Бросай вызов всем!

Song: Nickelback — Far Away Алексей Пономарёв — Мы не ангелы

      Выгравированные инициалы родителей подмигивали маленькими точками-звёздами на бесконечных узлах его родителей. Саша скучал, невероятно по ним скучал. Родители — самое бесценное, что может быть у человека в жизни. Они вкладывают в своих детей душу. Саша помнил, с какими счастливыми улыбками на лицах они соединяли руки его и Вали на свадебной церемонии, помнил слова отца о том, что они хотели бы отдать им свои кольца. Но Саша не решился надеть их даже после их смерти. А сейчас… что бы они сказали, если бы узнали, что однажды в его дом и семью вошёл его истинный? Обвинили бы? Маловероятно. Родители всегда готовы принимать своих детей такими, какие они есть. Они любили его так же, как Саша любил Дениса, Артёма и Марка. Сжав кольца в кулаке, Саша поднял взгляд перед собой. Он слышал, что кольца с семейными инициалами лучше передавать из поколения в поколение, и необычайно редкими, практически легендарными, словно благословенные небесами, становились обладателями таких колец истинные пары. Выходит, Саша один из таких счастливчиков? Ещё до появления Яна он решил, что отдаст их Марку и его иностранному жениху. Интересно, одобрили бы его родители, если бы он обвенчался этими узлами с Яном?       За своими мыслями он не услышал, как в комнату вошёл Валя, и заметил его, только когда муж подошёл и присел рядом на кровать. Валентин смотрел на Сашу чистыми, сознательными глазами цвета космоса шоколадного, весь его вид говорил о том, что омега желает поговорить, спокойно, наконец, и по душам. Развернув его ладонь, Валентин взял кольца и присмотрелся к аккуратной изящной вязи, слегка улыбнулся, подобно Саше вспомнив старшую чету Власовых.       — Я проиграл, — заговорил омега и, взглянув на взметнувшиеся от невысказанного вопроса брови мужа, пояснил: — Я ходил с Германом на ипподром, ну и случайно поставил всё, шо у меня было, на самую бойкую клячу. Но перед самым финишем какой-то мерзкий таракан подставил ей подножку и она свалилась. Вообще, заговорщик…       — Валя, — протянул Александр с укором, но беззлобным и мягким, а уголки губ даже приподнялись в улыбке. Любимого омегу было не изменить, да и ругать не хотелось — Саша почувствовал себя легче, когда Валя заговорил с ним в обычной тёплой манере, сваливая всю вину на любой мельчайший микроб, лишь бы оправдать свои ошибки. Спрашивать, почему омега не позвонил ему, не имело смысла. Саша знал, одессист был обижен. — Сколько?       — Та совсем немножечко! — слишком торопливо выпалил Валентин. — Не заметишь даже! Всего-то… двести шестьдесят… тысяч*… — последнее слово Валентин произнёс совсем уж тихо, чтобы Саша не услышал, ну или хотя бы смягчился, глядя в большие честные и виноватые глаза омеги.       Не помогло ни первое, ни второе. Альфа подавился воздухом, откашлянул и переспросил пропавшим голосом:       — Сколько?!       Валя не повторил, понимая, что и так уже попал и усугублять своё положение более точной цифрой не стоит. Жадным Саша не был, но и суммы такой величины на ветер никогда не кидал. Потому, чтобы не травмировать нежную психику мужа, Валя решил его поскорее отвлечь на более волнующую тему.       — Саш, я знаю, шо тебе тяжело, это нелёгкое решение, та ты и не сможешь его принять, — поспешил заговорить его омега, сам едва справляясь с ранящим душу выбором, — но нам надо развестись… Придётся.       — Валь…       — Я больше не злюсь на тебя, — не позволил ему вернуться к предыдущей теме, да и предугадал его извинения и попытки сохранить их брак Валентин. — Хотелось бы мне оказаться на месте Яна. Может быть, я тоже был для тебя чуточку истинным? Наверное, прозвучит наивно, но в моей жизни уже больше не будет такого мужчины. Другого не будет… но я так счастлив, шо прожил с тобой целых восемнадцать лет. И благодарен тебе за всё. Ты должен дать Яну семью, не разрушай ему жизнь. Дай ему испытать то ощущение, когда стоишь перед алтарем с любимым человеком и кажется, шо весь мир уходит из-под ног, шо ничего другого не надо, лишь бы просыпаться и видеть его рядом.       — Валь, должен же быть другой выход, — покачал головой Саша.       — Сломать вам обоим жизнь? — предположил Валентин. — Я всё ещё люблю тебя, и вряд ли это когда-нибудь изменится. Я хочу видеть тебя регулярно, поэтому даже после развода почти всё останется на своих местах… Конечно, я не хочу разводиться. Не хочу тебя терять, не хочу оставаться один… но… я не хочу видеть рядом с собой мужа, который умирает из-за невозможности быть со своим истинным. — Раскрыв ладонь, в которой сжал кольца, Валя посмотрел на изящные фамильные узелки. — Я знаю, чего ты хочешь. Они должны соединять ваш союз.       В повисшей тишине Валентин приподнялся, дотянувшись до Саши, и прижался к его губам, поцеловал, неторопливо и ласково, растягивая этот момент, как последний вздох перед полным небытием. Привычно пересел к нему на колени, запуская пальцы в волосы, ощущая их мягкость. Всё это было таким родным, таким естественным, что на секунду показалось, будто и не было никакой истинности вовсе, будто все это просто кошмарный сон.       — Я хочу тебя, — прервав поцелуй, шёпотом признался Валентин, заглядывая в антрацитовые глаза. — Пока ты ещё мой муж… пока в тебе ещё живут ко мне какие-то чувства… как последнее желание…       Приобнимая Валю одной рукой за талию, второй Саша ненавязчиво забрал у него родительские кольца и возобновил их поцелуй. Опускаясь вместе с мужем на кровать, положил обручальные украшения на тумбочку, а затем сплёл свои пальцы с пальцами омеги, продолжая целовать. Для Вали близость его альфы была чем-то невообразимым, что было невозможно передать словами. Саша словно пытался что-то сказать, передать, как сильно он любит его, как глубоко уважает, что готов отдавать себя всего без остатка раз за разом. Чувственные, знакомые до боли в сердце губы ласкали его, дыхание трепетно касалось кожи, разжигая внутри то неземное, фантастическое, подзабытое ощущение их первого раза. В горле перехватило, Валя сжал переплетённые с его пальцы Саши в ответ, не желая отпускать, пытаясь удержать как можно дольше. С нежностью касаясь губами смуглой кожи, Саша опустился к уху мужа.       — Валя, это самое настоящее чудо, что жизнь подарила мне тебя, — раздался шёпот его голоса. — Мои чувства к тебе бессмертны, я любил тебя и всегда буду любить. Сколько бы времени ни прошло, что бы ни случилось. Наша любовь стала материальной, появившись на свет в виде наших детей, самых лучших детей в мире. И я бы не отказался от ещё парочки. Но я не только люблю тебя, но и ценю и бесконечно уважаю. Ты достоин только лучшего. Чистой, настоящей любви. Я не могу предать то, что мы с тобой построили… нашу семью… наши чувства… Ты для меня всё, это важно… — шёпот начал срываться, Саша словно чувствовал, будто разделял навалившуюся на Валю боль, тяжесть и безысходность. Прижался губами к его виску, ощущая на губах солёную горячую влагу. Приподнявшись и заглянув в шоколадные мокрые глаза омеги, Саша невесомо провёл пальцами свободной руки по волосам с родным запахом цветов и выпечки. — Я никому не позволю осквернять часть моей души. Даже самому себе.       Это было всё, полное понимание того, что их совместная жизнь закончилась, выливалось в слёзы безысходности. Но будет дальше жизнь, в которой Саша и Валя ещё не раз встретятся. И кто знает, может, ещё станут мужьями в следующей? Ведь не только истинность имела силу. Искренняя любовь была её сестрой-близняшкой.       Заявление о разводе Саша и Валентин подали следующим же днём, брак должен был быть расторгнут в течение месяца. Известие быстро разнеслось по светским кругам и потрясло даже Максима, конечно, планировавшего использовать информацию о возможном любовнике Александра Власова для того, чтобы заполучить его сына-омегу, но всё же не желавшего ничего плохого семье, которую ставил себе в пример каждый из фешенебельного круга Украины. Марк дома больше не появлялся, отказавшись от наследования «Далла Косты», поддерживая связь лишь с Валей и изредка позванивая Артёму и Денису. После развода он решил перевестись в другой университет, чтобы не пересекаться с Яном, а пока старался просто избегать встреч с ним. Саша, даже краем уха не прислушиваясь к возражениям Вали, переписал все имущество на него и детей, назначив нового наследника пока ещё своей компании — Дениса. Себе же Саша присмотрел уютную двухкомнатную квартиру недалеко от родного дома: скорее всего, на суде он потеряет все, потому дом был ему уже не нужен. Оставалось только привести сюда Яна.       День был солнечный, начало сентября всегда радовало благодатной погодой, в тёплых золотистых лучах купались, переливаясь трелью, птицы. Этот день, последний в их супружеской жизни, Валя решил посвятить своей экосистеме, чтобы не забивать голову мыслями о завтра. Саша вечером хотел задержаться — зайти к Яну, который в последнее время стал часто чувствовать недомогание и практически перестал появляться на работе, даже с трудом посещал лекции. Запахнувшись в белый халат и преодолев гостиную, Валя распахнул входную дверь, намереваясь дойти до почтового ящика и получить извещение, но не сделал на улицу и шагу, от неожиданности отшатнувшись обратно в дом и только спустя пару секунд сообразив, что среди наполонивших двор Власовых плотных пузатых мужиков в классических костюмах чаррос, в шляпах сомбреро, с инструментами и корзинами цветов наперевес есть знакомое лицо — Сеня.       — Сень, шо это? — от поразившего его ступора забыв поздороваться, неловко усмехнулся Валя, потуже завязывая пояс халата, на всякий случай.       — Навёрстываю то, что должен был сделать ещё восемнадцать лет назад, — изящно, хорошо заученным движением поклонился Арсений. В новом фраке, со стянутыми в тугой пучок на затылке волосами он выглядел непривычно и смущал Валентина трезвостью своей мысли.       — Шо? — переспросил Валя, совсем растерявшись и всерьёз задумавшись о том, чтобы запереться изнутри дома и благополучно дождаться позднего возвращения Саши, который без сомнений вправит мозги своему другу на место.       Вместо ответа лёгким взмахом руки Сеня привёл в действие ансамбль позади себя, в первых нотах напева которого Валя различил одну из своих любимых песен. Исполнителем стал, разумеется, Сеня, сначала присоединившись к напеву, а после под ошарашенно-недоуменным взглядом омеги запел «O sole mio». Сеня заметно фальшивил, но отсутствие голоса с лихвой скрадывалось харизмой, отлично отработанной за всю его практику завлечения омежек в свою постель. Только другим Сидоров вряд ли пел об отражающемся в них солнце, щедрился на горы цветов и мексиканский хор пузатых мальчиков. Несмотря на «зелёный свет», загоревшийся для альф в связи с разводом, Сеня всегда был другом семьи и не стал бы ради увлечения включать Валю в свой бесконечный список. Он делал это от души. Валя видел это в его янтарных глазах, видел стремление не только понравиться, но и быть любимым, волнение, окутывающее альфу, и желание добиться своего, оказаться на вершине. Запереться дома Валентин больше не торопился. Улыбнувшись, расслабился и облокотился о парапет крыльца. Чай со сладкими творожными булочками с яблочной начинкой и посыпанные маком Валиного приготовления он заслужил.       Вложив в красивую песню всего себя и все свои чувства, Сеня постепенно подобрался к любимому, не в силах унять колотящееся в груди сердце и ожидая приговора, как смертной казни. Однако Валя даже и не подумал погладить гулящего альфу сковородкой по голове, вместо этого по окончании его певческого соло-выступления щедро поцеловав в щёку, возле самого глаза.       — Спасибо, — вытерев щеку Сидорова большим пальцем, произнёс Валя.       — Валь, я люблю тебя ровно столько же, сколько мы все знаем друг друга, — схватив руку омеги, торопливо выпалил Сеня. Пока было мужество, пока адреналин звенел в крови, пока он мог, он хотел донести до Вали всё, что держал в душе, докричаться до него, пусть даже шансы будут слишком малы. — Я и мужа не взял, потому что не хочу рядом с собой видеть никого, кроме тебя. Я старался погасить это чувство в себе, потому что знал — ты любишь Сашу, но так и не смог. Оно не исчезает, Валь. И я сделаю все, чтобы ты был счастлив, чтобы тебе никогда не было больно. Горы сверну, океан переплыву…       — Vamos, amigo, de acuerdo,** — не вытерпев, вмешался один из крепких пузатиков, почти с досадой от Валиного промедления взмахнув рукой. — Caramba!***       Взглянув на сердобольного вокалиста и вновь смущённо улыбнувшись, вернул взгляд на с нетерпением ожидающего ответа Сеню. Не похоже было, что Сидоров врал, альфа стоял перед ним и ждал, как романтичный восемнадцатилетний юноша после предложения руки и сердца омеге своей мечты. Валя чувствовал, как он нервничал и как потели его ладони, сжимающие его руку. Омега и отшутился бы, как делал это обычно, но он понимал Сеню и просто не мог с таким шутить.       — Сень… — подбирая слова поделикатней, Валентин запнулся. Арсения он любил, но всегда только как друга, изначально и поныне. К тому же задумываться о ком-то было ещё слишком рано, и Валя не был уверен, что вообще когда-нибудь его сможет посетить такая мысль. — Во-первых, я ещё замужем… а потом… ты хороший, соблазнительный альфа, но… прости.       — Я не такой, как Саныч, да? — понимающе кивнув, отпустил наконец руку Вали Сидоров. — И ты любишь его. Я знал это. Всегда видел, что твоя любовь ничуть не слабее, а может, даже и сильнее истинной.       — Булочки будешь? — чтобы сменить тему и не ранить друга ещё больше, предложил Валя.       — Давай, — с лёгкостью согласился Сидоров и, махнув «мексиканцам», что их работа окончена, скрылся в доме за омегой. Наверное, он действительно поспешил. Но, как и обещал Саше, сдаваться он не собирается. Пока есть возможность и пока Сеня жив, он будет добиваться Вали, чего бы это ему ни стоило. А это был всего лишь первый шаг.       Еле отбившись от назойливых попыток Демьяна проводить его до дома, а затем и от щедрого намерения Максима непременно довезти его туда же, Артём после школьных занятий добрался до родного убежища окольными путями, оглядываясь и старательно делая вид, что он не слышит, как истошно надрывается его мобильник. Альфы не оставляли надежду перетянуть омегу каждый на свою сторону, почему-то крайне убеждённые, что нравятся Тёме, просто он ещё не осознал. Если так будет продолжаться и дальше, Власов подозревал, что ему придётся как минимум уехать из Украины на какие-нибудь богом забытые острова, а если и это не поможет — сменить имя, фамилию и внешность. С опаской оглядываясь, геймер почти добрался до пункта назначения, когда заметил впереди топчущегося возле ворот Яна, не решающегося зайти, и застыл на месте. Сердце громко ухнуло в груди и тоже замолкло, словно прислушиваясь к ощущениям хозяина. Одна часть его хотела сорваться, броситься на него, утонуть в объятиях и вдохнуть его запах, от которого содрогалось все внутри, скручивалось и летело вниз подобно снежной лавине с гор. Другая же все ещё таила в себе обиду, не позволяя подойти ближе и науськивая задавить то светлое, что было и тянулось к чешскому омеге. Так и не склонившись ни к одному из вариантов, Артём пошёл на компромисс с самим собой. Несмело подойдя, геймер замер чуть поодаль, как только Ян обратил на него внимание. Сердце подскочило к горлу, толкая Власова вперёд, и пришлось приложить усилие, чтобы удержать себя на месте. Весь вид Яна кричал о том, что он тоже хочет прижать Тёмку к себе, но терпит, пока есть силы терпеть.       — Привет, — чтобы разбавить тишину, произнёс чех. От него сильно пахло отцом. Чёткий и сильный запах заявлял окружающим, что ни один альфа, ни один бета не смеют коснуться мелированного омеги, если не желает иметь дело с его истинным и проблемы с собственным организмом. Метку разглядеть за лёгким шарфиком не удавалось. К двум запахам Яна и отца примешивалось ещё что-то, практически неуловимое, но оно было: Артём никогда не жаловался на чувство своего обоняния.       — Это наш дом, — вместо мучающих его вопросов, с обидой в голосе пробубнил Артём. — Ты здесь никому не нужен.       Артём врал, и Ян это видел, но и правда в его словах была. Если ему и было место в семье Власовых, то только рядом с Марком, и Ян ничего не принёс им, кроме бед и несчастий. Наверное, именно из-за этого в Чехии с самого рождения учат уважать чужие семьи и беречь их очаг. Ян прожил там недолго, но на его памяти не осталось ни одной разрушенной семьи. В Чехии было хорошо. Не только потому, что это была его Родина, а потому что даже его семья там всегда держалась вместе, была слаженной: отец и папа, дядя Томаш, едва ли не живший вместе с ними, дедушки, другие братья родителей и их дети. Один из них всегда задирал Яна, но не со злости, а потому что это был его способ выражения любви. Ян сейчас очень скучал по ним. Очень хотелось сесть рядом с дедушками и спрашивать, спрашивать о том, как им удалось построить такую гармоничную семью? Почему Ян, не желая ничего плохого, разрушил чужое счастье? И почему цивилизация ещё не придумала операцию, в ходе которой можно было бы вырезать истинность и выкинуть, как мусор, как раковую опухоль, как аппендицит…       — Тём, я не хотел, — только и смог выговорить Ян. Слова, так старательно заготовленные им заранее, разбежались вмиг. Он хотел поговорить с Валентином, но увидеть Артёма даже не рассчитывал. — Истинности невозможно сопротивляться. Саша не виноват, это я…       — Я прощу тебя, — перебил Артём и, не отрывая взгляда от чеха, чуть склонил голову, оценивая, решится Ян или нет. — Если поцелуешь меня.       Ян так и застыл с приоткрытым ртом и взметнувшимися вверх бровями. Чтобы полностью уверить его в том, что Клебек понял его правильно, Артём добавил, но одно только выражение лица Яна вызывало у него улыбку, а в душе не осталось и следа от бывшей обиды.       — Да, никаких щёчек. Поцелуй по-настоящему. С языком.       — Артём, ты же омега, — мягко напомнил Ян, давно заметив, что в характере сорванца было мало омежьего, но эта черта очень привлекала к нему.       Как ему удалось сдержать усмешку, Власов так и не понял. Он знал, что Ян не решится. Тогда, на Мекензиевых горах, был всего лишь экстремальный случай. Но Артёма такой расклад устраивал, только он не хотел, чтобы для Яна всё закончилось так просто. Его родители все равно разведутся, и отец возьмёт замуж чеха. У него ещё будет возможность сказать, что Ян давно прощён.       — Какая разница, омега ты или альфа? — приняв оскорблённый вид, поинтересовался Артём. — Врут всё равно все одинаково.       Отвернувшись от друга, Артём сделал несколько шагов в сторону дома, собираясь пройти мимо, но в последний момент Ян схватил его за рукав, резко дёрнул на себя, разворачивая, и прижался губами к его губам. Артём сильно вздрогнул и оттолкнул чеха, как только почувствовал его вкус у себя во рту. Красный до кончиков ушей, с почерневшими от дикого смущения глазами и сжавшийся от неожиданности, тяжело дыша, он прикрыл губы тыльной стороной ладони. Для омеги поцелуй оказался ударом ниже пояса: он и без этого понимал, что Ян его любит, однако не думал, что настолько.       — Дурак! — впервые в жизни сильно задрожавшим непослушным голосом выпалил Артём и чуть ли не торпедой рванул в дом, пролетев мимо вынырнувшего из сада Валентина. Никто не должен был видеть его таким. Он всегда был сильным и мужественным, единственный сын-омега, он ничуть не хотел уступать своим братьям. Но сердце сейчас колотилось так, что готово было вырваться из груди, коленки тряслись, и все тело было как ватное. Почему Артём реагировал так не на кого-нибудь, а именно на Яна? Почему чеху всегда удаётся найти к нему поход? Артём хотел знать ответ, но его не было, кроме этой непонятной любви к человеку одного с ним пола.       Валя проводил сына взглядом, пока тот не исчез за спасительной дверью дома, а потом обернулся к окаменевшему Яну. Выглядел омега не лучшим образом. Словно ежедневно его выжимали, как лимон, но все же на щеках сиял какой-то знакомый Вале здоровый румянец. Похоже, Саша был прав, с Яном было что-то не так, и чеху нужно было внимание. Но почему он один? Разве они с Александром ещё не созванивались?       — Валентин Ве… — Ян запнулся, получив от Власова испепеляюще-укоризненный взгляд, и тут же поправился: — Валя… Валентин.       — Все нормально, — перебил Власов, понимая, как себя сейчас чувствует Ян, но уже поздно было воду баламутить, и Валя обещал себе, что не будет сегодня думать о завтрашнем дне. — Зайди сюда.       Несмотря на неуверенность и мучившее его чувство вины, Ян подчинился и остановился рядом с пристально разглядывающим его Валентином. Может, ему и казалось, но помимо перекрывающего его собственный запаха Саши в Яне было ещё что-то. И Валя догадывался, что именно. Но вслух ничего говорить не стал, только протянул руку, опустил её на белокурую макушку и, притянув к себе, обнял. Какой был смысл в истериках? Ян приехал сюда не за тем, чтобы выскочить за одного из Власовых, просто судьба удачно предоставила ему встречу с Марком. Или, скорее всего, она же его сюда и затянула. Ведь неважно, кто ты, где ты — рано или поздно истинных притягивает друг к другу. Если они оба есть на этом свете. И Яну сейчас нужна была поддержка. Наверное, даже больше, чем Вале.       — Я не хотел, — пряча лицо на плече Власова, произнёс Ян.       — Я знаю, — тихо ответил Валя.       — Как Вы можете? Вот так, после всего, взять и обнять?..       — А шо мне не мочь? — перехватывая Яна за плечи, Валентин слегка улыбнулся. — У меня своих таких же трое, по-твоему, у них нимбы на подзарядке лежат? Если я буду нервничать по каждому поводу, поседею раньше времени. Люди должны чаще улыбаться, как бы ни было боль…       Омега замолчал на полуфразе, осознав, что Ян может расценить его слова не в общем, а в конкретном смысле, и не ошибся. Чех опустил глаза и отвёл взгляд в сторону. Было ужасно стыдно. Правильно говорят — если уж человек идеален, то он идеален во всём. А Валя был обладателем нереальной широты души, отчего Яну становилось только хуже.       — И вообще, куда там Томаш слушает? Похудел, из-за лески не видно! — подхватился Валя. — Я же говорил тебе выглядеть как плюмерия, а шо в ответ вижу? — Флорист ткнул в вышеозначенный пример для наглядного примера. Цветок был прекрасен и своим видом напоминал о знойных тропиках. Нежные плотные лепесточки прилегали друг к другу, образуя чудный экзотический бутон. Крупные мясистые тёмно-зелёные листья с красным оттенком гармонично сочетались с приятными жёлтыми в центре и бледно-розовыми по краю цветками. — ... — Как и тебе, ей необходимо тепло и солнечный свет. Особенно её почитают на Гавайях, хотя родиной её считается Центральная Америка, а вперше заговорил о ней в семнадцатом веке Шарль Плюмьер. Це квитка бессмертия и плотской любви, вожделения, страсти… У гавайцев он означает шо-то вроде обручального узла… На тебе похож, да?       Знойный цветок Яну нравился, и он понимал, что под бессмертием Валентин подразумевал их с Сашей истинность, но Власов быстро переключился, словно гнал от себя любую мысль о муже.       — А от Артём — мий космос шоколадный, — остановившись возле небольшого куста с редкими шоколадными цветками простейшей формы, но очаровывающими запахом сладкого лакомства, Валя снова улыбнулся. — Це мексиканское растение, неприхотливое, оно завоёвывает простым, але красивым и ярким соцветием. Дикое изначально, прямо як мой Тёмка, и считалось чуть ли не сорняком. Але сейчас оно одно из популярных садовых культур, его дуже любят как садоводы, так и флористы. Я верю, шо и Артём однажды станет настолько же популярным и любимым. — Вновь переключившись, Валя указал Яну на коричнево-жёлтое очарование, немного напоминающее обычную ромашку, но отличающуюся как размером, так и цветом. — Рудбекия, «солнышко на грядке». Вона ассоциируется у меня с Денисом. Поздняя, но надёжная. Невероятно любима и очень вынослива…       — Вы говорите, как Са… Александр Александрович, — запнувшись, поправился Ян и на вопросительный взгляд Вали пояснил: — он тоже часто сравнивает сорта вин с вами. Он… будто раз за разом воссоздаёт вас в своём вине. Старается. Но его семья остаётся уникальной и неповторимой.       Ян помолчал, наблюдая, как и без того слабая улыбка планомерно сползает с лица Вали. Скрывать свои настоящие чувства дальше и казаться равнодушным было уже слишком тяжело. Но в карих глазах неотвратимо читались отчаяние и смирение. Хоть истинным Саше Валя не был, рана в сердце от этого была не менее глубокой. Такой же, как и у Саши.       — Вам нельзя разводиться, — произнёс Ян.       — Та ничого вже не поробыш, — покачал головой Валентин.       — Всегда что-то можно изменить! — решительно выкрикнул Ян, ещё не зная, как найдёт выход из ситуации, но уверенный, что непременно отыщет его. — Саша же пытался! Наша жизнь зависит только от нас самих.       Возразить и напомнить Яну, что он связан с Сашей истинностью, чех Вале не дал. Выскочив из сада, Клебек пустился наутёк, будто бежал от самого страшного места на всей планете. Он больше никогда не появится в доме Власовых, как бы ни тянуло к Саше. И работу в «Далла Косте» придётся оставить. Тогда у Александра появится больше времени подумать о своей семье, ему никто не будет навязывать проклятую истинность и он не станет разводиться. Так было бы лучше… но для всех ли?       Ещё в прихожей, едва переступив порог квартиры Томаша, Саша заслышал тихую песню гитары, доносившуюся из комнаты Яна. Мелодия была грустной, словно плакала душа, и Саша бросил взгляд на Томаша. Закрывая за гостем дверь, тот пояснил, что племянник весь вечер её наигрывает, и следом донёсся приглушённый голос омеги. Он избрал глубоко философскую тему, напевал о попытке жить с тем, кому песня была адресована, но ничего не менялось, он существовал, был изгоем даже в толпе, пел о невозможности выбраться из этой липкой паутины, с ощутимой болью в груди, с пугающим Сашу отчаянием. Когда Александр заглянул в комнату, наслаждаясь скользнувшими в нос сладостными ароматными нотками, Ян перешёл к припеву, тоскливому и душераздирающему, повествующему о том, что люди не ангелы, всего лишь тёмные твари, но жаждущие летать, жаждущие свободы.       Почувствовав ставший родным запах, Ян оборвал песню и посмотрел на Власова с постели, на которой сидел.       — Привет, — Саша прошёл в комнату и сел рядом с чехом. — Как себя чувствуешь?       — Тошнило все утро, — сердце в груди трепетало. Ян совсем забыл, что Саша обещал сегодня зайти, но был очень рад его увидеть. Как в последний раз.       — Что врач говорит? — забеспокоился Власов, не сводя внимательного взгляда с бледного лица своего омеги.       — Завтра придёт, — соврал Ян. Врача он не вызывал и Томашу запретил, уверив, что чувствует себя намного лучше и недомогание не мешает ему ходить в институт. Может, в скором времени он даже вернётся в «Далла Косту». Но теперь возвращаться туда Ян не собирался. Нужно было как можно сильнее ограничить их встречи с Сашей. Ведь он любит Валю, а чех для него никакого, кроме истинности, значения не имеет.       — Ян, — Саша потянулся к нему и, обхватив за затылок, с жадностью и страстью впился в его губы. В альфе горело возбуждение, Ян это чувствовал, и Саша больше не скрывал. Оторвавшись от мягких губ, но не отстраняясь, Власов затуманенными глазами взглянул на омегу. — Я хочу, чтобы ты стал моим мужем. Настоящим, от бога. Выходи за меня.       Ян почувствовал в своей ладони тёплый от Сашиной руки маленький предмет и взглянул на фамильный узел, такой, которым и обычным-то супругам редко удаётся обвенчаться. Кольцо было красивым, с едва различимыми инициалами Сашиных родителей. Валентин, наверное, мечтал носить такое, но даже эта мелочь досталась Яну. Голубые глаза зафиксировали взгляд из-под ресниц на антрацитовых глазах альфы. Саша ни разу не сказал, что любит его. Он всегда пытался избежать их отношений, хотел сохранить семью изо всех сил. А теперь он предлагает свадьбу. Не потому, что любит, а потому, что завтра он разведётся с Валентином и истинность связывает его по рукам и ногам против его же воли. Это не было его искренним желанием, это был инстинкт, потому Ян не мог согласиться, не мог позволить себе самую каплю насладиться близостью человека рядом, несмотря на искрящееся в глазах альфы счастье и нетерпеливое ожидание. Ладонь непроизвольно закрылась, сжав в себе бесконечный узел, а заметивший жест Александр улыбнулся и, не требуя больше ответа, вернулся к более приятной части их беседы — поцелую.       — Ты меня встретишь? — утро было слишком раннее, и Ян уже несколько минут выслушивал витиеватую речь о «драгоценных кровных засранцах, посланных Богом с больной головы на здоровую». На улице было ещё темно и немного не по-сентябрьски морозно. Но такая погода освежала и отрезвляла мысли. Наконец, когда на другом конце закончился монологический экскурс по истории генофонда Яна и омега получил вразумительный ответ, чех поблагодарил и, отключившись, спрятал телефон в карман объёмной сумки. Внимание привлекла реклама: с огромного экрана на него смотрел уверенным и завораживающим взглядом Валентин в тени. Рядом играл язычок пламени, изображая страсть и дерзость новых вкусов вин «Далла Косты». Ян знал, что ролик принёс компании новую волну успеха. А он так же, как и когда-то несколько месяцев назад, околдован винодельческой компанией Севастополя. «Далла Коста» его встретила, «Далла Коста» его провожает. Рядом остановилась жёлтая «Волга», и из салона выглянуло лицо кавказской национальности.       — Садыс, дарагой. Такси, недорого! Давызу, куда хочишь!       Усмехнувшись иронии судьбы и ещё раз взглянув на рекламу перед собой, Ян закинул сумку на заднее сидение машины и нырнул следом.       Суд длился не дольше десяти минут. Пришли все, даже Марк, так ни разу и не взглянувший в сторону отца за весь процесс. Валя с лёгкостью отвечал на вопросы судьи согласием, Саше это было сделать сложнее. С учётом непреодолимой тяги к Яну он всё равно не мог представить себе жизни без Вали, без своих детей, без тёплого уюта родного дома, который они строили с Валей вместе. В котором они прожили столько дней, часов, минут. Который хранил в себе их улыбки, их любовь, всю их семейную беззаботную жизнь. Денис ныл, олицетворяя состояние души отца, и от этого становилось только тяжелее. Хотелось остановить этот абсурд, вскочить и закричать на весь зал, что он никуда не отпустит Валю, никогда, ни за что. Что только смерть остановит его. Но после всего Саша не имел права даже думать о Вале. Однако они останутся друзьями, они будут вместе, будут регулярно видеться, общаться... Тело сковывал холод от одной мысли о том, что как прежде уже не будет. Им следует преодолеть этот шаг, научиться жить друг без друга. Самым сложным в жизни всегда было изменить себя, побороть свои привычки. Саше сейчас очень не хватало Яна, но с утра он не ответил на звонок, и Власов не стал его больше будить.       Закончив с супругами, судья переключился на детей, спрашивая, с кем из родителей они желают остаться. Марк красноречиво и с лютой ненавистью в голосе не думая ответил, что с Валентином. Саша это знал, но всё равно его окатило ледяной водой. По спине пробежал неприятный мороз. Невыносимой пыткой было слушать шёпот Дениса, как заклинание: «Не разводитесь. Пожалуйста. Не разводитесь…», Артём же сохранял растерянное молчание. Терпеливо подождав пару минут, судья сделал заключение и ударил молотком по деревянной подставке.       — На основании предоставленных материалов… — пока крепкий альфа в чёрной мантии выносил приговор, Артём окинул взволнованно-напуганным взглядом отца, склонившегося в отчаянии и, словно отгораживаясь от всего мира, взявшегося за голову, затем беспокойным — на обернувшегося к нему Валю. Он не мог по-другому. Артём понимал, что поступает несправедливо, неправильно, но не мог по-другому. Не разрывая зрительного контакта, омега одними губами произнёс: «прости». Скользнув глазами по Саше, Валентин вновь посмотрел на сына и почти незаметно кивнул. Артём подскочил, как на иголке, прерывая речь судьи и обращая на себя внимание всех.       — Подождите! Я… — голос сорвался, Тёма всем телом ощущал, с каким удивлением смотрит на него отец, слышал, как скрипнул зубами Марк. — Я хочу пойти с отцом.       Старший брат справа ядовито шикнул.       — Так и знал, надо было тебя в роддоме оставить, — услышал следом Артём.       Но его мнение было уже не важно. Омега видел, как с трудом сдерживается сейчас отец, как нелегко даются ему эти последние несколько секунд. И понимал его. Он одинаково любил обоих родителей, но до своего совершеннолетия хотел прожить с Сашей. Не только потому, что он остался совсем один. Было что-то ещё. Чего Артём не мог объяснить до сих пор. Согласившись с решением сына-омеги, судья повторно ударил по подставке и, объявив дело закрытым, удалился. Под сорвавшийся вой Дениса Артём кинулся к Саше.       — Бать! — заключив мальчишку в крепкие объятия, Александр на секунду уткнулся в его макушку, пока за руку его не потянул ревущий навзрыд Денис, ещё слишком маленький, чтобы понять, что развода было не избежать.       — Папа! Папа, пожалуйста, не разводитесь! Не разводитесь, я всё сделаю! — глаза покраснели и опухли, по щекам ребёнок размазывал солёные мокрые дорожки. — Я буду послушным, не буду сбегать! Пожалуйста! Папа! Пожалуйста, не разводитесь…       — Денис, — опустившись до уровня маленького альфы, Саша провёл ладонью по мягким шоколадным волосам, как обычно, но с чистой отцовской ласковостью и нежностью. — Что за слёзы? Ты же альфа.       — Почему тебе надо уходить? Я не хочу! — ничуть не прекращая рыдать, сын повис на шее Александра, намертво вцепившись в него руками.       Рядом остановился Валя, и Саше пришлось подняться вместе с Денисом на руках. Невольно Власов отметил, что сын заметно потяжелел с последнего раза. Валя смотрел без обиды, спокойно, будто не было никакого суда и развода, протянув руку, невесомым прикосновением коснулся чёлки бывшего теперь мужа.       — Ты справишься? Хочешь, я приду, готовить буду. Ну хто у тебя дома уберёт?       — Валь, я справлюсь, — с улыбкой пообещал Александр, взяв руку омеги в свою и поцеловав. Оглянулся на вставшего со скамьи в зале Сеню. — Главное, чтобы у тебя всё было хорошо. И не ходи больше на ипподром. Тебе ещё «Анфиладу» к зиме готовить, а денег у меня теперь долго не будет.       — Саш…       — Пойдём уже отсюда, — перехватив руку Валентина и Дениса у себя на руках поудобнее, Саша потянул семью из самого жуткого места в своей жизни. Причитания Вали о разделе имущества слушать не хотелось. Работа у Саши была, а деньги всего лишь средства, которых им с Яном поначалу хватит и с зарплаты.       — Саш, имею мнение возразить, шо тебе не помешает небольшой капитал, — всё же высказался Валентин, заставляя Власова остановиться. — Вчера заходил Ян. Я, может, и не дохтор, но кое-каким опытом владею… Ты предохранялся, когда вы…       Хоть Валя деликатно промолчал, но Александр с замиранием сердца понял, что он хочет сказать. В последний раз, почти месяц назад, он даже не задумался об этом во время течки у Яна. В то время, когда омеги больше всего подвержены оплодотворению.       — Шо-то мне почудилась лёгкая стадия токсикоза, — в подтверждение его мыслей добавил Валентин.       Саша уже сбился со счёта, сколько раз перезванивал Яну и напряжённо вслушивался в равнодушные длинные гудки с ответной стороны. Ян упрямо не отвечал, и это давало Александру серьёзный повод для беспокойства. Забросив семью домой, Власов поспешил заехать к Яну, но и там ему не открыли ни Ян, ни Томаш. Допустив мысль, что истинный мог попасть в больницу, и за неимением телефонного номера Томаша, Саша принялся обзванивать все известные ему больницы Севастополя. Чех не появлялся ни в одной из них…       Сердце совершало кульбит за кульбитом. Его любимого омеги не было ни на работе, ни в институте. Он словно бесследно исчез, растворился. На выходе из подъезда посчастливилось столкнуться с Томашем, не менее обеспокоенным, чем Саша. Дядя тоже искал канувшего племянника и успел обежать практически весь город. Выяснилось, что омега пропал ранним утром, ничего не сказав, лишь оставив записку с одним словом «Спасибо». Смысл послания Томаш понял не сразу, а когда наконец осознал, обежал все автобусные и железнодорожные станции, но не добился ничего — подростки с таким именем, фамилией и внешним описанием замечены не были. Единственным возможным вариантом местоположения Яна Томаш назвал дом его родителей в Нижнем Новгороде.       Боясь, что может потерять его и своего возможного ребёнка, Саша готов был немедленно сорваться хоть на край света, лишь бы найти Яна, вернуть и не отпускать. Вот почему он ничего не ответил на предложение Власова. Возможно, он уже вчера собирался сбежать. Потому что чувствовал себя виноватым, потому что не хотел рушить его семью, потому что у чехов свои правила и законы, прививающие им ярое почтение чужому очагу. Но Сашиной семьёй теперь был Ян. Он был его жизнью. И его жизни не было…       Решение ехать в Россию к родителям Яна Власов принял сразу. Артём требовал взять его с собой, но Саша предпочёл оставить его на время у Вали, чтобы не пропускал школу. Компанию составил Томаш, мягко предупредив, что брат у него не самый дружелюбный альфа. Как только Саша и Томаш оказались на пороге четы Клебеков, Александр понял, что дядя Яна оказался прав: Саша почти буквально почувствовал негативную волну, исходящую от высокого грозного мужчины преклонных лет, не согнувших его спину. Встретившись с главой семьи Клебеков, Адамом, Александр понял — это конец. От альфы-старшего не узнать ничего, этот человек, в глазах которого плещется гнев вперемешку с упрямством, не скажет, куда уехал его родной человек.       Но Саша не сдавался. До последнего не сдавался. Поначалу он поселился в одной из гостиниц Нижнего Новгорода и день за днём приходил, настаивал на встрече с Яном. Пока не стали поступать звонки из Севастополя, Сеня требовал его, как пока ещё президента «Далла Косты» на Родину для решения вопросов, с которыми он сам был справиться не в силах.       С того времени Саша стал жить на два города. На две страны. Такие близкие друг к другу, но такие далёкие, как оказалось. То время, что Саша проводил в поезде в поездке в Нижний — тянулось в ожидании и надежде, а время назад после следующей неудачной попытки хоть как-то уговорить Адама рассказать, куда уехал Ян, и после время в Севастополе были сродни пытке. Где бы он ни находился, он пытался найти следы своего омеги, хоть какой-то еле уловимый запах — и ничего. Лишь во время работы он хоть немного мог отвлечься и забыть мысли, а дома рядом с Артёмом становилось легче. Но жизнь потеряла свои краски, душу поглотило отчаяние и страх, что он потерял своего омегу навсегда. ___________________________________________________________ * 260 тыс. грн. — чуть больше одного миллиона рублей. **Vamos, amigo, de acuerdo — Давай, приятель, соглашайся! ***Caramba! — Чёрт возьми!