А зомби здесь тихие

      Проснувшись, я обнаружила, что тел на том месте, где они были вчера, нет. Всё те же обшарпанные серые стены, тусклый свет, кресло в углу. Приподнялась, интересно, здесь есть зеркало, скорее всего у меня очень красные и невыспавшиеся глаза? В комнате, где спал Ваня кто-то шумел, проследовав туда, я увидела Ваню, который сидел на кресле и ножом точил палку, убившей Лизу. Он медленно приподнял взгляд, красные глаза, долго плакал. Мне было его жалко. Но увидев жалость в моих глазах, опустил свой взгляд. Обвела глазами комнату. Несколько тёмных кресел, стул, разбросанные вещи, а возле стены было что-то накрытое лохмотьями. Почти сразу же поняла, что там они. Начала медленно ступать. — Будет только больнее, Жень, — вставил он. Я повернулась на звук, Ваня смотрел на меня, я на него. У меня выступили слёзы, я знала, что он прав, но не могла по-другому. Боже, что же теперь будет? — Вань, что нам теперь делать? — подошла к нему и села на пол, уперевшись коленями, заглядывая ему в глаза. Как и говорила, красные от слёз глаза, которые теперь наполнились страхом. Он так и молчал, а я заплакала. Ваня с трудом спустился на пол и приобнял меня за плечи. — Всё будет хорошо, слышишь? — твердил он. — Мы выберемся отсюда, обещаю, я обещал твоему брату. — Ничего хорошего, Жени больше нет, — парировала я, развернувшись, уже плакала в его рубашку, обнимая. — Ты думаешь, что где-то безопасно? — я взглянула глазами полными надежды в его миндалевидные голубые глаза. Ваня молчал. — Тебе сейчас тяжелее, ты потерял не только друга, но и сестру. Прости меня, что докапываюсь с вопросами. — Сестру? — вопросительный взгляд. — У меня не было сестры, никогда. — Но она сказала, что твоя сестра, — кивнула в сторону тела, немножко оторвавшись от уже мокрой рубашки. — Я впервые её вижу, — после небольшой паузы он встал и подошёл к рюкзаку возле кресла, — ты будешь есть? Там банка консервов и полбутылки воды. — Вань, — я проигнорировала его вопрос, — что делать дальше? — Я… Если бы я знал, — выдохнул он, — знаю одно, мы должны выбираться отсюда, — после паузы, — ночью выйдем отсюда, они же вроде спят. — А сколько сейчас времени? — встала я с холодного пола. — Полпятого, — отчеканил он.       Больше мы не разговаривали. Много раз хотела начать разговор, но слишком сложно, я видела, что он не хочет разговаривать, да и я особо не горела желанием. Всё-таки чуть позже я поела, оставив почти половину Ване. Перед глазами вертелась картина вчерашнего. Боже, почему? Слёзы медленно капали на холодный пол, оставляя небольшие соленые лужицы. Хотелось подойти к брату и обнять его, понимала, что так будет больнее. Пусть я запомнила его улыбающееся лицо, не хотела видеть как в последние секунды жизни ему было больно, я бы поняла это по лицу. И всё-таки было сложно, хотела взглянуть, как бы больно не было.       Пока же он переодевался, а это было в той комнате, где я спала, я медленно и тихо прошла к телу Жени. Голова была очень близко к телу и поэтому было даже непонятно, есть ли она или нет. Я опустилась на колени, и заплакала, тихо. Его глаза были закрыты, а лицо испытывало, мне кажется, боль… до сих пор. Почему так несправедливо? Он же хотел жить, пытался выжить, так почему тогда распорядилась судьба иначе? Кто решает, когда человеку умирать? За что? Какой смысл в том, что он умер? Почему я не поняла, что Лиза превратилась в монстра? "Человек, задающий много вопросов — получает мало ответов ", — пронеслись в голове слова Жени. Это я была виновата в смерти брата. Я. По крайней мере, я так думала. Закрыв глаза, медленно приблизилась губами ко лбу брата, холодный, очень холодный. Моя слеза упала на его лицо, вторая возле глаз, они начали капать, очень сильно. И, чтобы не затопить брата слезами, я отползла от него. Закрыла глаза руками и зарыдала, всё так же тихо, чтобы Ваня не слышал. Мне было очень больно, я не хотела жить. Господи, но почему? Почему-то подумала, что Женя был бы не рад, что я так плачу, что чувствую, он бы захотел, чтобы я успокоилась. Как он мне всегда говорил: "Как бы больно не было, нужно идти дальше, слышишь". Наверное, нужно сейчас последовать им. Услышав, что Ваня что-то пробормотал, быстро утёрла слёзы и подошла к нему, слегка успокоившись. Но от него было не спрятать мою боль, он сразу же понял, что я смотрела на брата, и то, что я плакала. — Пора, — медленно произнес он с сочувственным взглядом. Я послушно кивнула.       Мои локти и колени были обмотаны журналами, оделась я потеплее, благо у Вани в рюкзаке нашёлся свитер, конечно, на мне это выглядело, как туника, но это лучше, чем моя футболка, и штаны, которые я подкатила. В руки он дал мне ту заточенную палку. Сам же был одет в тёмно-зелёные спортивные штаны и всё ту же красную в чёрную клеточку рубашку, которая по совместительству была и моей спасительной жилеткой с пятнами моей туши, уже высохшая после слёз. В его руках оказался длинный нож, а маленький он положил до колена, там же у него был карман.       Он подошёл к двери, снова увидела его взгляд, сосредоточенный на мне, и он, как вроде, улыбнулся. А я, я не могла даже натянуть на себя улыбку, так мне было плохо. Я лишь закрыла глаза, снова эта предательская слеза скатилась по щеке, и докатилась к губам. Причмокнув, эта солёная гадость была во мне. — Понимаю, тебе очень больно, но нужно выживать, нужно двигаться дальше, — снова прикованный ко мне взгляд, и вот, он уже открыл дверь.       Очень больно было слышать эти слова от Вани. Ведь они в точности повторяли брата. Шмыгнув носом в спину Вани, слёзы снова потекли. Я была в очень плохом виде: затрёпанная, красные заплаканные глаза, растрепанные волосы. Никогда не была в таком виде. Он вышел первый и начал продвигаться, потом я, последний раз взглянув в сторону трупа, закрыла дверь. Может быть когда-нибудь приду сюда и нормально похороню брата. Как положено.       Мы шли тихо, редко переглядываясь. В коридорах было тускло, мрачно. Вроде бы никого не было. Только иногда слышали какие-то шорохи. Ваня тогда поворачивался ко мне и прикладывал указательный палец к губам, тем самым говорил: "Тш-ш". Хотя, я и так не шумела. Воспоминания лезли в голову, что ком встревал в горле. Никогда в жизни мне не было настолько больно. Даже тогда, когда не было родителей, ведь они были алкоголики и бросили меня ещё при рождении. Воспитывалась я у бабушки и дедушки, сначала считав их мамой и папой. Потом, когда немного повзрослела, к нам вернулась мама, бросившая пить. А отец не вернулся, я много раз заводила разговор на тему него, но она всё отнекивалась или плакала, а я не хотела её расстраивать. Я маму простила, полюбила. Ведь она правда стала очень хорошей и заботливой матерью. Об отце ничего не знала, кроме того, что он страдал от алкоголизма, а также был болен. Даже имени его не знала, хотя предполагала, что зовут его Александр, ведь полное мое имя звучит так: Сибирская Евгения Александровна. Сейчас же мне было намного больнее. Женя стал мне очень близким человеком, дорогим. Лучшим другом. Ведь у меня даже подруг почти не было, бывало созванивалась с ним и трепала о парнях, а он давал мне советы. Он был просто идеальным, понимаете? Теперь я была в полном шоке, я не представляла, что я буду делать… без него… — Вань, а куда мы идём? — странный задала я вопрос, хотя и вполне адекватный, ведь я и правда не поинтересовалась, куда мы будем идти. — Сначала проверим подвал, а потом… подальше от всего этого кошмара… — прошептал он и остановился возле деревянной тёмно-коричневой двери, Ваня медленно открыл её и заглянул, — проходи, — закрыл дверь.       Небольшая, плохо освещенная прохладная комната с каменными выступами вдоль стен, деревянный кривой столик, на котором лежал жёлто-голубой пакет, рядом вещи: штаны тёмного цвета и майка голубого. А возле стола на коврике лежали чёрные кроссовки с белыми полосками. Видимо, тут только что кто-то был и переодевался, так как кроме всего этого были пятна крови. В конце комнаты находилась ещё одна дверь: зелёная с какой-то надписью. Ваня нахмурился и сказал мне, чтобы я оставалась здесь пока он не проверит. — Кхм, — кашель из угла напротив ошарашил меня, сильно испугав, — помоги… — снова кашель, — …те. — Я… эм… — медленно подходила к человеку. Также медленно прорисовывались его черты: длинные до плеч, чёрные волосы, абсолютно пустые белёсые глаза, ни единой эмоции, лёгкая щетина, искусанные в кровь тонкие губы. Одет был в чёрную рубашку, держался за руку и, кажется, бок, видимо его укусили. — Вы… вас укусили? — отрешённо спросила я. Он с сожалением кивнул. — Да, но… — кашель, — у меня иммунитет, — последовала небольшая пауза. — Иммунитет? — вопросительный взгляд — Да, я не превращусь в них, даже после укуса, — более хриплый кашель, — а сейчас перевяжи мне тут, — он поднял рубашку, его бок был прокушен, сильно текла кровь. — Поверь мне, пожалуйста. — Шептал он. — Я только память могу потерять и рассудок.       Не знаю почему, но я ему поверила. Отчасти от того, что сама была укушена и не превратилась, потому иммунитет — разгадка, и то, что со мной происходило. Ведь я действительно не особо понимала, что происходит.       Из необходимых предметов для перевязки ничего не нашлось в том пакете, а, собственно, чего я ожидала.       В дверь вошёл Ваня. Чёрные волосы были взъерошены, голубые глаза всё такие же, в которых читается жалость, да, именно сейчас я испытывала жалость к этому человеку. Да и к себе, и к тому незнакомцу, и к… Жене. О, Господи; снова слёзы. Указав на человека, поинтересовалась, нет ли какой-нибудь аптечки, или алкоголя. Недоверчиво взглянув на меня и незнакомца, он отдал мне небольшую банку, содержащей что-то крепкое. И, кажется, Ваня отхлебнул оттуда чуток. В оправдание этому он произнес: " Так легче. Пусть мой разум будет помутнен этой жидкостью, чем болью и жестокостью этого мира. Прости… я думаю ты поймёшь о чём я." А потом, с ножом в руках, он подошёл ближе к этому незнакомому, тихо сидевшему в углу, иногда кашлянув. — Ты кто? — он направил к его горлу серебристый нож, на котором было пару смертей, думаю, ещё много переживёт этот стальной нож, пока не поржавеет. А он не должен, ему ещё нужно нам служить. Пока не выберемся… Я же намочила ткань, бывшая футболка, лежащая на столе, этой мутной жидкостью. — Заражён? — уже отойдя и направив на него нож. А тот только кашлял, как будто не мог ничего сказать. — Вань, Вань… стой! У него иммунитет, слышишь, он не превратится, — выпалила я. — И ты в это веришь? — угрожая ему, он хмуро посмотрел на меня, приподняв левую бровь. — Я укушена, — немного отшатнулся и видимо хотел спросить, когда это я уже успела, но я исправилась, — была, видишь, сейчас жива-здорова. — Когда? — всё-таки выдавил этот вопрос. — Почему ты молчала? — Я потом тебе все объясню… — подошла к раненому и перевязала рану, — ему надо помочь.       Незнакомец тихо произнес такое просто слово — "спасибо" и вырубился, пульс был. Нам нужно было подождать как он очнётся и действовать. По крайней мере я хотела ждать, пока он не очнется, а Ваня хотел бросить его. Как? Почему он такой… бесчувственный, ему ведь нужна наша помощь… Через время Ваня всё-таки согласился немного подождать, как он высказался "Ну ты и… хорошо, не очнется через час — выходим. Чтоб ты знала, мне он не нравится, подозрительный тип…"