Бросай вызов всем!

Song: MC Erik a Barbara — Ked Pride Laska Мика Ньютон — Убежать

      Артём не мог сказать, что ему не нравилось. Он впитывал эти ощущения, нежность целующего его альфы, более сильного и доминирующего представителя человеческого мира. Запоминал каждое нехитрое движение, пробовал на вкус. В тот момент он чувствовал себя беззащитным и хрупким, омегой, каким всегда был, а не альфой, и центром вселенной для того, другого, ласкающего его губы поцелуем. Альфа не спешил, окутывая теплом и мягкостью, от которых по всему телу пробежали мурашки, в области груди сладковато-липкой пеленой разлилась патока. Пальцы от подбородка скользнули по скуле Артёма, добавляя новых ощущений, и на щеке замерла обжигающая подушечка большого пальца. А потом вселенная рухнула, альфа отстранился от него и заглянул в глаза, ожидая приговора за своё внедрение в чужое личное пространство. Артём среагировал не сразу, после его первого поцелуя оказалось трудно восстановить даже дыхание.       — Не оттолкнул, — резюмировал, наконец, стоявший перед юным омегом самый ненавистный из одноклассников, Демьян Савицкий, стягивая со светлых волос капюшон, ставший уже ненужным. — Значит, я всегда тебе хоть чуточку нравился?       Вместе с разочарованием, что перед ним опять не Hell, пришла горечь и осознание того, что его первый поцелуй достался не Яну, а доставшему его уже до печёнок ублюдку, находящему его всегда и везде, словно специально выслеживал. Сердце пронзило острой иглой и, размахнувшись, Артём засадил кулак Демьяну в живот, вложив в удар всю силу. Выплюнув из лёгких воздух, альфа машинально согнулся пополам, вдвое став ниже Власова.       — У тебя минута скрыться отсюда, пока я не обиделся, — нагнувшись, зашипел на Демьяна Артём. В душе ещё теплилась надежда, что Hell ещё здесь, и хотелось искренне верить, что за этой малоприятной сценой ему не посчастливилось наблюдать. — У меня здесь встреча, и если по твоей вине она сорвётся…       — Артём, у тебя со мной встреча, — с трудом набравшись сил, чтобы хоть как-то выпрямиться, выдавил из себя Демьян. Бил Власов как настоящий альфа, и бок нещадно ныл, обещая владельцу красочный синяк к следующему утру. — Площадь Нахимова в девять утра. Hell — это я. А ты опоздал. Как всегда…       — Откуда ты знаешь Hell’а? — изо всех сил сопротивляясь тому, во что не хотел верить, едва заметно дрогнувшим голосом спросил Артём. — Преследуешь меня? Нашёл себе любимую игрушку для издевательств?..       — Да потому что я это, я! — не удержался Савицкий, сорвавшись. — Я Hell. Я тебе писал в «аське», ходил в данжи, прокачивал твоего персонажа, со мной ты ночами зависал в сети… извини, что так получилось с баюмом. Дома свет вырубили, и в клуб я пойти… не смог.       Постепенно Демьян замолчал. Лицо Артёма не изменилось, но в глазах читалась такая боль, будто у омеги отняли последнее, что у него было и что он всеми силами старался уберечь, но не сумел. К боли добавилось разочарование, и, ни слова не обронив, Артём шагнул в сторону остановки, но Демьян, не позволяя ему уйти, схватил омегу за предплечье.       — Тём!       — Зачем всё это нужно было делать? — голос Власова был спокойным, но Демьян уже знал, что сейчас Артём жутко злится, и если он его отпустит, то никогда уже не сможет вернуть.       — Потому что это был единственный способ добиться твоего расположения, — честно ответил Демьян, решив, что одной тайны с Hell’ом достаточно. Нужно было только потянуть время, чтобы удержать рядом с собой Артёма, дать ему свыкнуться с мыслью и завоевать вновь, как сделал это персонаж компьютерной игры три года назад. — Ты мне с первого класса нравишься. Но просто так к тебе было не подойти.       Оба невольно вспомнили минувшие школьные годы. Артём припомнил, как альфы и беты исправно приносили ему конфеты, цветы, дарили «валентинки» и слали любовные записки. Демьян вспомнил, как неведомая сила оберегала его от чужих ошибок, как конфеты были насильно скормлены преподнёсшему их ухажёру, колючими цветами другой влюблённый альфа словил несколько раз по лицу, пока стебли не сломались, самодельная «валентинка» из глины была запущена из рогатки в зад третьему, любовные записки Артём сердобольно отдавал на домик хомячкам.       — Не клюёт ни один альфа, говоришь? — вновь взглянув на Демьяна, вдруг вспомнил Артём.       — Предпочту остаться в единственном экземпляре, — Савицкий слегка улыбнулся, видимо, полагая, что Артём так просто оттаял. Хотя если не думать, что это его школьный враг номер один, и допустить мысль, что рядом с ним все же настоящий Hell, воспринимать его присутствие становилось легче. На глаза попалась палатка с мороженым: Артём за это лето не попробовал ни одного, а пять минут было не так уж много. К тому же это был маленький тест — Hell должен был знать, какое лакомство Артём любит.       — Я послушаю тебя, пока буду есть мороженое, — с вызовом посмотрел на Демьяна Власов. Может, Hell и догадался бы угостить его, но Савицкий ни за что не станет платить за взбалмошного омегу, у которого настолько зашкалило чувство собственной значимости, что он решил повертеть альфой, у которого и без него всего в достатке.       Оглянувшись на палатку, Демьян осторожно, будто боялся, что тот сейчас растает, отпустил руку Артёма и, не выпуская омегу из поля зрения ещё какое-то время, отправился к мороженщику. Артём с любопытством изогнул бровь. Сбегать он не собирался, по крайней мере, до тех пор, пока не убедится в результатах своего эксперимента. Остановившись возле палатки, светловолосый альфа долго о чём-то договаривался с продавцом, и грешным делом Артём даже подумал, что Савицкий решил провести с ним какую-то афёру, но скоро Демьян изъял из глубокого кармана штанов кошелёк и отстегнул мороженщику приличную сумму. Как был пижоном, так и оставался. Артём был даже рад, что дал ему всего пять минут — не так уж много, столько потерпеть он сможет. Но все мысли брызнули осколками в разные стороны, когда Власов понял, что конкретно попал, и большая сумма мелькнула вовсе не для гонора. Демьян купил целую коробку, и именно то мороженое, которое любил Артём. О чём кроме родных знал только Hell.       Артём не сдержал улыбку, поняв, что только его виртуальный друг Hell мог его так облапошить, и тут же прикрыл её ладонями, чтобы хоть как-то сохранить лицо неприступного Артёма Власова перед давним школьным врагом. На коробку лакомства пяти минут явно не хватит.       Мягкие холодные травинки щекотали обнажённую кожу, окружали своим душистым ароматом, перемешивающимся с головокружительным запахом Саши, его альфы, двигающемся в нём, погружающимся в его тело нежными толчками. Одной рукой он обнимал Яна за плечи, второй почти невесомо провёл от колена обхватывающей его талию ноги к белому бедру омеги. Их обволакивала ночь, грело пламя страсти. Александр покрывал шею и губы чеха поцелуями, ловил его судорожное дыхание, впитывал жар его тела и отдавал своё. Они любили друг друга не один раз, не один раз зубы Власова впивались в одно и то же место у шеи. Не раз набухал его узел, наполняя нутро Яна спермой. Но беспощадное утро терзало солнечными лучами, не позволяя досмотреть сон до конца, почувствовать сказочные мгновения ещё раз. Недовольно сморщив нос, Ян открыл голубые глаза и уставился в знакомую стену напротив. Блондину потребовалось полминуты, чтобы понять, что он находится в своей комнате, во рту сухо и противно, справа у основания шеи жутко болит и чешется, а из одежды на нём только плед. И тот не его и точно не дядин. Сев на кровати и уделив постельному атрибуту не более внимания, чем цветочному горшку на подоконнике, Ян потёр слипающиеся глаза тыльной стороной ладони.       — Доброе утро, — испорченным радио зазвенел в голове голос дяди, и, бессмысленно сжав виски, Ян оглянулся на мучителя, который застыл в дверях, сложив руки на груди, и не был настроен жалеть племянника.       Воспоминания вчерашней ночи возвращались постепенно. Он был настолько не в себе, что напился в клубе с каким-то парнем, а потом… потом на самом деле был Саша. Ему не приснилось. Они были вместе, любили друг друга, обладали друг другом и наполняли друг друга. Яркие краски струились по тропинкам памяти, обжигая кожу в тех местах, которых касался его альфа, скапливаясь в одну точку у шеи. Сколько раз это повторялось, Ян не помнил, но в какой-то момент его сознание полностью провалилось в небытие. Наверное, в тот момент всё и закончилось. Тогда неудивительно, откуда взялся этот плед. Должно быть, Сашин. Его одежда была аккуратной стопочкой сложена в стороне.       — Ты хорошо себя чувствуешь? — поинтересовался дядя, когда Ян в очередной раз поморщился от неприятных ощущений между плечом и шеей. Пройдя в комнату, Томаш сел напротив его кровати на стул и с беспокойством в глазах заглянул в лицо племянника. — Полагаю, сыворотка тебе в этот раз будет не нужна?       Ян внимательно прислушался к своим ощущениям. Течка ещё не кончилась, но омега чувствовал себя комфортно и умиротворённо. Словно Ян ввёл себе лошадиную дозу инъекции. С изумлением кивнув в ответ Томашу, чех невольно поднял руку и коснулся основания шеи. Пальцы нащупали вместо гладкой кожи истерзанный глубокий шрам, и голубые глаза постепенно приобрели округлую форму. Томаш молчал, но выражение его лица говорило само за себя. У Яна была метка. И она была настолько сильной, что отталкивала даже дядю, к счастью, немного. Сам не зная, на что надеялся, но желая убедиться в реальности метки, Ян соскочил с кровати, забыв о соскользнувшем с тела пледе, и уставился на своё отражение в зеркале. Шрам был чётким и глубоким, пропитанным запахом Александра Александровича, который — Ян понимал — не скрыть. Теперь не показаться перед Марком, не подойти к Валентину, не увидеть Артёма с Денисом. Дорога к Власовым была закрыта. И Ян сам был в этом виноват, не дав вчера Саше отвезти его домой и оставить под присмотром Томаша. Отнекиваться было бессмысленно.       — Значит, Александр Александрович меня привёз? — оставив ранку в покое, безвольно опустил руку Ян, взглянув на дядю в зеркало.       — Да, почти под утро, — ответил Томаш, деликатно умолчав, что до этого уже чуть не стёр телефон, пытаясь дозвониться до бесследно пропавшего племянника и затем вытрепав все нервы полицейским и медицинским инстанциям. А посему был до безумия рад видеть его даже в таком виде, спящим и завёрнутым в плед на руках у Власова.       — А сам он… — фраза оборвалась, Ян заставил себя прикусить язык. Он вёл себя так, будто метка что-то меняла в его жизни. У Саши есть семья, которая его ждёт и наверняка переволновалась за ночь. И есть Валя, солнечный доброжелательный омега, папа троих детей, который принимал Яна, как родного, и светился от всеобъемлющего счастья при его появлении, который не ждал подобного удара в спину ни от кого, в особенности от Саши и Яна.       Не ответив, Томаш оглянулся на межкомнатную дверь. Ян и сам уже почувствовал, повторив движение дяди. На пороге его комнаты стоял Саша, показавшийся там секундой раньше. Внутри встрепенулось ворохом бабочек и тут же рухнуло каменной глыбой. Он остался здесь, но при этом он оставил свою семью.       — Может, наконец, определишься и начнёшь называть меня просто Сашей? — Власов выглядел немного взъерошенным, рубашка была чуть помята и выправлена, руки альфа прятал в карманах брюк, но эта лёгкая небрежность была ему к лицу.       — Думаю, вам есть о чём поговорить, — подхватился Томаш и, подкинув Яну всё тот же плед, чтобы омега хоть немного прикрыл свою наготу, вышел из комнаты, на пороге ещё раз оглянувшись на племянника и прошедшего внутрь Александра. Когда Власов принёс его почти на рассвете, Томаш видел, что Саша не хотел оставлять Яна, и не выгнал его, предложив чаю. Ругаться и строить из себя строгого папашу не было смысла, нужно было заранее предположить, что всё закончится именно так. Только чем всё обернётся для Яна? Томаш искренне надеялся, что чем-нибудь хорошим.       Как только дверь за дядей тихо закрылась, Александр невесомо коснулся скулы Яна и следом тронул метку. Разочарования в собственной несдержанности не было, Саша, наоборот, чувствовал себя спокойнее и увереннее, зная, что она есть у Яна и она пропитана его запахом. Это был его омега, и Саша пометил бы его ещё раз, случись между ними очередная близость.       — Не болит? — цепляясь за разговор, поинтересовался альфа.       — Болит, — честно ответил Ян. — Но Вы же не…       Притянув омегу за затылок к себе, Саша прервал его поцелуем, в который раз исследуя то, что отныне и навсегда полностью принадлежало только ему одному. Другая рука протянула обжигающую дорожку по голой спине, заключая омегу в свои объятия. С неохотой оторвавшись от губ Яна и оставив ещё один поцелуй на его виске, Саша прижал его плотнее.       — Все же не сдержался… — пальцами, как невесомым пёрышком, Александр провёл по следу от укуса на плече омеги. Но в душе не было ни капли сожаления за прошедшую ночь. Пусть и инстинктивно, но он сделал свой выбор. Даже не так. Он сделал свой выбор уже давно, когда впервые увидел Яна. Но сердце все равно сжимало горечью. Саша внутри него рвал и метал, вопил, просто орал, что так нельзя, что он не может так поступить. Что у него есть шикарный муж, красивые умные дети, что он поднял целую винодельческую компанию. И все это в один миг рухнет. Он давно уже не был молоденьким студентиком, готовым кинуться в бушующий водоворот сломя голову. И сейчас Саша испытывал некоторое замешательство. Было ли ему страшно? Уже нет. Его выбор был предопределён. Ему нужен был Ян, он стал частью его жизни, но внутренние ощущения Александр старался ему не показывать, кроме уверенности и любви к его истинному омеге. Ян не должен винить себя. Саша не хотел этого и не позволит ему это сделать.       — Я не знаю, что думать и как быть дальше, — белокурая голова уткнулась Власову в ключицу. Саша чувствовал, как под его ладонями мелко подрагивало тело Яна. Всё это время он держал все в себе, не имея права сказать кому-то, получить поддержку, полный уверенности, что он не нужен. Не смея почувствовать себя омегой своего альфы. Словно на себе ощутив всю ту боль, что таилась в Яне, Саша сжал худенькое трясущееся тело в объятиях, словно защищая от всех бед, ограждая от всего мира.       — Ты теперь моя семья, — прошептал он в мягкие волосы. — Я не отпущу тебя. Я не могу иначе.       Говорить удавалось с трудом. Саша все ещё не мог дать Яну никаких обещаний, не мог сказать, что всё будет хорошо и они справятся с любой трудностью. Его душила боль. Боль, которую чувствовал и Ян. У Саши всё ещё была семья, любимая и крепкая, в которой Ян был лишним.       Томаш нашёл Валентина там, где и предполагал, в оранжерее, и, как он и предполагал, на омеге лица не было. Его муж, так и не вернувшийся домой прошлой ночью, сейчас находился в квартире Клебеков, Валя об этом не знал, а Томаш не был уверен, что может рассказать ему об этом. Но видеть тоску в глазах обычно весёлого одессита не хотелось, и хотя бы это Томаш был в силах исправить. Оторвавшись от шпалеры, у которой остановился, альфа подобрал одну из своих располагающих улыбок и подошёл к Валентину ближе.       — Что-то погода сегодня испортилась, — заговорил он, привлекая внимание и рассеянный взгляд Вали. Глянув на безоблачное солнечное небо, Валя посмотрел на Томаша и, сообразив, что он имеет ввиду, улыбнулся.       — Опять Вы?       — Да, я тут случайно мимо проходил, смотрю — здесь срочно требуется помощь. Я же иногда спасателем подрабатываю. — Томаш аккуратно, чтобы не повредить, притянул к лицу ближайший бутон алой розы, приставив его так, что получился красный клоунский нос. — А Вы не знали?       — Нет, — почему-то почувствовав себя значительно легче, покачал головой Валентин. — Обычно ко мне ходят, чтобы что-нибудь купить.       — В таком случае я буду необычным клиентом, — отпустил розу Томаш и, достав из кармана синий шарик, быстро надул его и профессионально сжал пальцами в месте узелка. — Давно Вы играли в какие-нибудь игры? Ну хотя бы с Вашими детьми?       — У них все игры детства были — дрожать диван, шоб все пружины повыскакивали, — не совсем понимая, к чему клонит дядя Яна, ответил Валентин. — Шо Вы хотите сказать?       — Отлично! — отозвался Томаш и продемонстрировал Вале надутый шарик, в котором неспешно осыпались блёстки, создавая атмосферу давно забытого Валентином чуда. На «дне» шарика что-то лежало, что-то, чего Валя так сразу разглядеть не мог. — Тогда Вы можете вообразить себе пропасть между нами. Огромную такую, бездонную пропасть. И пусть Вы стоите на том самом диване, как на единственном островке. А это необычный шарик. Тут все Ваши мечты, все то, к чему Вы так стремитесь. Возьмите его… Возьмите, возьмите.       Оценив намерения Томаша взглядом и помедлив, Валентин все же поддался на просьбу альфы и протянул руку к шарику, но в последний момент Томаш отступил на шаг назад, не позволив ему дотронуться до воздушной игрушки.       — Возьмите, — настойчиво повторил Томаш и напомнил, когда Валя хотел сделать шаг к нему. — Нет! Не забывайте, что между нами огромная пропасть. Вы же упадёте и разобьётесь.       Слова альфы звучали как вызов. Валя был не из тех, кто быстро сдавался, потому, насупив брови и балансируя на одном месте, он вновь потянулся за шариком, но Томаш отступил ещё на шаг.       — Они уходят, — подбадривал Клебек. — Вы же не хотите, чтобы Ваши мечты исчезли, оставив Вас у той самой пропасти. Валя, решайтесь.       Ещё один шаг назад, и дотянуться до шарика с места стало невозможным. Но, увлёкшись, Валентин действительно не хотел упускать свои мечты, будто они были не простым латексом с блёстками, а самой что ни есть частью его. Изловчившись и не выпуская шарик из поля зрения, силой воображения увидев перед собой бездонную пугающую пустоту, Валентин сорвался с места, совершив прыжок и… упав в объятия поймавшего его Томаша, схватился за шарик, узелок которого альфа отпустил. Вырвавшийся из шара воздух вытолкнул посыпавшиеся блёстки и что-то маленькое на ладонь Вали. Валя не разглядел, что, в мерцании золотистых искорок заворожённо уставившись в глаза чеха.       — Кажется, Вы что-то поймали… — глухо произнёс Томаш. Опомнившись, Валя ненавязчиво высвободился из чужих объятий и взглянул на конфету в своей ладони. Развернув, прочитал на обороте фантика послание: «Никто не может грустить, пока у него есть воздушный шарик!»       — Это так глупо, — смущённо смяв обёртку, рассмеялся Валентин.       — А что плохого в том, чтобы делать глупые вещи, если они делают нас счастливыми? — мягко поинтересовался Томаш, наблюдая, как чудесная улыбка омеги вновь сползает с лица, уступая лёгкому румянцу на щеках. Наверное, со стороны выглядело так, будто Томаш пытается ухаживать за Валей и по его выражению лица альфа понял, что, сам того не желая, напомнил Валентину о муже. Томаш видел, что Валя его очень любил. Но понимал, что в ближайшем будущем ему снова придётся оказаться на краю пропасти, но уже не воображаемой, а настоящей. Рядом будут его дети, но для того, чтобы устоять на ногах и не свалиться, этого может оказаться недостаточно.       — Валя, знаете... — Томаш немного запнулся, подбирая нужные слова, и, найдя в одном из карманов свою визитку, которую протянул с любопытством слушающему его омеге, произнёс: — Иногда... может быть... в жизни случается так, что кажется... будто нет выхода, будто... счастье отвернулось от Вас... Не верьте. И... если захотите, позвоните мне. Я всегда Вам отвечу... И принесу воздушный шарик.       На миг приподняв раскрытую ладонь в прощальном жесте, Томаш развернулся и вышел из оранжереи, оставив Валю разглядывать его визитку.       — Почему ты сразу не сказал, что Hell? — устроившись у подножия памятника, принялся за первый шоколадный пломбир Артём. Шоколадка любит шоколад. Невольно Демьян улыбнулся своим мыслям.       — Если бы сказал, ты стал бы со мной общаться? — вопросом на вопрос ответил Савицкий.       — Нет, — ненадолго задумавшись, покачнул головой Артём.       — Потому и не сказал, — хмыкнул Демьян. Возможно, это был их последний разговор, у альфы не было уверенности, что Артём не выполнит свою угрозу после того, как разделается с коробкой мороженного. Потому нужно было просчитать каждый ход, следить за каждым словом, чтобы удержать его рядом с собой как можно дольше.       — Зачем тебе это нужно? — Артём сам помогал выбрать тему, и Демьян был готов ответить на все его вопросы честно и полноценно, если это хоть что-то меняло в их отношениях. — Ты самодостаточный альфа, у твоих родителей полно денег и ты можешь позволить себе любого омегу. С трудом верится, что такой, как ты, сидел бы ночами напролёт в чате только для того, чтобы поговорить со мной.       — Это всё фарс, — признался Демьян. — Нет у меня никаких богатых родителей. Я сам зарабатываю себе на жизнь, подрабатывая грузчиком на причалах.       Артём прилип взглядом к светловолосому альфе рядом, забыв о недоеденном мороженном. Демьян не жаловался, он ответил на вопрос Артёма без какой-либо «чёрной» мысли, ответил искренне. Артём чувствовал. Но хотел знать больше.       — Мои родители зарабатывают копейки и тут же спускают их на собственные не самые приятные нужды. Как я уже сказал, я влюблён в тебя с первого класса, но ты всегда был недоступен. Вещи, которые я ношу, куплены не в бутиках с баснословными ценами, а на распродажах, неисчислимое количество омег я придумал, а омеги-одноклассники, как и ты, уверены, что я деньги дома на станке печатаю, потому и вешаются на шею. Всё это я придумал, чтобы соответствовать тебе, чтобы обратить на себя хоть какое-то твоё внимание. Ты стал смыслом моей жизни… вот так легко, всего лишь оказавшись в одном классе со мной. — Демьян ненадолго замолчал и, оторвав взгляд от Артёма, посмотрел вдаль. Так было легче открывать душу. Вслепую. Чтобы не видеть, что его ждёт в следующую минуту. — В начальных классах я раз за разом наблюдал, как ты отказываешь ребятам, которым ты нравился. С одной стороны, я радовался, но с другой — сходил с ума, потому что не мог найти к тебе подход. И не хотел оставлять все так, как есть. Мне повезло однажды. Помнишь, как я на уроке истории около трёх лет назад специально задел твои волосы? Ты тогда, чтобы дать мне сдачи, развернулся и столкнул с парты рюкзак. Из него выпала компьютерная игра…       О дальнейшем развитии событий Артём догадывался, но не произнёс ни слова, желая услышать это от самого Демьяна. И услышал.       — Найти тебя было несложно. Тёмный Властелин — Тёма… — добавив его имени особой ласковости при произношении, Демьян снова встретился взглядом в омегой. — Извини, но с фантазией тебе не повезло.       — Какое несчастье, что я не такой гениальный стратег, как ты, — фыркнул в ответ Артём и в несколько укусов дожевал мороженое. Зубы свело от холода, но Власов мужественно вытерпел мимолётное мучение, не подав виду.       — Артём, если это возможно, — Демьян осторожно накрыл ладонью руку возмутившегося Артёма, — я бы не хотел тебя терять. Хотя бы виртуального тебя.       — Невозможно, — отнял свою руку Артём, поднявшись. — Я на тебя ужасно зол, и твои пять минут давно закончились. К тому же ты врал мне три года, и я ненавижу тебя больше всех на свете… — подумав, омега добавил: — После Грицко. Придя сюда, я ожидал встретить Hell’а, а не тебя. Он был мне очень нужен. И мне жаль, что даже он оказался таким же предателем, как и все.       — Тём! — Савицкий схватил омегу за руку, не позволяя уйти. Какой он будет Hell, если сейчас просто возьмёт и отпустит его? — Что ты хотел сказать? Что ещё за Грицко?       Артём неохотно потянул на себя руку, чтобы освободиться, но Демьян лишь сильнее сжал его запястье. Изначально Артём в самом деле хотел провести с Hell’ом весь день, забыть о том, что происходило в его семье, но теперь даже этой крохи лишился. Говорить начистоту с Демьяном, с человеком, которого он столько времени считал своим врагом? Но ведь получается, что он так же и делился с ним самым сокровенным, и нет ничего, чего бы не знал о нём Hell. Возможно, большой разницы уже не было. Демьян не отпускал, а в груди болело, словно его с садисткой планомерностью резали живого.       Так и не сумев избавиться от хватки Савицкого, Артём опустил руку, смирившись с вцепившимися в неё пальцами.       — Мой отец увёл моего омегу…       Проблеснувший лучик откровения затушили пара хлопков в ладоши, привлёкшие внимание Артёма и Демьяна. К их негустой компании присоединился третий — подъехавший на своей машине и уже около минуты наблюдающий за своим женихом и прилипшим к нему альфой Максим Грицко. Тёмные глаза опасно блестели, на губах играла острая, как бритва, улыбка.       — Очень мило, — произнёс Максим, уделяя больше внимания своему сопернику, нежели самому Артёму. — Значит, намёков ты не понимаешь.       — А вот и тот, с кем ты хотел познакомиться, — сморщился Власов, но в дальнейших разъяснениях Демьян не нуждался. Стоявший напротив самовлюблённый тип был ему уже знаком: совсем недавно они виделись здесь же, на площади Нахимова. И смысл тогдашних слов Максима теперь стал Демьяну предельно ясен — он ему мешался.       Валя почувствовал возвращение Саши ещё до того, как он подошёл и тихо, будто виновато, поздоровался. От мужа шёл сильный запах, причём не его собственный. Всё было настолько очевидно, что даже смешно. Но Валентину всё же хотелось услышать факты от самого Власова, потому он отложил нож, которым нарезал грибы для обеда, и обернулся к альфе. Следы ночного рандеву Александр даже не попытался скрыть, выглядел потерянным и настолько измотанным, что Валя лишь бессильно сжал губы, осознавая, что того, что сейчас скажет Саша, лучше не слышать.       — Валь, — муж взял родную ладонь в свою и накрыл сверху. Пока ещё Валентин позволял ему эту незначительную, но такую важную для него мелочь. — Он мой истинный… Я знаю, что ты скажешь: «ему всего семнадцать», «он парень Марка», но… я старался, как мог… этому невозможно сопротивляться, он частичка моей жизни, частичка моей души и на нём моя метка.       Мягко, сохраняя спокойствие, Валя высвободил свою ладонь. Сверкнувшим алмазом с ресниц слетела горячая слеза и разбилась о протянутые руки мужа. Омега быстро вытер предательскую мокрую дорожку со щеки и, глотая вставшую в горле горечь и обиду, закивал в ответ головой.       — А я уже понял, — балансируя на тонкой грани между мужественностью и срывом, произнёс он. — Не каждый день ты на целую ночь пропадаешь. Ты больше не можешь быть со мной…       — Я не собираюсь разводиться! — перебив, выпалил Саша.       — А шо ты собираешься делать?! — тут же с вызовом отчеканил Валентин. — Оставить его своим любовником? Выделить ему здесь комнату и вывесить в гостиной расписание: по понедельникам, средам и пятницам Ян, вторник и четверг для законного мужа? А можно Яна и за Марка отдать, тогда в газетах ты останешься примерным семьянином, да и у сына мечта исполнится!       — Валя… — Саша хотел обнять омегу, разделить с ним всю нарастающую боль, успокоить, но Валя резко отшатнулся, как от ядовитого облака, наотмашь ударив его по рукам.       — Не прикасайся ко мне! — оба, уставившись друг на друга, замерли каждый на своём месте. Валентина трясло от наполнившей его пустоты. Стало слишком холодно, и омега с трудом подавлял в себе желание обхватить себя руками. Постепенно из глубины поднималась дикая, тяжёлая и острая боль. Валиного тела не хватало, чтобы вынести её всю, но гордость не позволяла ногам подкоситься и в бессильной жалости к себе биться в слезах. Почему он? Почему именно сейчас между ним и Сашей встал истинный? Что он сделал не так? Ещё ночью Валя слышал, как тихо хлопнула входная дверь. Это вернулся домой Марк, такой же опустошённый, как Валентин сейчас. На вопрос о том, «что случилось, сына?», не произнёс ни звука, только без конца звонил по телефону. Как и папа, за ночь не сомкнул глаз, а утром снова ушёл примерно в одно время с Артемкой, даже не позавтракав. Теперь Валя без лишних вопросов понимал, что с ним было. К счастью, самый младший, Денис, сейчас был с Германом на занятиях и не видел, что происходило между его любимыми родителями.       — Прости меня… — слова Саши вместе разбились о звенящую тишину. Он не знал, что ещё может сказать в такой ситуации. Его уютный мир, его маленькая счастливая вселенная разлетелась на осколки. Семьи, которую он так любил и берег, больше не было. А он так и не дотронулся больше до волос Марка.       Саша оставил его недавно, а исчезнувший дядя ещё не вернулся. Выкроив время, Ян метался у зеркала, пытаясь подобрать что-нибудь, что могло бы спрятать метку. Идеально подходили шарфики, но всё, что они могли, это скрыть визуально. Сильный запах никуда не исчезал, и, глядя на своё отражение с очаровательным аксессуаром на шее, Ян тяжело вздохнул.       Мелодично разлилась по квартире трель дверного звонка, и Ян, оторвавшись от созерцания самого себя, оглянулся. Дядя оставил дома ключи? Или, что-то забыв, вернулся Саша? В любом случае гостя заставлять ждать не хотелось, чехи всегда отличались радушием и гостеприимством. Выйдя в коридор, Ян поспешно открыл дверь и окаменел. Так же, как и стоявший на пороге Марк. То, что в чехе было что-то не так, альфа почувствовал сразу. Изменился его запах, и сильно. Это уже был не запах Яна, блондин пах чем-то родным, чем-то… безжалостно бившим по обонятельным рецепторам запахом отца.       — Ян… — от шокового удара Марк забыл, зачем пришёл, забыл, что в руках у него был торт для его омеги, который сейчас бесформенной кучей валялся на полу, а в кармане лежали два кольца, с помощью одного из которых Марк собирался вторично, стоя на одном колене, предложить чеху руку и сердце. — Это… что?..       Сделав шаг в сторону попятившегося блондина, Марк поймал его за шарфик и дёрнул шёлковую ткань на себя. Ян же столкнулся спиной с твёрдой поверхностью высокого шкафа. Что однажды ему придётся рассказать все Марку, он понимал, но не ожидал, что это произойдёт так скоро.       — Что это? — с нажимом повторил Марк, отгибая воротник рубашки и с ужасом разглядывая ярко выделяющуюся метку. — Быть не может… невозможно… это… — рассчитывая, что метка ему либо снится, либо является просто неудачным розыгрышем, Власов потёр её пальцами, попытался подцепить ногтем. — Неправда… неправда это! Ян!!!       Сорвавшись на рёв раненого зверя, Марк с силой, так, что Ян вздрогнул и зажмурился, ударил по гардеробу всего в паре сантиметров от его лица. Омега даже не попытался защититься, что ещё сильнее выводило альфу из себя. Резало без ножа. Терзало в клочья и истязало без наркоза. Хотелось завыть, провалиться, разбиться, умереть. Нет. Это было даже хуже смерти. Когда безумно любимый и дорогой его сердцу человек оказывается истинным твоему отцу. Это хуже раковой опухоли, которую ещё можно было вырезать на ранней стадии. От истинности не было никаких лекарств. Не было никакого спасения. Это было на всю жизнь. Потому это было хуже смерти.       — Какого чёрта, Ян?! — в исступлении Марк повторил удар, затем ударил ещё два раза, пока не хрустнуло полотно, а на кулаке не остался кровавый след. — Боже мой, какого чёрта?! Как такое может быть?       Запустив пальцы в волосы, Марк опустился на корточки, сжавшись практически калачиком в безуспешной попытке унять неуправляемую бурю внутри. Когда Марк затих, Ян, не чувствуя себя, отклеился от шкафа и протянул к альфе руку, собираясь дотронуться до него, но Марк его опередил, вскочив и с силой вдавив омегу обратно в дерево шкафа.       — Скажи, что это не так, едрит твою вошь!       Ян не сказал. Просто потому, что ему нечего было сказать в своё оправдание.       Герман позвонил через полчаса после того, как Валя остался на кухне один, с пустой головой, безжизненный, выжатый и с отсутствующим взглядом, откинувшийся на спинку стула и упиравшийся ступней в массивную ножку обеденного стола. Ни на что не было сил, сотовый телефон казался тяжёлым, а голос хрипел от непролитых слёз. В носу было мокро, но Валя этого не замечал, лишь изредка шмыгая. Бодрому Герману он ответил слабо, как смог.       — Валька! Мы уже едем! — заверещал в ухо голос друга. — Сало готовь, Дениска пятёрку получил!       — Герман, — пропустив всю торжественную речь Матвеенко мимо ушей, произнёс Валентин. — Помнишь, ты говорил что-то про ипподром?..