Вернуться или вернуть?

Отвозить Владимира Склифосовского в Петербург выпало мне. Попутно я хотел решить несколько своих дел, связанных с журналом, встретиться с Афанасьевым, передать записи клинических наблюдений от близнецов Романовскому. Также считалось, что я сопровождаю ценный багаж со стрептоцидом. По пути в столицу я много беседовал с младшим Склифосовским. Спрашивал, что ему понравилось, а что не очень. Мальчишку больше всего шокировало общее панибратское отношение к нему. Ученики уважали взрослых, но в своём сверстнике не видели того, кого стоит слушаться и потакать капризам. По возрасту Владимир оказался младше всех. Ему сразу указали на этот факт и задавили авторитетом. Хотя приняли дружелюбно. Футбол он гонял наравне со всеми. А бегают у нас только в шортах и бутсах. Владимир за лето заметно окреп, загорел, появился румянец на щеках. Следующим шокирующим фактом для него стало то, что мы повезли показывать кино в деревни. Кино Склифосовскому очень понравилось, и вдруг это чудо отправились показывать «сиволапым». Пришлось долго и подробно пояснять, для чего это делалось, какой получим результат. Понял ли он меня, трудно сказать. Сам-то я знал, что эффект от этой поездки будет. Мишка с Пашкой рассказывали, как им пришлось пять раз фильм гонять. Вначале народ пугался. Но когда узнали в толстой бабе Степаниду, а затем Архипа и его семью, то было много крика. — Сами узнали и сами начали кричать, что не верят, — возмущался Пашка. — Чуть нас не побили. Хорошо дядьки ружья достали и пригрозили, что не будут больше показывать кино. Во второй деревне всё прошло гораздо тише. Никто никого из участников фильма не узнал. Видимо, ребята ошиблись и приехали не в ту. В целом народ порадовался за крестьян. Надеюсь, слухи о «рае» пойдут гулять, а вместе с ними и мысли у крестьян о том, что не земли помещичьи нужно отбирать (чего их отбирать в и так неурожайных регионах?), а распахивать степи на юге. Сейчас крестьяне зациклены на одной идее о земле, которая им перепала после отмены крепостного права, но в недостаточном количестве. Большевики потом, используя лозунг «Земля — крестьянам!», получат огромную поддержку. Начнём понемногу перебивать эту агитацию. Это я обладаю знаниями, что землю большевики сначала раздадут, а затем начнут отбирать, загоняя всех в колхозы. Если взять моих последних переселенцев на хуторе, то таких действительно нужно в колхоз. Вести индивидуальное хозяйство они не умеют, да и не хотят. Выращивают ровно прожиточный минимум. Зато такие, как Архип, со временем станут богатыми фермерами. Зачем им коллективизация? Помню из бабушкиных рассказов, что у неё в семье было одиннадцать детей, все работящие, крепкие. Когда после революции раздали землю, то бабушкина семья получила её по числу едоков. Прибавить к этому, что дело было на Кубани да с трудолюбивым семейством. Года за четыре развернулись так, что комсомольцы пришли их раскулачивать. Старших братьев забрали на допрос куда-то в районный отдел. Били, допрашивали, не кормили. Потом-то отпустили домой, но парни не дошли, умерли по дороге. Одну бабушкину сестру убили охранники колхозного сада. Зачем она шла через тот сад, я тогда не задавался этим вопросом. Меня всегда возмущало, что за пару яблок могли убить. Безусловно, бабушка не договаривала, что могли ещё сделать крепкие сторожа с девушкой. Потом её сбросили в пустой колодец, на дне которого лежала старая борона. Упав на неё, девушка умерла от ран и кровопотери. Представьте, я слушал эту историю, будучи пионером. Не верил совершенно. «Бабушка! Не может такого быть!» — доказывал я. Ну как же, у нас же комсомол и партия совсем о другом талдычили. Насильно загоняли в колхоз несознательных элементов. Бабушкины родители в колхоз категорически отказывались вступать. Верующими были, комсомольцев на дух не переносили, особенно когда они выгребли у них всё до последнего зёрнышка. Голод на Кубани 1932–1933 годов был создан искусственно. Еду получали только те, кто работал в колхозах, и то один раз в день, в обед. Бабушке каким-то образом удалось устроиться поварихой. Бегала подкармливать родителей из того скудного пайка, что имела сама. Родители уже не вставали, лежали опухшие от голода. Кормить приходилось с рук. Больше всего бабушка горевала, что комсомольцы, шарившие по домам, унесли чугунок с кашей, который бабушка оставила в печке. Оказывается, была такая директива свыше — изымать продукты вместе с посудой. Помню ещё одну страшную историю тех лет, когда за бабушкой погнались двое мужиков с топорами. Не знаю, насколько правда, что это были людоеды. Собак, кошек и даже крыс сожрали быстро. И ходили слухи о тех, кто питался человечиной. У меня эта история о людоедах всегда вызывала недоверие. Ну, вдруг эти мужики просто хотели спросить: «Не подскажете, как пройти в библиотеку?» Угу. С топорами. Из станичников пережили голод тридцатых годов меньше половины. Даже если родители шли в колхоз, то кормили обедом только того, кто работал. Детям и старикам, сидевшим дома, еды не полагалось. Иногда детям вешали на шею маленький узелок с зерном. Под рубахой его не было видно, а ребёнок мог в течение дня как птичка поклёвывать эти крохи еды. Секретом для комсомольцев это не стало. Вскоре начали обшаривать детей, срывая узелки. И никакие мольбы и плач не действовали. В советские времена это было заменено красивой фразой о перегибах на местах. Из бабушкиной большой семьи выжило только трое сестёр. Казаков в станице совсем не осталось. Кто-то погиб в гражданскую войну, кого-то расстреляли позже. Потому сейчас я работал и прогрессорствовал в этой реальности, чтобы в будущем подобных перегибов не было. Как и самих колхозов. В Петербурге было прохладно и дождливо. Володька своей загорелой и цветущей моськой резко выделялся на фоне горожан. Николай Васильевич недовольно скривился при виде «плебейского» цвета лица у сына. Так, нужно заняться витаминами и конкретно витамином D. Вере, конечно, дел и без этого хватает, но пусть не синтезирует, а только доступно опишет метод. Давно пора просвещать народ, что пудра и зонтик от солнца не самые полезные вещи в нашем климате. Император, например, игнорирует любые козырьки, даже у моряков ввёл моду на бескозырки. Ходит — «лицом загорает». А профессор увидел смуглого сына и скривился. Долго беседовать мне было некогда. Пообещал, что зайду в ближайшие дни, и поспешил к Серёге. Багаж уже доставили без меня. У Серёги был полный аврал — шёл монтаж оборудования кузнечного цеха, что-то ещё делалось. Он упомянул только о проблеме с собственным магазином на территории. — Пришлось пекарню строить, — пожаловался Серёга. — Хотел как лучше, а получилось всё через одно место. Устин твоё зерно на мельницу отвозил, потом в магазине продавал муку. Как я и приказывал, цены не завышал. Так эти работяги быстро смекнули, всё выгребли и перепродали. А потом им самим пришлось втридорога покупать хлеб за пределами завода. — Вот поставишь пекарню, а не начнут ли они хлебом торговать? — усомнился я в разумности идеи. — Не… теперь хлеб только для столовой будет. Обеды сделаю бесплатными. Овощи пойдут по той цене, что и на рынке в городе. Больше ничего в магазине не станем продавать. Так что проблем и у Серёги хватало. Я быстро пересказал новости. Обсудили нашего «киллера». В письмах я намёками сообщил Серёге, как один наш хороший знакомый, бросив все дела, тайком приехал в Петербург, а затем хорошее ружьё в Неве утопил. — Что сделано, то сделано, — резюмировал Сергей. — Теперь будем плясать от того, что есть… У нас появились неплохие завязки среди медиков. С господами Афанасьевым и Романовским я встретился через день. С Афанасьевым мы подробно обсудили черновик моей статьи. Он очень удивился, что такое могло прийти в голову провинциальному промышленнику. Пообещал подтвердить или опровергнуть мои наблюдения по поводу никотина более тщательными исследованиями. Романовский был менее сдержан в эмоциях. Только что по потолку не бегал от восторга. Рвался сам поехать в Екатеринодар. То готов был бросить всё и принять участие в исследовании препарата, то, напротив, требовал телеграфировать и вызвать близнецов с Верой Степановной в Петербург. Еле угомонил его, напомнив, что случилось, когда народ распробовал стрептоцид. А тут ещё круче. Сейчас никто в мире не лечит туберкулёз. Приостанавливают, заглушают, но не излечивают до конца. Лучше пока придержать изобретение препарата в секрете. Насчёт последнего я повторил несколько раз. Мы и сами молчали бы до последнего, но нам нужен свидетель того, что исследования велись «долго и кропотливо». Уверен, в научных кругах слух всё равно пройдёт. С господином Романовским договорились, что первую пробную партию лекарства ему пришлют для исследований. Угу. Бежим и спотыкаемся. Как только получим патент на руки, так всегда пожалуйста, а это не раньше зимы. А в Европе и Америке ещё позже. С Серёгой я обсудил ближайшие события — те, что мы могли ещё использовать из своих файлов. О будущем императорской семьи уже ничего нельзя предсказать. Михаил объявлен наследником. Но это только потому, что у Георгия уже обнаружен туберкулёз. Как и что случится, если средний царский сын излечится, оставалось только гадать. Ещё я узнал новость, что, оказывается, Вера Степановна оформила привилегию на изониазид не на себя, а на близнецов и меня. Кажется, первый опыт «раздачи пряников» она учла. То, что я никаким боком к этому препарату не причастен, роли не играло. Придётся съездить в Крымскую. Хотя бы для вида позаглядывать в микроскоп и вникнуть в тему. А то спросит кто, а я совсем нуб. Вера Степановна тоже так считала. Стоило мне вернуться в Екатеринодар, как она потребовала, чтобы я приехал в Крымскую. А мне и самому давно хотелось посмотреть, что там наворотили. Настроили же они много чего. От станицы Крымской осталось одно название. Теперь это был посёлок городского типа. По крайней мере я в этом времени таких станиц не видел. Дороги с бордюрами засыпаны не то обычным гравием, не то тем полезным минералом, который предназначен для производства дизельного топлива. Забыл, как он называется. В общем, не грунтовка. Грязи соответственно нет. Здание «института» я и без всяких подсказок мог определить по четырём крутящимся на крыше ветряным генераторам. Не из XXI века, конечно. Ветряки местные, но вполне достойные. Думаю, электричества вполне хватает для лабораторий. Близнецы встретили меня с радостью. Кинулись показывать что и как. — Николай Иванович, мы же не дураки, понимаем, что все открытия принадлежат Вере Степановне, — неожиданно «удивил» меня Андрей (или Егор? Нет, всё же Андрей). — Таких уникальных женщин вообще нет! Она нам и мама, и учитель, и… как Матерь Божья! — пафосно добавил он. Близнецы действительно глупцами не были. Это я ещё три года назад мог сказать. Вундеркинды. Просчитали всё и были полностью согласны, что новая привилегия оформлена на нас совместно, минуя Веру Степановну. Сами видели и теперь хорошо понимали, что в Петербурге заслуги женщины, какой бы гениальной она ни была, не оценят. Потому дружно начали просвещать меня, подробно обо всём рассказывая. Вера Степановна полностью устранилась, она зачем-то янтарную кислоту синтезировала. От похмелья, что ли, будет продавать в аптеке? В общем, я не вникал, а сосредоточился на формулах получения изониазида. Через три дня близнецы, убедившись, что я не путаюсь в терминах, заверили, что мне можно возвращаться домой. Попросили только прислать с кем-то щенков от Стрелки. Здесь тоже охранные собаки нужны. Я уже и сам торопился домой. Васька должен был сопроводить первых десять учеников на хутор, но мне не мешает это проконтролировать. Работников для постройки деревянного барака я послал туда раньше. Они должны были сколотить нечто, предназначенное для хозяйственных нужд. Такое, чтобы зимой овец держать, а на чердаке устроить сеновал. Пока же это место для ночёвки школьников. Расселять парней по хатам крестьян я не видел смысла. К моему удивлению, «колхоз» всем ученикам понравился. Может, потому, что картофель выкапывали при помощи насадки мотоблоков, попутно их тестируя. Все пять мотоблоков Артём отправил на хутор. Естественно, сам сопровождал. Ребята не только помогли собрать урожай, но и перепахали всё мотоблоками. Крестьяне крестились и плевались на «бесовские» механизмы. Архип же довольно оглаживал бороду, а его сыновья выспрашивали, как сей чудесный механизм получить в пользование. — Оставил им на весну два мотоблока и забрал из гаража трактор. Парни техникой уверенно пользуются. Если и сломают, то починим, — отчитался Артём. — Новые земли все распахали. Теперь думаем, чем их засаживать по весне. — Пшеница на мировом рынке по-прежнему дорогая, — напомнил я. — Мне на мировой рынок наплевать, важно, что здесь востребовано. — Подсолнечное масло, кукуруза, — сообщил я. — Кукуруза быстро истощает земли без удобрений. Потому её сажают мало, а для животных и птицы это хороший корм. Можно ещё просо посадить, мы его как-то обошли стороной. Овёс для лошадей тоже всегда популярен. — Ты кино замутил бы, как в лунку с кукурузным зерном бросают головку рыбы, типа удобрения. — А толку с того фильма? — не одобрил я такую идею. — Кино у нас только в Екатеринодаре крутят. — Вот это неправильно. У тебя полно пацанов, жаждущих свершений. Видел бы ты их глаза, когда я им доводил информацию об уборке урожая на хуторе. — Думаешь, стоит создать передвижные агитбригады по станицам? — Обязательно. Заметь, власти это дело ещё никак не пресекают. Стоит воспользоваться моментом. Цензуры нет, рэкетиров нет, сами себе хозяева. Деньги, конечно, не заработаем, но не в этом дело. Главное, мальчишки пройдут практику. Я отобрал пяток толковых. Если откроем кинотеатры в других городах, то это уже готовые киномеханики. — Кино о кукурузе в этом году снять не успеем, но поездить по станицам до холодов можно. Спрошу желающих, — поддержал я Артёма. Ожидаемо, таких оказалось много. Вот только кинопроектор в школе был один. И вскоре небольшой караван из фургона и трёх повозок отправился по станицам, в сопровождении охраны, конечно. Васька тоже поехал, и Зверя с собой потащил. Правильно, пусть побегает. А то пёс совсем разжирел. Начали парни с Пашковской, затем заехали на наш хутор, далее в Старокорсунскую и ещё в несколько станиц по пути до Лабинской и обратно домой. У меня же намечался небольшой отдых. Часть учеников в поездке. Артём вёл уроки в мастерской, меня не дёргали по пустякам. Я планировал посвятить всё свободное время Чернову и нашей первой большой киноленте. Только, как всегда бывает, мои планы были порушены. Прибежала Маруська с сообщением, что Павлину Конкордиевну хватил удар. Меня Маруська отыскала уже после того, как пригласила врача. Тот пациентке кровопускание сделал и аспирин дал. По словам той же Маруськи, Павлине Конкордиевне стало легче. От себя я мог ещё добавить валерьянку. Чем лечить инсульт в XIX веке, просто не представлял. Однозначно покой и никаких волнений. Опять же со слов Маруськи, Павлина Конкордиевна с кем-то в очередной раз поругалась, да так, что онемели губы, а затем рука. — Порчу хтось наслал, — заверяла кухарка. — Батюшку нужно. — Можно и батюшку, — не стал возражать я. Хуже точно не будет. Выглядела Павлина Конкордиевна плохо. Речь несвязная, всё что-то пытается мне сообщить. Еле угомонил её, заверив, что всё обязательно выслушаю, но позже. Если тётушка и дальше будет так волноваться, то её выздоровление затянется. Пока Маруська ходила договариваться с батюшкой, я послал кучера с запиской к Катерине. За Павлиной Конкордиевной уход нужен. Маруська не потянет. Мне же заниматься этим некогда. Хотя два дня провёл в доме на Екатериновской. Но и здесь меня отыскали. Прибыл посланник от Екатерины Михайловны. Кто-то из важных господ спрашивал меня, причём очень настойчиво. Настойчивость неизвестного господина мне совершенно не понравилась, но успокаивало то, что Екатерина Михайловна просто так не стала бы проявлять усердие в моих поисках. Так что я дал ещё указаний Маруське и Катерине и поспешил в Гранд-отель. — Николай Иванович, господин очень настаивал, чтобы отыскали некоего купца Ситникова, — начала меня просвещать Екатерина Михайловна, как только я переступил порог отеля. — Кто же так настойчиво меня ищет? — поинтересовался я. — Некий господин Искандер, — сообщила женщина. — Ого! — только и смог произнести я. — Вы знакомы? — Нет, мы никогда не встречались. И чтобы у вас не было недоразумений, я сразу скажу, что Искандер — это новое имя Великого князя Николая Константиновича. — Видя, что мадам Губкина никак не припомнит, кто это, я добавил: — Двоюродный брат государя. Высочайшим указом он был лишён титула и отправлен в ссылку. Потому я и удивлён, что князь оказался в Екатеринодаре. — А уж как я удивлён, что вы так подробно осведомлены о моей личности, — услышал я за спиной мужской голос. — Приходилось бывать в Петербурге, там вас помнят, — вежливо склонил я голову. — Позвольте представиться, Ваше Высочество, промышленник Ситников Николай Иванович. — Уже промышленник? — прошёлся по мне оценивающим взглядом князь. — Господа, возможно, вам удобнее будет побеседовать в отдельном кабинете при ресторане, — засуетилась Екатерина Михайловна. — Без сомнения, — согласился князь. Стоило нам расположиться на диванах в кабинете, как я поспешил задать вопрос. Не хотелось бы, чтобы у кого-то из моих знакомых случились неприятности за укрывательство ссыльных. — Мне только в столицах нельзя появляться и ещё в нескольких губерниях, — спокойно сообщил Николай Константинович. — Это для проживания я выбрал Ташкент. Но передвигаться по южным регионам могу. Даже планировал в Крым съездить. Жаль, на похороны Николя меня не пустили. Я посылал прошение. Мы же с Николя с детства друзья. Насчёт дружбы сорокалетнего князя и двадцатипятилетнего Николая Александровича у меня были серьёзные сомнения, но я не рискнул их озвучить. Тут как раз официант постучал и принёс меню с картой вин. Мой обед с князем затянулся. Обсудили много чего. Как это ни странно, но Николая Константиновича заинтересовало кино. Он прочитал где-то в газетах, затем выписал себе журнал «Наука и жизнь», где была подробная статья. Журнал князь покупает с тех пор, как я передал ему несколько экземпляров с семенами хлопка. Сорт оказался выше всяких похвал. Меня Николай Константинович отметил в своём негласном списке как «не врага». Прибыв в Екатеринодар, князь поселился в самой приличной гостинице города. Тут же узнал, где это кино демонстрируют, сходил на несколько сеансов и начал меня искать. То, что Николай Константинович захотел открыть кинотеатр в Ташкенте, я ничуть не удивился. Но когда он начал спрашивать лицензию на выпуск плёнки, я просто дара речи лишился. Вот уж кто акула капитализма! Безусловно, я не был против. Правда, с трудом припомнил, за кем из нас четверых числится эта привилегия. Ещё я предложил создать совместное предприятие. — Любезный Николай Иванович, мне казна ежегодно по двести тысяч присылает на содержание, так что я в деньгах не стеснён. Потянете ли вы войти со мной в долю? — усмехнулся князь. — Поверьте, сумма для меня посильная, — заверил я. — Предложение интересное, но стоит продумать детали, — покрутил салфетку князь. — Вернёмся к этой теме дня через два. Я не стал возражать. Как раз успею придумать, чем ещё заинтересовать князя в создании совместного предприятия. Заодно подсчитаю. На фига столько денег? Там в три раза меньше должно хватить. Постепенно будем расширять производство. Всё равно сейчас ещё нет конкурентов и некому покупать плёнку. То, что конкуренты появятся в Европе, невзирая на патент, я знал из прошлой истории. Потому и спешил выжать как можно больше прибыли в ближайшее время. С такой поддержкой можно очень многое сделать. — Голубчик, — тем временем позвал князь официанта, — сообрази мне на вечерок что-то в платочке. — Эм-м-м… — не понял парень. — Девицу какую помоложе. — У нас не принято-с, — обрёл речь официант. — Так то для обычных гостей, — протянул князь ассигнацию официанту. — Подбери лет четырнадцать или младше. И договаривайся не с самой девицей, а с матерью, — дал следующую ассигнацию официанту Николай Константинович, озадачив парня странным поручением. — А супругу с собой в поездку вы не брали? — поинтересовался я, пытаясь сгладить неловкую ситуацию. — Которую? У меня их две или три… — ответил князь и продолжил выкладывать на стол ассигнации, только теперь в качестве оплаты за обед. Я пытался встрять, но мою попытку жестом отклонили. — Развлечений в этом городишке совсем нет. Но можно завтра к городскому голове наведаться. Николя, пойдёмте со мной. — Ваше Высочество, мне как бы не положено по происхождению, — промямлил я, ошарашенный предложением и быстрой сменой интересов князя. — Да что вы, пустое, — отмахнулся тот. — Если городской голова будет возражать, я ему в морду дам. Мне можно. Видите ли, я в семье официально имею статус дурачка-с. Не знаю, какой получится у нас визит к городскому голове, но на следующий день я пригласил князя посетить свой магазин. И, распрощавшись с ним, помчался давать указания Петрову.