Кактус

      Эрен открывает глаза. 7.40. Ох, ну почему он так рано встаёт даже в субботу? Он просто безнадёжен… Решив хотя бы ещё немного поваляться, Йегер переворачивается на живот и берёт телефон.       Пальцы заученными движениями открывают единственную интересующую его переписку. Теперь тут — пара-тройка десятков сообщений. Его более объемные, в несколько строчек, с дурацкими смайликами. Сообщения Леви — односложные, без лишних средств выразительности.       Сегодня вечеринка у Кристы. Девушка последние дни так и светилась от предвкушения, а в гости к ней собиралась уже добрая половина школы. Футбольная команда в полном составе, болельщицы под предводительством Имир, практически все их одноклассники, и те самые «друзья друзей», чьё происхождение и какую-либо связь с кем-то другим было просто невозможно проследить.       Может, позвать и Леви? Позвать их с Ханджи и…       Мысли Эрена прерываются от вибрации телефона в руке. На экране — сообщение от Аккермана.       «Бегаешь?»       Йегер закусывает запястье, чтобы не завизжать как шопоголик на распродаже. Конечно, бегать по утрам он перестал давно, так как хватало и тренировок, но… Леви ведь не знает об этом?       Поэтому напечатав ужасно занятое «Как раз выхожу», Эрен бросается в душ. Хотя бы зубы почистить!       Приведя себя в порядок со скоростью света, он бросается обратно к телефону.       «У твоего дома через 7 минут»       Отправлено 4 минуты назад. Времени в обрез, а потому Эрен просто влетает в шкаф, пытаясь найти что-нибудь подходящее. Останавливается на чёрной толстовке и старых фиолетовых шортах. Вроде — достаточно потертые, чтобы правдоподобно сойти за «форму для ежедневной пробежки».       На секунду Йегер замирает посреди комнаты и фыркает от смеха. Ох, Боже, до чего он докатился?       Но времени на самокопания нет, а потому — он уже спускается вниз и напяливает кроссовки. Схватив ключи от дома, Эрен выходит на улицу.       Леви уже на месте, подпрыгивает на носочках, разогретый и готовый к серьёзным подвигам.       Эрен сглатывает и направляется к нему. Ладно, это не должно быть слишком сложно. Он ведь футболист, привык много бегать.       — Утра, — коротко бросает Аккерман и тут же бежит вдоль по улице, предлагая Йегеру следовать за ним.       Эрен смотрит на широкие плечи, обнаженные в трикотажной жилетке с капюшоном, на мышцы сильных ног, то и дело проступающие сквозь натягивающуюся ткань серых треников. На упругую, крепкую, так и притягивающую взор задницу и… принимает решение не врать. Ведь хозяин всего этого великолепия нравится слишком сильно.       И уже не только из-за внешности.       — Леви! Я вообще-то уже полгода почти не бегал…       — Серьёзно? — голос звучит как-то… насмешливо?       Знал, что ли?       — А чего же тогда согласился? — на этом вопросе Аккерман оборачивается и не спеша бежит спиной вперёд.       Эрен, кажется, краснеет, и ответ уже не нужен.       — Ясно, — тянет Леви, криво усмехаясь, — я тоже давно не бегал. Но погода наладилась, решил возобновить…       Йегер облегченно улыбается, понимая, что они почти на равных.       — Попробуй не сдуться на первом километре, Джульетта, — фыркает Леви и отворачивается.       Эрен хмурится, но молчит. Да, по его сегодняшнему поведению, он явно не тянет на Ромео в их дуэте.       Так начинается их долгая, изнурительная пробежка.       Сначала Эрен думает, что нужно о чём-то болтать, но, во-первых, это сбивает дыхание, а, во-вторых, с Леви так охрененно просто молчать.       Молча смотреть на его отлично сложенный силуэт, маячащий то впереди, то рядом, то слегка отстающий. Молча смотреть, как просыпается город, высыпаясь навстречу редкими прохожими, одинокими машинами, несмелой болтовней радиопередач. Молча смотреть, как солнце поднимается все выше, готовясь согревать и оживлять все вокруг.       Эрен смотрит на Леви и не может поверить, что меньше двух недель назад они были друг для друга никем. Одноклассниками, едва обменявшимися чем-то большим, чем взаимные подколы и едкие обзывательства. Теперь же Йегер на полном серьезе не может представить ни дня без Аккермана. Хотя бы краткий разговор, смс-ка, да просто скучающий взгляд, брошенный в его сторону.       Это становится настоящим безумием.       В тот день, когда в центр заявился родственник Леви, этот странный старик, совсем по-аккермановски насмешливый, Эрену как крышу сорвало.       Сначала он жутко испугался, увидев, как Леви бросается на этого мужчину. Йегер боялся, что его точно упекут куда-нибудь за такое. Именно поэтому он полез оттаскивать парня, пока тот не сделал чего-то непоправимого. Но тот мужчина (Кенни, вроде) отреагировал неожиданно. Посмеялся и заявил, что… заслужил это?       Что же он такого сделал Леви, что тот мог его побить за это? Йегер тут же проникнулся к мужчине неприязнью, хоть и знал, что так нельзя.       Увидев, в каком состоянии был выбегающий из центра Аккерман, Эрен тут же помчался следом. Он видел, как тряслись эти сильные руки, слышал, как дрожал этот глубокий голос, даже, кажется, заметил, как блестели красивые глаза цвета весенней наледи. И поэтому помчался следом, ведь видеть обычно равнодушного, циничного Леви в таком состоянии — зрелище странное и жуткое.       Догнав его на улице, Йегер понял, что слова не дадут ничего. Аккерман пока что ему не доверяет, а, значит, вызвать его на разговор не выйдет. Но поддержать, дать понять, что готов выслушать, было необходимо.       И он обнял. Даже тараканы в голове дружно рухнули в обморок от его отчаянной смелости. Он на полном серьезе ждал удара под дых кулаком, а, может, и куда пониже — коленом, но… Леви не оттолкнул, не разозлился, а напротив, прижался так сильно, что захватило дух. А уж когда его холодные, шершавые ладони проскользнули под футболку, удобно и как-то по-свойски устроившись на пояснице, Эрен чуть ли не задрожал от восторга. От таких новых, необычных, но невероятно приятных прикосновений.       В тот момент он окончательно убедился, что он гей. Ну, или — Левисексуал, потому, что до тех пор ни одна девушка и, уж тем более, ни один парень не пробуждали в нём даже сотую долю подобного.       Но убедиться всё же не мешало. Поцелуй. Нужен был поцелуй. Однако Аккерман чётко дал понять, что ждёт первого шага от Эрена.       Для такого решительного действа смелости не хватало, и парень пытался добиться желаемого обходным путём. Так, например, Йегер старался ненавязчиво известить о своём согласии, трижды абсолютно случайно оказываясь в туалете наедине с Леви в четверг. Продолжал свои прозрачные намёки довольно близко прижимаясь к боку Леви, когда они возвращались с мойки домой. Он совершенно непреднамеренно врезался в полураздетого Аккермана в раздевалке в пятницу. То и дело ненароком задевал его при уборке инвентаря.       Но всё было без толку. Леви был непробиваем. Точнее, он явно всё понимал, легко читая умыслы Эрена и отвечая на все эти нелепые попытки кривой ухмылкой и закатыванием глаз. Но ничего не предпринимал. О нет, Аккерман был верен своему слову.       Может, если он придёт сегодня на вечеринку, там, в нужной атмосфере подростковой вседозволенности и интимного полумрака, Эрен всё-таки наберётся смелости и поцелует его сам?       От мысли запертого с ним в тесном помещении ванной комнаты/чулана/узкого балкона Леви, голова начинает опасно кружиться, угрожая сбросить мечтательного бегуна в кювет. Выныривая из сладких размышлений, Эрен понимает, что даже не заметил, как они забежали в парк.       В голове не мозги, а сахарная вата, ей-богу!       — Присядем? — неожиданно бросает Леви и плюхается на одну из скамеек в спасительной тени.       Солнце только набирает силу, но спины ребят печёт уже здорово. Поэтому сейчас оба наслаждаются свежей прохладой, переводя дух. В парке стоит тишина, дорожки всё ещё пусты, и скамейки одиноко белеют по всей длине виднеющейся аллеи.       — Сколько… сколько мы пробежали? — интересуется Эрен, восстанавливая дыхание и поправляя шнурки.       — Четыре, кажется, — лениво отвечает Леви.       Йегер оборачивается на собеседника. Аккерман расслаблен, голова лежит на спинке скамейки, повёрнута в его, Эрена, сторону. Глаза утомлённо прикрыты, волосы растрёпаны, хаотично падают на лоб, контрастно оттеняя молочно-белую кожу.       У Эрена, кажется, перехватывает дыхание от такой красоты. Тихо подавшись назад, он осторожно кладёт свою голову рядом с Леви, для этого слегка съезжая со скамейки — рост его всё же выше среднего.       Так близко видно каждую ресницу, а ещё — линию ямочки на левой щеке… почему он не замечал раньше? Наверное, потому что Леви редко улыбается по-настоящему, чаще пряча губы в мелких усмешках и легких ухмылках. Губы у него бледно-розовые, наверняка, сухие и грубые. От этой мысли по спине Йегера несётся табун мурашек, встряхивая напряжённое тело и окрашивая щеки нежно-пунцовым.       Эрен смотрит и смотрит, пытаясь запомнить всё до мельчайших деталей, почему-то будучи абсолютно уверенным, что этот образ расслабленного Леви, на чьём лице причудливо переплетаются узоры листьев из-за скользящего по кронам деревьев солнца, останется с ним навсегда.       — Начинаю чувствовать себя жертвой охрененно долгого и нелепого соблазнения, — тихо говорит Аккерман, слегка приоткрывая один глаз.       — П-почему? — от неожиданности заикается Эрен, пойманный с поличным.       — Ты думаешь, я не замечаю, как ты все эти дни пытаешься подвести меня к поцелую? — опять насмешка, но какая-то тёплая, участливая. — Я же тебе всё объяснил…       — Я… я просто… — смущение перехватывает дыхание и заставляет отвести взгляд.       — Сомневаешься? — спрашивает Леви, но на лице — ничего кроме праздного любопытства.       — Нет, — неожиданно решительно, даже для самого себя, отвечает Эрен и смело подаётся вперёд.       Выдыхает прямо в губы Леви и…       — Барнс! Псина ты тупорылая! Иди сюда, я кому сказал!!!       Плешивый терьер Барнс, выныривая из мусорки, виновато виляет хвостом и бежит обратно к хозяину, а Эрен стремительно отлетает от Аккермана, растеряв весь запал внезапной дерзости. Леви хмыкает и выпрямляется, выгибая поясницу и потягиваясь.       — Давай-ка в обратную сторону, — бросает он, вставая со скамейки.       — Леви, — губы покалывает от неудовлетворения, но на новую попытку поцелуя Эрен смелости сейчас уже не наберется, — а ты… ты сегодня занят?       — Нет.       — Не хочешь, — ну же, голос, какого хрена ты переходишь на тенор?! — не хочешь пойти со мной на вечеринку к Рейсс сегодня? Можешь и Ханджи взять…       — Нет, — также быстро и кратко отвечает Леви и срывается вперёд.       — Почему? — догоняя его, спрашивает Эрен. — Из-за того, что я тебя сейчас чуть не поцеловал?       Леви фыркает, с сомнением оглядывая бегуна по соседству.       — Если бы ты меня поцеловал, Йегер, это было бы отличным поводом, чтобы прийти, а так — нет.       — П-правда? — резко тормозит Эрен, едва не пропахивая носом землю от неожиданного признания.       — Нет, — криво ухмыляется Леви, — я просто не хочу туда идти.       — Но почему? — искренне недоумевает Йегер.       Аккерман наконец-то останавливается и поворачивается к Эрену, глядя на него, как на идиота.       — Слушай, это только ты один, не пойми с чего, решил разобраться в моей тонкой душевной организации. Для остальных я по-прежнему тот самый урод, что избил Брауна и отправил Марселя в больницу.       — Так приди и докажи им, что ты не такой! — всплескивает руками Эрен.       Он не понимает, искренне.       — А почему я должен кому-то что-то доказывать? — слегка раздражаясь, цедит Леви. — Все отвернулись от меня давным-давно, посчитав, что из сына проститутки ничего путного и не выйдет! Почему я должен что-то доказывать этим ограниченным идиотам, не сделавшим ни единой сраной попытки узнать меня получше?       Он замолкает, видимо, осознавая, что и так сболтнул лишнего. Он явно не хотел ни с кем этим делиться. И уж тем более с Эреном, неожиданно не видящим дальше собственного носа.       — Я сверну здесь, дорогу сам найдёшь, — хмуро бросает Аккерман и убегает, не прощаясь.       Йегер одиноко стоит на дороге и чувствует себя идиотом. Леви был прав. Глупо идти к людям, посыпав голову пеплом, и надеяться, что они тебя примут.       Аккерман не был заносчивым засранцем, ждавшим публичных извинений и всеобщего покаяния, ведь он легко сошёлся с ребятами на мойке, не чувствуя ни капли неловкости и не поминая никому былых обид. Он не заискивал, не искал чужого расположения. Он просто был собой. И тот, кто решался и хотел это разглядеть, неизменно был поражён. Как Жан с Конни. Но навязывать себя и насильно убеждать в собственной безгрешности Леви не собирался.       Тяжело вздохнув, Йегер плетётся к дому. Желание идти на вечеринку снижается ещё на несколько градусов. Но делать нечего, ведь он уже обещал Кристе.       На задворках сознания внезапно возникает странная мысль, что он пожалеет об этом. Что лучше не идти туда совсем. Но, отмахнувшись от дурного предчувствия, так и не найдя ему логичного объяснения, Эрен шагает вперёд, мысленно продумывая, что ему надеть.

***

      Леви открывает глаза в кромешной темноте и долгие десять секунд не может понять, какого чёрта он проснулся?       Но приглушённое треньканье из-под подушки отвечает на вопрос. Быстрый взгляд на прикроватную тумбочку, где старомодные часы исправно светят красным неоном. 3.18. Охренеть!       — Ну, Очкастая, — злобно цедит парень, путаясь в наволочке в попытках ухватить гаджет, — на этот раз даже ограбление со взломом тебя не спасет…       Но выуженный телефон замирает в руке.       «Вызов Недогей. Ответить?»       Леви на секунду теряется, а затем, приподнявшись на руках, откидывается на спинку кровати и отвечает:       — Йегер, ты охренел?       — Л-Леви…       С Аккермана слетает вся спесь и раздражение, потому что Эрен… Плачет. Судорожные всхлипы перекрывают слова, и так выходящие крайне неразборчивыми из-за потери связи между мозгом и языком. Парень пьян. Пьян и расстроен.       — В чем дело? — серьезно и четко спрашивает Леви, на автомате поднимаясь с кровати и натягивая джинсы.       — Леви, я нич-чтожество, — икает, — и все… все надо мной смеются, — голос тонет в очередных хлюпаньях носом.       Аккерману не верится. Смеются? Над Йегером? Как это..? Но огорчение в его голосе такое искреннее и тоскливое, что Леви, кляня самого себя последним идиотом, спрашивает:       — Тебя забрать?       — Да, — бормочет Йегер, — я вышлю адрес…       Отключается. Через секунд тридцать, что Аккерман тратит на поиски носков и толстовки, приходит сообщение.       В названии улицы несколько ошибок, и Леви молится Вселенной, чтобы хоть номер дома был верным.       Тихо спустившись на первый этаж, чиркает записку матери и крепит её магнитом на холодильнике — на всякий случай. Берёт ключи от её машины и выходит во двор. Заводит двигатель, выезжает на дорогу. Мотоциклы нравятся ему больше, но и машину он ведёт уверенно. А везти пьяного Йегера на железном коне — затея неудачная.       Леви едет, стараясь не думать, почему именно он это делает. Эрен не был его другом, любовником, родственником, в общем тем, на чей призыв сорваться поздно ночью из дома и нестись на другой конец города выглядело бы не то что логичным, но хотя бы оправданным. Сейчас же он чувствовал себя героем дешёвой мелодрамы, этаким принцем, пробирающимся в замок к спящей сто лет принцессе, не знавшим её до этого дня, но уже безоговорочно в неё влюбленным.       Нет, поправляет себя Аккерман, о любви здесь и речи нет. Как и о симпатии. Есть физическое притяжение, подпитываемое подростковыми гормонами и вынужденным совместным пребыванием. И не более того.       Не более.       Лицо кривится от презрения к самому себе. Уж кого-кого, а самого себя обманывать было верхом идиотизма. Стоит признать, что ни за одной крепкой задницей и смазливой рожей он не потащился бы на сомнительную вечеринку. Ещё и учитывая тот факт, что обладатель этих прелестей до сих пор не определился с траекторией собственного либидо.       Что же в этом гребанном Йегере такого особенного? Он ведь Мистер Идеальный, звезда футбольной сборной, лучший ученик класса, выхолощенный красавчик. Это ведь не могло привлечь? Слишком искусственно, делано, пресно… Но, непроизвольно хмурясь, Леви думает, что это всё не совсем правда. Да, Эрен частенько находится в центре внимания, но никогда в нём не купается и не упивается им. Шагая по коридору школы и получая приветствия со всех сторон, он всегда здоровается в ответ, искренне улыбается, а не разыгрывает из себя неприступную стерву. Он никогда не сплетничает о других. Частенько одноклассники забывают о присутствии молчаливого Аккермана и, не стесняясь, поливают при нём грязью кого-то из своих же «близких друзей», но вот Йегер эти разговоры встречает хмурым взглядом, поджатыми губами и нарочито-вежливым «сменим тему». А как открыто и заразительно он смеется?       Да, он учится на пределе возможностей, тренируется до полного износа, помогает окружающим, не требуя ничего взамен. Только делает он это не ради славы, признания, всеобщей любви, а словно…       «я нич-чтожество…»       …словно хочет быть нужным?       До указанного Эреном места Леви добирается минут за двадцать. Перед ним — огромный домище с террасой на первом, лоджией на втором и бассейном во дворе. Музыка орет нестерпимо громко, везде снуют подвыпившие подростки.       Что ж, номер дома был верным.       Леви паркует машину на другой стороне улицы, выбирается наружу и, шагая к дверям, набирает номер Эрена. Закономерно, трубку никто не берёт. Аккерман начинает опасаться, что это розыгрыш. Засранец ведь хотел затащить его на вечеринку. Может, придумал вот такой оригинальный способ?       Пожалуй, самым странным было, что Леви повелся невероятно легко и… Охотно? Но нет, в голосе Йегера было что-то такое, что окончательно убедило Аккермана — не врёт. И помощь ему точно нужна.       В дом Леви заходит без помех — двери распахнуты широко, видимо, принимая всех желающих. Пахнет чем-то вроде травки и смесью самой разной крепости алкоголя. Протискиваясь между потной и пьяной толпой людей, Аккерман морщится и пытается разглядеть знакомую лохматую башку. Ну или кого-то из его друзей, на худой конец…       Неожиданно до него долетает громкий хохот и ругань нескольких человек с верхнего этажа. Внутреннее чутье подсказывает, что топать нужно именно туда. Леви медленно взбирается по лестнице, с трудом лавируя между разгоряченными телами, мысленно молясь не подцепить ЗППП. И вот, наконец, — он на площадке второго этажа. У двери в конце коридора — человек восемь, что-то кричащих то друг другу, то в запертую дверь и отчаянно хохочущих над невнятными ответами невидимого узника.       Принимая самый «доброжелательный» вид, Аккерман шагает к ним. Первым оборачивается (кто бы мог подумать?) Браун, чья осклабленная морда тут же теряет выражение энтузиазма, нервно хмурясь и кривя огромный рот.       — Ты что здесь делаешь, заморыш?       — Тебя забыл спросить, — цедит Леви, подходя ближе.       Вместе с Райнером ещё трое парней: двое из них — знакомые по памятной потасовке в туалете, а последний смутно — по роже, встречавшейся в коридорах школы. Тут же и Имир, широко распахнувшая глаза при виде Аккермана.       Сторону жертвы занимают Жан и Конни, яростно сверлящие глазами здоровяков, перекрывающих им проход. Силы определенно не равны. Кирштейн и Спрингер, конечно, спортсмены, но грубая сила явно на стороне Брауна и его подпевал.       Рядом стоит Криста, сдерживаемая подругой и, видимо, пытающаяся прорваться внутрь. Глаза у девчонки — опухшие, а одежда — в знатном беспорядке.       — Какого хрена здесь происходит и где Йегер? — мрачно интересуется Леви, скрещивая руки на груди.       Со стороны наверняка крайне забавно смотреть, как парень ростом с Рейсс, угрожает четырем бугаям и высоченной стерве. Но участникам — совсем не до смеха. Трое из присутствующих лично успели убедиться, насколько тяжёлая рука у коротышки.       — Они… Они забрали его одежду, выкинули в бассейн и, — сбивчиво тараторит Криста, отталкивая руки подруги, — написали… Ужасное слово написали ему на лбу и заставляют выйти… А он закрылся и не выходит, — почти рыдает снова, — ведь не сможет прикрыть… и себя, и надпись…       Она краснеет, отводит глаза, но говорит. Почти умоляюще. Видимо, всерьёз запала на Эрена, будь он не ладен.       — Повеселились — и хватит. Пошли вон, — угрожающе спокойно говорит Аккерман, буравя Брауна тяжелым взглядом.       Ситуация занятная. Вся четверка, да и Имир, наверное, порядочно пьяны. По законам жанра, должны бездумно бросаться в драку, но… Они почему-то четко осознают, что сейчас это будет серьезным недостатком, дав ему, трезвому и относительно выспавшемуся значительные преимущества. Провидение, не иначе. К тому же Жан и Конни выглядят гораздо более вменяемыми — а, следовательно, тоже представляют угрозу.       Хотя Аккерман почти уверен, что ему это ещё аукнется.       Райнер недовольно цыкает, ощутимо задевает плечом, проходя мимо. Три других здоровяка — лишь хмурятся и спокойно обходят. Остаются только девушки и друзья Эрена. На лице Кристы — облегчение и вселенская усталость. А вот Имир…       — И что это за спектакль, Аккерман? — красивое лицо искажает пьяная злобная гримаса. — Откуда столько внимания к пай-мальчику? Отцовский инстинкт или…       — Тебя это в любом случае не касается, — как можно более нейтрально отзывается Леви. — А теперь — ступай. Тебе явно нужно прилечь…       Вполне закономерно Имир превращается в ту самую суку, что любит лезть к мужикам, царапая лицо ногтями и норовя заехать коленом между ног, чтобы потом, получив лёгкую отрезвляющую пощечину, обвинить в рукоприкладстве и женоненавистничестве.       Она делает шаг вперёд, намереваясь выцарапать ему глаза, но Рейсс неожиданно хватает её за руку и истерично кричит:       — Хватит, слышишь?! — Леви и не думал, что малышка способна на подобное. — Пойдем, вечеринка окончена…       Имир резко успокаивается, кивает и послушно плетется за хозяйкой дома, слегка покачиваясь и спотыкаясь на высоких каблуках. Видимо, отношения между ними гораздо более сложные, чем у школьных подружек.       Когда девушки уходят, Жан решает прояснить ситуацию:       — Как ты вообще здесь оказался?       — Йегер позвонил, — спокойно отвечает Леви.       Оба парня явно удивлены.       — И ты… ты пришел? — неверяще бормочет Конни.       — Как видишь.       Кирштейн и Спрингер мнутся, не зная, что сказать и сделать дальше, видимо, всё же страдая от алкогольного дурмана. Поэтому Леви решает взять ситуацию в свои руки.       — Спускайтесь вниз, я поговорю с ним и мы присоединимся.       Жан хочет что-то возразить, но Конни одергивает его за рукав и тащит за собой, согласно кивая Аккерману.       Последний ждёт, когда площадка опустеет, а затем подходит к двери:       — Йегер, это я, Леви.       В комнате раздается шорох, а потом тихое и какое-то жутко тоскливое:       — Не будешь смеяться?       — Обещаю, не буду, — твёрдо отзывается Аккерман.       Раздается щелчок замка, но дверь не открывается. Леви сам берется за ручку и осторожно поворачивает, толкая внутрь. В комнате, вроде бы, родительской спальне, полумрак. Горит лишь настольная лампа на прикроватной тумбочке. На кровати спиной к нему, укутавшись в покрывало, сидит Эрен, низко свесив голову.       — Йегер, — прикрывая за собой дверь, тихо зовёт Леви, видя, как плечи парня периодически подрагивают от остаточных рыданий.       Аккерман медленно подходит к кровати, а затем обходит её. Йегер всхлипывает, неуклюже вытирает нос краешком покрывала и всё также не поднимает глаз.       — Посмотри на меня, Эрен.       Он не знает, что именно срабатывает — то, что парню надоело корчить из себя нежную принцессу, или то, что он впервые назвал его по имени. Йегер поднимает голову, и Леви застывает. Нет, не из-за надписи. Кривое и ярко-красное «пидор» он примерно и ожидал. Но вот такого выражения глаз… Опустошенного, печального, подавленного. Такого в этих невероятных нефритовых глазах он разглядеть точно не ожидал.       Не отрывая взгляда и показательно игнорируя надпись, Леви снимает с себя толстовку, одергивает футболку, а затем одевает Йегера. Эрен не сопротивляется, покорно поднимая руки. Как только он отпускает покрывало, скользкая шелковая ткань сползает на бедра, обнажая загорелый подтянутый живот. У Леви в голове — шум океана, грозящего накрыть огромной волной неуместного желания.       Но он лишь целомудренно натягивает толстовку Йегеру чуть ли не до колена, а затем одними руками призывает встать. Эрен поднимается, неловко запихивая телефон в карман толстовки и слегка пошатываясь, а Аккерман проворно оборачивает покрывало вокруг его бедер. Немного торопится, чтобы оно не упало, обнажив что-нибудь более занятное.       Закончив с импровизированной юбкой, Леви натягивает ему на голову капюшон. Низкий, вместе с рваной челкой легко закрывает похабную надпись на лбу.       — Пойдем, — шагает вперёд.       — Они… — голос дрожит, и Эрен не двигается с места. — Они снова будут ржать…       — Криста сказала, что веселье окончено, — вкрадчиво поясняет Аккерман, приоткрывая дверь. — Вот, слышишь, всё стихло…       — Я так рад, что ты пришёл… Я так тебе… Можно, — язык у Эрена заплетается, но говорит он вполне решительно, — можно взять тебя за руку?       Леви удивлённо приподнимает брови — Эрену, что, и в голову прописали?       — Йегер, ты в курсе, что именно у тебя на лбу написано?       — Да, — кивает Эрен и криво усмехается, — мне озвучили приговор…       — Тогда какие нахрен прогулки за ручку? — как у идиота, спрашивает Леви.       — Ты… ты, что, стесняешься меня? — совершенно искренне и как-то печально спрашивает Йегер, а Аккерман, кажется, уже нихрена не соображает.       — Ты звонишь мне среди ночи и ревешь, как баба, что над тобой смеются, — ядовито шипит Леви, теряя терпение и угрожающе надвигаясь на Эрена, — а теперь ты вдруг весь такой бесстрашный и готов к своему великому каминг-ауту?!       — Думаешь, я из-за этого расстроился? — неожиданно ухмыляется Эрен, дотрагиваясь до лба.       — А из-за чего тогда? — в конец теряется Аккерман, непонимающе таращась на собеседника.       — Криста в середине вечера призналась мне в любви, — видимо, решив рассказать все от начала и до конца, тихо говорит Эрен, глядя себе под ноги и слегка покачиваясь, — а я её отверг, сказав, что мне по душе кое-кто другой…       Леви решает пока что опустить эту деталь.       — Она жутко расстроилась, расплакалась, — неловко пожимает плечами, — говорит, мол, никого и никогда так не любила… Ну, а что я могу? Сердцу-то не прикажешь… Но мне жалко её было, и я… Я немного выпил от расстройства…       Немного, ага, как же…       — Потом подлетела Имир, что-то болтала, выпытывала и… — Эрен потешно разводит руками, «мол, так вышло», и добавляет: — И я проболтался, что гей…       Видимо, чертовски устав, Йегер снова плюхается на кровать, с трудом удерживая сидячее положение.       — Она, наверное, сказала Брауну с его друзьями… В общем, они схватили нас с Кристой, раздели догола и заперли здесь. Жан и Конни пытались помочь, но с этими говнюками…       Машет рукой, показывая бесполезность сопротивления.       — Они сказали, что я, — усмешка кривит красивое лицо, — просто девственник, и поэтому сам не знаю, что мне нужно. А вот сейчас только гляну на голое женское тело, и сразу… Прозрею…       Леви хмурится. Мда, помнится, в летнем лагере пару лет назад с ним хотели проделать нечто подобное, стырив его и Изабель вещи из раздевалки, пока они принимали душ после тренировки. Но чувство юмора и настоящая дружба помогли им пережить тот неловкий момент, когда они неслись через весь лагерь, сверкая задницами, а потом — и вовсе вспоминать об этом с улыбкой.       — Это было жуткое унижение… — бормочет Йегер, устало потирая шею. — Особенно для неё. Я ведь только что её отверг, а теперь ещё и моё равнодушное тело подтвердило полное безразличие к ней, как к девушке…       С трудом подняв голову, он утыкается взглядом в бесстрастное лицо Леви и силится что-то там увидеть, заканчивая рассказ.       — В общем, спустя где-то полчаса её, ревущую, забрала Имир, а меня — заломали и наградили гордым знаменем, — слегка шлёпает себя по лбу, а затем опускает глаза в пол, видимо, подойдя к сути истории. — Когда они меня держали, Браун сказал, что теперь-то я точно останусь девственником до старости. Ведь нравился я только Кристе, а тут такое выяснилось… Кто же на меня теперь позарится… На тощего педика.       В голосе — невероятная тоска и какое-то тотальное одиночество. Аккерман чувствует, что дело не только в этом вечере, есть в этом что-то более глубокое, старое. Не может уверенный в себе, супер популярный парень школы сдуться из-за одной дерьмовой шутки. По закону жанра всё должно было закончиться горделивой пробежкой Йегера голышом по всему дому, шуточными приставаниями к другим ребятам и шумным продолжением вечеринки. Так, согласно голливудским подростковым комедиям выходят из неловких ситуаций «крутые парни». Но Йегер абсолютно потерян. Нет, эти мысли о собственной никчемности явно посещали его гораздо раньше…       Но почему?..       — Послушай, — Аккерман присаживается перед Йегером на колени, заставляя парня смотреть себе в глаза, — ты ведь, может, и не гей вовсе. Просто… Переходный возраст, гормоны… Всякое мерещится. Это всё пройдёт. Все забудут об этом недоразумении, и всё наладится…       — Леви, — неожиданно снисходительно шепчет Эрен, склоняясь близко и обдавая запахом сладкого ликёра, — она стояла передо мной, в чем мать родила, а я даже не покраснел. А сейчас ты… Ты снял толстовку, и на секунду у тебя задралась футболка — и у меня в штанах уже просто колом ст…       — Та-а-ак! — ничего более смущающего Аккерман, кажется, в жизни не слышал, хоть и сам никогда за словом в карман не лез. — Напомни мне, чтобы я никогда не давал тебе пить! Таким ты мне не нравишься…       — Только таким? — в сонной улыбке — надежда, лукавство, недвусмысленное приглашение.       — Завязывай, Йегер, — осаживает Леви и тут же встаёт на ноги.       В комнате вдруг стало так душно. Что за чёрт? Окна в доме закрыли, что ли…?       — Пойдём.       Эрен хватает за руку, а Леви от неожиданности не противится, и самоуверенная пьянь тут же переплетает их пальцы.       — Да что ж ты пил-то такое? — в сердцах ворчит Аккерман, спускаясь со своим «хвостиком» на первый этаж.       В огромной гостиной, просторной кухне, на террасе и у бассейна — ни единой живой души. Отлично. На улице стоят, пытаясь проветриться, друзья Йегера. Виновато смотрят на него, почесывая затылки и не зная, что сказать.       — Его можно в таком состоянии везти домой? — тут же спрашивает Леви.       — Да я в порядке, — самоуверенно булькает Эрен, но его никто не слушает.       — Нет, родители его пристрелят, — честно отвечает Конни, — ко мне тоже нельзя, я живу в общаге. Все по пропускам…       — Ребят, я правда в норме…       — И ко мне нельзя, — неловко вздыхает Жан, — наши родители хорошо общаются. Они точно все расскажут Карле и Грише…       — Да, твою ж мать! Послушайте…       — Ясно, — деловито тянет Аккерман. — Тогда, отвезу его к себе…       Йегер тут же затыкается и больше уже ничего и никому не пытается доказать, глупо лыбясь своим кроссовкам на босу ногу.       — Спасибо, — неожиданно выдает Кирштейн, — за то, что приехал, и за то, что берешь к себе…       — Он наш лучший друг, — в голосе Спрингера искреннее раскаяние, — ужасно, что так вышло…       — Вы не могли помочь, — спокойно обрывает Леви, — эти отморозки всегда давят количеством.       Парни молчат, но на лицах — явное облегчение.       — Ладно, мы поехали, — бросает Аккерман и тянет Йегера за собой. — Может… Вас подвезти?       — Нет, спасибо, мы уже вызвали такси, — с улыбкой отказывается Конни.       — Пока, ребят! Всё в порядке, правда, — чересчур довольно для пострадавшего машет Эрен.       — Пока!       Они без приключений добираются до машины, садятся, трогаются с места… И у кого-то окончательно трогается крыша.       Эрен несёт всякую романтическую чушь, щедро приправленную такими пикантными замечаниями и намёками, что Леви впервые в своей жизни краснеет, как девушка на выданье, и жалеет, что машина такая маленькая и спрятаться от неожиданно осмелевшего Йегера тут негде.       Проникнуть домой бесшумно с огромной пьяной тушей — задача для настоящего ниндзя. И, черт его побери, если Аккерман не кандидат на пятую черепашку* после сегодняшнего!       Едва переступив порог комнаты Аккермана, Эрен падает на кровать и неожиданно проворно увлекает Леви за собой.       — Поспишь со мной? — бормочет ему в висок, запуская волны мурашек по спине и иссушая рот мгновенно.       — Ну уж нет, — ворчит Аккерман, беспомощно дергаясь, — пьяный Йегер просто невероятно силён, — ты говорил ужасные вещи по дороге сюда. Боюсь поворачиваться к тебе спиной…       — А я к тебе — не боюсь! — улыбка широкая, наглая, в конец одуревшая, а в глазах — маленькие чертенята выделывают такие кульбиты, что невозможно не зависнуть.       И Аккерман зависает. От откровенного предложения, охренительной улыбки и невероятных зеленющих глаз, блестящих золотыми крапинками в тусклом свете лава-лампы.       Эрен же, наконец-то, решается. Подаётся вперёд, глядя прямо в глаза, но в последнюю секунду стеснительно прикрывает веки.       Но не останавливается.       Первое прикосновение губ едва ощутимо. Если бы Леви не смотрел широко распахнутыми глазами, как рот Эрена прижимается к его собственному, — не поверил бы. Но даже от этого легчайшего, как пёрышко, касания Леви прошибает до костей.       Страшнее и волнительнее всего осознание — дело вовсе не в поцелуе, ведь это было самым невинным, чем Леви успел заняться за свою жизнь. Нет, дело в том, кто его целует.       Йегер сводит с ума своей бесхитростной привязанностью, стеснительной симпатией и такой вот простой, но невероятно чудной лаской.       Помедлив всего мгновение, Аккерман прикрывает глаза, кладет руку на высокую скулу и сам прижимается к слегка пухлым губам. Нежные, податливые, невероятно горячие, как он и представлял в своих мимолётных фантазиях, когда перед сном думал о провалившейся попытке поцелуя в парке. Утром Леви просто дразнил, провоцировал, зная, что Йегер не решится.       Но сейчас всё было иначе. Алкоголь, интимная обстановка полумрака в спальне другого парня сносили Эрену крышу, выпуская давно закипевшие желания на поверхность.       Осознавая, что его не только не отталкивают, но ещё и поощряют, Йегер становится смелее. Целуется порывисто, жадно, словно хочет проглотить целиком. Его пальцы зарываются Аккерману в волосы, тянут, пытаясь прижать ближе, сильнее, а дыхание — шумное, прерывистое. Он всем телом подается навстречу, будто хочет впечатать себя, слиться воедино. Но Леви так не играет, а потому, слегка прикусив нижнюю губу Эрена, перекатывается, зависая над ним, и прижав одной рукой две его над головой, перехватывает инициативу.       — Л-Леви… — хриплый дрожащий шёпот щекочет барабанные перепонки, а открытый доверчивый взгляд невероятных глаз заставляет задержать дыхание и нервно заёрзать, чтобы хоть немного ослабить напряжение в штанах.       Выдержка на пределе. Хочется всего и сразу. До одурения хочется. Аккерман невольно подмечает, что еще никогда не был возбужден так сильно.       Но он не может так. Эрен пьян, расстроен, с дурацкой надписью на лбу и постельным покрывалом вокруг талии. Это кажется неправильным. Словно он пользуется его слабостью и отчаянием.       Йегер позвонил, ожидая помощи. Но это всё — ему совсем не поможет, а лишь усложнит. Ведь он наверняка всё ещё сомневается. И утром, скорее всего, пожалеет о произошедшем. Нужно остановиться, пока не поздно…       Видимо, сегодня его день, потому что мучительные размышления о трудности благородных поступков прерываются мелодичным сопением.       Эрен спит, приоткрыв свой чудный рот и чему-то легко улыбаясь.       — Когда-нибудь я отомщу тебе за это, — тихо обещает Леви, добродушно ухмыляясь, и слезает с постели.       Он оставляет одежду для Эрена на второй половине кровати, предусмотрительно приносит таз из ванной, стелет себе на полу, переодевается в пижамные штаны и футболку и укладывается спать.       Низ живота противно ноет от несбывшихся надежд, но Аккерман лишь упрямо зажмуривает глаза.       Как мантру для медитации, он твердит себе, что лег на пол из соображений приличия и собственной безопасности — вдруг Йегер во сне пинается или стягивает одеяло.       Да, именно поэтому.       Желание сжать Эрена в объятиях до хруста и целовать до потери дыхания здесь совсем ни при чём. _____________________ * Имеются ввиду Черепашки-ниндзя — вымышленная команда из четырёх черепах-мутантов.