на веселый тон и идет дальше. Данзо стоит за деревом и смотрит в сторону удаляющейся фигуры Тобирамы и его сердце впервые в жизни колотится настолько сильно, что он не может отдышаться. Он сдерживает слезы обиды и сжимает кулаки. Он слышал его голос и видел его лицо. Его голос и его лицо, от которого прошли мурашки по всему телу — словно парализовало. Тобирама изменился. Стал еще красивее и мужественней. И теперь у него любимчик этот выблядок Кагами, как его обнимал — Данзо захотелось просто свернуть второму шею в его же машине. Взять Тобираму, встряхнуть и наорать на него, избить от обиды, а после в жесте извинений зацеловывать каждый участок тела и губы. Зализывать раны и прижаться к нему всем телом и просить прощения. Говорить, как любит его сильно, как мучается и все ему простит, лишь бы они начали сначала. Он так хочет от него семью и детей, хочет просыпаться рядом и видеть только его лицо. Его трясет знатно. Его просто разрывает на части сейчас от переизбытка эмоций. А в итоге что? Стоит и сжимается в дерево. Не смог сделать ничего — даже пошевелиться. Замер. Молча заходит в ближайший супермаркет, покупает бутылку коньяка и едет на такси в больницу, в свою палату и напивается. Сидит на балконе у окна, бьется головой об стекло, пока слезы не начинают идти сами, скатываться по щекам, от отчаяния и обиды. От злости на самого себя. Он понимает что переборщил, что это было ужасно и Тобирама даже при желании простить его не сможет, а даже если простит, быть с ним по собственной воли никогда не захочет. Не сможет быть с человеком — который изнасиловал его и опозорил перед уродом — Мадарой. Данзо сглатывает и вспоминает те сцены секса в том доме, как он трахал его и Тобирама его, стона имя его, как покрывал поцелуями его кожу и кусал до синяков и кровавых отметин. Он выражал ему так свою любовь и почтение. Вспоминает их секс раньше, вспоминает тот минет в ресторане и начинает выть, запивает горе, вспоминает все года проведенные вместе, поцелуи и улыбки. Откровения и отчаянье. И больше не в состоянии сдержать эмоции, выблевывает сидя у унитаза половину содержимого, которое пил залпом. Сквозь желчь и слезы. СУКА Ohh father tell me Do we get what we deserve? We get what we deserve

***

Тобирама вернулся раньше домой и сразу же погулял с Майном минут сорок у аллеи дома, и когда уже вернулся назад, увидел в доме свет, что означало, что и муж, и друзья вернулись обратно с находками. Он на автомате всем махнул и первым делом пошел мыть собаку, которая уже извалялась в грязи у газона и опять ее шерсть потемнела. Мадара же купил им белый диван в дом по итогу, а собака порой любила на нем уснуть с котом на пару, и пачкать диван не хотелось, лишняя суматоха потом в чистке была никому не нужна.       — Я сейчас помою собаку и вернусь.       — Мадара, ты короче прячься вон там, — Сасори хохочет, — и будет Тоби сюрприз угадайка — узнай мужа. Пицца скоро приедет, Дей уже заказал. Мадара ржет и прячется под столом на кухне. Дейдара показывает ему большой палец и плюхается на диван. Делает максимально серьезный вид. Тобирама выходит из ванной комнаты спустя десять минут и собака сразу смотрит в сторону стола, а Мадара прижимает ладонь ко рту, чтобы не заржать и второй отмахивается от собаки. Собака думает ее хозяин — дебил.       — А… — Тобирама осматривает комнату и видит непроницаемые лица друзей, — где Мадара?       — Короче тут такое дело, — откашливается Сасори и делает серьезное лицо. — Мы его не нашли.       — Чего? — Тобирама опешил.       — Да, потеряли мы этого дебила в торговом центре, а в рацию не сообщили что потерялся умерший миллиардер Мадара, который вроде как помер, но не до конца, — Дейдара прыскает.       — Мадара странный предмет, — поддакивает Сасори, — он вроде как есть… а вроде и нет, — но держится знатно, хотя, ржать хочется очень.       — Я не пони…       — Короче, никто длинноволосую спящую красавицу в гробу не видел, — говорит Дейдара, — но вот коротковолосую мы нашли…и притащили домой.       — Я не понимаю, что за…       — Да повернись ты уже, ебанный в рот!!! — ржет Дейдара и Тобирама поворачивается и видит своего мужа, который стоит за его спиной, вылез из-под стола, теперь у него короткая стрижка и челка, которая слегла прикрывает один глаз пару густыми прядями.       — СЮРПРИЗ!!! — Сасори и Дейдара вскрикивают, — бабы чуть твоего мужа не увели, кстати! Мы стояли до конца!!! Тобирама замирает и смотрит на новый образ мужа очарованно и молча.       — Тебе…       — Нравится? — Мадара улыбается, — захотелось обстричь эти патлы, достали они меня.       — Да, очень…тебе очень подходит, — Тобирама подходит и целует его в скулу. — непривычно, но, мне очень нравится, правда.       — И мне нравится, — Мадара улыбается, — ну, когда там пицца? Нам еще вещи собирать завтра. Послезавтра вылет.       — Мы тебе купили плавки с корабликами и Мадаре красные, секси будете вообще там, в Америке. Вы главное фотки кидайте в наш чатик — нам же надо завидовать, да, Данна?       — Ну и это тоже, — Сасори усмехается, — но, вы пишите, мы же скучать по вам будем все, Хидан вообще хотел уже тоже лететь, слава богу Какузу его угомонил. Все посмялись с этого и, поужинав пиццей, проводили друзей домой. Наконец легли в кровати и тут Тобирама спрашивает:       — Муж?       — М? — Мадара сонно бормочет, — что такое? — он почти уже уснул.       — Ты что, правда, себе красные плавки купил?       — Ну да, — Мадара усмехается, — в Америку же едем. А еще кепки или панамки или как это говно называется, Дей выбирал.       — Забавно. — Тобирама засыпает сам, — а у меня с корабликами.       — И с пальмами, — Мадара обнимает его со спины и утыкается в подушку лицом.       — И с пальмами… — кивает во сне Тобирама. — Спокойной ночи, муж.       — Спокойной ночи, муж. — Мадара улыбается и погружается в сон.

***

Вторыми людьми в семье Сенджу, которые узнали новость, были — Кушина и Минато. Мито не смогла не поделиться радостью с подругой и теперь они обе ходили и выбирали вещи для будущего ребенка, лучшая подруга всячески поддерживала свою и старалась максимально проводить время с женщиной больше времени. С тех пор, как они сблизились — Наруто, сын Кушины, и сама Кушина была частым гостем в доме Сенджу и их дети играли вместе друг с другом с самых пеленок.       — Как ты вообще себя ощущаешь беременной во второй раз? — Кушина ласково проводит по животу, который уже выступил и начал проявляться округлым выступом под платьем.       — Тошнит постоянно, — смеется Мито, — но пока все спокойно.       — Мальчик или девочка в итоге у вас будет? Как ты думаешь? — Кушина подмигивает и облизывает свое мороженное, пока их дети бегают в парке на игровой площадке.       — Если честно, я хочу, чтобы это стало сюрпризом для всех нас, — Мито поднимает свою голову яркому солнцу и отпивает воды. — Я жду и мальчика и девочку, дети это прекрасно. Теплый ветер задувает им в лицо и женщины улыбаются друг другу, Сакура кричит маме, что они с Наруто построили башенку из песка и показывает ей руками их творение. Хаширама ужасно уставал последнее время, что на работе, что во время сеансов у психиатра. И теперь, если бы у него спросили еще раз:       — Вы когда-нибудь хотели убить Мадару? Он бы ответил:       — Очень. Сейчас. Но, слава богу, к этой теме они больше не возвращались и больше углубились в их отношения с коллегами и Обито с Какаши в целом. Но, все эти разговоры выматывали настолько сильно, что не оставалось сил больше ни на что вообще. Упадки финансовые он имел сильные, от чего становился как напряженная, нервная струна. Минато поддерживал его как мог, они даже уехали на выходные в загородный домик с сауной и выпивкой, оставили жен с детьми в доме. Немного полегчало, смог снять напряжение с помощью массажа и пропаривания. На пьяную голову звонил брату — тот трубку не взял. Больше не звонил. Он соскучился по брату ужасно. Начался июль. Oh 'cause they will run you down Down to the dark Yes and they will run you down Down 'till you fall

***

Провожали Мадару и Тобираму в их долгожданный медовый месяц — Конан, Хидан и Сасори, у которых в этот день был выходной.       — Вы только не забывайте о нас! — Конан обнимает их обоих крепко обоих.       — Ну, не говори глупости, — Мадара смеется, — вас хрен забудешь, ахахах.       — Сейчас пиздюлей отхватишь, — Конан протягивает сладко и они оба смеются.       — Тоби, — шепчет на ухо ему Хидан, — глянь потом в свой чемодан, я там подарок вам положил на дорожку.       — Надеюсь, не ружье, — нервно смеется Тобирама и косится на Хидана. — Хида-ан?       — Нет… я же не совсем идиот, — задумчиво протягивает Хидан, Тобирама со спокойствием выдыхает, — ружье я у вас дома оставил в тумбочке, ну той, что у кровати. Пока никто не видел — лучшее с гравировкой, — он хмыкает и явно горд собой.       — Что??? — вскрикивает Тобирама, — ты совсем из ума выжил? Зачем оно мне???       — Понадобится, Тобирама, папочка Хидан дерьма не посоветует, — он округляет глаза, — или ты думаешь по-другому? Все, дети мои, пиздуйте — а то я сейчас всплакну, а платок не взял. Ой все плачу. Ну вот. Конан — дай платок. — Конан протягивает ему платок, Хидан сморкается. — Ну обнимемся все на дорожку и валите.       — Ладно, мы пойдем на посадку, дорогие наши, — Мадара пихает мужа в спину и машет всем, — будем скучать. Прошли проверку багажа, Тобирама не решился смотреть, что Хидан туда засунул, но судя по усмешке проверяющего и ехидному взгляду, понял, что опять дерьмо какое-то.       — А вам туго не будет? — спрашивает проверяющий, осматривает его пристально.       — Чего?       — Следующий. Сенджу был готов провалиться сквозь землю от одного взгляда и сразу все понял. Он точно убьет Хидана. Как вернётся. До вылета оставалось полтора часа, и Мадара сразу потащил его в бар, чтобы выпить джина с тоником. Пока сидели и пили, наслаждаясь началом медового месяца, Тобираме пришло сообщение на телефон о поступлении средств.       — Странно, зарплата так быстро пришла, — он скучающе открывает свой телефон, пока Мадара качается на стуле и пьет свой напиток в бизнес зале.       — Ну, че там? Тобирама завис, опешил и пару раз сморгнул.       — Муж?       — Подожди секунду, — во рту пересохло, — мне надо позвонить в банк, — тут явно какая-то ошибка. Приходит он обратно через десять минут и смотрит на Мадару бешенным взглядом. Мадара аж вжимается в кресло от этого взгляда и сразу думает, что сделал не так — вроде ничего.       — Ты мне ничего сказать не хочешь? — говорит Тобирама, поджимая свои губы. Мадара задумывается и хлопает себя по лбу:       — Ну ладно, спалили уроды, это я хотел подарить тебе в более романтическом месте, — он выдыхает, но, на держи, — мой подарок тебе и себе, — он снимает с себя браслет и протягивает его Тобираме, — у меня такой же, это белое золото с черными бриллиантами. Хотел настроение поднять. Тобирама еще больше бледнеет и одевает его на руку:       — Спасибо, конечно, но я не об этом, и вообще, откуда у тебя деньги? — он прищуривается. Мадара загадочно улыбается:       — Копил.       — Не пизди, ты не мог накопить с ничего шестьдесят штук евро, как минимум, сколько это стоит, а я — знаю сколько это стоит.       — Бля, ну ладно, заработал. — Мадара отмахивается.       — Мадара, — взгляд сужается у Тобирамы, — ты безработный уже почти три года, я не дебил.       — Я натурой, — уже искренне ржет Мадара и смотрит с умилением на мужа, — да шучу я, шучу, господи, ну, есть у меня заначки. Я же стратег прагматик и вообще классный парень.       — Допустим, — Тобирама поджимает свои губы в ровную линию, — хорошо, — он садится и делает глубокий вдох и выдох, — а теперь скажи мне, пожалуйста, родной, откуда на моем счету шестьдесят миллионов евро от тебя как наследство?       — О, ДОШЛИ НАКОНЕЦ! — Мадара радостно вскрикивает. — Я уже про них и забыл, ну, слава богу, — вот это был мой подарок тебе на свадьбу, на самом-то деле я откладывал тебе и Изуне, и.       — ШЕСТЬДЕСЯТ? Шестьдесят твою мать?! — уже орет Тобирама и на него оборачиваются люди и шикают на него, мол, можно потише, пожалуйста.       — А ты больше хотел? Ну это потом будет. Губа у тебя не дура, ну, хочешь еще дам шестьдесят за трах в самолете в кабинке туалета? — Мадара закусывает мочку муха и ему прилетает в ответ оплеуха. — Но только в туалете в самолёте — иначе не согласен. Тобирама начинает нервно смеяться.       — Ты сейчас издеваешься над мной?       — Тобирама, я миллиардером был, ты вообще в курсе? Там список форбс и все такое… — теперь Мадара спрашивает спокойно.       — Не интересовался, ты, как был гондоном тогда, таким и остался, мне от тебя никогда деньги не нужны были, — фыркает Тобирама и отодвигается.       — Вот именно, а твоему брату было интересно очень, этим вы и отличаетесь — Мадара целует его в щеку и заказывает еще один коктейль. — Для меня эти шестьдесят как нехуй было в свое время. У меня было очень много денег. Куда откладывать я знал, и раз дошли эти, то скоро ты узнаешь еще кое-что.       — Пиздец. И что мне с этим делать?       — Ну ты тратил на меня все, это я отдаю долг, ну, с процентами, — Мадара смеется, — за моральный ущерб и то, что был таким уродом всю жизнь. Успокойся. Жить и тратить со мной. Скоро еще.       — Скоро что? — Тобирама хмурится. Мадара хмыкает.       — Мы съездим в банк один и заберем все деньги, которые я спрятал там на твое имя, когда тебе стукнуло двадцать пять. Тобирама опешил.       — Без моего согласия? Когда ты успел?       — Когда ты нажрался, ну тогда, у себя дома, и я спал у тебя, — Мадара поднимает невинно руки, — ну прости меня. Ну очень надо было.       — У меня нет слов, честно, — выдыхает Тобирама качает головой, — хватит с меня сегодня новостей. — Он выпивает свой джин тоник залпом. Полет был долгим и тяжёлым, с пересадками. Первая у них остановка была Нью-Йорк, в котором они провели десять дней. Обошли все достопримечательности, купили майки с надписями. Тобирама утащил Мадару в музей Ван Гога и провели они там полдня, рассматривая картину и слушая историю великого художника. Потом ушли кормить белок в парк и ужинать. В тот день Тобирама и узнал, что Хидан ему подкинул кожаный корсет с плеткой и открыткой — с любовью, ваш Хидан. Мадаре понравился подарок, Тобирама поклялся в очередной раз убить Хидана и так они устроили ролевые игры в спальне своего номера. И конечно они потерялись в метро причем оба сразу, искали друг друга час. Гуляли по просторам и слышали уличных музыкантов, держась за руки. Смеялись и после Мадара потащил его в район «Манхэтен», закупились и там на «Пятой Авеню», пришлось купить еще один чемодан. А после, разложив вещи, посетили небоскреб Эмпайр-стейт-Билдинг. Тобирама завороженно смотрел на башню и охал. После решил, что им обязательно надо посетить: Нью-Йоркскую публичную библиотеку, взяли кофе и читали там пару часов каждый свое, Сенджу показал мужу самые лучшие атласы анатомии, хранящиеся там. Следующая остановка: Калифорния. Мадара тут чувствовал себя, как рыба в воде. Так как его любимый фильм был «Криминальное чтиво», в один из вечеров он приехал с Тобирамой в тот самый ресторан знаменитого танца Умы Турман и Траволты «Jack Rabbit» и позвал Тобираму на танец. Поклонился ему и протянул руку. Тобирама сжал ее и они начали танцевать. Исполнилась его мечта. Они танцевали прямо как в фильме и взяли тот самый коктейль за пять баксов, молочный, и пили его из трубочки. По главной Аллее славы Голливуда, они бродили пять часов и тщательно рассматривали каждую звезду, выбитую на тротуаре в золоте и с именем. Мадара всегда мечтал оказаться именно на этой улице просто в свой отпуск и наконец погулять, как нормальный турист. Все его путешествия куда-либо были связаны всегда с работой и выглядели примерно так — самолет-отель-офис-офис-офис-отель-офис-отель-самолет. Не густо. А теперь, смотря, как Тобирама заворожённо фотографирует любимые имена знаменитостей, испытывал настоящее счастье, шагая в своей шляпе за ним и фотографируя его самого. На память — счастливая улыбка Тобирамы была на вес золото и он испытывал особое удовольствие от того, что лично стал тому причиной. Кремниевую долину они посетили на пятый день нахождения там. Каким бы Тобирама ни был далеким человеком от технологий, но это должно быть в списке каждого уважавшего себя туриста, посетить то место великих умов, на которых полностью лежит ответственность за продвижение информационных технологий в нашем мире. Экскурсия заняла два часа и обоим было крайне интересно слушать экскурсовода и гулять по улочкам, из домов окон которых видны создатели того же Googlе. Тобирама боялся высоты, точнее он это понял именно благодаря Канатной дороге Палм-Спрингс, которая являлась самой крупной в мире канатной дорогой с вращающимися кабинами. Путешествие длится около 10 минут и дарит туристам возможность осмотреть долину с разных ракурсов. На верхней точке маршрута расположена станция. Для посетителей всегда открыты пара ресторанов, смотровая площадка, музей, сувенирный магазин и два театра. Отсюда в разные стороны расходятся пешеходные маршруты длиной в 50 миль. Как только он увидел высоту попятился назад.       — Ну уж нет, я туда не залезу ни за что в жизни, — он скрещивает руки на груди и мотает головой, — нет и еще раз нет.       — Добро пожаловать на нашу Канатную дорогу, — говорит им улыбающаяся девушка.       — Я тебя ненавижу, — шипит Тобирама, вжимается в мужа всем своим телом, судорожно хватая за руку, лишь бы не смотреть вниз.       — И я тебя очень люблю, что не сделаешь ради минета, да, сладкий? Тобирама смеряет его уничтожительным взглядом и сдерживает порыв рвоты от страха высоты, о котором даже и не подозревал по сей день. И такое бывает. Тихоокеанское шоссе они проехали крайне в непривычном для них медленном темпе и постоянно останавливались, чтобы сфотографировать красивый вид и подышать воздухом, который своей свежестью сдувал их с причала. Местная достопримечательность — потухший вулкан высотой 177 метров, на который стоял уже Мадара и заворожённо с придыханием смотрел. Ужинали они в местном ресторане у вулкана и смотрели на звезды, а после искупались голышом в океане и переночевали в палатке на берегу, попивая портвейн у костра в кемпинге. В Долине Смерти уже отказался ехать напрочь Мадара, благодаря лишь одному названию. Возражений не последовало — смертей и им обоим в жизни хватило сполна. Сначала на Американких горках в Диснейлене орал Тобирама и после блевал, пока Мадара держал ему пакет бумажный рядом, а после уже орал Мадара в комнате ужасов, пока Тобирама гадко смеялся в сторонке. Тут была ничья. Мадара после притащил мужу шарик с Микки Маусом и, поцеловав его в щеку, потащил комнату кривых зеркал. Последние два дня было решено провести в спа и просто передохнуть перед дорогой дальше. Третья остановка — Техас. Набережную Сант-Антонио они посетили в первый же день, прогуливаясь между разноцветными зонтиками, которые стояли сплошь и рядом на аллее у местных витрин. Посмотрели уличные танцы и после направились смотреть фильм на огромном экране в кинотеатр. Мадара взял большое ведро попкорна и пиво. Тобирама измазал его в соусе и слизывал с его щеки. Будь у Мадары сила воли поменьше и стальные яйца потуже, он бы выебал бы его на этом самом сидении кинотеатра. Но, было слишком много народу. Национальный парк Big Bend находится в юго-западной части штата на границе с Мексикой, вокруг большого изгиба в Рио-Гранде, откуда он получил свое название. Там находился местный заповедник, и сняв домик в горах им потребовалось три дня, чтобы осмотреть все его стороны полностью, увидеть редких животных и вечером отдыхать в горячих источниках. Тут ж Мадара себя в плане секса больше не сдерживал. В последний день перед следующей остановкой в новый штат они посетили одну из знаменитых техасских достопримечательностей, овеянную легендами и печальной славой — город-призрак. В начале 20 века это был живой рабочий поселок, построенный неподалеку от шахт. Было пусто, несмотря на огромное количество туристов и даже жутковато. Действительно тут не жил никто. И явно не спроста. Мадара, целуя мужа в губы, не удержался и сделал прямо в этом городе фотографию. Купили сувениров друзьям оттуда и отправились дальше в путь. Арендовали машину и теперь на огромной скорости, смеясь и держась за руки, ехали в строну границы. Отдых шел им обоих на пользу — почти уже месяц они уделяли только друг другу и больше ни о чем не думали, наслаждались им и списывали в себя сполна. Впереди их ждал еще один. Еще лучше и интересней. Тобирама направлялся в сторону заправки, как обычно нарушая скорость, и наконец вспомнил каково это быть самим собой — сливаться с машиной и ощущать ветер в волосах, который мурашками расползается по шее.       — Подожди, мне звонят, — Тобирама ставит музыку тише и отвечает на звонок, — да, Кагами? Навстречу им едет машина и Мадара бросает небрежный взгляд на приближающийся Лексус, думая о том, что когда-то создавал что-то точно похожее,  но намного лучше. Проводит незаинтересованным взглядом по лицам людей и проезжает спокойно дальше.       — Да-да, тут сеть плохая, ты пропадаешь. Что-то случилось? Микото хватает пару секунд, чтобы она удивленно и даже в чувстве полного замешательства обернулась на только что проносящуюся мимо них машину и уставилась ей в след. Она замерла и сердце ее бешено заколотилось. Она замерла и просто хлопала своими ресницами в непонятных эмоциях и спустя только пару минут повернула в сумерках голову обратно. Ей только что показалось будто. Будто за рулем она видела Мадару, ну или человека, который ужасно похож на него чертами лица и стилем вождения машины. И она была уверена, что краем глаза увидела просто копию Тобирамы рядом. Но это же. Невозможно?       — Ты чего притихла? — спрашивает Фугаку, который на скорости сто тридцать миль в час ведет их машину и поворачивается к супруге.       — Мне… — Микото пытается сформулировать. — Мне только что показалось, — она резко убавляет звук музыки машины на ноль. — Фугаку?       — Да?       — Как ты думаешь, в мире очень много ужасно похожих на других людей? — она еще находится в полнейшей прострации и ей становится отчего-то ужасно страшно, — а что, если Изуна действительно был прав?       — Ты о чем? — Фугаку набирает скорость и они выезжают на главную трассу I-45.       — О Мадаре, — она говорит тихо.       — В смысле? — Фугаку с недоумением смотрит на нее.       — Я могу поклясться тебе, что только что видела его за рулем проехавшей мимо нас машины. — Она резко вспотела и ей становится душно.       — Прямо точь в точь? — Фугаку поднимает брови в удивлении.       — Не совсем, но, очень похож.       — Ну, вот видишь.       — Да, но рядом с ним сидел Тобирама, мне показалось это был точно он. — Микото опять оборачивается назад. Но машина давно удалилась от них на пару десятков миль.       — Брось, Мито, это же невозможно, или ты думаешь, что Мадара инициировал смерть и сбежал в Америку с Тобирамой? С братом своего почти мужа?       — Но, он помнишь…любил его в школе. Помнишь тогда, когда мы в карты играли, его реакцию? Это же было очевидно. Чем черт не шутит.       — Милая, это было столько лет назад что, словно, в другой жизни, — смеется Фугаку, — не врал же Мадара всем всю жизнь и не любил в тайне Тобираму — это смахивает на болезнь, судя по твоим словам, причем явно с головой. А Мадара был одним из самых здоровых людей на голову, которого я знал, и причем он бы никогда так не сделал. Если бы ему память не отшибло и Тобирама бы не спиздил его, и не устроил фейк похороны, — он смеется.       — А кто знает, — Микото нервно смеется, — слушай, дай мне телефон, я позвоню Обито и…       — И что? скажешь ему этот домысел, чтобы у только что окрепшего Изуны окончательно крыша съехала нахрен? — Фугаку говорит с упреком, — одумайся, и дай всем жить спокойно.       — И все-таки, я считаю нужным хотя бы сказать. — Микото настаивает на своем и лезет в бардачок машины рукой, Фугаку нажимает на газ и отводит взгляд от дороги. — любимая, мне неудобно, давай… Микото сжимает телефон и хочет уже набрать номер Обито, как Фугаку резко вскрикивает и дергается, переводя наконец взгляд на дорогу, бьет по тормозам, отчего женщина резко ударяется головой об руль, вскрикивает, выровняет телефон с набранным номером из рук и дальше слышится крик, Фугаку дергает рулем в сторону и они резко съезжают с дороги, летят в кувейт. Наступает темнота. Следующая остановка — Новый Орлеан.

***

Обито спокойно пьет себе вино, слыша, как кричит маленький Саске, убегая со смехом от брата по всей гостиной, и за которыми носится Какаши, пока Изуна прячется — играли они в прятки. Вот Саске уже забрался под стол и Какаши сделал вид, что его не видит и пошел искать дальше. Его очень тревожило то, что почему-то Микото и Фугаку мало того, что не явились на финальную встречу с их новыми коллегами в знак приличия, но даже не перезвонили и не выходили на связь. Они должны были отзвонить как только закончили встречу и сообщить все данные ему. Всегда были на связи и вот уже отсутствовали почти сутки. Партнеры позвонили и сообщили это, на что Обито очень извинился за своих коллег и отправил свое второе доверенное лицо на встречу к ним.       — Каши…а когда папа приедет? — Итачи смеется и спрашивает своего дядю.       — Скоро малыш. Они скоро уже вернутся, тебе у нас не нравится? — Какаши обреченно вздыхает.       — Нравится, — Итачи виновато улыбается, — просто я соскучился по маме и папе уже. Обито понимающе смотрит на Итачи, он тоже очень по родителям скучал, когда те погибли и долго не мог принять этого. Родители вообще были часто заняты и мало были дома. Саске еще маленький слишком и не особо понимает и осознает родителей, хотя видно сразу — очень привязан к ним обоим, но Изуна играет для него роль сейчас и мамы, и папы вместе взятых.       — Уложите детей спать, уже поздно, я доработаю и приду. — Обито наливает себе еще бокал вина и всматривается в графики на мониторе.       — Саске еще спать не хочет, — Изуна отнекивается, — мы, вот, в самолетики играем.       — Ну можно мы еще не пойдем спать, — жалобно спрашивает Итачи, — дядя Оби? Ну можно, еще полчасика?       — Ну хорошо, еще полчасика и спать. — Обито улыбается и опять переводит взгляд на экран. Какаши включил детям какие-то мультики о желтой губке и теперь все четверо они сидят на диване и смотрят его. Внезапно телефон Обито начинает звенеть и он видит американский, незнакомый номер, который до этого ни разу не видел нигде.       — Да? — он отвечает спокойно, — я вас слушаю.       — Доброго времени суток, — говорит ему старческий голос c хрипцой деловым тоном, — я говорю сейчас с Обито Учихой, владельцем компании — Konoha Inc?       — Да, — удивлённо отвечает Обито.       — Назовите свой персональный код для подтверждения данных, пожалуйста, — говорят ему строго.       — Простите, с кем я разговариваю? — Обито напрягается.       — Хагоромо Ооцуцуки, главный прокурор полиции Штата Техас. Город Хьюстон. Мой код — 13 04 44. Назовите свои данные.       — Хорошо, — Обито называет и ему отвечают подтверждением, — что-то случилось? — он начинает медленно волноваться и видит на себе встревоженный взгляд Какаши.       — Ваша машина под номером «OI 41 344» черный лексус был транспортирован в Америку и отдан в поручение двоих людей по имени, — слышно как он листает бумаги: — Фугаку и Микото Учиха, которые, судя по нашей базе данных, работали на вас?       — Да. — Обито начинает не на шутку волноваться.       — Спасибо. Ждите соединения, — он слышит в голосе какую-то странную интонацию. Слышатся гудки. Обито отходит в сторону, подальше от детей, и держит бокал с вином в руке напряженно.       — Здравствуйте, я старший лейтенант полиции Техаса, — звучит строгий мужской голос, — мое имя Ашура Хагоромо, добрый вечер, у вас в Дании поздний вечер. Прошу прощения, за такой поздний звонок, но для вас плохие новости.       — Какие? — Обито сглатывает. В трубке слышен вздох.       — Ваша машина встретилась с фурой, водитель которой уснул, судя по камерам наблюдения, на трассе I-45. Произошло ДТП, управляющим рулем, Фугаку Учиха, свернул во избежание столкновения в Кувейт и…после. — Обито замер, — Микото и Фугаку скончались на месте. Ваша машина не принадлежит восстановлению. Анализ тел — совпал с данными базы. Приношу свои соболезнования. Бокал из руки выпал и разбился в дребезги. Обито молчал минуту.       — Ч…что?       — По нашим законам штата, мы не можем устроить похороны или же кремирование, так как, погибшие являются гражданами Европейского Союза и мы не имеем права их хоронить здесь, вскрытие прошло. Вам нужно депортировать тела на родину самому или прислать человека, который это сделает за вас.       — Я. — Обито просто садится дрожащими ногами, которые подкосились и упирается в стену головой, сглатывает, — это шутка какая-то?       — Обито, ты чего там завис? — Изуна кричит, — иди к нам, мультик реально интересный.       — Боюсь, сэр, что нет. Мы пришлем на ваш адрес своих коллег, завтра с утра для ознакомления с процедурой и вашей подписью. С вами свяжется Индра Ооцуцуки, посол Америки в вашей столице. Еще раз, приношу свои соболезнования. У них в базе данных числятся двое детей — вам или ближайшим родственникам нужно будет оформить опекунство. Назовите адрес… Обито автоматом диктует и уже дальше не слышит, просто закрывает глаза, так как дрожит уже весь сам.       — Дорогой? — Какаши резко подходит к нему и видит полностью бледное лицо мужа и пугается не на шутку. — Что случилось?       — Вы меня слышите?       — Да, я вас слышу и понял. До свидания. — Обито кладет трубку и просто втягивает носом воздух и шумно выдыхает.       — Дядя Оби, это папа и мама звонили? — спрашивает Итачи и Обито поднимает на него свои красные от слез глаз.       — Изуна, Какаши, — дети идут спать сейчас, — он медленно встает, его шатает, — прямо сейчас.       — Но, — Изуна возражает.       — Я сказал — сейчас же!!! — он переводит на крик и бешеный взгляд на Изуну красных глаз, отпивает вина с горла.       — Хорошо, — Изуна замер и перепугался не на шутку. — Саске, пойдем спать. Итачи, пошли спать тоже, уже поздно. Обито сидит у стола и смотрит в одну точку молча. Мир рухнул. Третий раз. Его лучшие друзья умерли и они поехали туда вместо них троих. Что сказать детям? Что детям сказать? ЧТО?       — Обито? — Какаши говорит спустя сорок минут тихо и они с Изуной садятся напротив.       — Обито, ты слышишь нас? — Изуна и сам стал бледным и взволнованным, он ощущал какую-то горечь и печаль в своем родственнике, и не понимал почему. Обито молча встает, доходит до бара, берет коньяк и три стакана. Молча наливает до краев троим и ставит обоим напротив.       — Обито? — Какаши начинает ужасно нервничать. — Скажи, кто тебе звонил? Обито начинает странно и нервно смеяться.       — Дети, они… — он сглатывает, — уснули?       — Да, Обито, они уснули, — Изуна кладет руку на руку Обито и сжимает ее, — пожалуйста, скажи что с тобой. Кто тебе звонил? Обито поднимает на них мрачный взгляд и говорит сухим и совершенно незнакомым голосом для них обоих. Взгляд стеклянный.       — Главный прокурор штата Техас и старший офицер, — Обито посмеивается и закуривает сигарету дрожащим пальцами.       — И? — Изуна нажимает на него своими словами.       — Выпейте по половине каждый, — Обито шумно выдыхает, — вам понадобится. Изуна и Какаши пьют, Изуна жмурится. Не закусывают.       — Микото и Фугаку ехали на последнюю встречу к нашим коллегам, водитель фуры, едущей на встречу, потерял управление — уснул, Фугаку съехал в кювет во избежание столкновения… — Обито выпивает стакан залпом, даже не моргая, — скончались на месте оба, ночью на трасе А-45 в моей машине. Машина не подлежит восстановлению. Тела опознали.       — Я… — Изуна бледнеет сам и резко дергается. — Я не… — его резко начинает тошнить.       — Микото и Фугаку депортируют завтра сюда самолетом. Их там не могут похоронить. — Обито смотрит в одну точку.       — Господи… — Какаши теряет себя в лице сам. — Блядь…господи, — он начинает дрожать.       — И оформляем опекунство.       — Да какого хуя блядь? Опять? — у него начинается истерика, — им сука моего брата было мало? — он начинает смеяться нервно. — МАЛО?! Молчат все трое. Изуна всхлипывает сам и Какаши кладет руку на плечо Изуны. Обито молчит, а после переводит взгляд на обоих близких ему людей.       — Что детям сказать? И главное — как? Кто-нибудь знает? — он всматривается в глаза каждого. Я — нет.

Ohh father tell me Do we get what we deserve? We get what we deserve Yes and they will run you down Down 'till you fall And they will run you down Down to your core Ohh 'till you can't crawl no more And way down we go… Way down we go…