***
Аска храбро стояла до самого конца. Не отвернулась, не побежала, не закрыла глаза. И именно поэтому она первой увидела, как ева вновь поднялась. Когда когтистая рука Апостола была в жалком десятке метров от Лэнгли, белая ева оторвала собственную голову и метнула ее. Рука Бардиила отлетела в сторону, фонтанируя кровью, словно отсеченная огромным ядром. Скорость «снаряда» была настолько огромной, что Аску отбросило одной лишь воздушной волной. Достаточно уверенно приземлившись на бетонную плиту, при этом не расшибив локти и колени, она вскочила на ноги и посмотрела вновь. Апостол, словно не замечая потерю конечности, резко обернулся назад и издал низкий, животный рык. Однако чудовище сделало инстинктивный шаг назад, когда увидело это. Гнев. Разрушительный, ослепляющий, не ведающий страха и жалости. Синдзи тонул в вязкой тьме, словно трясине, но продолжал бороться, лишь утопая сильнее. На что ты пойдешь, чтобы защитить Аску? Черные ленты вырвались из земли, колыхаясь, словно на невидимом ветру, алые линии вдоль краев каждой ленты сияли потусторонним инфернальным светом. Яростный шторм мгновенно стал безветренным штилем, словно кто-то резко захлопнул окно в комнате со сквозняком. Молнии, яростно бьющие в землю настолько сильно, что выбивали крошево из асфальта и превращали машины в плавящиеся факелы, исчезли. Были поглощены тьмой, чернеющими тенями, растущими и тянущимися отовсюду к безголовому существу. Голод. Неутолимый, беспристрастный, холодный. Синдзи медленно выдохнул через нос и лег в липкую тьму, которая с жадностью обволокла его. Поглотила каждый миллиметр его тела. Чем ты пожертвуешь ради нее? — голос почему-то звучал знакомо, хоть он был уверен, что раньше его никогда не слышал. Большая часть странных и пугающих лент обвивалась вокруг евангелиона, они вились, словно голодные змеи, несущие грехи, шепчущие зло. Укутывая его, некогда белое, словно снег, тело, впитывая проклятье. Оскверняя черными цветами, словно пятнающими кляксами, заражая каждую частичку, каждый элемент, словно вирус. Покрывая такими же алыми трещинами, изливающими чистую, неразбавленную силу существа далеко за гранью возможностей обычного человека. Что за глупый вопрос? Он закрыл глаза, полностью расслабившись в этой жиже, позволяя апатии проникнуть под кожу, вплестись тяжелой ленью в каждую мышцу. Всего секунду Бардиил колебался. Однако, природная жажда разрушения взяла верх над инстинктивным страхом. Апостол выстрелил из одной руки огромными пушками захваченного джета, каждое попадание разрывало ленты в хлопья пепла и оставляло в поднимающейся еве глубокие дыры. Двенадцатый за секунды создал новую руку на бегу из подвернувшегося железобетона и ударил прямо в грудь трансформирующейся первой евы. Каменный кулак, покрытый острыми шипами арматуры и укрепленный силой Апостола, пробил тело насквозь, оставив дыру с небольшой домик. Не остановившись на этом, Бардиил открыл пасть, выпустив столь плотный поток молний, что, казалось, это был один ослепляющий луч. Воздух, наполненный статикой, искрился и гудел, оглушая невыносимыми звуками. Фонтаны, выплескивающейся из евы крови, создали целые реки под ней. Я защищу ее! Икари резко рванул вперед, разрывая все ментальные преграды, вгрызся в тьму, сдирая кожу, словно пролезая через колючую проволоку, он вырвался вперед. Первая ева схватила Апостола за горло движением столь быстрым, что, казалось, поток изрыгаемого света прекратился сам по себе, а тело Бардиила взмыло само. И лишь спустя время зрению удалось бы увидеть руку, вернее обрубок ставший рукой, недавно висевшей совершенно безвольно. Первая сжимала горло Двенадцатого так сильно, что мышцы рвались, сосуды лопались и кровоточили, стекая по матово черному покрытию евы. Кровь двух монстров смешивалась под ней, превращаясь в что-то иное. Ленты, обвивающие тело первой, начали ползти по руке, оплетать голову Апостола, сжимая, словно тиски. Черный дым вырвался из разорванной шеи, образуя подобие силуэта злобной морды. Грани постоянно размывались и снова обретали четкость. Жуткий шепот исходил из дыма, проникая в душу, словно холодная влага, пропитывающая бумагу. Делающая ее хрупкой. Вырезать! Вырезать! Стереть! Вырезать все! Вторая рука евангелиона отрастила бритвенно острые лезвия, прочнее любого существующего металла, ударила чуть ниже горла, вырывая из плоти Бардиила капсулу с пилотом, и почти небрежно бросила в сторону Лэнгли. Падение с такой высоты и скоростью должно было убить человека внутри. Но в последний момент на месте падения возникли еще черно-красные ленты, словно искусственное озеро, мягко приняв на себя падение капсулы с Каору. Аска тихо ахнула, борясь со страхом и желанием бежать от этой еще более страшной твари. Бардиил был живым воплощением неудержимого гнева природы, превосходящим технологически совершенством инженерии, он был безграничной мощью, испепеляющим монстром, которого было за что бояться. Но то существо, покрытое лентами, словно мумия из страшных ужастиков была чем-то пугающим на совершенно ином уровне. Словно тихая, но неизбежная смерть, неизлечимая чума и убивающий яд одновременно, отчаяние, высасывающее саму суть и оставляющее пустую оболочку. Все инстинкты, здравый смысл и просто человеческие эмоции кричали убегать от Бардиила, убегать со всех ног. Но то чем становилась ева настолько же манило к себе, насколько отталкивало. Притягивало вопреки здравому смыслу, в этой черной мерзости был какой-то странный покой. Лэнгли вытерла слезы. Синдзи был там, он был внутри этого существа и выжил. Он пытается спасти Каору, и этот идиот получит потом от нее таких знатных звездюлей, что не сможет еще месяц сидеть на заднице. Она перехватила копис поудобнее и спрыгнула вниз, побежав к капсуле, уже выпускающей перегретую жидкость. Еще две лапы вырвались из-за спины кричащего от боли Бардиила. Четыре руки схватили и изломали руку евы, что сжимала его горло, сбросили с головы безвольно провисшие ленты. Апостол зло рыча отступил, молнии вновь ударили с неба, образуя в его руках четыре ярких копья. Длинные яркие линии били вокруг, сверхвысокое напряжение заставляло искриться и вспыхивать, а то и взрываться все вокруг. Остатки зданий покрывались подпалинами и огромными дырами, стекла лопались и плавились от повышающейся температуры. Токио вновь осветился еще более ярко, сияя ослепительным светом. И наконец Бардиил с яростным криком бросил все четыре снаряда. Словно четыре раскаленных солнца врезались в первую еву. Синдзи не пошевелился. Непроглядная тьма, покрывшая все тело евангелиона, приняла в себя урон, словно черная дыра, пожравшая сам свет. Гром и ослепляющий свет снова сменились тишиной и ночной темнотой. Оба Апостола посмотрели вверх, когда показался свет луны, и замерли словно зачарованные. Бардиил понял, что не может уничтожить еву, но в то же время пилот еще не пробудился окончательно, поэтому она по большей части оставалась статичной, реагируя на внешние раздражители скорее на инстинктах, нежели осознанно. Поэтому Апостол выбрал иной вид сражения. Остатки от джетов осыпались с руки Бардиила, когда он решительным шагом начал снова сокращать расстояние. Все четыре его руки мягко вошли в плотный дым, заменяющий первой еве голову.***
Синдзи упал на холодный мокрый пол, тяжело потряс гудящей головой и глубоко вдохнул, словно дышал впервые. Шлепающие звуки шагов привлекли внимание, и он поднял мутноватый взгляд. Напротив него стоял идентичный человек: тот же рост, худощавая фигура, цвет кожи и волос. Почти то же лицо. Отличалось лишь выражение: злобное, с блеском безумия в красных глазах. ЛжеСиндзи вытащил из кармана что-то, с знакомым щелчком выскочило лезвие. Пилот тут же вскочил на ноги, с удивлением отметив, что они оба в школьной форме, полез в карман. Пальцы схватили такой же нож, но он не торопился вытащить его. — Бардиил, полагаю, — Синдзи быстро осмотрел поле боя, в сражении насмерть он не сомневался. Апостол не смог убить его евангелион физически, потому теперь пытался уничтожить его разум. То есть самого Икари. Школьный коридор, справа сквозь большие старые окна на деревянных рамах, обманчиво светила огромная алая луна. Слева голые стены с рассыпающейся и облупившейся краской, в приоткрытые двери можно было увидеть школьную мебель и даже лежащие на партах учебники по истории, а на стульях висела мокрая форма, словно там когда-то сидели ученики, а потом испарились, оставив лишь одежду. И повсюду на полу была эта странная вязкая жидкость. — Ар… ур… — проскрежетал ЛжеСиндзи, тяжело ворочая языком, словно говорил впервые. Лицо исказилось еще большим гневом, и он бросился на Икари. Пилот прыгнул в соседний класс, запирая дверь, в которую бился его противник. Хлипкая старая дверь не выдержала и пары сильных пинков двойника. В ворвавшегося ЛжеСиндзи тут же влетел брошенный стул, а затем еще один и еще. Образовав из быстро сдвинутых парт подобие препятствия, пилот метал заготовленные снаряды. В этом мире Апостол был всего лишь таким же человеком. Он получал ушибы и синяки, когда в него попадали твердые предметы. Металлическая ножка стула довольно удачно ударила его по голове, двойник подскользнулся на мокром полу и упал. Синдзи прыгнул вперед, также подняв брызги. Два лезвия с тихим звоном ударились, когда Апостол в кувырке успел отвести удар, нацеленный в шею. Однако, из-за неудобного положения его нож отлетел в сторону, двое школьников сцепились в борьбе за нож, катаясь по полу, ударяясь о стены и переворачивая парты и стулья. Несмотря на одинаковый внешний вид, двойник оказался значительно сильнее и двигался на порядок быстрее, чем пилот, словно находился под препаратами. Несмотря на все попытки Икари сопротивляться, наконец Бардиилу удалось вывернуть руку Синдзи, и его нож тоже отлетел в сторону. Руки Апостола сжались на его шее удушающей хваткой. Пилот попытался ему помешать, но противник ударил его головой, дезориентируя еще сильнее. — Фальшивка! — прорычал ЛжеСиндзи, брызгая слюной и бросая противника на пол; его глаза начали менять цвет, подстраиваясь под Икари. Теплая кровь потекла из разбитого носа пилота, в последней надежде он потянулся к ножу, лежащему недалеко. Пальцы слабеющей руки бессильно скользили по металлической рукоятке невидимой под слоем странной жидкости. Слишком поздно он понял, что Апостол хочет не просто уничтожить его личность, но и занять ее. — Да, я играл с тобой… ведь я лучше тебя во всем, — все еще немного с трудом прорычал двойник, легко подняв ослабшего Икари за шиворот и бросив на сломанный кусок стула. Металлическая ножка вонзилась в живот Синдзи, заставив его кричать от боли. Бардиил победно усмехнулся, подбирая нож пилота, пока тот пытался быстро подняться, другой рукой он неторопливо вытер кровь из разбитого лба. Синдзи болезненно закашлялся, но сумел блокировать несколько ударов, прежде чем противник удачно сделал ему подсечку. Жидкость на полу снова брызнула во все стороны, оставила мрачные следы на стене. Упав, пилот едва успел перехватить быстрый добивающий удар в шею, куда сам недавно целился. Его мышцы напрягались изо всех сил, но Апостол просто продолжал давить сверху весом. Он не торопился, довольно мурлыкая, наслаждаясь своим превосходством. — Каково это, когда твое отражение быстрее, сильнее и умнее тебя? — уже полностью владея речью, прошептал двойник. — Происходит настоящее чудо. Синдзи закричал, прилагая все возможные силы, даже смог немного отдалить лезвие. Но Бардиил терпеливо давил массой, прекрасно осознавая свое превосходство, пригнувшись, он с садизмом зашептал: — Я более совершенен… Синдзи не стал слушать разглагольствования Апостола. Внезапно отпустив нож, он схватил Бардиила за голову. Лезвие беспрепятственно вошло в шею, обжигая болью, красная кровь брызнула на лицо двойника. Но не торжество отразилось там, а шок. Позвонки свернутой шеи тихо хрустнули, и Апостол безвольной куклой завалился на бок. В его стекленеющем взгляде все еще отражалось неверие, пока пилот, хрипя, выплевывал кровь, умирая рядом. Кровь Икари и кровь его двойника начали медленно смешиваться, жидкость вокруг закипела, краснея, перекрашивая в красный полы всей школы. Несмотря на боль, Синдзи с удовольствием показал Бардиилу средний палец. К боли пилотам не привыкать. «Не в этот раз, кусок совершенного дерьма», — подумал он, снова проваливаясь в вязкую тьму. Последнее, что он увидел, — это силуэты людей одетых в похожую на недавно виденную форму, висящую на стульях. В красном тумане они с улыбками помахали ему рукой растворяясь, наконец освобожденные из плена евангелиона.***
Каору родился и вырос в довольно-таки богатой семье. Он рос как богач и был уверен, что почти все можно купить деньгами. Например, он точно знал, что нельзя купить бессмертие или что-то подобное. Конечно были те, кто считал, что «любовь», знания, время бесценны. Но они были просто чернью. Можно купить того, кто обладает нужными знаниями. Ты можешь гордиться тем, что в силах починить все в доме, или просто нанять того кто все сделает за тебя, вопрос качества лишь в цене. Время тоже можно купить: пусть то, что ты не хочешь делать, делает кто-то другой — не самый лучший вариант, но вариант, и так он относился ко всему. Не бывает любви в шалаше, как и не бывает любви вообще. Всю жизнь он видел это. И познал для себя одну простую истину. Любовь — это всего лишь романтическая чушь, существующая исключительно в искусстве. Книгах, поэзии, музыке, театре, наконец, в кино. Но не в жизни, в жизни у всего есть цена, пусть она даже не определяется именно деньгами: услуги, связи, даже способности. Все это он мог дать и поэтому считал, что и получить может все. Небывалый природный талант к обучению и так делал его почти вундеркиндом, а модельная внешность и богатство позволяли открыть любую дверь. Удивительно, но Нагиса все же вырос достаточно порядочным человеком. Все же он стал пилотом, хотя в то время мог и откупиться, потому что считал это правильным. Он позволял себе многое: экспериментировал с легкими наркотиками, имел случайные связи, подкупал нужных людей, чтобы добиться большего влияния. Но все же никогда не опускался до того, чтобы принуждать своих партнеров или прибегать к грязным трюкам или унижениям тех, кто был ниже его по статусу. Он готов был рисковать своей жизнью и тратить свое время ради защиты простых граждан. Японцы считали его жестоким, Каору видел это на их лицах даже через видеосвязь, но он был прагматичным. Люди умирают на войне, и тот, кто правильно распоряжается своими ресурсами на ней, побеждает. Ставить пилота евангелиона вровень с обычной пехотой не рационально. Лишь ева способна остановить Апостола, а значит, любые потери среди обычных солдат приемлемы. Таким был его мир, таковой была его правда. А потом случился Бардиил. Каору все чувствовал, но почти не мог пошевелиться. Он звал на помощь, но никто не слышал. Он сходил с ума от страха и боли. И в этой агонии, в этом отчаянии, он познал новую для себя истину. Не только перед смертью все равны. Ни деньги, ни красота, ни связи не имеют значения, когда тебе причиняют боль, лишая права умереть. Он не мог покончить с собой, даже это у него было отнято Апостолом. Он погружался в отчаяние и всплывал комком ненависти, пока его тело горело заживо в капсуле. Нагиса остался один в этом металлическом гробу и, казалось, провел там целую вечность. И вот он словно проснулся, очнулся от мягкого тепла жизни, от болезненного кашля, выталкивающего жидкость из легких. И он увидел ее, словно ангел, но не тот, что нисходит с небес в белых одеяниях непорочности и добродетели. Боевая фурия, несущая возмездие, алая комета ярости, поразившая красотой его как мужчину и как человека искусства. Он быстро проморгался, жадно глотая ночной воздух, наполненный запахом крови, горелым камнем и сыростью начавшегося дождя. Взгляд Нагисы оставался прикованным к ней, не замечая более ничего, фигуре словно возвышающейся над пылающими руинами, а сердце его бешено застучало. Приведя Каору в чувство, Аска небрежно вытерла рот грязным рукавом порванного комбинезона. Она обернулась назад и с удовлетворением наблюдала, как тело Бардиила осыпается миллионом разноцветных искр. Словно на фейерверке. Но радость ее была не долгой: почти сразу за Апостолом первая ева начала растекаться, словно воск на огне. Почерневший металл словно кричал, прогибаясь, с шипением превращаясь в лужи и дым. Что бы Синдзи не использовал, бедная ева не выдержала нагрузки. Вся связь со штабом была потеряна, поэтому, не теряя времени, она сорвалась на помощь. Внезапно кто-то схватил ее за локоть, Аска уже резко развернулась с мечом в руке, чтобы атаковать, но там был всего лишь удивленно хлопающий глазами Нагиса. Пилот все еще немного шатался и был бледноват, но явно помирать не собирался. — Э… Лэнгли? — его лицо постепенно стало более осмысленным, и он разжал пальцы, сжимавшие ее руку на уровне локтя. — Нет, блин, Санта на оленях! — тоже опустив оружие, раздраженно ответила она. — С тобой все будет нормально, а мне нужно еще этого придурка вытащить. Аска поудобнее перехватила аптечку и перепрыгнула огромную трещину, приземлившись на обломки здания. Разбитое стекло неприятно хрустнуло под ногами костюма, не рассчитанного на прогулки по улице. Но Лэнгли словно и не заметила, что оставляет кровавые следы, она целеустремленно двигалась к Икари. Каору все еще удивленно смотрел ей в спину, силясь окликнуть, но потом со вздохом проверил состояние поврежденной гарнитуры связи. — Куда ты, Лэнгли? — все же окрикнул он, удаляющуюся фигуру. — Найти этого папиного сынка, — процедила Аска, не оборачиваясь, — а когда найду, убью нахрен. Нагиса покачал головой, он подумает над всем произошедшим позже. А сейчас им, по-видимому, нужно спасти еще одного пилота…***
Белый стерильный потолок, мерный писк медицинской аппаратуры, ломящая боль в теле. Синдзи болезненно хмыкнул: эта ситуация становится слишком привычной для него. — Не нахожу в твоем положении ни единого повода для улыбки, — знакомый голос заставил его улыбнуться шире, хоть это было еще больнее. — Первый фраг, — хрипло произнес пилот, прикладываясь к протянутому стакану какой-то жидкости с металлическим привкусом. Левая рука немного чесалась, хоть и не должна была, ведь она была искусственной. Посмотрев на настоящую руку, он нахмурился, увидев подключенную к ней трубку. — Я потерял много крови? — Ты чуть не погиб, — с натянутой улыбкой ответила Мисато, убирая грязный стакан. В этот раз она была без белого халата и даже не в своей форме. Но Синдзи было слишком хреново и лень, чтобы хоть что-то говорить о санитарии. Довольно-таки облегающее черное платье, поверх которого была небрежно наброшена красная куртка. Заметив его взгляд, она указала себе за спину. — Больница гражданская, тебя перевезли на север в один из более-менее сохранившихся городов. — Что с Токио? — Синдзи коснулся горла, с удивлением нащупав шрам. Там, где его проткнул Бардиил. Воспоминания о прошедшем на этот раз вернулись быстро и четко, он взволнованно добавил: — Аска? Рей и остальные? Давно я тут? — С Рей и Мари все хорошо, Нагиса, к нашему удивлению, быстро пошел на восстановление, Аска получила ожоги и порезы, когда вытаскивала тебя из того пылающего ада, но с ней тоже все будет в порядке, — Кацураги сразу отметила, что состоянием отца он не поинтересовался. Пропасть между Гендо и Синдзи лишь росла после смерти Юи, и это не могло ее не тревожить. — Апостолы побеждены, теперь ты можешь отдыхать. Все кончилось вчера. — Если вы спите рядом с пистолетом в руке, то я уж точно не смогу заснуть, — отшутился Икари, кивнув в ее сторону. Он сделал вид, что не заметил покрасневших глаз и темных кругов под ними. Полковник явно слишком долго игнорировала сон и переусердствовала со стимуляторами. — А, да, армейская привычка, да и эти религиозные фанатики, — стараясь сохранить тон бодрым, ответила Мисато, тряхнув головой. Состояние Синдзи было критическим, когда прибыли спасатели. Полковник слышала, что Аска чуть не подралась с медиками за право лететь с Икари и ее снова пришлось задержать силами безопасников. А всего через сутки тело Синдзи восстановилось, кости срослись, внутренние кровотечения закрылись и ни одного признака заражения или хотя бы шрамов от ран, за исключением тех, что он получил ранее и пары новых на шее и спине. Хотя при такой ране, по идее, Синдзи должен был умереть от потери крови еще там, на руинах Токио. Она прилетела сюда, чтобы завершить дело. Всю ночь целилась, но так и не смогла нажать на спусковой крючок, пока не заснула в слезах. Где-то в душе она надеялась, что он поймет и сбежит, но также она понимала, что Икари слишком доверяет ей. — Я рад, с вами мне спокойней, — прикрывая тяжелеющие веки, Синдзи почувствовал давно забытое удовлетворение и спокойствие. Мир был спасен, ему больше не нужно пилотировать, а дорогие ему люди выжили. Обычно в таких ситуациях говорят «И жили они долго и счастливо». Кацураги посмотрела на пистолет в своих руках. Знакомый вес, ощущение рукояти, даже те небольшие царапинки и один скол она знала уже очень давно. Предпочла старый надежный ствол, прошедший с ней многое и ни разу не подведший ее, новым моделям. Но теперь она смотрела на него так, словно впервые видела. Убрав оружие в кобуру, полковник обхватила лицо руками. Что она, черт возьми, делает-то?***
Аска со злостью дернула рукой, но это было бесполезно. В знакомой палате рядом через ширму лежал Каору. Судя по звукам клацанья, играл в приставку, надев наушники. После освобождения и первичного осмотра медиками, его поместили в карантин. Она же оказалась здесь после того, как хорошенько врезала уроду, который не хотел пускать ее к Синдзи. — Ты не хочешь мне помочь? — чуть громче позвала она своего вынужденного соседа. — Не хочу неприятностей, — отодвинув материал, Нагиса посмотрел на нее, чтобы убедиться, что ремни держат все надежно. У него был некоторый опыт в связываниях и в том, чтобы быть связанным. Специфический опыт, да. — Ты что, трусишь? — попыталась взять его на слабо Лэнгли. — Просто освободи одну мою руку, а дальше я справлюсь. — А дальше те пять санитаров и десяток охранников свяжут нас обоих, — парировал он, поставив игру на паузу и сняв один наушник, — а даже если и нет, то что? — Я пойду… — Куда, к Икари? — перебил ее Нагиса, сам удивляясь возникшему раздражению в голосе. Он всегда считал, что умеет хорошо контролировать эмоции. Поймав ее злобный взгляд, он уже мягче добавил: — Ты знаешь где он? Ты знаешь, в каком он состоянии? Если он под снотворными или в искусственной коме, твое присутствие ничего не изменит. Более того, ты можешь заразить его чем-нибудь, если его организм ослаблен ранениями и болезнями. Ты этого хочешь? Откуда гнев? Каору ведь просто не мог ревновать. Он уже видел эту американо-немку, читал ее досье, вернее, ту часть, что была предоставлена. Лишь одна ночь не могла всего изменить, это всего лишь одно слишком сильное впечатление. Пройдет. — Я хочу быть уверенной, что с ним все в порядке, — пробурчала Аска, понимая, что в словах другого пилота есть зерно истины. Однако, вот так сдаваться тоже было не в ее духе. — Он, между прочим, и тебя спас, мог бы проявить больше благодарности. — Я испытываю благодарность и, поверь, я выкажу ее более чем ощутимо и материально, — заверил Нагиса, тем не менее не спеша помогать пленнице. — Привет сидельцам, — весело махнув рукой, в палату ворвалась Макинами. Подмигнув Лэнгли, она добавила: — лежальцам тоже. — Пилот Нагиса, приветствую вас. Привет, вкусняшка, — Аянами нахально присела на кровать Аски, собственнически положив ладонь на ее грудь. — Она на ощупь лучше, чем я думала. — Дамы, — галантно кивнув, Каору задернул ширму, оставляя девушек наедине и вернувшись к игре. — Почему ты все время лапаешь меня? — раздраженно, но вместе с тем с долей смирения вздохнула Лэнгли. Не то чтобы Рей была груба, в некотором смысле ее движения и техники даже были приятны. Просто Аска была традиционной ориентации и менять ее не намеревалась. Эксперементировать тоже. — У Мари хорошо поставлен удар, — важно подняла палец Аянами, — и она не связана. Пока. — Пока? — Макинами, слушающая все за ее спиной, выгнула бровь. — Я не собираюсь нападать на начальство, медиков и старших офицеров. — Но ты спишь, — как-то очень зловеще заметила Рей, при этом совершенно не изменив своего безразличного тона, — и я знаю, где ты живешь. — Рыжик, меня твоя подруга начинает пугать, — поправив очки, хмыкнула британка в притворном ужасе. — Ты еще даже не видела меня голой и пьяной, — невозмутимо продолжила Аянами, вставая с кровати и приближаясь к Мари, — но дай мне бокал шардоне, пять минут на разгон и достаточно темное помещение, в которое редко заходят, и я тебя уложу. — Для начала ты знаешь, что такое шардоне, шотлашка? — к ее чести, британка стойко выдержала вторжение в личное пространство, даже глазом не моргнув, когда чужая грудь уперлась в нее. — Понятия не имею, но мне нравится как это звучит, — Макинами была на пол головы выше, поэтому Рей пришлось немного задрать голову, чтобы ответить. — Знаешь что будет дальше, — предупреждающе произнесла Мари, оскалившись. — А ты горячая, — немного подумав Аянами уточнила, — в смысле ты реально горячая, я кажется начинаю потеть. — Тогда будет разумно если ты отодвинешься, потные девушки привлекают только в кино, потому что фильмы не передают запахи, — вздохнула британка, положив руку на лоб Рей и отодвигая младшую по званию, и возрасту. — И в порно. — С каких пор порно не кино? — Ладно сегодня ты меня уела. Но я еще вернусь. — Во имя всех святых, только не говорите мне, что эти двое поладили, — закатила глаза Аска, стукнувшись о подушку затылком. Она то думала что шотландцы и британцы недолюбливают друг друга. Но это были неправильные жители Великобритании и мед у них тоже был неправильный.