Обернуться назад

Прошло несколько месяцев, начался новый учебный год. Казалось, что до школы время прошло спокойно и быстро. Габриэль ударился в работу, многое исправил в своих учебных планах и списался с партнёрами по исследованиям. После встречи с Ди’Хестом ему стало лучше, здоровье поправилось окончательно, хотя это было, скорее, благодаря течению времени. Поэтому Габриэль смог приступить к научной работе вплотную — после тех расчётов, которые он передал в ковен Ритуалистов, где их приняли Якоф Шеристоф и Лаис Пьеретти — те, кто принимали когда-то у него экзамен, стали ему партнёрами в работе с таблицами той самой классификации, с которой начинал работать ещё давно. После некоторых обсуждений с профессором Вектор — Септима не отказалась ему помочь — Габриэль выделил закономерность использования кристаллов в звезде Колдуна, в которой требовалось постоянно контролировать процесс происходящего. Жёсткая кристаллическая структура становилась каркасом, на который накладываются чары, напевы и ритуальные слова. Разделение на категории получилось по направленности воздействия ритуала и закономерного конечного итога. К примеру в ритуале, проводимом с целебными целями, лучше всего использовались сферически ограненные яшма или сердолик, более или менее подходил янтарь и совершенно были противопоказаны камни, имеющие треугольную огранку и оттенки синего — в них было куда больше агрессивных эманаций. Пока были готовы совместимости только сотни камней и только для звезды Колдуна, но это было уже много, потому что не каждый мог увидеть в ритуале столько нюансов. А сколько материала было использовано в пустую, пока были найдены закономерности в нумерологических формулах, благодаря которым и вычислялись лучшие показатели… Лили, Ремус и Петуния, конечно, заметили, изменения в его поведении, но особого внимания этому не придали. Пусть они и были посвящены в тайну Габриэля, знали о его прошлом, но всё же они подростки, которые часто бывают зациклены на своих проблемах. Если бы дети знали Габриэля до этого, то они бы просто решили, что он снова ударился в исследования, как и было до приезда в Британию после множественного ученичества. Лишь друзья заметили изменения, когда маг просто отказался говорить с ними на тему Волан-де-Морта, но все они просто решили дать ему время. Вдруг Габриэль просто не до конца поправился. Отсрочка, правда, затянулась настолько, что успел начаться учебный год, к которому Габриэль и его ученики успели подготовиться. Петуния, хоть и не без скандала, отправилась в гости к Поттерам, которых уговаривали одновременно Джеймс, Лили и один раз попросил сам Габриэль. Чарлус долго не соглашался, но Дорея, которая, между прочим, имела звание Мастера Чар, дожала его, заявив, что хочет, наконец, найти новую ученицу. Возможно, там были и какие-то другие методы, потому что на последней встрече, которую устраивали Поттеры и Греи, леди Дорея вела себя чрезвычайно таинственно. Габриэль, внимательно её рассматривающий, кое-что углядел в её ауре, но решил не выдавать её секрет раньше времени. Хотя бы детям, потому что Чарлус точно был в курсе, а вот Джеймсу предстояло узнать кое-что интересное. В Хогвартсе за летние месяцы не изменилось совсем ничего, позволив Габриэлю окунуться в преподавание, а подросткам — в учёбу. На носу у них был шестой курс, а значит скоро ЖАБА, к которым подростки будут готовиться следующие два года. А Габриэль будет им помогать, по мере возможностей. И все было неплохо, очень даже хорошо, отличное настроение и удача в делах преследовали Габриэля, он всё так же учил детей всех курсов и факультетов и своих собственных учеников, если бы не случился ещё один выверт судьбы. Габриэль об этом был, конечно, ни сном, ни духом, но факт оставался фактом — его все так же подталкивали к предопределённому. Но это всё лирика. Одним воскресным вечером, после тренировки с семикурсниками, Габриэлю пришла в голову отличная, по его мнению, идея повесить в своих комнатах зеркало, которое он не так давно заказал у артефактора. Решение было спонтанным, но Путник не стал медлить, и тем же самым вечером, только через полчаса, уже любовался на зеркало. Работа французского мастера была просто великолепна: резная рама зеркала выглядела несколько просто, но неимоверно стильно, тёплое, насыщенное цветом дерево дополняло обстановку комнаты, а несколько полудрагоценных камней были приятным акцентом. На одном из них, на молочно-белом опале, маг разглядел небольшую трещину, но она поддалась простому заклинанию починки и исчезла. Габриэль был доволен своим приобретением, правда, только до того момента, как с ним начали происходить случаи, странные даже для мира магов. Первоначально, он не связал их с зеркалом, ведь это было абсурдно. Маг самолично проверил приобретение на различные вредоносные чары, но всё, что он нашёл, соответствовало описанию, присланному артефактором. Чары сохранности, укрепления, долговечности, искренности и правдивости — всё было верно. И никаких вредных эманаций. Но, когда он уже в третий раз за ночь проснулся от чувства, что перед кроватью кто-то стоит и пристально на него смотрит, ему пришлось проверить каждый угол в личных комнатах. Результат был предсказуем — ничего, кроме стандартных чар, которые были в любых помещениях Хогвартса, и его собственных. Но этот предсказуемый результат выглядел чересчур идеально, словно кто-то специально подправил рисунок магических нитей для видимого порядка. Габриэль задумчиво покусал губы и вдруг вспомнил о ещё одном способе проверки.  — Эльф Хогвартса! — щёлкнул он пальцами, и перед ним возник домовик с нашивкой магической школы на тоге из простыни. — Трипси слушает, профессор Ричардсон! — бодро отрапортовал ушастый, во все глаза уставившись на мага. Габриэль кивнул и перевёл взгляд на магический рисунок, который немного изменился от появления домового эльфа, но не слишком сильно. — Скажи-ка мне, Трипси, видишь ли ты здесь что-то… необычное? — попробовал сформулировать свои интуитивные догадки он. — Что-то, чего не присутствовало в комнате раньше? — Трипси видит зеркало, — честно ответил эльф и вдруг прислушался к чему-то, ведомому лишь ему, склонив лысоватую голову к плечу. Он немного помолчал. — Ещё Трипси видит, что это зеркало как-то влияет на профессора Ричардсона. — Это агрессивное влияние? — задал ещё один вопрос Габриэль. Он даже порадовался, что позвал эльфа, потому что сам не ощущал никакого внимания. — Магия профессора Ричардсона спокойна, значит никакого вреда зеркало не несёт. — Спасибо, Трипси. Можешь идти, — задумчиво ответил Габриэль и даже поблагодарил домовика, приложив к его голове ладонь и поделившись толикой магии. Эльф встрепенулся, повёл ушами и с улыбкой исчез. Идея с домовиком оправдала себя, но что делать с этой информацией, Габриэль не знал, потому как все ещё не чувствовал никакого влияния или изменений в собственном состоянии. Ноги сами понесли его к зеркалу, где Путник стал в который раз его пристально осматривать. Ничего. Взгляд его соскользнул с рамы на зеркальную поверхность, и это заставило мага замереть в оцепенении. Из зеркала на него глядел он сам, той, прошлой жизни, с багровыми глазами, скрытыми за тонкой гранью очков. Очень знакомыми глазами. «Гарри», — булькнуло у него в голове в такт шевелению губ у зеркального двойника. Спасло зеркало только то, что его зачаровали поглощать любую магическую энергию, направленную на него. Даже Bombarda. *** Когда Габриэль увидел в зеркале себя же с глазами Волан-де-Морта, он немного перенервничал. Плюс, свою лепту внесло заклинание забытья, которое практически мгновенно заставило его опасливо дернуться от мыслей о Тёмном Лорде. И заклинание у него сорвалось с палочки чисто машинально, это был рефлекс. К тому же зеркало прекрасно справилось с тем, чтобы поглотить взрывное заклинание. Сам Путник просто отскочил в сторону, прикрыв себя щитом, но когда он вернулся к зеркалу, видение пропало, словно и не было. У Габриэля появились нехорошие подозрения, но проверить их можно было только опытным путём. Всю следующую неделю маг ждал, наблюдал и анализировал. Каждого входящего он просил заглянуть в зеркало и описать то, что он видел. Якобы, сам Габриэль решил проверить комплекс кое-каких чар и сейчас тестировал их на разных людях. Так Лили увидела в серебряном полотне зеркала высокую рыжую женщину с отчаянными глазами, Ремус — измождённого мужчину со шрамами на лице, Сириус со смехом заявил, что вряд ли когда-то станет тем полусумашедшим из отражения, а Снейп, который всё ещё ходил на занятия, ведь размолвка не относилась к учёбе — он всё ещё был личным учеником Габриэля, которому тот передавал знания; Северус увидел что-то такое, из-за чего смертельно побледнел и долго-долго о чём-то думал. Джеймс, случайно заглянувший на огонёк, не увидел ничего нового. И, когда Габриэль через его плечо заглянул в зеркало, ничего не изменилось. Вот только стоило ему остаться в отражении одному, как его отражение поменялось, словно рябью прошло по стеклу. Его прошлое глянуло на него красными глазами, и в голове прошелестел его голос. «Совсем не помню Джеймса Поттера, так что в этот раз без картинок», — фыркнуло отражение. Габриэль отвёл взгляд, не собираясь отвечать. Он проводил Джеймса вслед за Лили и Ремусом, прикрыл за ними дверь и опустился в кресло. Его краешек отражался в зеркале. «Поговори со мной, Гарри», — обиженно протянул Гарри из зеркала.  — Замолчи, пока цел, — резко ответил Габриэль, всё же посмотрев на отражение. Зеркальный Поттер тоже сидел в кресле. «Я бы с радостью, но это — единственный раз, когда я говорю, а ты отвечаешь. Соскучился по общению, знаешь ли». — И о чём же с тобой говорить? «В своё время я был достаточно образован, чтобы меня принимали в высшем свете», — Гарри-отражение склонил голову к плечу. — Значит, ты всё же не следствие моих чар… Как я и думал, ты кре… — начал Габриэль, но его заставил замолчать оглушительный, словно раскат грома, магический вопль, заполнивший его череп. Маг зашипел, прижимая пальцы к вискам. «Молчи!», — отражение повторило его действия. — «Скажешь хоть слово об этом, и тебя снова переключит!» — О чём это ты? «Сейчас это не важно. Давай всё же поговорим о чём-то другом. Например, о зависимости расположения трав на ритуальном рисунке от фаз луны. Или о заклинаниях на парселтанге. О чём угодно!». Габриэль недоуменно на него посмотрел, двойник ответил ему взглядом грустным и отчаянным. Путник обошёл, сам того не осознавая, запрет на тему Волан-де-Морта и всего, что с ним связано. Наверное, это было из-за того, что он совсем не отождествлял образ из зеркала с Тёмным Лордом. «Я так давно не говорил с кем-то…» — Хорошо, — маг вздохнул. Что-то в облике его неожиданного собеседника буквально умоляло его согласиться. — Как мне тебя называть? «Зови меня…», — Гарри-двойник задумался, судя по молчанию. — «Зови меня Марволо». Гарри не стал спрашивать, почему, а Марволо не стал рассказывать. *** На самом деле, после того вечера, Габриэль был в недоумении — как он мог согласиться заговорить с зеркальным двойником, ведь, возможно, он порождение тёмного колдовства, с которым опасно связываться. Путник корил себя за неосмотрительность, но потом вспомнил, как смотрел на него Марволо, и переставал волноваться. Вечер их первого разговора был очень длинным, Габриэль тогда с удивлением осознал, что совсем не так представлял возможный разговор. Марволо был интересным собеседником, который не лез в душу и не пытался читать нотаций. Ричардсон хотел бы узнать, почему происходит именно так, но с другой стороны не пытался думать об этом, словно его отталкивали эти мысли. Или же это была тренированная годами интуиция, будто уговаривающая не делать опрометчивых действий. Как бы то ни было, спустя два очень напряжённых дня, близилось Рождество, а значит и время полугодовых проверок, Габриэль снова оказался в кресле напротив зеркала. Марволо появился в этот раз не сразу, выглянул словно с опаской. «В этот раз без взрывов?», — раздался в голове его неуверенный голос. Габриэль молчал. — «Молчишь, значит. Даже не знаю, хорошо это или плохо». — Что с тобой не так? — вырвался вдруг у Путника вопрос, который вертелся в его мыслях и не давал покоя. Габриэль подспудно ждал какой-то гадости от зеркального двойника, хоть и не слишком понимал своих ощущений. «Учитывая, что я осколок души, запертый в зеркале, то, думаю, многое», — попытался отшутиться Марволо, но, поняв, что от ответа ему не уйти, даже если он снова сбежит в своё новое вместилище, вздохнул. Тогда Габриэль решил не развивать эту тему, просто перевёл тему на особенности магических растений, что Марволо с удовольствием поддержал, решив, что в этот раз опасность миновала. Шло время, и Габриэль как-то свыкся с мыслью о том, что он периодически разговаривает с крестражем, запертом в зеркале, и получает от этого удовольствие. Для него стали обыденными вечера при свете камина, когда они с Марволо неспешно беседовали на самые разные темы. Марволо с готовностью задавал вопросы и охотно отвечал на них. За каких-то два месяца крестраж стал ему… Другом. Габриэль это неожиданно понял, когда они препирались на очередную тему, в этот раз руны. И всё же что-то не давало ему покоя. Что-то, что держало его в напряжении каждый раз, вызывая внутренний диссонанс. В один вечер маг просто не выдержал, из-за того, что его магия подавала ему знаки в очередной раз. Габриэль пристально взглянул на отражение и вздохнул. «В чем дело, Габриэль? Ты странно себя ведёшь». Маг посмотрел в зеркало, где отражался Марволо, и выражение его лица стало ещё более кислым. Ему не нравились эти «знаки судьбы», но и игнорировать он их не мог. К тому же, какой-то очень подозрительной частью своего сознания Габриэль ожидал подвоха. — Знаешь, Марволо… Я будто частью сознания ожидаю от тебя постоянно чего-то этакого, словно ты притворяешься добродушным, но вот-вот выкинешь какую-нибудь пакость, но все равно пытаюсь убедить себя в том, что это не правда. Мне все чаще стали мерещиться призраки прошлого, того, когда я был Гарри Поттером. И словно кто-то умудряется влиять на моё сознание, но я ничего не чувствую. «Так много вопросов… Ты уверен, что знание ответов не сделает тебе хуже?» Габриэль нахмурился. Приступы слабости почти сошли на нет, редко, но всё же проявляли себя. Недавно ему снова было плохо, и маг несколько минут боролся с заполошно бившимся за ушами сердцем и дрожью в коленях. И ему казалось во время приступа, что кто-то звал его по имени, будто пытаясь что-то сказать, но когда Путник пришёл в себя, в кабинете он был в одиночестве — через двадцать минут начинался урок у пятого курса Слизерина. Воспоминания о приступе мелькнули в голове Габриэля, заставив того нахмуриться сильнее. — Я хочу знать, потому что чувствую, что это важно. Что-то меня тревожит, Марволо, — вздохнул Габриэль. Двойник из зеркала как-то странно на него посмотрел. «Затравленно», — вдруг мелькнула в голове Путника мысль. Она показалась ему правдивой. «Результат этих знаний может стать для тебя переломным», — спустя несколько секунд молчания сказал Марволо.  — И всё же, я не могу больше быть на грани этого момента истины. «Тогда, думаю, тебе стоит взять из своего тайника за картиной бутылку того самого Огденского, которую ты не прикончил в прошлый раз», — сделал попытку оттянуть не самый приятный разговор зеркальный двойник, и Габриэль принял этот ход, дойдя до тайника и отворив створку картины с пейзажем. Початая бутылка вина и бокал заняли место на столике возле кресла, а когда и Габриэль вернулся к зеркалу, то отражение в нём неожиданно изменилось. Марволо не показывал таких способностей раньше с Габриэлем, выбрав лишь одну устойчивую форму для общения. Теперь же из зеркальной глади смотрел не бывший Гарри Поттер, а немолодой мужчина к сорока годам. — Марволо? — недоуменно спросил Габриэль. Что-то ему резко захотелось выпить от приступа нехорошего предчувствия. «Думаю, что я не должен скрываться за чужим лицом, если мы решили поговорить честно», — алые глаза внимательно смотрели на Габриэля. — «И перед тем, как я начну говорить, пообещай мне, что выслушаешь. В конце концов, ты сам не сможешь узнать о произошедшем…» — Я… Я попробую. «Хорошо… Тогда я могу начать свой рассказ…» *** (Отступление. А как все было у Марволо.) В ту роковую ночь, тридцать первого октября, когда Тёмный Лорд решил, что дитя из пророчества должно умереть, произошло кое-что незапланированное. Волан-де-Морт, сам того не ведая, создал в теле маленького Гарри Поттера свой крестраж. Осколок души, который закрепился в шраме Мальчика-который выжил, был самым маленьким и слабым, за что он оставил при себе не самые приятные впечатления о создателе. Крестраж, который принадлежал мужчине в возрасте, столкнулся с детским сознанием, которое заботило мало вещей, и ужаснулся. На деле он был не готов к подобному, особенно, учитывая что, умирая, Лили Поттер умудрилась провести ритуал материнской защиты, которая подтолкнула магию её маленького сына к резкому скачку осознанности. В общем, магия Гарри отнеслась к вторженцу крайне недружелюбно. Несколько месяцев крестраж потратил на то, чтобы показаться возжелавшей защищать и оберегать мальца магии хотя бы немного безопасным. За ним будто бы постоянно следили со всех сторон, пронизывая каждый уголок той небольшой части самосознания, которая ему оставалась. Соответственно, никакой деятельности по захвату или даже причинению вреда, осколок сознания даже мысли в эту сторону развить не мог. Пришлось оставить первоначальные намерения захватить ещё неокрепшую душу и вырастить её в поклонении и подчинении. Тогда осколок, которому на самом деле всегда нравилось имя предка его основного тела, Марволо, решил затаиться и наблюдать. Мелкий Поттер был забавным мальчуганом, с судьбой, до боли похожей на его собственную. Только он, никому не нужный, был отдан в приют для детей, а «мальчика из пророчества» отдали родственникам, которые были даже хуже воспитателей в приюте — тем хоть бить воспитанников запрещалось. В этом же доме было страшно даже самому Марволо, который сидел в разуме мальчишки тише воды ниже травы, даже не пытаясь что-то предпринимать. Также он вёл себя до того момента, как Поттер поступил в Хогвартс. Вот там Марволо стал просыпаться чаще. Из-за того, что дом мерзких магглов не был напитан магией, по большей части осколок души спал, не растрачивая силы на бодрствование. В школе волшебства, казалось, даже воздух был пропитан силой, так что Марволо мог с лёгкостью следить за приключениями своего невольного тюремщика. Какие-то моменты его веселили, какие-то немного пугали. Но для него это проходило быстро, в отличие от Поттера. Хуже, неожиданно, стало в тот момент, когда тот кусок души, что остался в теле в злополучный Хэллоуин, возродился с помощью одного из бывших соратников. Магия Поттера чуть не сошла с ума, думая, что вред подростку пытался причинить несчастный осколок. Как же его скрутило! Агрессивно настроенная магия едва не сожгла его, только под конец разобравшись в происходящем. Псевдоразум у неё был такой себе, по мнению Марволо. Но именно с этого момента открылась его ментальная связь с возрождённым Волан-де-Мортом. Она была и раньше, но заблокированная, и, если честно, Марволо о ней мог только догадываться. В этот раз ему не прилетело, но о причинах осколок старался не задумываться. Его положение было вообще очень хрупким — от того, что Марволо успел нарастить за годы в школе, те крупицы силы, которые он сумел освоить и оставить себе, просто испарились словно пена морская под палящим солнцем, а значит, при желании, магия Поттера могла сжечь его за считанные секунды. И всё, конец для маленького осколка крестража, который хотел бы, чтобы всё сложилось совсем иначе. И тогда Марволо решил, что ему ещё хуже не станет, а помочь и заработать бонусные очки у псевдоживой силы не будет лишним. Он понемногу восстанавливался, попутно пытаясь иногда ограждать Поттера от жутких снов, меняясь с ним местами. Где-то на шестом-седьмом сне крестраж ощутил вдруг сильнейшее отвращение к Волан-де-Морту, который был абсолютно безумен в этих снах-видениях. Такое сильное презрение Марволо ощущал только когда был цельным, и относился он так к магглам и слабым личностям. Никогда Марволо в голову прийти не могло, что он возненавидит самого себя, но ничего, кроме ненависти, презрения и отвращения глядя на это мерзкое существо, Марволо не мог не испытывать. И самое главное, что он презирал в слабых людях, было и в этом монстре — Волан-де-Морт не собирался меняться. И крестраж не хотел признавать это, но кажется решение бездумно плодить осколки, разбивая свою душу, было… ошибкой. Признать это было сложно, но, когда это случилось, Марволо даже как-то полегчало, не смотря на его нематериальность и общую относительность существования. Даже псевдоживая магия почувствовала перемену настроений «паразита», и её давление, постоянно окружавшее его долгое время, чуть спало, дав ему немного больше свободы. В своих самых худших опасениях осколок утвердился, когда видения стали ещё более жуткими, а Поттер ещё более нервным. Ситуация в мире становилась всё хуже, и, если бы Марволо чувствовал запахи, а не хранил о них трепетные воспоминания, то скорее всего сказал бы красивое «в воздухе пахнет войной». Но он был лишь осколком души с некоторыми воспоминаниями и возможностью иногда выглядывать в реальный мир, так что он просто думал о том, что назревала война, причём куда страшнее чем та, в огне которой погибло множество людей. В этой войне должны были погибнуть дети, и это было страшно. Так что Марволо помогал как мог — оттягивал на себя часть кошмарных видений, позволяя будущему герою отдыхать хоть иногда, старался заставить Поттера обратить внимание на тему крестражей. А потом случилось не самое приятное событие — пройдя сквозь хлипкую поттеровскую ментальную защиту, явился Снейп. «Unosha blednii so vzorom goryuashim», — припомнил тогда одну из присказок Долохова Марволо. Кажется, это было про кого-то белолицего с пылающим взглядом, но Северус подходил этому очень сильно. Тогда, в приступе «любви к ближнему своему», Снейп попытался выжечь его. К счастью, крестраж от атаки спасла магия Поттера, которая в последнее время начала более лояльно относиться к подселенцу. Тогда шокированного Снейпа просто выбило из сознания Поттера, и Марволо не видел его до следующего урока. Зато к следующему появлению недружелюбно настроенного бывшего Пожирателя осколок был уже готов. Так что снова попытавшийся напасть Снейп был заботливо спеленат немногими силами Марволо. Тогда же у них состоялся вполне конструктивный разговор, где Марволо открыл местонахождение половины крестражей, а Снейп не сдавал его Дамблдору. Тогда «жизнь» осколка стала немного легче, ведь ему было на что обменивать помощь бывшего соратника, чтобы тот облегчал жизнь Поттеру. Возможно это было нечестно по отношению к противостоянию, которое сбивало ноги в поисках возможности расправиться с Волан-де-Мортом, но самого Марволо это как-то мало волновало, потому что его больше заботило выживание и более менее приятные условия для его времененного «квартиродателя». Которые осколок старался создавать по мере возможностей. И ему это даже удавалось некоторое время, пока не подкрался провал большинства его планов. Свержение Министерства Магии, закрепление власти Тёмного Лорда, лес Дин, уход рыжего, смерть заучки (об этом крестраж даже жалел — Грейнджер была хороша), потеря надежды. Крах, абсолютный и совершенный. И переход через артефакт, который выбил крестраж из строя на долгие шесть лет. Поганое изобретение гоблинов поглотило его силы, с таким трудом накопленные, и отправило его в нокаут. Шесть лет Марволо восстанавливался, и, когда пришёл в себя, совершил непростительную ошибку. Решил немного поглотить сил у Поттера, который стал уже и не Поттером, а Габриэлем Греем. Новое имя шло путешественнику сквозь время куда больше, и теперь у него была совсем другая жизнь. Силой разжиться удалось, только вот случилось кое-что непредвиденное, что до этого Марволо считал невозможным. Волан-де-Морт этого времени, пока что ещё официально Томас Марволо Реддл, проявил себя неожиданно активно, почувствовав осколок своей-не своей души и попытавшись с ним связаться. Ещё неусвоивший до конца всю силу Марволо чуть было не поддался искушению связаться с «большой душой», но вовремя опомнился. Если бы он раскрылся для Реддла, то самое лучшее, что могло бы его ждать — это передача всех накопленных за время нахождения в теле Поттера знаний и последующее забытие. И такой судьбы себе крестраж не хотел, привыкнув к относительной свободе действий (в конце концов, никто у него не отбирал возможности обдумывать планы или возможные проекты). Поэтому Марволо смог отбиться от атаки, в общем-то слабой из-за расстояния и явной неосведомлённости Томаса о местонахождении крестража, и остаться при своём месте. Это его очень радовало, если бы не один факт — Поттер пострадал от этих «ментальных войн», ему стало периодически становиться плохо. Марволо это привело в паническое состояние, он не знал, что ему делать, не знал как это исправить. Осколок успел привязаться к своему «арендодателю» и даже хотел, обезопасив себя чуть больше, поговорить с Габриэлем и всё рассказать, но вмешался случай, который ещё больше усугубил ситуацию. Случайным образом у Поттера пробудился уснувший после использования Vicissim дар Некромантии, вступивший в конфликт с магией Крови. Так выходило, что жизненная энергия, которой управляли маги крови, никак не вязалась с некроэнергией, которой ведали «повелители смерти», из-за чего эти два дара сильно конфликтовали. И неожиданно втянули в свои разборки осколок души, который даже усилил масштабы конфликта. Самому крестражу тоже пришлось несладко — две силы давили на него с огромной силой, было больно. И, конечно же, «группа помощи» с радостью решила, что всё происходило благодаря осколку души, и извлекла его. К счастью, бессознательный Габриэль оказался умнее своих товарищей, и просто использовал магию добровольцев для подпитки и стабилизации своего состояния. Марволо же поселился в белом опале, который благополучно забыли на полке в хранилище. После этого ему стоило больших усилий вновь оказаться рядом с Габриэлем и снова установить с ним связь. За нить, едва касающуюся ментального тела Габриэля, крестраж едва не поплатился разрушением своего вместилища от направленного ответа уже знакомой и практически родной осколку магии. Его спасло только то, что нить была одна-единственная и не несла вреда. А всё, что оставалось потом, это попасть в оправу зеркала и пытаться заговорить с бывшим носителем, чтобы помочь и себе, и ему… (Конец отступления.) *** После рассказа Марволо Габриэль сидел, будто громом поражённый. То, что рассказал ему осколок было необычно и сильно смахивало на исповедь, но ведь и простенькие чары правды не давали крестражу лгать. А потом его осенило, причём так, словно Путнику на голову упало несколько кирпичей. Чары, наложенные Ди’Хестом с еле слышным звоном лопнули, получив тот самый ключ для разрушения… «Ты не сможешь избавиться от этого забвения самостоятельно, Ходящий во Время…» И помощь пришла, как и предсказывал вожак кентавров.