Слухи разлетаются по школе со скоростью фанаток Бибера в погоне за автографом кумира. Уже на следующее утро Леви встречают недовольным гомоном, осуждающим шквалом взглядов и прочими выразительными «знаками внимания».
Аккерман и прежде не был всеобщим любимцем, а потому на новую волну антипатии реагирует флегматично, возможно, лишь немного громче включая музыку в наушниках и чуть быстрее обычного пробираясь в кабинет истории.
Первым настоящим и неожиданным ударом становится отсутствие Ханджи. Зайдя в класс со звонком, он видит пустое место и даже на секунду теряется от осознания, что будет совсем один. Петра, отводя глаза и мучительно краснея, неразборчиво бубнит, что Зоэ заболела, но при этом передаёт ему привет и «Держись!»
Это по-настоящему его трогает.
От Очкастой Аккерман, как ни странно, такого не ожидал. Не думал, что она и вправду считает его другом и знает, что ему нужна поддержка. Это вроде даже успокаивает. Ровно до того момента, когда до него долетает разговор Энни и Имир.
Марсель впал в кому. Состояние крайне критическое — сильнейшее внутреннее кровотечение нанесло ощутимый и серьезный вред организму. Райнер и Бертрольт в один голос твердят о вине Леви. Если Галлиард умрет — это точно повесят на Аккермана, как непреднамеренное убийство.
Вот же срань.
В глазах одноклассников он — настоящее чудовище. Криста бледнеет только от одного его появления в дверях, Кирштейн шепчет какие-то ругательства, круто хмуря брови. Даже неженка Армин осмеливается бросить на него осуждающий взгляд, проходя мимо в коридоре. И оформившийся за ночь синяк под глазом лишь добавляет перца.
Они все его боятся и ненавидят. Хорошо хоть сегодня его подвезла мама — водитель школьного автобуса мог бы просто сбить его на остановке под давлением пассажиров.
Знают о произошедшем, как ни прискорбно, не только его одноклассники. Здоровые парни из параллели многообещающе кивают в его сторону на первой же перемене, а в столовой славно разукрашенный (ну хоть какая-то отдушина!) Браун переворачивает поднос Леви, выплескивая всё содержимое ему на грудь под одобрительное, но какое-то скомканное улюлюканье толпы.
Градус возмущения достиг критической отметки уже давно. Но образ расстроенной матери в голове работает получше предохранителя, вынуждая тащиться в туалет и молча оттирать йогурт и соус бешамель с водолазки.
Он не облажается снова.
Когда в середине третьего урока его по радио вызывают к директору, Леви даже бровью не ведёт. Вполне ожидаемо. Он даже немного готов к тому, что его могут выгнать прямо сейчас, а потому берет с собой рюкзак. Это будет закономерно.
Но когда в тот же кабинет одновременно с ним приглашают и Йегера, Аккерман не может не бросить недоуменного взгляда на одноклассника. Тот, в свою очередь, как-то пришибленно спокоен, словно смирился с чем-то заранее. И ни капельки не удивлён.
Всю дорогу к директору они молчат. Аккерман то и дело бросает косые взгляды на Эрена, но тот со скучающим видом смотрит себе под ноги, игнорируя навязанного спутника.
Что за чёрт?
Может, Йегер нажаловался на их стычку в раздевалке? Этого ещё не хватало.
Но как бы там ни было, кажется, что Эрен прекрасно знает причину, по которой их позвали вместе.
И когда на протяжении всей фальшиво-участливой, полной картинных вздохов, назидательных примеров и прочей чепухи, что впаривают на семинарах по вопросам воспитания трудных подростков, речи директора Йегер отстранённо рассматривает шнуровку своих дорогущих конверсов из ограниченной серии, Леви понимает, что не ошибся. Мистер Идеальный точно знал обо всем заранее.
— Таким образом, в течение полугода вы будете помогать мистеру Йегеру в его волонтерской работе, — заканчивает лысеющий директор Харпер, с приторной улыбочкой складывая пухлые пальцы пирамидкой. — Есть вопросы?
Первый и закономерный — какого хрена?! Но его Леви оставляет до лучших времён.
— Но ведь ещё не было суда, — вкрадчиво говорит парень, — меня, возможно, вообще упекут в колонию. Зачем тогда начинать отработки сейчас, когда ничего не ясно?
— Хорошо соображаете, мистер Аккерман, — как малыша, первый раз самостоятельно сходившего на горшок, хвалит директор, а затем совсем по-идиотски подмигивает парням, словно отчаившийся кандидат с предвыборного плаката: — Мы вчера созвонились с некоторыми людьми…
Леви внутренне трясет. Сильно и бесконтрольно. Как же ненавидит он этих жалких толстосумов, что решают судьбу других на заднем дворе своих друзей, пригласивших их на очередной уикенд с барбекю и крафтовым пивом.
— То есть, — парень изо всех сил старается держать себя в руках, — всё уже решено?
— Именно, молодой человек! — Аккерман на полном серьезе ждёт леденца за сообразительность. — Это — ваша исправительная работа. И ваше единственное наказание. Дело в том, — директор слегка склоняется к молодым людям, словно поверяя какой-то секрет, — что мистер Гувер слегка изменил свои показания, сказав, что произошедшее с мистером Галлиардом — досадная случайность, никем не запланированная…
Краем глаза Леви замечает, что эти слова наконец-то выводят Йегера из меланхоличного оцепенения. Ха, удивлён, дылда? Но Аккерману всё равно.
— Почему же вы не обнародуете эту версию? — внутри всё кипит ещё сильнее от несправедливости и злости.
— Ну-у, мистер Аккерман, — похвальный леденец тут же исчезает в кармане из-за глупого вопроса, — вы ведь должны понимать… Имя Райнера Брауна не может фигурировать в делах подобного рода…
— А Леви Аккермана может, значит? — скрип зубов уже наверняка слышен и секретарше в приёмной, но сдержаться — практически невозможно.
Директор виновато улыбается, комично разводя руками, и переводит взгляд на Эрена.
— Зато как вам повезло с наставником, мистер Аккерман! — голос мужчины переполняет гордость и осознание величия момента. — Я уверен, мистер Йегер будет для вас отличным примером для подражания…
Леви непроизвольно кривится, раздражаясь всё сильнее. Почему именно он достался ему в напарники? Неужели не нашлось никого получше? А, точнее, — похуже?
— Что ж, думаю, мы всё прояснили, и теперь вы можете быть свободны, — с улыбкой заключает директор, тут же теряя интерес к посетителям.
Парни сухо прощаются и выходят за дверь, минуя широко улыбающуюся одному лишь Эрену секретаршу.
Стоит им оказаться в коридоре одним, Леви тут же прижимает Йегера к стене, с силой надавливая предплечьем ему на грудь.
Эрен хмурится, но не сопротивляется — он и это ожидал.
— Ты знал, — скорее утверждает, чем спрашивает Аккерман, глядя собеседнику в глаза.
Тяжело вздыхая и отводя взгляд, Йегер нехотя кивает головой.
— Откуда? — снова задаёт вопрос Леви.
— Моему отцу вчера позвонил директор и обрисовал ситуацию, — Эрен говорит тихо и монотонно, словно о погоде или домашке.
Аккерман злится ещё больше, хотя это кажется уже невозможным, — решается его судьба, а этот говнюк демонстрирует полное безразличие к происходящему.
— Почему ты не отказался? — сквозь сжатые зубы цедит Леви, наконец отпуская одноклассника и делая шаг назад.
— Отец попросил, — пожимает плечами Эрен.
Мол, этим все сказано.
Нет, конечно, и Леви практически всегда беспрекословно выполняет поручения матери. Но что-то подсказывало, что в отношениях Эрена с отцом всё едва ли завязано на любви и дружбе, как у них с Кушель. Нет, Йегер отвечал так, будто получил распоряжение от вышестоящего начальника, а не просьбу от отца.
Но на семейные дела Эрена сейчас было глубоко насрать. На секунду сжав переносицу и взъерошив волосы пятерней, Аккерман устало вздыхает.
— И какой же хренью ты тут страдаешь? — обречённо спрашивает он, шагая вперёд.
Видимо, нужно смириться. Это всё же гораздо лучше, чем колония или исправительные работы в оранжевом комбинезоне где-нибудь в общественном центре.
Нужно покурить. Срочно. Собственная совесть яростно обличает, напоминая про то, что
«ты вообще-то бросил»! Леви ведь спортсмен, как-никак, такими вещами заниматься ну совсем нельзя. Однако он обещает, что это последняя (просто чтобы успокоиться и никому не вмазать), и методично рыскает в кармане рюкзака.
Эрен плетётся следом, устало потирая шею. Но когда вместо коридора к нужному кабинету, Леви неожиданно выбирает выход на пожарную лестницу, Йегер все же роняет маску безразличия.
— Куда это ты?
— М, — едко хмыкает Аккерман, приглашающе распахивая дверь, — может, и я тебя чему-нибудь научу, ботан…
***
Эрен смотрит на выпускающего дым Леви и пытается понять, как же он оказался с ним на одной из площадок пожарной лестницы, скрытой от посторонних глаз выступающей стеной школы.
Он пытается понять, как вообще оказался втянут в какие-либо отношения с этим парнем.
Разговор с отцом накануне вечером до сих пор кажется какой-то неудачной и затянувшейся шуткой.
Прочитав сообщение Райнера в общем чате их футбольной команды о происшествии с их основным вратарём, Марселем, Йегер не на шутку разволновался, во-первых, из-за предстоящих пертурбаций, а во-вторых, из-за реального страха перед Леви. Браун в красках расписал, какой этот Аккерман псих, набросившийся на Галлиарда и едва не отправивший последнего в могилу.
На задворках сознания Эрен, однако, бесконтрольно и расфокусированно размышлял о сомнительности такой ситуации. Леви, конечно, был силен и далеко не трус, это ни для кого в школе не секрет. Но так знатно навалять довольно крупному Марселю на глазах у Гувера и Брауна? Это было чем-то из области фантастики.
Но, поддержав общие возмущения, Йегер лишь пожелал скорейшего выздоровления пострадавшему и согласился, что Аккерман — конченый мудак.
И практически сразу после этого в его комнату зашел отец и объявил, что он теперь ответственен за… Леви! Эрен чуть впервые не ругнулся при отце. Вот это чувство юмора у Вселенной! Подложить ему такую
карликовую свинью!
Спорить с отцом было делом последним и бесполезным, а потому парень лишь кивнул, будучи не до конца уверен, что голос его не подведёт. Заниматься социализацией чокнутого психопата было занятием сомнительной привлекательности.
Однако сейчас в кабинете директора прозвучали совсем другие слова.
«Досадная случайность, никем не запланированная». Вот так раз. Йегер, впрочем, без тени удивления подмечает, что эта новость его не шокирует, а скорее наоборот, успокаивает что-то внутри, словно бы много раз прокрученный в пальцах кусочек пазла наконец-то встаёт в нужное отверстие. Леви был хмурым, нелюдимым, язвительным, но всё-таки не жестоким.
— Ну так что? — снова спрашивает Аккерман, окидывая собеседника взглядом прищуренных светло-серых глаз. — Чем ты тут маешься?
Эрен только собирается открыть рот, как Леви добавляет:
— Если ты состоишь в акапелльном клубе, прошу, столкни меня с лестницы прямо сейчас…
Йегер неожиданно фыркает от смеха — так обречённо звучит голос собеседника. Кто бы знал, что у коротышки есть чувство юмора…
— Я привожу в порядок спортивный инвентарь каждую пятницу после работы секций…
— Вечером в пятницу? — Аккерман мученически потирает глаза. — У тебя что, личной жизни нет?
…чувство юмора, тесно граничащее с ядовитым сарказмом и едкой насмешкой.
— Остальные дни заняты, — огрызается Йегер и продолжает знакомить своего подопечного со спектром новых обязанностей. — Дважды в неделю, в понедельник и среду, я помогаю на раздаче в столовой…
— Почему я тебя никогда не видел? — поспешно перебивая и недоуменно хмурясь, спрашивает Леви.
— В столовой для бездомных…
Он видит, как Аккерман еле заметно вздрагивает и нервно затягивается. Мда, вроде поговаривают, что он гребанный чистоплюй. Вот это будет зрелище…
Не давая Леви отпустить ещё один язвительный комментарий, Эрен продолжает:
— По вторникам и субботам у меня тренировки, так что, ты свободен…
— Это хорошо, — как будто самому себе кивает Аккерман. — Суббота и у меня занята.
Эрена так и подмывает спросить, чем этот социопат мается в дни шаббата**, но решает выяснить это как-нибудь позднее.
— А по четвергам мы с футбольной командой работаем на автомойке, — не без тихой гордости сообщает парень. — Все собранные средства — отдаем в местный сиротский приют…
— Ты, что, святой? — с какой-то насмешливой жалостью резюмирует Леви, затягиваясь.
Эрен мгновенно заводится, возмущённо распахивая глаза и угрожающе сжимая кулаки:
— Мне нравится помогать людям, ясно? Не вижу в этом ничего плохого…
— Так, это всё, и правда, ради людей? — с неожиданно серьезным интересом перебивает Аккерман, туша сигарету о перила и заталкивая бычок в припрятанную за дверью баночку Dr. Pepper.
— Да, — уверенно и недоуменно кивает Йегер, — а для чего, по-твоему, ещё?
Собеседник какое-то время молчит, снова окидывая Эрена ленивым взглядом с головы до ног.
— Думал, ты просто красуешься, — без тени смущения поясняет Леви, пожимая плечами. — Ну, типа, ты умный, спортивный, а ещё и добряк с большим сердцем.
Йегер молчит, не зная, что сказать. Конечно, он всегда подозревал, что люди думают о нём нечто подобное. И это знатно раздражало.
Он стал каким-то образчиком успеха, у которого всё и везде схвачено. Но окружающие переставали видеть в нём личность, воспринимая скорее как какой-то идеал, не способный на мирские слабости, ошибки, мелкие человеческие радости. Когда он решил помогать бездомным и сиротскому приюту, никто не спросил почему, зачем, уверен ли он? Просто похлопали по плечу, особо не удивляясь, мол,
«ну это же Йегер, разве могло быть иначе»? Как будто он априори должен вершить хорошие дела налево и направо.
Никто не думал о том, что парень подходил к таким решениям серьёзно и осознано, рассчитывая свои силы и возможности, с искренним желанием помочь и что-то изменить. Все считали, что он просто методично ставит галочки в своем длинном списке «Стать праведником мира».
— Окей, — снова кивая скорее самому себе, отзывается Леви и открывает дверь в коридор, — значит завтра — кормим бомжиков?
— Да, — подтверждает Эрен, кривя лицо от услышанного, а затем неожиданно останавливает собеседника, окликая его: — Послушай, Аккерман, можно вопрос?
— Ну, валяй, — отпуская дверь и чуть подаваясь назад, бросает тот.
— Это правда? То, что сказал директор? — парень спрашивает осторожно, боясь неадекватной реакции. — Это была случайность?
— А какая, собственно говоря, разница? — в голосе нет ни тени раздражения, лишь вселенская усталость. — Все уже заклеймили меня, причём — давно. Разве здесь кому-то есть дело до правды?
— Мне есть, — серьёзно отзывается Йегер. — Я хочу знать правду.
Леви смотрит на него долго, испытующе щуря блекло-серые глаза. А затем вздыхает и монотонно бубнит:
— Марсель держал меня, когда Райнер собирался мне вмазать, — пожимая плечами, он добавляет: — Я в последний момент увернулся, и удар достался Галлиарду в живот. Вот и всё.
— Мда, — после небольшой паузы медленно кивает Эрен. — Это больше похоже на правду. Ясно.
Аккерман хмурится:
— Веришь?
— А почему нет?
— Ну, — Леви явно озадачен, так как не привык к пониманию, — Марсель и Райнер в твоей команде, скорее ты должен быть на их стороне…
— Вот именно, они в моей команде, — с лёгкой усмешкой отзывается Йегер. — И я прекрасно знаю характер Брауна. Едва ли они позволили бы кому-то безнаказанно избить Марселя у них на глазах. А с одного случайно дозволенного удара ты вряд ли бы нанес ему такие повреждения.
— Это, конечно, сейчас не совсем уместно, — с кривой ухмылкой отвечает Леви, — но ты лицо Райнера видел? А это я даже не старался…
— Почему вы сцепились? — неожиданно перебивает Эрен.
Он уверен — это важно. И, судя по враз помрачневшему лицу собеседника, Йегер в очередной раз прав.
— Слушай, святоша, — язвительно говорит Аккерман, распахивая дверь и шагая в коридор, — ты просил один вопрос. Ответ на него получил. Всё остальное — не твоего ума дело.
Эрен цокает, но молчит. Чёрт с ним. Потом как-нибудь узнает — времени теперь у них полно.
Поднимаясь за своим новоиспеченным подопечным по лестнице, парень непроизвольно засматривается на маячащий перед лицом зад, обтянутый черной джинсой. Крепкий. Спортивный.
Да что ж такое…
Лицо вспыхивает моментально, а ублюдские тараканы в голове с готовностью ставят на повтор плёнку с воспоминаниями из раздевалки. Бледная кожа, напрягшиеся мышцы, узоры тату…
— Ты идёшь, нет? — ворчливо окликает Леви, уже успевший подняться на третий этаж и нетерпеливо топчущийся в дверях.
— Да… да, — бормочет Йегер, мысленно обливая себя водой, как Дженнифер Лопес в клипе «I'm Glad»**.
Что за хрень творится в его башке?
***
Эрен возвращается домой довольно поздно — тренировка затянулась дольше обычного из-за срочной смены вратаря.
А игру через три недели, как-никак, никто не отменял.
Дома привычно тихо — родители сидят в гостиной. Отец в кресле у окна с очередным дорогущим фолиантом по медицине и стаканом коллекционного бренди, а мать — полулежит на диване, лениво перелистывая глянцевые журналы.
— Я дома, — оповещает Йегер и получает слабое «ага» в ответ.
Оно и к лучшему. Говорить особо не хочется. Парень раздевается и топает на кухню. Время позднее, так что всё, что он может себе позволить, — кружка несладкого горячего чая, чтобы почувствовать хоть какую-то наполненность.
Когда приятный аромат расползается по помещению, а Эрен удобно устраивается за барной стойкой, на кухне показывается Карла. Жестом просит налить чаю и ей тоже.
Йегер покорно поднимается и тихонько гремит посудой. Темно-синий с золотым цветочным орнаментом чайный сервиз он покупал лично — не смог устоять перед ним на одном из базаров Марокко во время семейной поездки два года назад.
Когда он, водрузив на стол и вторую чашку, устраивается напротив Карлы, она наконец-то прерывает молчание:
— Как прошел день?
— Всё в порядке, — дежурно докладывает парень. — Отвечал по всем предметам, получил высший балл за тест по математике, на тренировке — тоже всё гладко, несмотря на обстоятельства…
Он говорит, особо не думая. Потому что знает — мама слышит, особо не слушая. Это такая игра — она приходит ради конкретного разговора, но правила приличия не позволяют сразу приступить к делу, вынуждая сначала потрепаться о насущном, вроде
«как прошел день?» и
«хорошая погода, не правда ли?».
Но сегодня разговор, по-видимому, действительно важный, так как уже второй вопрос матери переходит к сути.
— Ты занят завтра вечером?
— Да, мам, завтра же среда…
— Ах, ты про этих, — отмахивается Карла, а внутри Эрена всё переворачивается от сквозящего в её голосе пренебрежения. — Предупреди, что не придёшь, мы едем на ужин к генералу Шадису. У него юбилей…
— Мам, я не могу отказаться, — терпеливо поясняет парень, стараясь донести свою мысль. — Там и так очень мало волонтеров, особенно — молодых. Сильные рабочие руки всегда нужны…
— Боже мой, ну попроси кого-нибудь из своей команды тебя заменить, — слегка раздражаясь и искренне недоумевая, отвечает Карла, изящно обхватывая пальцами чашку. — Сделай поощрительный подарок, пригласи к нам…
— Как, по-твоему, для чего я этим занимаюсь? — неожиданно дерзко выдаёт Йегер, выжидающе глядя на мать.
Женщина слегка хмурится, смотрит внимательно, чувствуя подвох. А Эрен, хоть все ещё злится, но уже и сам не рад, что спросил.
— Не знаю, милый, — в голосе нет ни капли нежности. — Мы с отцом давно пытаемся тебе объяснить, что помогать людям можно иначе, не пачкая собственных рук, — она поднимает правую кисть вверх, демонстрируя слегка смуглую, нежную кожу, не знавшую физического труда.
— С нашим состоянием легко можно заниматься благотворительностью — щедрые пожертвования, удачные вклады, мелкие подарки в различные организации, — как список продуктов, перечисляет Карла, не глядя на сына. — И — вуаля, все тебя знают и любят…
— Знают и любят, — обманчиво равнодушно повторяет парень, с силой сжимая хрупкий фарфор, отчего тот мерзко хрустит, словно вывихнутое запястье. — Значит, ты всерьез считаешь, что я делаю это ради популярности и признания, так?
Голос дрожит от обиды и разочарования. Нет, особых иллюзий о задушевной семейной близости Йегер никогда не питал. Но осознание того, что они с родителями совсем чужие друг другу, — бьёт обухом по голове.
— Я сказал — я не могу отказаться, — резко меняет тему парень, вставая и с грохотом отодвигая стул, — я теперь ответственен за Аккермана, он завтра идёт со мной.
— Малолетний уголовник уж точно потерпит один вечер, — презрительно цедит женщина, удостаиваясь гневного взгляда сына.
— Карла, — Гриша, неожиданно и незаметно возникший на пороге кухни, говорит обманчиво спокойно, но в голосе сквозит сталь. — Эрен уже взрослый, сам может принимать такие решения. К тому же, директор лично попросил его помочь с исправительными работами этого парня — теперь это ответственность нашего сына, — мужчина говорит, стоя в дверях, словно даёт распоряжение секретарше из своего кабинета. — Мы не можем отрывать его от обязанностей без веского на то повода.
Карла недовольно поджимает губы, но молчит.
— Спасибо, пап… — начинает было Эрен, но его резко обрывают:
— Если ты ещё раз будешь говорить с матерью в подобном тоне, то все твои альтруистические начинания тут же закончатся, дабы ты потратил побольше времени на проявление уважения к родителям.
Боясь не сдержаться, Йегер лишь кивает, желает доброй ночи и, практически выбежав из кухни, молниеносно преодолевает ступени, тут же захлопывая дверь собственной комнаты у себя за спиной.
Устраиваясь прямо поверх покрывала, он смотрит в потолок и как-то совсем по-старчески вздыхает.
Вот и поговорили.
Почему самые близкие, кровные родственники, стали отчуждёнными незнакомцами, проживающими с ним под одной крышей? В какой момент они перестали быть одной семьёй, зарывшись в собственные проблемы и дела?
Ответ напрашивается лишь один — так, вообще-то, было всегда. С самого его детства. Но звучит это как-то слишком горько, обидно и жутко несправедливо, а потому Эрен крутит этот вопрос в голове снова и снова, как приглашенная местным красавцем на свидание девчонка — хулахуп, проворачивая в разных направлениях, с разной скоростью и силой.
Но никакого другого ответа он так и не находит, позволяя утомленному долгим днём организму провалиться в сон.
_______________________________
* Шаббат — в иудаизме — суббота, седьмой день недели.
** Сомневаюсь, что много людей видели этот клип, но я говорю вот конкретно про этот момент:
https://pin.it/wunbdahjwub4uq
Хотя больше всего люблю пародию в исполнении Кота из «Шрека»:
https://pin.it/w7wzcfz7dhfksn
