Жидкое стекло

— Джек, я должен тебе кое-что рассказать. Джек замирает в кресле и плотнее сжимает подлокотники. Он думает позвать Брайана или Джимми, но им всегда можно позвонить позже. Компьютер определённо не взорвётся, если открыть видеофайл, точнее если досмотреть, потому что плеер уже запущен. С экрана на Джека глядит его давний знакомый, человек, у которого они регулярно обедали с Беллой. Человек, которого Джек когда-то считал своим другом. — Мне очень жаль, что наша дружба закончилась так некрасиво. — Доктор Лектер улыбается, и прядь отросших волос спадает на его лицо. — Но любые отношения склонны заканчиваться, всё преходяще. Волосы развеваются, очевидно, от ветра, и открывают заживающий шрам на щеке. Джек думает, что по этому шраму его можно будет найти, хорошая примета в ориентировке, пусть розыск пока и не увенчался успехом. Лектер делает шаг назад, открывая о себе больше информации — на нём совсем непривычная для его прежнего стиля гавайская рубашка, а местом съёмки оказывается яхта, модель и размер палубы которой остаётся невозможным определить с этого ракурса. — Мои намерения были самыми искренними — я просто хотел сообщить, что со мной всё в порядке, и как истинный, пусть и бывший, друг ты должен порадоваться за меня. Надеюсь, погода в твоём мире столь же безоблачна. Ганнибал поворачивает камеру, и Джек видит чистое голубое небо, а за палубой — такие же чистые, плавные волны. Вдалеке заметны чайки, и слышен их крик. Пока слишком мало информации для определения координат. На палубе появляется женщина в открытом синем купальнике и подходит к камере, едва заметно повиливая бёдрами, а затем наклоняется ниже, приспустив огромные чёрные очки. Пальцы впиваются в кожаное сидение, когда Джек борется с желанием ударить в клавиатуру кулаком — вряд ли ноутбук перенесёт такое вмешательство. Эти квадратные скулы и широко расставленные глаза невозможно перепутать с кем-либо другим. Уилл был прав, безошибочно определив личность Кукольницы даже после её побега. Женщина игриво улыбается, демонстрируя декольте; судя по фигуре, она больше не голодающая или измождённая, как было при попытке задержания, да и волосы тоже отрасли. Ни дать ни взять — счастливая семейная пара на отдыхе. — Привет, дядюшка Джек, — цедит она, показательно прикусывая губу. — Как жаль, что мы так и не познакомились в реальной жизни, мне так понравилось убивать твоих свинок. Ханна резко вытягивает пальцы вперёд, и даже на Джека это производит устрашающий эффект. Он вспоминает парней, которые были потеряны, пытаясь разобрать хитромудрые конструкции и ловушки. — Пигги-пигги-пигги. Кукольница заливается счастливым, но, на вкус Джека, слегка истеричным смехом, выпрямляется, снова сгибается, смеясь, и на этот раз упирается лбом в плечо своего спутника. — Удачной охоты! — Ганнибал машет ему на прощание, затем выключает камеру. — Тебе надо постричься, — Ханна проводит ладонью по волосам, погружая пальцы и царапая кончиками ногтей скальп. Со временем её озорную игривость Ганнибал начинает принимать как должное — его маленькая домашняя хищница. — А ещё выбросить эту гадкую рубашку, доставшуюся мне от ныне покойного капитана, — добавляет он, закрывая камеру, чтобы в неё не попали морские брызги. Некоторое время они улыбаются, глядя друг на друга вместо того, чтобы смотреть в океанскую даль. В какую сторону не обернись — суши ты не увидишь, это дно может похоронить в себе множество трупов, оставаясь при этом настолько же чистым. Ганнибал думает, что в свободное время им стоит заняться дайвингом и искать корабли, затонувшие века назад: это будет достаточно познавательно и в такой же мере экстремально. — Но ты же в ней прекрасен, дорого-о-ой! Ханна намеренно впивается зубами в мочку его уха, а Ганнибал пытается взять её в захват правой рукой так, чтобы при этом не повредить ничего на яхте. Пусть лодка и досталась им абсолютно бесплатно, но к имуществу Ганнибал привык относиться в высшей степени бережливо. На зубах Ханны кровь — совсем немного, буквально капля, но прямо сейчас Ганнибал не рискнет поцеловать её, поэтому он просто отпускает свою спутницу, и та виснет на его плече подобно жаждущей поглаживаний назойливой кошке. Значит, следующие минуты, а возможно, даже часы, они будут заниматься явно не стрижкой или дайвингом. Длительное время Ханна проявляла закрытость; ей были противны любые прикосновения, но это Ганнибал помнил ещё с содержания её обезличенных инсталляций. Она специально конструировала их таким образом, чтобы минимально контактировать с жертвами, в идеале, чтобы жертвы попадали в ловушку сами. Сначала она позволяла себя гладить, чесать за ушком— так, как это делают кошки. Удивительно, но Ганнибал не испытывал ни капли ревности или брезгливости, когда думал о её многочисленных партнёрах. Чувство собственного достоинства не позволяло ему сравнить себя с ними, а завоёвывать доверие всё равно приходилось впервые. Это и было самым привлекательным в терапевтических сессиях — раскрыть человека, позволить ему довериться. Уловка для Ханны оказалась очень простой — он предложил связать себя и трахнуть. Наживку она заглотила сразу же, а Ганнибал, на удивление, получил один из самых ярких и профессиональных оргазмов в собственной жизни. Позже она перестала закрываться, и внезапно вынырнувшая между ними страсть была опаснее самого бурного шторма в открытом море. Временами Ганнибал возвращается к прошлому. Это происходит в те моменты, когда он сидит, свесив ноги с палубы и смотрит в тёмно-синюю даль только что опустившегося вечера. Или гуляет по своему дворцу памяти, проведывая воспоминания об их первой ночи с Уиллом, об их первой близости. Глупо было бы продолжать себя обманывать и в конечном итоге оказаться запертым в четырёх стенах чилтоновского подвала. Он ведь с самого начала знал, что их роман обречён, но стоило попытаться. Ганнибал не из тех, кто отказывается от трудных заданий. Но и к многочисленным сожалениям он не склонен. Всё же существует мир, в котором он делает правильный выбор.