Пошехонская Голубизна Часть Вторая

Париж, в который попали наши герои, оказался сущим праздником. Всякого рода развлечения и увеселения были в городе на самом пике своего расцвета. Никогда прежде ещё Париж не жил так богато и не веселился так шумно и так задорно, как в правление Наполеона Третьего. В театрах вовсю давали легкомысленную оперетту, появилось множество увеселительных заведений, обустроенных с необыкновенной роскошью и импозантностью. В этот город, как мухи на говно, слетались со всей Европы праздные гедонисты того времени. Шик да блеск парижской жизни, наполненной развлечениями, Алёше сразу приглянулись. Остановились Озеровы-Йезировские по своему статусу – богато: в гостиничном дворе Le Meurice на улице Риволи – очень центрально, между Елисейскими и Лувром. В самый первый день своего приезда в Париж, несмотря на некоторую усталость от дороги, лишь малость освежившись и откушав кофею с закусками в номерах, отправились они на нетрадиционный во всех смыслах бал-маскарад, который тайно проходил в тот вечер в залах парижской оперы «Ле Пелетье». О нём, как нельзя кстати, поведал им их новый знакомый. При заселении в сверкающем от позолоты фойе гостиницы прицепился было к ним один слащавый русский франт, который сам прибыл в Париж из Петербурга для увеселений. Представился он скромно: без титулов и фамилий-отчеств, просто – Константин. Сей моложавый белобрысый щёголь тут же понял, что Алексей с Михаилом – пара из таких, которые, как и он сам со своим сопроводителем-любовником, – не на женские прелести во французскую столицу приехали подивиться. - Я похлопочу, вас запишут в пригласительный список гостей, пропустят без осложнений-с. У меня там свои люди. Я уже не в первый раз в Париже. Приходите, судари! Будет весело, не пожалеете-с, - Константин имел слабость к такого рода красавцам и мог для них безвозмездно проявлять щедрость своей души, предоставляя маленькие любезности. То не без личного шкурного интереса, конечно. На сей бал, отличавшийся чрезвычайным оживлением и непринужденностью, сошлась вся парижская голубая молодежь того времени и вся толерантная к мужеложству артистическая богема города. Роскошное здание и внутреннее убранство главной французской оперы поражали воображение. Театр был похож на дворец: богатые люстры украшали купол, щедро освещая зал, а канделябры, расположенные по главным мраморным колоннам, которые словно поддерживали четыре яруса, хоть и светили тускло, но добавляли некую гармонию. Роскошная фреска на потолке изображала сцены небесных мистерий. Позолоченная отделка ярусов придавала залу праздничный вид. Свойственный французам национальный характер веселости и оживления, был особо заметен на этом закрытом парижском балу. - Ах, как же забавны эти милые французики! Не правда ли, Мишенька? - Не знаю. Все мужчины вроде, а нарядились и морды выкрасили, как девки на выданье, – Миша весь этот педерастический маскарад не оценил нисколько. Уж больно ему сие заведение и наполнявшая его публика баньки в Петербурге напомнило. – А чего они посереди залы изо всех сил семенят ногами, махают руками и пищат во все горло? Пьяны, похоже, все разом? Или это у них пляс такой диковинный? - Да, сие ведь бал-маскарад, Миша! Танцуют они так! Пойдём и мы с тобой повеселимся. - Ой, Алёшенька, не умею я так. И не пьян я нисколько, чтоб так плясать. Оставь уж меня, я посижу тут тихонько, посмотрю токмо. А ты пойди, попляши, коли душе угодно. Воспользовавшись тем, что Михаил остался один, к нему быстро подлетел знакомый уж Константин со своим ухажёром. Высмотрел таки средь пёстрой толпы он свою цель. Ох уж, ему Михаил по душе пришёлся. И задумал он, во что бы то ни стало уложить писаного красавца третьим в свою грешную постель сей ночью. Разнообразия и разврата жаждал. Только Михаилу оно, на первый взгляд, более, чем не надобно, было. - А откуда вы вообще-то будете, сударь? Какими судьбами в Париже? - Откуда мы, там нас сейчас нет. А в Париже путешествие у нас с моим венчанным супругом, - нисколько не скрывая природы своих с Алексеем отношений, тоном грубоватого свойства ошарашил он непрошенного собеседника. - Вот оно как, – Константин расстроился заметно. – Ну, не буду вам мешать, сударь, - слегка обиженный от ворот поворотом, убрался он уж восвояси поскорее. Мишу, впрочем, такая быстрая понятливость обрадовала. Совсем он не жаждал ни с кем заводить праздные разговоры. Но грешным делом он всё же пожалел, что нагрубил так резко – с плеча. Ведь Константин показался ему внешне привлекательным, и обидеть он его совсем не желал. Алексей же ещё перед путешествием поклялся Мишеньке, что никакого блядства учинять не будет, что в заграницах только пообщаться с новыми людьми, пофлиртовать и покрасоваться самую малость посмеет, если такой случай представится. Миша поверил своему супругу охотно, но глаз с него всё же не спускал. Доверяй, но проверяй! – С кем он там, блядь, отплясывает уже? – Миша смотрел в оба. Константин ушёл от Михаила не солоно хлебавши, но всё же решил попытать счастья и через Алексея. Алексей же ввиду своей более говорливой природы и открытости мило пообщался с Константином и его ухажёром во время совместных танцев. Но и он вежливо извинился, что партию они с Михаилом им сей ночью не составят, поскольку дал он, дескать, обет супругу никоим образом не прелюбодейничать. - Вы уж простите нас, сударь, не на тех лошадей вы ставки сделали. Благодарю вас за приглашение на бал и за милую беседу, - деликатно отделался он от Константина с его предложением свальных плотских утех. Про себя в уме Алексей был совсем не так мил и вежлив: - Ага, а то я в Париж приехал, чтобы с русскими женоподобными щёголями сосаться что ли! На кой сдался мне сей Константин со своей приживалкой. Константин был хорош собою, но очень уж он Алексею себя самого напоминал: такой же белокурый, миловидный, чуть только пухлее и женственнее своим холеным лицом, и чуть росточком пониже. И как бы похотливость Алексея у самого внутри порой ни бурлила, но чтобы с кем-то делить Михаила в постели, он даже и представить себе не мог. Убил бы сразу любого, кто на Михаила позарится. Вот же натура ханжеская! Впрочем, не только русский франт Алексея не прельстил на балу. Французы в своей основной массе показались Алёше не особо привлекательными для интимных дел. Щупленькие, худосочные, роста не высокого – жалко плюнуть. На лица всё же были они приятны, но… больше забавны, чем красивы. Исключения, конечно, попадались, но как и в других делах заведено, всего лишь подтверждали правило. После того маскарада Михаила на балы уже никакими коврижками было не затащить. Да и не только на балы: он на всё и вся в Париже глядел, то расширяя глаза от удивления, то зевая от скуки. Посещение парижских театров заняло много времени; в общей сложности они побывали на десяти постановках. Смотрели разные пьесы. Алексею очень понравились комедии Мольера. Он даже записал в своём дневнике лестные об них отзывы: «славно, элегантно и прелестно!». Заглянули они и в новый опереточный театр Оффенбаха. Юный Озеров остался очень доволен водевилем. И Миша даже не сильно плевался: даже ему сделалось любопытно. Михаил во французском был совсем не силён. Он и в правду только сидел и “смотрел на спектакли”: на обстановку театра, на лицедеев на сцене, на столичную публику, но ничего не понимал. Алексей ему, как мог, прямо во время спектаклей шёпотом главные идеи пьес растолковывал. Алёша-то сам, как уж у всех дворян российских заведено было, с детства ещё французский учил. И читал по-французски свободно. Папенькина библиотека аж наполовину из французских книг состояла. Разговорную современную речь понимал он, впрочем, чуть менее сносно. И сам говорил по началу с сильным пошехонским акцентом и со старомодным словарным багажом, но всё же очень образованно. Посещение театров, надо заметить, очень благотворно повлияло на его произношение: ведь нахождение в истинной языковой среде быстро стало оттачивать его современный французский. Но вот сходили они и на оперный спектакль – на “Севильского цирюльника” Россини, в Итальянский театр – Оперу-Буффа. И Миша тут уж сильно измучился: ему такое пение казалось сущим наказанием для его ушей. – Алёшенька, ну что они пищат, как живородящие соловьи? Голова у меня разболелась от их визгливых голосов, ей богу. Не тащи меня уж больше в энти «лё пера». Алексея Мишина оценка оперного пения очень позабавила. Он смеялся от души. Но дальше мучить своего не умудрённого в искусствах супруга он не стал. Напоследок, закрывая свой экскурс по парижским театрам, побывали они вместе ещё и в народном балагане, где подивились на какую-то баснословную великаншу, юродивых карликов и на плюющего огнём циркача, а ещё послушали каких-то странных диких песен. Мише великанша и огне-плевание понравились таки больше всего: - Вот это уж зрелище, вот это я понимаю! Кроме театров Алексей с Михаилом посвятили много времени осмотру достопримечательностей города: музеев, картинных галерей, произведений архитектуры. Посетили они и знаменитый Лувр - бывший дворец французских королей, приютивший в себе самые известные в мире шедевры искусства. На Мишу сей музей никакого особенного впечатления не произвёл, а Алексею очень пришлись по душе Джиоконда и другие работы великого итальянца Леонардо. - Миша, мне кажется, что Мона Лиза – это я в прошлой жизни! Посмотри, у нас с ней одни и те же глаза! – Алёша восхищался портретом. - Ну, что ты за пургу несёшь, Лёшик! Какой ещё прошлой жизни! Да и глаза у ней совсем другие. Какая-то древняя баба без бровей. Но улыбается ехидно, и лицо хитрое, будто задумала чего. Разве что в том вы с ней схожи! - Михаил легонько ущипнул замечтавшегося своего мужа за ляжку, засмеялся и увернулся от попытки Алёши ущипнуть его в ответ. - Ай, Миша, ну, будет тебе уже. Миша обнял Алёшу ласково, извиняясь за своё озорство. Самым ярким культурным впечатлением для обоих стало посещение знаменитого Версальского музея недалеко от Парижа: дворца Людовика – Короля-Солнца. Здесь даже Михаилу очень понравилось. Особенно ему понравилось гулять в садах с фонтанами. Алеше же запал Малый Трианон. Он уж вообразил себя тут истинно Марией Антуанеттой. А в главном здании Версальского дворцового ансамбля, когда они были в Зеркальном зале, у Алёши случилось вдруг видение: в одном и зеркал узрел он вдруг себя в образе славного Солнечного короля в золотых одеждах и роскошном парике. Он даже перекрестился: - Свят, свят! Вот же привидится! - Чего тебе привиделось, Алёшенька? - Да так, ничего, мой милый. Как всегда уж... кое-чего... из царственного! - сам над собой подшучивая, задумчиво улыбаясь, ответил Алексей супругу. - А… тебе снова корона на голове мерещится, родной? - Миша знал Алёшину слабость ко всяческого рода монархиям, королям и королевам. Алёша, когда романы исторические читал, всё себя какой царской особой представлял... – непременно женского полу. Мише сие казалось очень милым. И он, порой шутя, в постели, налегая на своего сладкого супруга перед сном, обращался к Алексею: - Ваше Величество! Разрешите Вас выебать! Алексей по обыкновению в ответ на такое обращение расплывался в улыбке и непременно… разрешал. Отдавал себя Мише всецело. Впрочем, недаром, а… как когда-то Кутузов французу… Москву, спалённую пожаром. Нагулявшись по Версалю, Алексей и Михаил вернулись в Париж в сопровождении своего шоперона и двух услужников. Шоперон Якуб, впрочем, по приезде извинившись, сразу же попросился отправиться в гостиницу отдыхать, откланялся: всё же возраст давал о себе знать. - Господа, но вы уж, пожалуйте, зайдите в номера перед ужином сперва. Алексей Петрович, вы бриллианты свои и сапфиры драгоценные сняли бы. Не ходите в них по улицам одни, людей не дразните. От греха подальше. Алёша же с удовольствием выгуливал по Франции свои фамильные драгоценные цацки: перстни и броши, кулоны и запонки. Люди шеи сворачивали от блеска. Истинно, как король Людовик, франтом расхаживал он, ослепительным блеском вокруг себя сияя. - Зря вы, Якуб, печётесь о нас так. Михаил и сам любого злоумышленника за раз оприходует, - Алёша с ним чувствовал себя всегда безопасно, как за каменной стеной. А то! Детина в два метра ростом, косая сажень в плечах. - Так что вы идите уж себе спокойно да сами отобедайте в номерах перед отдыхом. На том и порешили: отпустили шоперона и помощников обедать да отдыхать. И отправились тем вечером проголодавшиеся молодые пошехонцы только вдвоём в роскошный ресторан. Главным истинно парижским нововведением девятнадцатого века стали многочисленные рестораны вместо старинных трактиров и кабаков. Если в прошлом в трактире у едоков не было выбора — ели одно единственное блюдо дня, то ресторан уж предоставлял в употребление la carte, или, как стало принято ее называть в русской традиции – меню. Речь, конечно, шла о ресторанах, ставших доступными широкой публике. Ведь для богатой аристократии в Париже первые рестораны существовали ещё в конце семнадцатого века. Вот Алексею и захотелось побывать в самом старинном и истинно традиционном ресторане французской столицы, и узнав у метрдотеля, где такой имеется, прямиком потащил туда своего Мишу. - Ну, Прокоп, так Прокоп, где наша не пропадала, – улыбаясь, шутливо согласился Миша. Ресторан Лё Прокоп на улице Ансьен-Комеди считался самым старинным кулинарным заведением Парижа. Легенда гласила, что открыто оно было аж в 1686 году. На Алексея это произвело должное впечатление. Свое название ресторан получил по имени своего основателя – итальянца Франческо Прокопио, который открыл сию кофейню, где, якобы, впервые подавалось мороженое… – моднейшая новинка той поры. Лё Прокоп уже почти два века пользовался популярностью у артистической и интеллектуальной элиты Парижа. Говорят, что ещё в восемнадцатом веке здесь любили бывать философы эпохи Возрождения: Вольтер, Руссо, Дидро. А во времена Великой французской революции сюда часто заходили отобедать Марат, Дантон и даже Робеспьер собственной персоной. Обстановка ресторана была уютной, хоть и малость старомодной и слегка даже замшелой; было понятно, что владелец бережно сохранял историческую память как о первых днях самого заведения, так и о его знаменитых посетителях. На видном месте в специальном шкафу со стеклянной дверцей, как истинная музейная ценность, была выставлена треуголка, которой, по легенде, расплатился за обед ещё молодой тогда офицер Наполеон Бонапарт. Об этом извещала табличка, написанная по-французски от руки. Алёша малость присвистнул даже, прочитав сие сведение. - Мда, Мишенька, похоже, мы с тобой в особенное место Парижа попали, где некогда сам император Бонапарт столовался. Это ж его шляпка! Ну, что ж, более исторического кабака нам, похоже, точно не сыскать. Будем здесь ужинать. - Алёша, может разобьём им шкап и подпалим треуголку бывшего тирана - кровопийцы, пока они тут мешкаются? Вон свечка на столе горит, сложно не будет. Отомстим им за наших! – Алёша как раз давеча ещё вслух Мише читал роман Зотова про войну 1812 года, и Миша время от времени сильно переживал и возмущался, когда узнавал новые для себя исторические факты кровавой – якобы по вине французов – истории своей отчизны. Алексей же к тому роману отнёсся с большой осторожностью. Бонапарт Алексею был очень симпатичен своими прогрессивными для того времени взглядами. - Ну, Миша, ну, что ты. Он хоть и признанный злодей для России был, но фигура-то великая, историческая, грандиозная, императорская. Он много чего и хорошего сделал для цивилизасион де Люроп (civilisation de l'Europe)! И ежели так подумать, то у нас с французами не один раз война была, и последняя вон прошлого года только ещё окончилась. Благо, она по периферии прошла, и мы в Пошехонье себе и в ус не дули. Всего-то три дюжины наших крестьян от воинской повинности откупить пришлось. Хоть русской солдатской кровушки французики пролили много, но сейчас у нас мир с ними, а то мы сюда бы и не въехали. Да и вообще - куда бы мы без французов! Вся цивилизованность и эстетическая красота, кои у нас в отчизне и доднесь имеются – по большей части французские корни имеют. Надо отметить, что Алексей сам французскую культуру и цивилизованность очень уважал. Алексей высоко и изысканно изъяснился было на французском с гарсоном. Официант им попался моложавый, дружелюбный, малость стеснительный; видать, недавно только прислужничать начал. И засмущался как-то даже по-девичьи; похоже, красавцы русские его сильно впечатлили своими лицами, своими богатыми одеяниями. Он аж заикаться стал, отвечая на вопросы Алексея, прям оробел от него. По ресторану шепоток прошёл, что, мол, похоже, самих царских кровей русские путешественники отужинать пожаловали. На кухне уж забегали в нервическом припадке. Алёша обстоятельно прочитал и перевёл Мише карту блюд. Все традиционные кушанья французской кухни имелись в наличии: устрицы разных видов; омар на гриле; королевский лангуст с белой масляной заправкой с гарниром из фасоли, двух видов тыквы и бекона; припущенные морские гребешки с икрой, приправленные белым шоколадом; телячья голова в кокотницах по старинному рецепту; слоеный пирог с курицей; картофельная запеканка с говяжьим хвостом и трюфелями; голубь жаренный «Король-Солнце»; фуа-гра; конфи де канар; лягушачьи лапки и улитки в масляном соусе «Версаль»; ассорти домашнего мороженого и шербета; груша «Шарпини», глазированная кофейной карамелью - и подают её, дескать, с трюфелем да шоколадом; а также - ореховое пирожное, глазированное тёмной карамелью и посыпанное герандской солью; ну, и богатая вонюче-сырная тарелка – куда ж без неё во Франции. – Ну что, берём всё сразу и всё опробуем, откушаем от души? - Алёша, я хоть и голодный, как волк зимой в лесу, но только я ничего не понял, что тут за еда? Устрицы и омар – что сие за яства? А голову телячью и хвосты говяжьи, и тем паче голубя жаренного али лягушек с улитками – такое я есть уж не буду, уволь. Давай пирог с курицей! - Ну, Миша, ну, может оно вкусно всё? Нужно же пробовать новые блюда и расширять, так сказать, свой кулинарный и вкусовой кругозор. Затем ведь и приехали. Пирог с курицей ты ведь и в Смородиновке можешь откушать. Давай-ка устриц, омара и фуа-гра закажем! И шампанского! Бутыли две сразу, разных марок. - Ой, Лёшенька, не могу я это проглотить! Ну и гадость же сии их заливные острицы; как сопли чужие жуешь! - Не острицы, а устрицы! И не сопли, а моллюски. Истинный деликатес. Сами короли французские ими наслаждались. Их жевать долго не должно. Прикуси только малость да проглоти сразу, и… на, вот, шампанским сразу запей, – Алёша до краёв подлил игристого колдовства супругу во флют - фужер в форме тюльпанчика. Ох уж и намучался Миша, пробуя незнакомую и неприятную для него еду. Благо порции были маленькими: будто кот наплакал. Истинно по-французски! Но подача яств была изысканной, каждое блюдо – как произведение искусства. - Тьфу, фуй-гора, тоже мне, удивили! У нас вон Пелагея паштет из гусиной печени и то лучше делает, но фуй-горой не зовёт, – тут уж Алексей с Михаилом согласился, что блюдо оное их токмо названием удивило. - А как тебе их конфекта де канар? Оказалось-то, всего-то ножки утиные пересоленые, в рот не взять! Я-то думал, шоколадная конфекта какая, - Мише французская еда однозначно не нравилась. А вот Алексей уж вкус распробовал, его гастрономическая любознательность брала верх. Алёша осоловел с шампанских. Впрочем, «Вдова Клико» ему совсем не по душе пришлась. Слишком кислое. И Миша его не оценил: - Как бражка из яблок недозрелых! А вот «Моэ» – само то – им обоим, как по маслу, пошло. Они уж его вторую бутылку заказали. Настроение у Алексея заметно приподнялось. Он говорить стал громче, улыбался, любовался своим мужем. И так ему сладко сделалось, что он со своим возлюбленным супругом в самом Париже необычными изысканными яствами и вкусными шампанскими сидел баловался. Наслаждался моментом, впечатления в голове своей бережно создавал, закреплял, чтобы было что опосля вспомнить. - Алёшенька, перестань, милый. Не то сейчас стол подымется и все блюда, блядь, на пол попадают вместе с тарелками и бокалами да бутылями! – Алёша вынул было ногу из туфли и уже с минуту как под столом ласкал нежно своей стопой промеж ног у Миши. – Я же не железный, у меня уже всё там встало! – Миша боялся интимный конфуз учинить прямо на людях. Алексей рассмеялся озорно, но ногу всё же убрал. - Хочу тебя, не могу больше. Пойдём скорее уж в номера, – Миша уже не мог сдерживаться. То ли подлые устрицы в животе афродизиаком заиграли, то ли Алёшино ножное трение его сильно уж завело, но готов он был на супруга прямо за столом наброситься. Да ещё ведь Алёша всё более хорошел собой день ото дня; от радости путешествия внешностью расцветал, как нежный пион, пуще прежнего. - А как же десерты? - Ну их, Алёшенька, ты мой десерт. Страстная их ночка началась было бурно, но, к сожалению, продлилась коротко. А всё потому, что четвёртая буржуазная французская революция преждевременно началась вдруг у Алексея прямо в животе в самый неподходящий момент. И на самом интересном месте пришлось Мишеньке обломаться чуток. Напробовавшись всяких новых кушаний, валялись они оба уж с животами ещё всё утро следующего дня. Что французу хорошо, то русскому провинциальному помещику совсем, оказалось, дурно. Алексей всё на лангуста грешил. Хотя возможно, что всё дело в излишестве съестного разнообразия заключалось али же шампанское происхождение имело. А может, и французские кулинары, зная, что гости русские шибко важные были, намеренно малость отравить их пожелали, несвежего омара подсунув, как раз за поражение своего Наполеона Бонапарта таким образом изысканно отомстив. Впрочем, мучились совсем не долго. Алексей правой рукой погладил живот свой и Мишин нежно с полчаса, и быстро хворь уж от обоих отступила; всецело оклемались меньше, чем за полдня. Вот ведь истинно, как рукой, снял Озеров; исцеляет - как пить дать. - Ничего, полезно порой живот свой прочистить. Но больше так жрать не будем, Миша! И ебал я по нотам их французскую кухню. Привычных кушаний желаю так, что аж домой хочу, – Алексей вдруг заскучал по дому, по домашней кухне, по смородиновому киселю и пелагеюшкиным пончикам да пирогам. Мише очень радостно было такое услышать. Он сам уж домой как хотел. И по детишкам ведь дюже соскучился. - Да уж, напробовались, накушались мы тут говна-пирога! Я тоже домой хочу. Но рано Миша обрадовался: - Ладно, Мишенька, дадим-ка мы с тобой шанс ещё Вечному Городу. А потом уж и домой вернёмся, – Алёша грезил Римом уж давно. Сколько книжек про него уж прочитал. – Завтра до Италии отправляемся. Может там и еда получше будет. Миша перечить не стал. Сам же своё согласие давал давеча.