Другой Евангелион

      Синдзи словно скользил по улицам разрушенного Токио. Даже не думая, он инстинктивно избегал патрулей и скрывал свое присутствие от дронов. Его шаг оставался совершенно бесшумным, даже если он шагал по разбитому стеклу, его запах не улавливали сторожевые собаки, его не обнаруживали теплодатчики. В голове словно расцвело понимание очевидного, но невидимого до этого.       Уродство этого мира и была в этом искривленном испоганенном и зловонном новом мире… своя красота. Он ощущал дрожь семилетней напуганной девочки через кирпичную стену. Пульсирующие потоки свежей манящей крови напитанной страхом. Он сожалел о потерянном чувстве сопричастности, он, кажется, не лишился чувства жалости окончательно, но потерял важную часть. Теперь этот ребенок был лишь куском плоти, скучным, чья судьбы быть утилизированным. Отчаяние солдата, чье сердце бешено стучало в проезжающем крытом грузовике. Едва уловимый запах дешевого алкоголя и случайного секса. Словно этот солдат отживал свой последний день. А может и так. Еще одна смерть, но Синдзи уже было все равно: без людей мир станет чище. Проще. Икари не будет больше больно. Потому что он перестанет чувствовать. Гул земли, тихий, словно шепчущий что-то умиротворяющее, вместе с раздражающим и резким скрипом чужеродного металла. Удивительно, как легко он обходил охрану, когда просто этого желал, не прилагая, в общем-то, каких-либо усилий.       В конце концов, он задумчиво остановился перед входом в Геофронт. Его инстинкты подсказывали ему, что он не сможет избежать обнаружения системой безопасности. Не на его сегодняшнем уровне. Синдзи запрокинул голову, окуная лицо в мягкий свет луны. Ее холодное сияние придавало ему сил. Говорят, что с Земли всегда можно увидеть лишь одну сторону луны, вторая же всегда находится во тьме. В его жизни всегда была вторая сторона, как и у луны…       Он сильнее сжал рукоять ножа. Его лезвие хранило в себе память о многих убийствах. Жестоком насилии, безумной злобе и пугающем одиночестве. Оружие хранящее мистическую силу знаменитого лондонского серийного убийцы, которого так и не нашли.       Он знал где его будет ждать отец.       И Синдзи оставил Гендо достаточно понятное сообщение, которое легко было понять.       Он знал. Его вели еще с красной зоны, но не пытались остановить или задержать. Боялись, что пострадают гражданские? О, зная Гендо, Синдзи предполагал, что впереди его ждет ловушка. Ему даже было любопытно, что такого приготовил отец. Он ненадолго остановился возле группы суетящихся рабочих.       Улыбнулся. Похоже система водоснабжения была повреждена и воду начали пропускать через фильтры из нового источника. Была некая завораживающая магия в том, как алая вода становится бледно-голубой. Очищение. Мир должен очиститься. Синдзи отогнал навязчивую мысль проследив за всеми направлениями переделанной системы подачи воды, очистительной системы и старых систем пожаротушения. Еще одно наследие долгостроя и перепланировки по ходу дела. Японское отделение изначально не строилось для реальной обороны, это должен был быть скорее рекламный и экспериментальный проект. Поэтому некоторые системы и детали комплексов были либо недоделаны, либо несогласованны. Ничего критичного конечно, но не в данной ситуации.       Он нахмурился, обдумывая свое вмешательство, но не стал ничего предпринимать. В конце концов, он должен был уже уяснить, что психолог часто делала несколько вещей одновременно… и не убивала без причины. Хотя ее причины он так и не понял. Что могло двигать такого человека, в чем была ее истинная цель и мотивация? Кто она такая?       Почему-то он был уверен, что познает ответ в конце.       Икари засунул руки в карманы и уже более уверенно пошел вперед. Снова остановился лишь немногим дальше перехода из желтой зоны в зеленую. Нижний город, город лабораторий и центральный узел командования. Станция перехода к евангелионам и самая защищенная часть Геофронта. Младший Икари смотрел на экран, как и несколько человек, он не обратил внимания, солдаты это, рабочие или ученые.       Он увидел разрушения и смерть. И снова почувствовал лишь тревожную пустоту. Вот какова цена его силы? Однако, если ты перестанешь чувствовать, то разве и не исчезает смысл жить? Но он ведь почувствовал… что-то. Отголосок старого Икари, когда услышал о поражении пилотов. Имя Аянами Рей, напомнило ему ради чего он стал пилотом по настоящему. И одновременно он почувствовал боль. Она использовала его, как и все вокруг. Все его использовали.       Пусть мир рухнет. Пусть все обратится пеплом. Наверное, даже лучше будет если все умрут.        Пусть… додумать он не успел. Вспышка едва заметной боли заставила его вернуться в себя, словно вывела из некоего транса. Пощечина. Он медленно повернул голову и почувствовал странное. В глазах защипало, но теперь он не мог до конца разобрать почему. Понимание некоторых эмоций, чувств, просто ускользало. Это, наверное, напугало его, если бы ему уже не было все равно.       — Какого хрена, придурок, совсем оглох или страх потерял, я тебя… — разорялась взбешенная Аска, замахиваясь для нового удара. Он просто приблизился к ней и обнял, вдохнул запах дорогого шампуня и улыбнулся настоящему теплу. Это то что подсказывали ему странные чужеродные импульсы. Остатки угасающего Икари. Немногие обратили внимание на эту сцену, да и оставшимся не особо было дела до мелкой подростковой драмы.       — Я рад встретить тебя, — прошептал Синдзи, увидеть знакомое лицо перед смертью было приятным бонусом. Каков бы не был конец его пути, победит он отца или нет, Икари не мог позволить жить той сущности, которой становился, отбрасывая человечность.       Он не хотел стать своим отцом. Человеком которого, пусть и недолюбливал, но уважал и в некоторой степени восхищался.       Он хотел уйти человеком. И забрать все разработки НЕРВа с собой. Кто-то бы мог сказать, что человек в нем сломался, но на самом деле он наоборот восстанавливался, потому что не был человеком никогда… Он становился тем, чем был рожден в этом мире изначально. И у него осталось незаконченное дело. Он должен был выполнить последнее желание того Синдзи. Уже не понимал почему, просто старался закрыть страницу, пройти этап.       Но, когда он отпустил замершую истуканом Лэнгли и направился дальше, та вцепилась в него мертвой хваткой.       — Постой, я с тобой еще не закончила, — стараясь чтобы голос звучал строго, а не смущенно, но не в силах скрыть румянец, Аска схватила его за руку, — что, черт возьми, происходит? Где ты был? И почему выглядешь как кусок горелого дерьма, — поморщившись она демонстративно зажала нос, — и пахнешь тоже.       — Это… сложная история, — он попытался вырвать руку, но Лэнгли схватила его еще сильнее, на ее лице проявилось беспокойство и злость. И кажется она сама еще не определилась с тем какую эмоцию выплеснуть на нерадивого подчиненного. Она ведь все еще лидер группы? Или нет? Да какая к черту разница!        Икари бы с легкостью мог освободиться, инстинкты подсказывали ему, как легко он может сломать эти тонкие запястья и вгрызться в шею. Но он быстро подавил импульс, не нашел сил причинить ей боль. Что-то запрещало ему это. Что-то важное, но словно поблекшее сотнями лет.       — Идем, — что-то придумав, Аска закусила губу и целеустремленно потащила его за собой.       Немного не в том направлении, но он не сопротивлялся. Они вернулись в Центральный город, в местный аналог улицы красных фонарей. Место где одинокие мужчины и женщины могли тихо выпустить пар. Лэнгли, пользуясь фальшивым удостоверением и доплатив сверху за уединение, завела его в скромный номер с двухместной кроватью и маленькой кабинкой душа. Краснота на ее лице стала очевидней, но Лэнгли видимо не умела останавливаться на полпути. Тяжело вздохнув она вытащила из своей сумки бутылку крепкого алкоголя, которую намеревалась приговорить и пачку дорогих немецких сигарет. Уже полупустую.       Усадив его на кровать поперек и сама сев, так чтобы они соприкасались спинами, откупорила бутылку и сделав большой глоток, протянула назад. Он молча принял ее и тоже сделал несколько глотков обжигающей жидкости. В голову ожидаемо не ударило, но в животе приятно потеплело. Аска прикурила сигарету и глубоко затянулась в тишине. Они просидели так с минуту, пока Лэнгли грубо не ткнула его локтем. Синдзи усмехнулся и протянул бутылку назад.       — Неудобно, — вздохнул Икари, почти выворачивая руку. Он словно бы знал ее и одновременно был чужим ей. Он помнил ее и помнил ощущения, чувства связанные с ней. Но теперь это были не совсем его чувства, притупленные. Поблекшие. Чужеродные.       — Мозгов у тебя просто нет, — привычно фыркнула она и сделав глоток, громко и с чувством издала самый странный звук, который Икари слышал. А потом закашлялась. Сначала он открыл было рот чтобы воззвать к здравомыслию и напомнить о вреде здоровью, но затем вспомнил о последних новостях умирающего в холоде островного государства и ситуации вообще, и передумал. К черту все.       Синдзи соскользнул с ее спины и упал на мягкую кровать пропитанную запахом секса, который не могла вывести никакая химия. Его взгляд скользнул по манящим бедрам, прикрытым не слишком длинным новым платьем. Любовь этой девушки к смене одежды вызывала приятную, но вместе с тем чуждую ностальгию. Аска, лишившись опоры, тоже мягко упала, но возражений или замечаний не последовало. Возможно, если он приподнимет голову, то ему откроется прекрасный вид на один из священных артефактов… но ему было лень. Они больше не пили, потому что лежа делать это было не очень удобно.       — Если бы ты так упорно привела меня сюда в другое время… — договорить он не успел, так как снова получил тычек локтем.       — Заткнись, я сама знаю, — прошипела раздраженно Лэнгли, отвернувшись, — я тоже… смущаюсь. Я… кхм, никогда этого не делала.       Не приводила парней в места определенного назначения или не имела половых отношений? Он не стал уточнять. Подтекст сказанного тоже. Он был не достоин ее.       — Расскажи мне все, — просто сказала она, передав ему прикуренную сигарету, — все, что готов. Все, что захочешь, просто говори, не думай.       Он закрыл глаза и затянулся. Вкус был просто отвратным, поэтому он вернул сигарету обратно. Синдзи не понимал, как люди могут пристраститься к такой неприятной вещи. И он просто рассказал ей все. О том чем является, о планах родителей, о том, что собирается сделать и какой конец его ждет.       Аска слушала почти молча. Лишь изредка давая короткие комментарии. В основном непечатные. Но казалось, что что-то подобное она уже представляла, собрав картину из своих источников. В конце концов она была очень умна и любопытна.       — Они уже окружили нас? — почти лениво спросила Лэнгли, когда заметно напрягшийся Синдзи рывком поднялся с кровати и принюхался.       — Очистили здание, я ощущаю запах того странного металла вокруг, — кивнул Икари.       — Ты ничего не собираешься предпринять?       — Они приведут меня к отцу, — пожал плечами Синдзи, — если бы он хотел убить меня, попытался бы сделать еще в красной зоне, там это сделать было бы удобнее.       — И ты просто позволишь ему использовать тебя? — в ее голосе не было осуждения или недавней злости. Лишь усталое разочарование. Не в нем — в ситуации в целом. Она отбросила полупустую бутыль и вытащила пистолет. Спокойно проверила оружие и прицелилась в дверь.       — Я нужен отцу, чтобы остановить Зеруила, — поднявшись, он мягко положил ладонь на ствол и приопустил ее оружие. Как глупо, он сдерживался, потому что Апостолы оставались угрозой человечеству, людям которые ему уже были безразличны, но он все таки хотел их спасти. Бессмысленная дилемма, в которой он всегда что-то терял, — они ничего мне не сделают. Пока.       — У командующего наверняка есть запасной план, — напомнила Лэнгли, с некоторым трудом тоже поднявшись.       В дверь громко постучали. Пилоты удивленно переглянулись, когда ожидаемого штурма не произошло.       — Это Кацураги, откройте, — после небольшой паузы она добавила: — если вы не одеты, я могу немного подождать.       Аска перевела удивленно-заторможенный взгляд на Синдзи. Тот закатил глаза, они вдвоем сняли номер и сколько времени уже провели наедине?       — О-о, — наконец протянула Лэнгли, медленно моргнув, — я как-то не подумала… э, войдите!       Мисато вошла медленно. Оружие было в кобуре, ее взгляд профессионально прошелся по помещению на наличие угроз, но быстро остановился на выпивших подростках провонявших сигаретным дымом.       — Полковник, — кивнул Синдзи, словно бы делая шаг вперед и кивая в приветствии. Кацураги же отметила, что одну руку он держит в кармане и встал таким образом, чтобы перекрыть линию обстрела по Аске, — стойте там, где стоите, пожалуйста.       — Я пришла за тобой, — она открыта рот, чтобы объясниться. Извиниться, но по одному взгляду Икари поняла. Он знает.       — Мне жаль, — вздохнула она, доставая наручники.       И он не простит. Ей вспомнились те неприятные слова Ватсон. О героях, о их грязных поступках... и об отсутствии правильного выбора. Мисато все еще не хотелось верить в эти слова, но сами ее действия говорили об обратном.

***

      Это было словно дорогое шоу. Его ввели в тяжелых кандалах, цепи приковали к железобетонному блоку. Несколько стрелков в затемненных нишах не сводили с него прицела, а командующий стоял на возвышении за бронированным стеклом. Странно, что Мисато тут не было, но с другой стороны ее присутствие, наверное, требовалось в штабе. Ему было уже все равно.       — Пилот Икари, — грубо поприветствовал Гендо, складывая руки за спиной.       — Командующий Икари, — оскалился Синдзи, из-за длины цепи, вынужденный стоять сильно склонившись, — унижать ты горазд, а духу встретиться с сыном с глазу на глаз не хватило. Так что хватит разыгрывать эту дешевую комедию и говори, чего ты хочешь?       — Ты мне не сын, и мы оба это знаем, ты всего лишь удачных образец. Инструмент и, как полагается инструменту, ты выполнишь свою роль.       — Он хочет сделать тебя ядром для запитки серийных образцов! — выкрикнула Аска, которую кто-то за видимостью Синдзи, подтолкнул к стеклу. — Этот мудак задумал захватить весь мир, не соглашайся!       Гендо без изыска ударил ее в живот, второй пилот тихо ахнула и упала на пол. Командующий спокойно осмотрел дело рук своих и показал сыну его же окровавленный нож. Синдзи злобно дернулся, но цепи крепко удерживали его. Он стал Апостолом лишь недавно, не пил кровь и у него элементарно еще не хватало сил. Он слишком сосредоточился на цели, отбросив слишком много деталей. Действовал как и пристало импульсивному подростку с психическим срывом. Слишком прямо и слишком грубо, а Гендо терпеливо ждал, манипулировал и добивался своего.       — Ты только что тяжело ранил Аску, — мрачно улыбнулся командующий откладывая «доказательство» в подготовленный пакет и стягивая перчатки добавил с улыбкой, — Мисато расстроится, но мои люди подтвердят, что ты окончательно сошел с ума. И я вынужден был принять самые крайние меры.       — Какая нелепая ирония, человечество должно быть спасено монстром, — прошипел Синдзи, еще сильнее дернув цепь, от чего на его запястьях проступила кровь, а металл жалобно скрипнул, — а еще шантажем.       — Слышал поговорку, кажется она пошла от русских или французов, — отбросив окровавленную пару перчаток, командующий беспечно надел новые белоснежные, — на войне все средства хороши. Победа за которую сражаюсь я, стоит любой крови.       — Тогда мой ответ прост, нет, — усмехнулся Синдзи, — и что теперь, убьешь меня?       — О я не убил ее, но Лэнгли умрет, если ей не оказать медицинскую помощь, — совершенно не удивленный ответом, Гендо вытащил из кармана телефон и демонстративно потряс им, — как и Рей, она мне тоже больше не нужна. Думаешь я не найду парня старосты, что ты не спас, я все знаю, Синдзи, я найду его и заставлю страдать. А еще у меня достаточно власти и возможностей чтобы посадить Кэнсуке до конца его дней. Его мать наверняка будет грустить, особенно если я уволю ее без выходного пособия. О Тодзи и его подружке старосте я тоже позабочусь, они будут прозябать в такой нищете какая только возможна, а та мелкая, Сакура… она чертов инвалид, от бесполезных людей ведь надо избавляться? Кажется это были твои слова?       Синдзи зарычал, его тело словно само само рвануло вперед, а бетонный блок пошел трещинами. Несколько выстрелов в ноги, заставили пленника упасть.       — Я знаю, что ты еще не умер, как человек в тебе остались чувства, но чувства, как ты видишь это слабость, — пожал плечами Гендо, бросив безжалостный взгляд на раненую Аску, которой заклеили рот. Она все еще дергалась, видимо поняв его замысел, но уже ничего не могла сделать. Лэнгли выполнила свою роль, пусть и ненамеренно. Глупая девчонка, не понимает, что он прав. Сражаясь против чудовищ, нужно использовать любые их слабости. Лэнгли, что за семейка, ее сестра была такой же глупой и наивной идеалисткой, но цену этих идеалов заплатили другие. Слишком многие другие. Цена человечности — слабость, а слабость это путь к поражению, к жертвам. Он усвоил урок. Он сохранит больше жизней чем погубит и это рационально, а значит правильно.       Очевидно. Это лучший из возможных результатов. Это наиболее гуманно и честно.       — С другой стороны, всего этого можно избежать, в моих силах обеспечить более чем достойную жизнь… за твое сотрудничество, — командующий медленно убрал телефон в карман, — ты ведь знаешь я всегда держу свое слово, да и не будет мне смысла причинять им вред. Разве не хорошая…       — Заткнись! Ты не отпустишь Аску и Рей, они слишком много знают, — Синдзи попытался встать, но простреленные ноги не держали его, — если последнее, что я могу сделать, это не играть по твоим правилам, то так я и сделаю. Ты угрожаешь тем кого Зеруил все равно сотрет в порошок, днем раньше, месяцем позже. Вы все трупы и спасибо тебе, что помог мне принять это решение.       — Хорошая попытка, сын, — почти дружески хмыкнул командующий, сняв очки, словно чтобы меньше преград мешало посмотреть ему в глаза, — но мы оба знаем, что Алайя вмешается. Стражи Противодействия спасут людей от реальной угрозы истребления. Просто погибнет больше людей и в твоих силах этого не допустить. Я же в любом из исходов достигну цели. Мы хотим одного и того же спасти большее количество людей, разве нет?       — Ты, — удивленно выдохнул Синдзи, всмотревшись, понимание того, чем стал Гендо ударило почти оглушающе, тревожные слова сами сорвались с губ, — ты тоже.       — Не будь идиотом, я бы не стал складывать все яйца в одну корзину. Я создал тебя! Я создал Рей, все это создал я! Я! Ты ведь и сам видишь все это, человечество, в том виде в котором существует сейчас — зло, бесконечный источник разрушения и опустошения. Несправедливость пропитала все, двадцать процентов людей владеет восьмьюдесятью процентами ресурсов и финансов, люди не живут, люди не творят, они просто существуют. Лишь я могу направить людей, потому что я знаю что им нужно на самом деле. Никакая свобода, никакие законы и никакие положительные примеры и мотивационные речи не удержат эту отвратительную массу от распространения гнили. Лишь страх и тирания создадут стабильность, — командующий обвел рукой вокруг себя и усмехнулся, — подумай сам, Алайя не божество не какая-то сверхсущность, не живая даже, это всего лишь набор шаблонов действий, даже не инстинктов, всего лишь бессознательная система защиты человечества. Ей все равно как живут люди, важен лишь сам факт выживания. Одолев Зеруила, я монополизирую военную силу серийными евами, против которых теперь уже не осталось никакого оружия.       — Кроме пилотов. Ты намеренно допустил, чтобы почти всех пилотов убили, — выплюнул Синдзи, его чувства стирались и бурлящий бы раньше гнев, сейчас был скорее злым раздражением, превозмогая боль он снова приподнялся и посмотрел на отца, — посмотри, ты стал тем же чем мама и главы Seele.       — Я не они, я лучше! Наша цивилизация в кромешном хаосе и неотвратимо деградирует, так почему бы не сделать этот неизбежный процесс контролируемым? Сократить ущерб, потери? Эмоции тут излишни, лишь честный математический расчет. Лишь справедливая беспристрастность. И возможно через несколько поколений, я смогу привить людям нужные шаблоны. А если нет, у меня есть время и возможность попробовать еще столько раз, сколько будет необходимость.       — Пошел ты.       — У меня конечно есть время, но твоя любимая не протянет долго, — напомнил командующий, с довольством заметивший проскользнувшее на лице сына удивление, сменившееся гневом, — о, я давно знаю. Ты на самом деле выбрал Аску, но вы с Рей уже считались покойниками, и ты попытался сразу оборвать эту связь, чтобы защитить ее. Хотел сделать как лучше, но в итоге умрут обе. Так воспользуйся шансом, спаси их сейчас, не обещаю им абсолютной свободы, да и в любом случае их слова, когда все закончится уже не будут значить ничего, но я сдержу свое слово. Две их жизни, за одну твою, плюс все что я обещал до этого.       — Я не стану ядром для серийных ев, — упрямо помотал головой Синдзи, но было видно, как тяжело ему далось это решение. Он не хотел подводить того себя, — ты не достоин той роли, которую приписал себе.       — Хм, компромисс, — командующий задумчиво кивнул, словно бы только что пришедшей мысли и дал знак медику, оказать помощь Лэнгли, — пилотируй третью еву, одолей Зеруила и после этого можешь вернуться, забрать своих подружек и катиться на все четыре стороны. И потом… Брось мне вызов, если сможешь.       — Подозреваю тут есть подводные камни, — раздраженно бросил Синдзи, с трудом поднимаясь вновь.       — Разумеется, — вызывающе произнес Гендо довольно, снова надевая очки, — условие: если ты вернешься. Тебе придется драться с сильнейшим Апостолом один на один. Никакой поддержки военных и других евангелионов. — он внимательно отслеживал мельчайшие эмоции и немедленно выделял, те, что помогут ему в этих переговорах, четко контролировал тон своей речи, — Не справишься, первой в расход пущу Рей. Она использовала тебя, а ты все еще переживаешь за нее, как глупо. Любовь — ложь, Синдзи, будешь сражаться ради лжи, не приобретешь ничего.       — Хорошо, я сяду в чертов евангелион, — с неохотой выдохнул Икари младший.       Гендо довольно улыбнулся. Использовал Мисато, потому что знал что с ней Синдзи не захочет сражаться. Он намеренно раскрыл часть правды Лэнгли, зная, что та попытается предупредить Синдзи. Аска должна была выдать ровно ту информацию, которой бы его сын поверил, и опираясь на которую, можно было выстроить нужную ловушку. Импульсивность, такая удобная уязвимость подростков.       Юи уже провела предварительную подготовку через Аянами, третий евангелион являлся катализатором и проводником. А Синдзи, так и так станет ядром и активирует серийные евы… Все идет по плану.       Так что он точно не вернется. Герои, самые лучшие из них, те что уже мертвы.

***

      Рей задумчиво сняла наушник, выключила очередной повтор записи и посмотрела на сложенную перед собой линию из домино. Сколько раз она уже прослушала ее. Со вздохом толкнула одно звено, породив цепную реакцию и наблюдала, как все рушится. Во временном штабе объявили прибытие третьего пилота. Макинами и Каору сразу же поспешили встретить Икари, но Рей продолжала сидеть.        Аянами освободилась и посвятила всю себя мести. Мести за всех кого НЕРВ убил, за то что сделали с ней и просто… потому что боялась их. До сих пор она боялась этого… командующего, которого теперь и человеком нельзя было назвать. Она планомерно шла к своей цели, сблизилась с нужным объектом, ограничила связь Синдзи и Аски.       Но теперь все изменилось.       Фишки домино продолжали падать. Одна за другой, тихий и мерный звук ударов, и падений сливались в успокаивающую мелодию. Но слушала она другое. Объявление следующее почти сразу, о боевом выходе третьего евангелиона. Ни согласования с военными, ни краткого брифинга. Наверное каждый из пилотов понимал, что это миссия в один конец, последний шаг отчаяния НЕРВа под объединенным давлением замерзающей Европы, перепуганными ООН, и державами, чьи границы еще не были затронуты смертельной вьюгой порожденной Зеруилом. Потери уже исчислялись миллионами, но Рей не была удовлетворена, месть еще не была свершена.       Ее подарок Гендо, эти очки были сделаны, чтобы следить за ним. И он должен был понимать это. Так зачем командующий позволил ей услышать все? Она мотнула головой и прикрыла глаза. Это предупреждение? Угроза? Попытка смягчить ее? Что это? Если бы он действительно хотел убить ее, то зачем предупреждать о своих намерениях и потом бездействовать в ее отношении? Не то чтобы она уже не подстраховалась. Вопросы… и снова вопросы. Командующий надеется что она замешкается, не сможет убить Синдзи или наоборот ждет именно этого, чтобы завершить какие-то свои мутные планы. Рей точно знала, что Гендо не интересует мировое господство, по крайней мере раньше оно не привлекало его. Но смерть Юи, настоящая смерть и открывшаяся правда могли все изменить.       Последнее звено упало, и воцарилась тишина, ровно в тот же момент как Рей не выдержала и сорвалась с места. Она побежала, сама не до конца понимая себя.       Она добралась до ангара, когда евангелион уже прогревали, а его пилот готовился к погрузке в капсулу. Рей провела пальцем по ребристой задней стороне первой фишки домино в кармане и на мгновение прикрыла глаза. Это помогало успокоиться. Мари и Нагиса стояли рядом с Синдзи, каждый делился теми знаниями, которыми мог, и каждый понимал насколько это мало.       — Я рад, что у нас с тобой не было проблем, — Икари протянул руку Каору для рукопожатия.       — Они должны были возникнуть? — слегка удивленно приподнял бровь американец, покосившись на Макинами, но та лишь пожала плечами.       — Аска, — простой и короткий ответ. Прямой и одновременно с подтекстом. Нагиса усмехнулся, почти вызывающе и крепко, но дружественно пожал протянутую руку.       — Я профессионал и никогда бы не стал затевать подростковую драму в военное время, — однако руку Синдзи он не отпустил, намеренно продолжая держать, чтобы привлечь больше внимания, — но время, оно, знаешь, не стоит на месте. Ничего не обещаю после войны.       Двое посмотрели друг другу в глаза и негласно отпустили руки одновременно.       — Поэтому победи и вернись, не люблю побеждать в сухую, — ровно произнес американец.       — Говоришь так, словно в любом случае победишь, — с вызовом улыбнулся Икари.       — Я говорю без «словно».       — Посмотрим.       — Кхм, мальчики я конечно понимаю не весь контекст, но вы сейчас на пару прощающихся геев со стороны похожи, — напомнила о себе Мари с усмешкой, наконец она заметила Аянами и ткнув локтем Каору, потянула за собой в сторону.       Синдзи, заметив перемену в их лицах тоже обернулся и увидев Рей, перестал улыбаться.       Почему она… полюбила того, кого должна была ненавидеть?       — Синдзи, — губы сами прошептали это имя, и на сердце стало невыносимо тяжело.       Когда фальшивые чувства стали настоящими?       — Я ведь обещал, что вернусь, — словно себе, а не ей прошептал Икари, даже без прослушки, по одному лишь взгляду она поняла бы, что он знает правду о ней.       — Остановись, — еще тише прошептала она.       — Я слишком слаб, не смог выбрать между толстяком и вагонеткой, — Икари нежно взял ее за руку, всего один быстрый удар. Всего одна смерть и все будет кончено, но он знал, что не убьет ее, — я обещал всегда защищать тебя и защищать людей. Я не смог сделать выбор.       — И решил сам прыгнуть под вагонетку? Это глупость, — она не стала одергивать руку или отводить взгляд, она удивительным образом, сразу поняла о чем он хотел сказать.       Сможет ли она убить его ради собственного выживания? Что стоит для нее выше?       — Это мой выбор, он у меня есть и я буду сражаться за свой вариант.       — Твоя смерть будет напрасной.       — Я никогда не славился умом и сообразительностью.       Глупая попытка пошутить, чтобы рассеять окружавшую их ауру отчаяния. Но она знала кроющийся ответ: для него умереть ради ее защиты и защиты Аски не было напрасным. Никогда бы не стало, даже после всего... И от этого знания было лишь больнее.       — Я не контролирую, лишь направляю. Зеруил убьет тебя, — сохранять маску спокойствия становилось все тяжелее, но она смогла это сделать.       Синдзи улыбнулся. Мягче, теплее. Но все же уже более чуждо. Ее глаза сказали ему больше слов.       И эти невысказанные чувства были куда важнее. Похоже он действительно глупец, но если он сможет спасти их, его жизнь… отнятые им жизни, потерянные им жизни. Хотя бы что-то он спасет.       Не очень героично. Возможно, немного драматично. Но он просто хотел поступать… как она.       Так, чтобы не сожалеть. Вот и все.       — Значит, люди найдут другой способ остановить Апостолов. Позаботься лучше о себе, — он поцеловал ее, лишь легкое, едва уловимое касание холодных губ и разрывающая изнутри боль.       Любовь или месть. Это лишь сантименты. Бессмысленные, нерациональные.       Люди будут преследовать ее, в ней секрет бессмертия, наработки Юи Икари и секреты Мертвых Свитков. Слишком сладкий приз, слишком много людей у власти, готовых пойти на все. Она не сможет жить всю жизнь в бегах, она не хочет засыпать каждый день со страхом быть пойманной.       Она не вернется в лабораторию. Лучше умереть, умереть сражаясь за свою свободу. Ничего не стоит этого ада, но сама мысль об убийстве Синдзи, теперь вызывала отторжение. Какая нелепость, любовь… она бывает лишь на страницах книг, она не защитит ее, а отмщение оно тут прямо перед ней. И за ним лежит ее безопасность.       Сталкивает ли командующий их намеренно? Чего он добивается?       Рей тяжело сглотнула, переведя взгляд на экран, который показывал посадку пилота в третий евангелион.       Что она должна сделать?

***

      Таймер стоял ровно на пяти минутах. Смертельный мороз еще не добрался до этих мест, но на горизонте Синдзи уже видел белесый туман. Все каналы связи выдавали лишь шум, поэтому он просто отключил приемник. Раздался знакомый щелчок и глухой звук отстрела шланга подачи смеси. Все равно там, впереди, мороз заблокирует жидкость.       Тело привычно начало покалывать, а по венам словно разлилось тепло. Капсула сразу же ввела малую дозу адреналина и болепонижающего. Карта замерцала помехами, ее он тоже отключил, затем, подумав начал отключать все вспомогательные приборы.       Прошло десять секунд. Поле перед евангелионом стало белым, а трава превратилась в миниатюрные замерзшие пики. Но он не обращал на это внимание, синхронизация теперь ощущалась совершенно иначе. Икари вытянул перед собой руки и сжал их в кулаки. Никаких тормозов и ощущения инородности, управление огромным сверхсложным оборудованием давалось так легко, словно это была просто одежда поверх его кожи.       Еще десять секунд. Он припал на колено, зачерпывая горсть заледеневшей земли и пропустил между пальцами. Синдзи ощущал этот поток словно эта земля была в его собственных руках, он дышал чужим телом как своим, он впитывал силу, сокрытую в недрах евангелиона. Жестокую ярость убийц, холодный расчет маньяков, он упивался могуществом сильных преступного мира и одновременно пожирал самые глубинные их страхи.       Он пожинал души. Питался, становясь сильнее с каждой секундой. Мышцы евангелиона бугрились, ограничивающий их металл брони пошел трещинами и жалобно скрипел, пока окончательно не раскололся. Еще через десять секунд третий евангелион уже не походил на себя прежнего. Защитные пластины висели редкими разрозненными кусками, словно лоскуты, жалкая насмешка того, чем они являлись. Черное тело, покрытое мрачными клубами дыма, оплетенное алыми пульсирующими линиями, презрительно отбросило копье, как зверь отбросил бы палку, теперь у него было его естественное оружие. Пасть издала тихий угрожающий рык обнажая ряды клыков, пальцы удлинились когтями, а глаза замерцали потусторонней силой.       Нужно лишь бежать, Синдзи.       Выбери путь и беги до самого конца.       Третий евангелион издал ужасающий рык, от которого затряслась земля и бросился вперед. Черное пятно грязи запузырилось под ногами, разрастаясь голодными кляксами злобы и безумия, оставляя шлейф проклятий и сожалений. Белое и черное столкнулись, и тьма прорезала белизну. Морозные пики вырастали на его пути, впиваясь в бурлящую массу злобы, шипя и испаряясь ядовитыми испарениями, прокалывая плоть, разрывая органы.       Третий евангелион зарычал еще яростнее, собрав в руке сгусток черноты бросил перед собой. Толстые пласты ледяной стены перед ним треснули под давлением, выплескивая черную жидкость, словно кровь из рваной раны и разорвались изнутри. Яростная вьюга ударила морозными ветрами, разрывая все на своем пути в клочья, вспарывая брошенную бронетехнику, разрывая многоэтажные дома, круша усиленным давлением словно многотонным молотом.       Но Синдзи продолжал бежать. Он принимал каждый удар Зеруила, продолжая изрыгать проклятья. Он потерял руку от невидимого лезвия и отрастил ее вновь. Его колено было раздроблено сокрушающим ударом, и он упал, но поднялся вновь. Слепящие ветра забрасывали глазницы евангелиона осколками, иней вновь и вновь окутывал его плоть, стремясь сковать.       Но Синдзи продолжал двигаться. Он бежал, а когда не мог бежать полз. Он падал и вставал вновь, погружаясь все глубже в бурю.       Таймер уже давно погас, а энергия иссякла, лишь неведомая сила питала евангелион. Синдзи выхаркнул мутный сгусток крови, его тело просто горело, он даже не мог открыть в кабине глаза, так чтобы их не жгла кипящая жидкость. Но он дошел до конца.       В клубах черного дыма он вынырнул из плотной снежной вьюги и наконец увидел своего врага.       Зеруил продолжал стоять на коленях перед алтарем, лишь его череп-маска неестественно вывернулась назад. Глазницы вспыхнули, фиолетовый луч ударил чуть правее, в верхушку холма, взрывая заледеневшую землю осколками. Они ударили в спину Синдзи, укрепленное стекло вырвалось у него из-под ног, впиваясь в плоть сотней игл и лишь затем луч Апостола двинулся вбок, намереваясь срезать голову.       Третий опередил противника на секунду. Глазницы евангелиона раскалились за мгновение и не менее смертоносный луч ударил в грудь Зеруила разбивая ядро на тысячи кусочков. Апостол отлетел, врезавшись, в собственный алтарь и вьюга сразу же утихла.       Но это был не конец. Зеруил заструился словно потоки воды и одним плавным движением поднялся. Его череп-маска издала удивленный щелчок, он взмахнул когтистой рукой и залил область перед собой бушующим пламенем. Огонь который могло создать лишь столь могущественное существо, столь сильный, что камень обратился перед ним пеплом. Быстрый переход от очень низких температур к сверхвысоким уничтожил бы любой живой организм, разрушил бы любую защиту.       Однако Синдзи спокойно рванул вперед, схватил Апостола за голову, а второй рукой врезал столь сильно, что череп маска лопнула. Но даже без ядра в груди и головы, Апостол уперся руками в землю, впился лентами, образующими плащ за его спиной, в плоть врага и оттолкнул мощными ногами. Синдзи вывернулся в полете и мягко приземлился на ноги, одним взмахом когтей разорвал ленты в безжизненные лоскуты.       Евангелион вновь отрастил утерянные куски плоти и зарастил раны, затем медленно провел пальцем по шее — единственному месту, куда успел попасть луч Зеруила.       Апостол засунул руку в обрубок шеи и вытянул новую череп-маску. Раздался тихий щелчок, и он опустился на четвереньки, словно дикий зверь готовый к прыжку.        Третий слизнул кровь с пальцев и, оскалившись, развел руки в стороны, словно приглашая противника ударить его.

***

       Она прикрыла глаза и топнула ногой, посылая импульс, проклятье вплетенное в убитую рыбу, вошло в реакцию с алой, словно кровь, водой. Тонкая дьявольская улыбка мрачно расцвела в ночи. Возможно, она не была лучшим стратегом или тактиком, но она всегда была хороша в грязных трюках.       Синдзи был рожден монстром. Чудовище пытающееся имитировать человека. Но больше человек, чем те, кто создали его. Люди, движимые самыми светлыми идеалами, но погрузившимся во тьму.       Осуждала ли она? Вовсе нет, она и сама проводила эксперименты на людях. Начинала на преступниках, перешла к детям сиротам, которых никто не станет искать… Она остановилась не из жалости или милосердия к чужим жизням, Элис считала себя ничем не лучше Гендо, в этом плане. Всегда ставила приоритетом рационализм, отбрасывая мораль.       Ватсон перестала улыбаться, нахмурившись, мимолетное наслаждение безумием и яростью исчезло, сменившись замешательством.       Тогда почему она остановилась?       Потому что все это она делала ради себя.       Элис издала тихий смешок, затем еще один, пока тот не перешел в тихий мрачный смех. Все зло, что она сделала, предательства, что совершала… она делала это лишь ради себя. Ведь она эгоистка. И поэтому зачастую не могла переступить черту, не из-за моральных преград, из уважения к тем, кто стоял с ней и умер ради нее. Из уважения их идеалам. Она никогда не могла оправдать себя спасением всего мира или высшим благом. Ее эгоизм и жестокость всегда были отрицательными чертами, но и ограничителями. Осознание собственной ответственности и обещаний…       — И в правду, какая ирония, — прошептала она, покачав головой.