Winged story \ Крылатая история (Новый год 2021)

Верите ли вы в другие миры? Ну, если с вами произошло то же самое, что и со мной, то конечно же, вы верите. Спрашиваю ещё… Эх… А когда-то и я не верил. Я вообще самый обычный человек, для меня раньше существовала только Земля. Иные планеты, населённые разумной жизнью, да и в принципе жизнью — это что-то, хех, за гранью фантастики. Это хоть и довольно фантастическая история, но она будет не о перестрелках на космических кораблях, не об авантюрных приключениях с прыжками в пространстве и времени, совсем не о том, что первым делом пришло вам в голову. Но не поймите меня неправильно, мой рассказ весьма занятен, и каждый найдёт в нем для себя что-то. Это история о другом. О письмах… и крыльях! Добро пожаловать на Зесамо́э (хотя Зеса́моэ более преобладающий вариант) и я здесь живу. С тех пор, как меня таинственным образом переместило сюда посреди рабочего дня! И даже здесь, в другом мире, эта сила, вмешивающаяся в судьбы простых смертных, изучена не до конца. Её всегда называли искажением, и она здесь гость довольно частый. Чаще, чем на Земле, разумеется. Но не в этом суть, и про искажение вы здесь больше ничего не услышите. Вам ведь интересно узнать именно мою историю, не так ли? Не мою скучную земную историю, а зесамскую крылатую. Зесамоэ — необычная планета, и этого не отрицает ни один из нескольких сотен человек, попавших туда, так же как и я. Море разнообразных существ: растений, животных, ещё какой-то дряни, которых вроде называют аказёрами. Представляют они из себя что-то вроде парящих комочков слизи в воздухе, в которые можно вляпаться лицом, пока просто гуляешь. Ну, да это и не так важно. Главное — местная цивилизация. На какие странности они горазды, просто ужас. Как только нашли меня эти гривастые чудики, похожие на двуногих динозавров, то сразу поселили в очень красивом и ухоженном доме. Просто загляденье. Он был построен целиком и полностью на дереве, как и другие здания. И меня там не поселили, а, скорее, заперли. Был я, с одной стороны, доволен своей судьбой, ведь то место, откуда они меня вытащили… Ой, не дай Самая Делина вам попасть туда. Нет, нет, нет. То место было похоже на убитую промышленным шлаком землю с какими-то непонятными вечно гремящими сооружениями, похожими на несоразмерные станки. От запаха, стоящего там, я чуть сознание не потерял. След остался — ещё по дороге в какой-то кабинке, которую несло что-то летающее, у меня ужасно свербело в носу и хотелось без конца кашлять. И глаза немного слезились. И живот болел… И вообще, чем я там надышался? А чудики эти такие, почти как животные. Вытянутые «собачьи» морды, от холки до спины растет грива то ли из меха, то ли из перьев, ну, как рисуют шерсть в дешёвых трёхмерных мультиках. Глаза какие-то не такие, зрачок вроде круглый, но совсем неровный по углам, то и дело меняет форму, даже не на полоску, а на что-то иное… Инопланетное! Ну и остальное тело: сутуловатое, хвостатое, покрыто оно чем-то меховым, как плед почти, цвета персикового, миленького, вовсе не такого, как эти «динозавры» по нраву. Небольшие когтистые ручки, у которых аж по два больших пальца — где второй вместо мизинца — согнуты к телу. Ну динозавры, один в один. Ноги тоже своими «бритвами» похвастать могут. До колена конечности идут как у наших существ, а ниже выгнуты назад колесом и неплохо так гнутся при беге. Бегают, заметил я, эти «зверьки» в незамысловатых накидках довольно шустро. Конечно, я убегал, спотыкаясь об железки. Один из них больно цапнул меня за руку, но не произойди со мной того, что произошло, точно бы шрам остался. «Взяли в плен аборигены, сейчас сожрут, — думал я тогда. — Вот на этом и закончилась моя жизнь…». Земная жизнь. Закончилась. Знал бы я, что новая, новая только начиналась! Первое впечатление, вызванное этим миром — попал я в какое-то абстрактное будущее. Земля, скрывающаяся под механическими развалинами, уничтожена, везде шастают непонятные мутанты: одни мрачные и молчаливые, другие менее человекоподобные, но обладающие заядлым интеллектом. Таким, как я, здесь, скорее всего, не место. Отправят меня на опыты, я думал, или просто съедят эти дикари. Я был очень напуган. Меня просто поймали силками и повели в какую-то металлическую кабинку, в которой заперли, как животное в переноске. Да ещё и споили мне какую-то жижу, по вкусу напоминающую гель для стирки. И вроде как я ещё не умер. Что это за место такое?! Это Ад? Оказалось, что просто другая планета. Кто бы мог подумать? Но затем, когда меня выпустили из этой кабинки, то очень тепло встретили (этого, я, конечно, не ожидал). Передо мной раскрылись необъятные зелёные просторы джунглей, на которые я смотрел, не задрав голову. Я, с интересом осматриваясь, шёл по проложенной между ветвей гигантских древ дорожке из какого-то цветного пластика, ограждённой плетёными поручнями. Меня проводили, жестами представили моё место, завели и на ближайшие три земных месяца вновь наглухо заперли. В моей комнате было достаточно вещей, чтобы не умереть от скуки, и только одно окно, зато какое. Почти на всю стену, длилось единой полосой по стене и двери, с выдвижным окошком. Когда в окно коридора заглядывали яркие дневные лучи света, хорошо было видно, как мои изменившиеся оттенки тела хорошо выбивались из общей жизнерадостной гаммы… Видели этого странного, забившегося в угол человека с обесцвеченной кожей, седыми волосами и бессмысленным взглядом? Вокруг стаканчики, ёмкости со странной жидкостью, напоминающей подкрашенную тёмным красителем воду. Бедное существо не хочет ни за что на свете притрагиваться к этому составу, вызывающему только недоверие, но его худая рука, от запястья к телу обтянутая каким-то подобием сероватого войлока, сама тянется к одному из стаканчиков. После незамысловатой «трапезы» лицо человека становится более осмысленным. Да он явно подсел на эту дрянь! Он ей одурманен! Отчасти вы правы, да, он странным образом отравлен. Но не «он», а я. Мне намекнули тогда, что скоро должно всё пройти. Отчасти так оно и произошло — вся моя аллергия чудом исчезла, но произошли другие изменения. Моё тело было жутко ослаблено, практически уничтожено, пока я не научился усваивать ещё один материал, теперь необходимый для моего дальнейшего существования, но об этом позже. До этого момента мой облик сильно изменился от этой жидкости, к тому же очень специфично… Это было… не больно. Непонятно это было, загадочно. Ведь мне толком и не рассказывали, зачем и почему это всё нужно. Да это как ребёнку не рассказывать, как его тело изменится при взрослении — элементарное преступление! Отчасти ситуация вышла даже схожей. Я менялся, отращивая непонятную мне слоившуюся серую шкуру, которая была почти на всё тело и постоянно чесалась. Одежду я снял, всю. Чего скрывать, если то, что скрывать надо, просто отмерло, как хвост у лягушки? Да и мёрзнуть я перестал, хоть и ночи здесь холодные. Остальная плоть, которую материал, напоминающий войлок, частично покрывал на туловище, стала словно из резины и совершенно белая, я бы сказал, кристально белая. Такой оттенок кожи и у мёртвого человека вовсе не сыщешь. На ступнях загрубела кожа, став похожей на ребристую подошву кроссовка, только узор на ней был гораздо сложнее. Руки от локтей и голени остались нетронутыми войлоком, но на них повылезали волосы, вообще везде повылезали, кроме головы. Там они только поседели и облысел затылок, всего-то! Мне бы сейчас не помешала та штука, которую носили длинномордые у основания гривы. Этот тканевый ободок был неотъемлемым атрибутом каждого из них, а как я позже выяснил, не для того, чтобы убрать мешающиеся травнички, частички гривы, с глаз. Выходя на улицу, зверь мог снять ободок, но в помещении был обязан надеть его на свои виски, чтобы сочащаяся из них жидкость не капала на пол. Раньше вместо ободков просто оборачивали голову тканью, отсюда и название — «оборот». Так… у меня хоть с висков и не текло ничего, я бы лысину-то прикрыл. Белую резиновую кожу я ещё стерплю. Но это всё произошло до того, как мне дали несколько металлических брусков разного цвета. Аборигены показали, что их надо брать в руки, как я и сделал, иначе бы меня ждал болезненный укус цепкими, ну просто звериными зубами. Я почти не почувствовал холода от этих тяжеленных кусков стали, меди, ну, не знаю, алюминий был чуток полегче, откуда мне знать, какие металлы здесь водятся. Я почувствовал кое-что иное… Первым делом тепло. Я ощущал, как по телу разливается что-то живительное, как вода или, скорее, горячий согревающий напиток. А затем увидел, как брусок в моих руках просто тает, а кожа под ним покрывается тёмно-серыми сосудами. Я тут же перепугался и выбросил бесформенный кусок подальше, даже разлетелись в стороны брызги, похожие на капельки ртути, которые вновь затвердели без контакта с моей кожей. Что же со мной такое? Обрёл ли я суперспособность впитывать металл, или это такая странная шутка? А гривастые смотрели на меня и смеялись. Смеялись, причём, по-своему: присвистывая, как стайка шумных попугайчиков. Ни толики эмоций на их мордах я не разглядел, только писк и поднятые вверх из гривы тонкие рожки, завершающиеся колосками, которые у них назывались ушками. Такое есть у насекомых, антеннами зовётся. Что-то подобное пришлось затем отрастить и мне. Чем дальше — тем непонятнее. Я чувствовал прилив сил, пока во мне был металл. Он не просто тёк по венам и артериям, а как-то выстраивался и быстро распределился по организму. Это что-то значило. Я не чувствовал себя таким ущербным, как в начале. Диету из тёмной жидкости я исправно соблюдал, но к «основному блюду» притронулся снова лишь спустя некоторое время и пару бессонных ночей, во время которых я размышлял, что будет дальше. Выбора у меня всё равно не было: либо раздерут своими зубами и когтями, либо стану тем, в кого они хотели меня превратить. И выбрал я вариант, в котором вероятность того, что я останусь жив, была больше. Мне уже было нечего терять. Тем более… Мне самому стало интересно, как же я дальше буду развиваться. Кто же я в этом мире? Когда меня вытащили из того ужасного места, где мне «посчастливилось» оказаться, неспроста заперли в этой комнатушке, заставляя регулярно писать, читать и разговаривать с местным полиглотом (который, хоть и с жутким акцентом, но знал мой родной язык!). И пить эту жидкость на завтрак, обед и ужин. Я уже много дней продержался без обычной еды, которой мне и не давали. Меня подсадили на это пойло, но выбора у меня так и так не было. Динозавроподобные… Люди? Не знаю, они называли себя хи́нами, не рассказали мне толком ничего о своей планете. Но и не сильно удивились, когда я к ним попал. Их задумка была не особо похожа на эксперимент, зеленогривые ублюдки как будто знали, что со мной делать. И несмотря на всё это, довольно приветливо со мной обходились. Учили своему языку, вскоре я изловчился отличать их звериные морды друг от друга (хотя больше по одеждам, потому что на них больше отличий видно). Изучил их грамоту, полную разнообразных, чуть ли не египетских иероглифов. И вскоре сам всё узнал посредством книг, которые за книги я бы никогда в жизни не принял из-за их устройства. И звали меня всё «ле́ри», «лери», иногда «лерио́т», но затем перестали. Нет, хины не дали мне имя, обращались ко мне по моему собственному. Но в разговоре между собой подозрительное слово часто мелькало по отношению ко мне. У меня возникали сомнения насчёт этого «лери», ведь в книгах особого упоминания этих самых лери я не нашёл. Знал бы я тогда, о какой малой части зесамской природы в них идёт речь… Я взял мой недобитый брусок и до конца его впитал, решил это дело запить своей «едой». Зачесалась спина, а через некоторое время я надел на лицо маску с трубкой, чтобы пар, валящий из носа после каждого приёма пищи, шёл на улицу. Горшок теперь мне был ни к чему, зато мягкая шкура, которой я оброс, линяла с обильной регулярностью. Обо мне, к счастью, позаботились — дали железный гребешок. Похож он был, честно, на чесалку для собаки, но и мне подходил. Я буду обезьяной у них такой? Меня, что, в зоопарк потом отдадут? Хорошо, что не в цирк, хотя, откуда мне знать наверняка. Стоило спросить об этом Кенда́ру, который со мной разговаривал. У хинов совершенно не похожие на наши имена. И язык. И вообще всё! Планировка, например. Вы видели хоть что-то подобное на земле? Коридоры такие тесные, что даже боком будет казаться, будто ходишь в большом кукольном доме. Моя комната была размером с ванную, и здесь это считалось просторным помещением. Но даже для хинов, мне кажется, относительно невысоких, ростом метр с кепкой, это было бы слишком маленьким пространством. Должно быть, хины очень экономные, потому что они разместили свои жилища на ветвях деревьев, хоть и многолетних исполинских растений, но не железных. В отличие от меня. Забрав себе один брусок, я перешёл ко второму, который так же растёкся у меня в руке. Несколько капель пролилось на пол. Судя по тому, что капли эти ничего не прожигали, а катались, как ртутные шарики, плавились бруски не от тепла. Я имел силу. Неизвестную мне, но силу. Я был счастлив! И я до сих пор не знал, во что превращаюсь, Кендара отвечал на это что-то типа «вырастешь — узнаешь», а больше и не рассказывал о моём облике. Говорил, что я всё правильно делаю, и скоро будут отрастать какие-то пе́ры, а там можно будет по ним определить, кто я. Э-это что, не всё ещё? Я дальше буду развиваться? Посмотрим, посмотрим… Когда я прикончил все бруски, мне принесли ещё их порцию. Но и от первой уже что-то интересное произошло. Я совсем не чувствовал слабости: мои кости укрепились, и не абы чем, а чистейшим металлом. Внутри всё как будто изменилось, было пронизано разными материалами, которые я поглотил. Волосы на голове выросли новые, взамен быстро выпавших их остатков, скорее всего, тоже металлические. Блестели и переливались, как новые ногти, только вот, немного торчали во все стороны, как намагниченные, мне ничем не удавалось их уложить, и вот это было досадно. Я не хочу причёску какого-нибудь поехавшего доктора, я хочу нормальную, как у всех людей! А глаза видели всё хуже: чёрно-белые цвета, размытые тени и пятна, поле зрения снизилось до жалких горизонтальных полос, в которых ничего толком нельзя было различить. На лице вокруг глазниц появилась какая-то угловатая металлическая рамка, наподобие горнолыжных очков. Почувствовал я это только на ощупь, а Кендара ответил, чтобы я не волновался, ведь скоро начну нормально видеть. Только я очень надеялся, что он не скажет, что… Щёлк! Щёлк! Через неделю с этим звуком, прозвеневшим на всю голову, я обрёл своё новое зрение. Глаза сами раскрылись и ни разу после этого не моргали, потому что просто не умели этого. Я мог двигать зрачками, бешено озирая моё скромное жилище в совершенно новых, неизвестных мне тонах. Поле зрения стало больше, чем тогда, когда у меня было обычное человеческое зрение. Я видел все стены комнаты, не сидя при этом в углу. И первое, что я подумал — меня во время сна перенесли в другую комнату. А первое, что я сделал — ощупал свои новые глаза. По ощущениям были самые обыкновенные спортивные угловатые очки, только снять их было нельзя, и я чувствовал стёклами и оправой все прикосновения. Вот этого я и боялся… Ведь, если так, то мой человеческий облик уже безвозвратно потерян. И что дальше? Я даже и предположить не мог, как изменюсь дальше. Да потому, что уже изменился. На руках кожа из белоснежной стала тёмно-серой, что уже меня ничуть не успокаивало, хоть я и замечал это раньше. Мои руки были все так же без волос, стали еще худее и выглядели так, будто я безвылазно работаю в шахте. Как и я весь, только в одежде. Её я тоже заприметил еще раньше, но думал, это всего лишь так странно слоится шкура, образуя своеобразные рукава и штанины. Хм, пока я спал, меня перевели в другую комнату, да ещё и переодели? Но нет! Это та же прежняя комната. Но за окном почему-то были сиреневые деревья и хины… Это были те же чудики, но синие и с фиолетовыми гривами. Стоило вообще посмотреть, какие у меня теперь глаза со стороны, поэтому у своего знакомого полиглота я потребовал зеркало. Уже с хинами я говорил на их изворотливом языке, что поначалу было невыносимо сложно, но меня, тем не менее, заставляли учить его через укусы и голод. Причём делал это всё сам Кендара, приговаривая, что так мне будет лучше жить в этом мире. А вот когда я начну жить, а не томиться, как картошка в горшке, никто не сказал… Вывод прост — я стал видеть другими цветами. Чёрт! Я мог видеть даже ночью! Теперь я не обезьяна, а какой-то лемур. Причём я не только моргнуть не мог, но и вообще глаза толком закрыть, а если прикладывал к ним ладони, тут же накатывала какая-то сонливость и лень. В отражении я разглядел свои огненно-рыжие гигантские глазищи, стёкла этих очков ими и были. Белка не было, лишь искрящаяся на свету радужка, в которой ходили зрачки-многогранники. Я насчитал восемь сторон у этих фигур, но иногда их было семь, когда что-то тихонько щёлкало в голове. Можно было не считать сами грани, а лишь тонкие жилки, исходящие из углов к краям. Хоть немного я узнал о своём новом теле, когда Кендара расспрашивал, как я себя чувствую и что у меня нового появилось. Он попросил надеть себе на всю голову платок, отчего я вовсе вырубился, но хвостатый разбудил меня, просто открыв глазам свет. Пара синхронных щелчков — и я проснулся, и я бодр, даже чересчур. Я уж никуда последние пару месяцев из этой комнатушки не выбирался, но что-то не чувствовал, чтобы моё тело затекало от долгого сидения на месте. Дни, привычные нам, землянам, считать по зесамским светилам, что тут в двойном количестве, было невозможно. Зато мне подарили небольшой календарик со встроенными земными часами. Откуда им известно?! Забыл упомянуть ещё кое-что. Та небольшая картинка с абстрактным рисунком, на которую я практически не обратил внимания, оказалась не абы чем, стоило взглянуть на неё «по-новому». И первым делом, не успел я толком оглядеться, именно этот знак приковал мой взгляд. Глаз, окружённый угловатыми узорами, светился и пульсировал, завораживая и привнося радость и спокойствие, отчего у меня в голове что-то тихонько щёлкало, меняя форму зрачка. Это было неописуемо и просто необъяснимо. С тех пор я как-то сам изменился, душевно. И, вроде как на подсознательном уровне, понял, кто я: чей-то хороший помощник, защитник и лекарь. Но кто я такой на самом деле, вскоре предстояло узнать, вернее, кем или даже чем я буду. Длинномордый мой учитель сказал, что у меня уже начали прорезаться те самые перы, что я даже сам могу это ощутить. И да, я прекрасно это ощущал, спасибо! Не сказать, что это больно, но неприятно. Боль от хиньих зубов я уже чувствовал не так явно, скорее всего, либо привык, либо кожа, вся пропитавшись металлом, стала прочнее. А с головой, от затылка до шеи, происходило непонятное: там, где когда-то безвозвратно выпали волосы, стало что-то пробиваться наружу! Я нащупал шесть острых железяк, по три с каждой стороны головы. С каждым днём они становились чуть длиннее, потом ещё столько же начало расти следом. За это время мне «скормили» уже довольно много брусков размером с ладонь, и каждый из них приносил невероятные изменения. И мне уже очень и очень не нравилось происходящее. Эти штуки… Непонятного предназначения, которыми я мог немного шевелить, были очень неудобными. Мало того, что лежать на спине было весьма неудобно и приходилось спать на боку (хорошо, что недолго), так ещё я порезался, когда ощупывал свои «кухонные ножи» и «скальпели», выросшие уже на сантиметров десять. Оказывается, моя кровь совсем не красная, и даже не голубая, как я бы её увидел сейчас, она походила на ртуть, только не столь густую. Жидкость ничем не пахла и оставляла очень красивые следы, как серебряная плёнка. А мне ещё говорят, что я не до конца сформировался. Перы, перья, чтоб их! Я думал, что постараюсь избавиться от этого набора резаков, если это не принесёт мне вреда, и если мне вообще удастся отсюда выбраться. Ещё ничего, что вдоль рук и ног выросли самые настоящие рукава, под которые даже пальцами можно было залезть, но вот железки ещё сильнее новых глаз портили человеческий облик. И от волнения что-то снова щёлкало в голове, я видел, как в поле зрения смыкается многогранная рамка. И, чем ярче я испытывал эмоции — тем больше она застилала мой обзор. Начинал я свой день как обычно. Вставал посреди ночи, так как уже выспался, иногда спал и днём, но за это время та пара солнц, что освещает эту ненормальную планету, либо не сдвигалась вообще, либо проходила мимо нас буквально за несколько часов. Вот так здесь пролетают короткие дни и ползут долгие. А ещё, даже будучи человеком, я заметил, что посреди дня ни с того, ни с сего может стать непроглядно темно, видно лишь какое-то свечение наверху, вроде северного сияния. Местные говорят, это Кара́мел проплывает над лесом. Кто он такой — я узнал из книги… Просто небесный огромный червь, ничего удивительного. Живой организм длиной в несколько тысяч футбольных полей, ничего удивительного. Ничего, ничего удивительного… Итак, Зесамоэ — это много всего, очень, чёрт подери, много всего. Она не похожа ни на Землю, ни на другую любую экзопланету, ни на вымышленную планету из какого-нибудь фантастического романа! Реальность, как говорится, оказывается гораздо скучнее. Этот плоский «великий» червяк Кара́мел, кроме как парить в верхних слоях атмосферы, ничего больше и не умеет, а я, всего лишь крошечный наблюдатель его широкой тени, не настолько фанатичен, чтобы приписывать его к божеству. Хм, хины той же точки зрения, но по отношению к тому знаку, на который я пялился каждый раз, чтобы успокоиться. Виндо́верой его называют, и я на нём теперь как бы «помешан». Но я же не могу зависеть от какой-то абстрактной картинки? Я не верил в это до тех пор, пока мой учитель не показал, что мой фанатизм гораздо сильнее хиньего, и лежит на глубоком подсознательном уровне. Он вручил мне эту картинку, наклеенную, как панно на пластмассовой дощечке, и сказал, что сломать это мне будет легко только физически. Причём, ломать надо, глядя на неё. Я взял, взглянул, и разломил эту пластинку на две части, с которых осыпалось несколько кусочков цветных листов. И только через мгновение после этого до меня дошло, что я наделал… Какая-то тоска охватила душу, я как будто убил невинное живое существо, ютившееся у меня на руках со всем доверием. Но это же… просто картинка… Просто картинка, которую я всеми силами пытался собрать воедино в настоящей панике. А Кендара лишь смеялся, но я не держал обиды на него, это была моя вина. Полностью и только. Он сказал, будь на нём этот поступок, я бы или перестал говорить с ним вообще, или бы порубил хина на части, ни секунды не задумываясь. Боже мой, я просто безумное создание, поклоняющееся какому-то ничего не означающему (по крайней мере, на Земле) символу. Теперь для меня жалкое изображение глаза в квадрате с треугольничками по краям — всё. Я действительно помешан… Оставалось просто смириться и жить с этим… И взглянуть на Виндоверу, чтобы успокоиться. Я выпивал два литра тёмной жидкости за раз, что уже для меня было обычным завтраком, надевал маску для отвода пара и брался за книгу или письмо, дожидаясь, пока Кендара не вернётся с охоты. Однажды он показал мне пойманную жертву своего увлечения, просто выпустил её в мою комнату, где маленькое животное пыталось найти выход и летало, пока не выбилось из сил. Небольшое создание было похоже на мышь, но ни хвоста у неё не было, ни привычных мне ушей. Это, блин, каплеобразный жёлтый (предположительно) комок той же шерсти, что у хина на гриве, только с большими листовидными глазами, в которых не бегали, текли бесформенные зрачки. Существо ползало на крошечных лапках, их было явно больше четырёх, и летало на плавничках по бокам тела, как мчится в воде каракатица. Кендару сказал, что это детёныш уафуци́йкфу, только-только появился из какого-то цветка. И что он очень похож на шищу́, так как он, пока маленький, живёт в их стайках. Да тут полдня будешь учиться одно только это слово выговаривать. Зверёк так и не дался мне в руки, а когда я зажал его в угол, вы не поверите — вцепился в мою кисть тремя острыми когтями. Всё это время беззащитная зверушка была вооружена скрытыми под шерстью костяными выростами, внезапно выгнувшимися вперёд. Подобно капкану, они проткнули руку насквозь! Я завопил от боли, ощутив пятигранную рамку в глазах, но лишь сначала, когда эту самую боль себе придумал. Было больно, но не особо, скорее, зудело сильно. И очень хотелось забинтовать руку, я только взял повреждённую кисть другой и зажал. Почему-то мне думалось, что так она быстрее заживёт. Хин лишь усмехнулся, забравшись в мою комнату и в одно мгновение схватив детёныша зубами и проглотив вместе с этим, сжав и даже раздавив своей глоткой, не жуя зубами совершенно. Он просто съел этого зверёныша, без зазора и стыда, как дикое животное. Я бы, конечно, мог свернуть шею этому «динозавру» и выбраться из комнаты, выломав дверь, так как стал заметно сильнее, но боялся чего-то. Что будет, когда я выберусь? Смогу ли я прожить здесь, в джунглях, где нет больше никаких цивилизаций, кроме длинномордых хинов? И где найти мою еду, в конце концов? Есть мясо или растительную пищу мне теперь было строго-настрого запрещено. Она стала для меня опасна и ядовита. Скучая по вкусам свежеобжареного стейка, чарующего домашнего заливного и тёпленького шоколадного печенья, я просил дать хотя бы жалкий кусочек какого-нибудь здешнего фрукта. Хотя я подумал, мало ли какие здесь растения, а вдруг у меня такая аллергия, что и мелкого ломтика хватит, чтобы отбросить копыта. Мне всё же принесли то, что я хотел. На прямоугольной формочке, похожей на лоток для хот-догов, только побольше, лежал круглый фрукт мятного цвета с тёмно-зелёными (я к тому времени немного выучил «свои» цвета) хвойными полосами. Брось такой «мячик» в траву — непременно потеряешь. Из столовых приборов мне дали лишь пластмассовый колышек (на ощупь чистый пластик, немного мягкий, им, причём, были выстланы и стены, и почти вся мебель), и всё на этом. Я подумал, им надо будет выковыривать зёрна, однако плод оказался на ощупь очень жёсткий, как кокос, и я понял, что делать. Спустя несколько секунд вдалбливания этого колышка в неподатливую кожуру, с последним ударом тот вошёл наполовину, и мне в лицо брызнуло что-то склизкое. Глаза запачкались, я вытер их платочком, который мне заботливо меняли, чтобы я протирал свои родные стёкла от загрязнений. Уже подташнивало, но это единственная нормальная еда, которую мне дали. Может, я перестану эволюционировать в какого-то робота, если начну есть это? Оно выглядело больше, как яйцо животного, нежели фрукт, хотя у предмета был хвостик, явно говорящий о том, что он вырос от растения. Слизь я вылил в формочку, остался лишь плод, в котором ещё что-то бултыхалось. Что из этого есть — а кто его знает. Я поднёс к губам эту формочку, сделал глоток… и тут же выплюнул обратно. К горлу сразу подкатил комок, а затем в своеобразной тарелке оказалось и содержимое моего желудка. Но внезапно меня резко отпустила тошнота, как только я перестал ощущать вкус слизи на языке. Странная, однако, еда здесь. Я разломал кожуру, чтобы посмотреть на то, что там осталось. И, невозможно! Я думал, там, как в яблоке, например, есть середина с косточками, но это оказался эмбрион какого-то животного! Своим острым, намного точнее человеческого, зрением я разобрал лапки, хвост, и голову с мордочкой и глазами, тёмными полосками, пронизывающими прозрачное тело детёныша изнутри. Это что, вправду яйцо?! Я был потрясён этим открытием. А Кендара — моим удивлением. Он, предлагая мне этот «фрукт», назвал его яйцом карвтитнэ́ки, и только сейчас я понял, что первое слово тут неспроста. Какой-то сплошной парадокс… Причём, буквально! Из парадо́кса, как я узнал, состояла моя комната, мебель, и прочие многие вещи. Этим словом здесь зовётся некая серая глина, которая берётся от взаимодействия почвы с тёмной водой. И она и вправду в мокром виде похожа на какой-то пластилин, а высушенную можно сравнить с мягким пластиком. Правда, высушить можно до такой степени, что парадоксовые доски не отличишь от настоящих деревянных. Правда, от сушки они становятся очень хрупкие. А перы, доставая уже до лопаток, а одна пара копьеобразных ещё ниже, росли дальше. Помимо волос. Те оставались такой же длины, какими были и тогда, когда проросли в первый раз. И куда-то делись мои уши, когда я заметил, что чувствую источник звука совсем по-другому. Вместо них были какие-то длинные широкие железки, но ощущал я звуки точно не ими. Честно, я думал, что весь зарасту этой железной дребеденью. И под лопатками начало тоже что-то прорезаться! Сколько можно?! И на месте копчика! Неужели я обрасту весь этими перами? Но, сколько бы я не отлынивал от металлической «диеты», хины не давали мне житья, если я отказывался добровольно брать материал, который всё приносили и приносили. Итак, однажды в моей комнатке кроме этих брусков, сложенный красивой горкой, еды не было уже несколько дней. Мне даже воду простую не давали! Нормальный человек давно бы умер в таких условиях. Но Кендара наблюдал за мной, бездушно пропуская мимо ушей (какими бы они у него ни были) все мои мольбы перестать издеваться надо мной. Ответил он, что всё это для меня только к лучшему и, что таким способом я адаптируюсь к жизни на этой планете. Может, приспосабливаюсь к рабской жизни, не больше. А в качестве доказательств своих слов и моих предположений хин принёс мне настоящую, человеческую еду — зажаренную аппетитную тушку какого-то небольшого зверька, которого мой учитель поймал и разделал специально для меня. Гривастые, как я позже узнал, не едят то, что не смогут проглотить целиком. А эта зверушка была немного больше курицы, да она была сама похожа на четырёхлапую бескрылую курицу, у которой лапы заодно росли из головы. С виду жареное мясо какое-то рассыпчатое, как у рыбы. Но как же от неё разило. Этот запах сначала казался аппетитным, но затем куда-то пропал и начал вызывать лишь тошноту. Зажав нос и попробовав кусочек, я сразу его проглотил и просто ждал, что будет дальше. Рядом с тушкой был стаканчик, и я только сейчас догадался — для чего он мне. Меня рвало от любой еды, не отрицаемо, конечно, что только от местной, но это точно что-то значило. Кстати, мой желудочный сок по консистенции и цвету подозрительно напоминал мою кровь. Да и во время рвоты такое было чувство, что моё тело прокалывают булавками изнутри. Всё же пришлось дальше наблюдать за тем, как растут мои железки, и как я незаметно для себя немного сам подрос. За каждый впитавшийся брусок мне гарантированно давали стакан тёмной воды (да-да, она так и у хинов зовётся — тёмная вода). Накопив себе на порцию для нормального обеда, я заметил, что перы уже выросли гораздо ниже плеч, до того уровня, на котором росли другие, но те были покрыты чем-то мягким и плоским, как ласты, ещё ниже спины был веер из таких ласт и напоминал он… птичий хвост. То есть, вот эти штуки рядом с руками будут крыльями? То есть, я и летать могу уметь? Просто так, без всяких самолётов?! Этого мне ещё не хватало. Кендару осмотрел все железки, выросшие из меня, и с уверенностью сказал, что я какой-то э́йло, да ещё и вроде как механик. А ничего, что я вообще хирург по образованию? В ответ я потребовал немедленно объяснить, что я в принципе за существо, иначе устрою бойкот этим зубастым. Получил ответ, что опять же я — лери. Летающий лери, если точнее. Таких здесь зовут эйло, что и значит «крылатый» на одном из древних языков, а механик — всего лишь моя видовая принадлежность. Ведь у меня выросли эти штуки из затылка, это своеобразные инструменты, и теперь мне якобы чинить машины будет раз плюнуть. В жизни ничего зесамей не слышал. И «лери» не значит «человек» на «ихнем-хиньем» языке, это вообще антоним, если так подумать. Лери это лери, теперь это я. Я всё же получил обещанную свободу, где при выходе на открытую, в кои-то веки, местность, Кендара просто распрощался со мной, передав (а возможно и продав) другому «хозяину». Тот длинномордый в красивом пончо, прикрывающем его передние лапки, назвал себя О́ридом, владельцем некой ры́жской почтовой службы в Марьёчи — городе, куда меня доставили. А ещё, к моему удивлению, разрешил мне жить у него и делать всё, что только пожелаю, ну, конечно, в пределах хиньих законов. Нет слов. Одни эмоции. Честно? Меня держали в четырёх стенах почти три месяца, чтобы отдать во владение какому-то олигарху, сказавшему, что моя жизнь теперь будет сказкой? Сколько я ни расспрашивал о наличии возможных подвохов — всё подозрительное отрицалось. Были мысли, что я теперь, возможно, что-то вроде домашнего животного, но хотя бы меня не заставят прислуживать, как это делали д-другие л-лери… Орид добродушно сопроводил меня до небольшой кабинки, возле которой стоял молодой рослый крылатый и тощий, как палка, явно — не — человек. Он ничего не сказал, и только когда мы зашли в эту гондолу, подхватил её за поручень сверху и полетел вместе с ней куда-то. За окнами лишь джунгли, сплошные непроницаемые кроны, среди которых летел наш «водитель». Мелькали какие-то небольшие яркие дома, мостики между ними, но больше никаких намёков на цивилизацию. И вот, недалеко от одного из гигантских деревьев крылатый опустил нашу кабинку на мостик, затем приземлился сам, недалеко, и открыл дверцу, поглядев на нас своими глазами-очками. И всё это, смотря на поведение Орида, было простой бытовой ситуацией. Да, каждый день просто летаю по воздуху в корзинке, которую несёт пернатое существо, похожее на человека. Этот гривастый дивился моей реакции на происходящее, хотя наверняка знал, что всё так и будет. Он провёл меня дальше, по рыжей дорожке с бортиками, которая лежала к более обширной площадке, чем та, на которой мы приземлились. Там нас встретила стеклянная стена, похожая на часть огромной теплицы, если честно. Раскрашенные, как всегда, в хиньем стиле, рамы, какие-то пирамидальные штуки на них. Оказывается, это были дверные ручки, но Орид одну такую сдвинул вбок, а не толкнул на себя, и дверь благодаря хитрому механизму открылась, скользя в сторону. Он сказал, что это почтовый цех его семьи. Главное здание, где я могу начать работать в любое время. Я подумал — зачем же, если этот хин сам сказал, что я могу делать всё, что хочу? Странно, странно. Никогда таких тесных официальных помещений я в жизни не видел. Мы шли по коридорчику, у которого были стены как японские бумажные перегородки, даже цвет у них как васаби. А узко, как в плацкартном тамбуре. Всё же, немного пригибая голову, я вышел из этого «кошачьего тоннеля» прямо в самый настоящий и самый обычный для Зесамоэ почтовый цех… Только один огромный свод этого здания мог заставить любого потерять голову. Я смотрел на бесчисленное количество площадок у стен и балочных колонн, и на лестницы или лифты у них не было и намёка. Мы шли по самому нижнему ярусу, где казалось, что идёшь по искусственному лесу промышленности, раскинувшемуся над тобой серыми квадратными листьями. То, что виднелось за стеклом — гигантское дерево, окружённое сотообразными застройками. Мне было интересно, здесь есть что-нибудь, сооружённое на земле? Хины выглядят как полностью наземные существа — мощные задние лапы, быстрый бег и слабые ручки. Неужели это всё построено… пернатыми лери? Но первое, на что я обратил внимание, ни на странную многоэтажную планировку, отрицающую все правила безопасности, ни на шикарную панораму свежей джунглевой листвы за стеклянной стеной напротив нас. Я увидел множество эйло, их было не меньше сотни в цеху, и ни одного гривастого существа. Ну разве только скучающий один, был на третьем от нас этаже, сидя на подушке, как курица, осматривал помещение и вертел головой, наблюдая за происходящим то одним глазом, то другим. Да, с бинокулярным зрением хинам явно тяжеловато. Чего не скажешь о пернатых. Они были похожи на прекрасных ангелов с белоснежными крыльями. Правда, прекрасными эти твари казались лишь издалека. Остальное тело, не считая фирменной лерской «стрижки» и подошв, было не столь благородного цвета. У совсем темношкурых эйло сочетание с белым зазубренным воротником, манжетами на штанинах и рукавах давало ощущение, что те носят войлочные смокинги. Но остальные, хех, просто серые, немного страшноватые мыши, иногда зеленоватые мыши, синеватые, пурпурные. Остановимся на цветах, понятных человеческому глазу. Глазастые постоянно что-то делали, летали с площадки на площадку, а некоторые покидали здание, пропадая в листве. И никто не врезался друг в друга, хотя в цеху было маловато места для такой размашистой стаи. Просто общественные ткачики какие-то. Всё понимали с полуслова, ну, или с полужеста. Никто из электронных не то, что бы не разговаривал, не произносил вообще ничего. Прилетит один к другому, поднимут оба свои антенны, и обменяются коробкой, письмом или чем ещё другим. В общем, «птички» не скучали, и явно эти антенноподобные перы, что висели до самого хвоста в отличии от более скромных других, были на вооружении у лери не просто так. Мой новый хозяин сказал, мол, не переживай, скоро вырастет твоя гордость, а то наверняка ты без перов, как без рук. И погладил по моей «ласте», возле которой стала прорастать и вторая. Но я не хотел превращаться в птицу. Они ж… Взгляните на этих «почтальонов»! Они ж все одинаковые! На одно лицо с наивным тупым взглядом без толики эмоций! Орид заметил, что я стеснялся собственного тела, и поэтому решил меня отвлечь чем-нибудь. Всё-таки я могу делать всё, что захочу, а значит, постараюсь вернуть себе человеческий облик. Почта, всё же, не контора какая-нибудь, а значит, и денег у её хозяина должно быть приличное количество. Знал бы я тогда, как всё устроено на самом деле, знал бы… Хин негромко крикнул какое-то очередное странное имя, и тотчас один такой ангел приземлился перед нами, подняв металлические выросты на затылке. У меня почти в ту же длину вымахали похожие штуки, и скоро, как сказал ещё Кендара, я смог бы ими пользоваться. Ну, я думал тогда, что сей необыкновенный дар, каков бы он ни был, мне совершенно ни к чему. Уж лучше нормально лежать на спине, чем этими муравьиными антеннами… Не знаю, нюхать, ощупывать. Да что угодно. Это не для меня, определённо. У этого крылатого был конверт с надписями, рыжими полосами вдоль, напоминающие мне один известный земной бренд, и даже своей маркой. Эйло передал письмо Ориду по его просьбе, а тот в свою очередь вручил его мне, чтобы я внимательно рассмотрел обложку. С этого письма началась моя небольшая экскурсия, а так же нечто большее — моя новая жизнь на Зесамоэ. То письмо прошло распределение, как и все другие, обычные, из травянистой целлюлозы, такого же, как и стены коридора, цвета васаби. Здесь вся бумага такая! Её в цеху прямо и делают на специальном станке! Эти пачки, как мне объяснили, делаются для подписных хинов, ну, которые часто общаются письмами. Такой вот интернет без электричества. Помещение очень просторное, хоть и похоже на теплицу, ну, и писем много. Именно без марок, по рассказу хозяина фирмы, почтальоны бы никогда не разобрались, что куда нужно отнести. Они не читают, из какой страны оно, из города, трудно представить, но читать они не умеют. Просто смотрят марку, ведь там довольно простая схема для лери. Они видят сквозь картинку, вот там и есть для них самая важная информация. Хинам без специального окуляра в этих картинках никак не разобраться, они же животные, как никак. Итак, грубейшая ошибка. Они кейхо́ху, что хин, что шищя, что другая шевелящаяся фигня. О животных забудьте, все они остались на земле. На первой марке знак почтового офиса и характеристики письма или посылки, а на второй — весь последующий адрес. Всё автоматизировано, можно сказать, лери эту работу обожают. Одни почтальоны сортируют, другие тут же прямо из цеха отправляются разносить всё по городу. Всё, как у людей. Удобно, когда ты самовольный хин, что заправляет здесь всем, а не одна из тысячи друг на друга похожих человекообразных машин с крыльями, что днями и ночами готовы делать одно и то же. Как они с этим справляются? Ума не приложу. Взглянув на тех, кто когда-то и думать не мог о полётах на собственных крыльях, я понял, что скоро тоже стану одной из этих машин. Скажу только, что эйло не совсем машины, но об этом чуть позже.

СЛОВАРИК

      Зесамо́э — название планеты, на которой весь сюжет и разворачивается. Состоит из четырёх материков, объединённых в кольцо тонкими перешейками, и двух океанов, один из которых находится внутри кольца, а другой — снаружи.       Искажение — сила или скорее природное явление, меняющее законы физики на небольшом участке. Способно даже перемещать предметы в пространстве. Искажение неразрывно связанно со вселенной, в которой находится Зесамоэ, поэтому изучено там гораздо лучше, чем на Земле, не относящейся к той вселенной.       Хин — разумное существо, похожее на компсогната, представитель цивилизации Зесамоэ. Хины живут только на Южном материке.       Эно́ри — общепринятый международный язык хинов, который обязан знать представитель любой страны Зесамоэ.       Са́мая Де́лина — дословный перевод с энори, обозначающий всё когда либо существующее, то есть, что было на самом деле. Это можно понимать, как просто "вселенная". Но это понятие немного отличается. Его строго запрещено использовать в художественном вымысле, ведь Самая Делина — это только то, что присутствует в жизни. Выдумки к ней не относятся, и по хиньим законам герои внутри выдуманной истории не могут употреблять это словосочетание.       Кара́мел — существо, находящееся в единственном виде. Напоминает плоского червя, который парит на восходящих потоках высоко в атмосфере планеты. Хины считают его своим божеством. В частности потому что днём всегда выходят на охоту под покровом его тени, так как избегают яркого солнечного света.       Кейхо́ху — животные, обитающие на Зесамоэ. Традиционно кейхоху хины называют существ, имеющих глаза.       Тра́внички — частицы гривы у хинов (и других кейхоху) схожие с перьями у земных птиц. Отличаются тем, что не имеют бороздок, ровные, похожи по ощущениям на пластиковые листочки. Названы травничками из-за схожести с травой.       Аказёр — класс существ, напоминающих желеобразные сгустки (или слизней из РПГ-игр). Водятся в любых влажных местах и просто сидят на месте, пока их кто-нибудь не съест.       Уафуци́йкфу — крупный кейхоху, напоминающий собаку с очень длинными лапами. На спине имеет длинные почти ороговевшие травнички, которые поднимает для защиты от врагов сверху. Детёныши этого зверя входят в рацион хинов.       Ле́ри — человекоподобное существо, по строению напоминающее машину со своеобразным механизмом и работой. Лери служат помощниками хинов, но в этом случае они прирученные. Настоящие лери обитают на Восточном материке. Чтобы появился лери, необходим человек, который начнёт диету из тёмной воды, а затем из поглощения разнообразных металлов.       Э́йло (А́лю — в некоторых языках) — тип лери, имеющих пернатые крылья с хвостом и хорошо приспособленных к полёту. Это довольно обширная группа лери, которая разделяется на группы по типу крыльев. В переводе с энори «эйло» означает «крылатый».       Лерио́т — человек, который успешно может стать лери, если начнёт превращение. Поэтому все люди, которые попали на Зесамоэ из-за искажения, являются таковыми. В ином случае человек, не подходящий под критерии превращения, может погибнуть в этом процессе, чаще всего из-за отравления тёмной водой или ошибок в определении будущего вида лери, отчего развитие пойдёт неправильно.       Тёмная вода — жидкий состав, содержащий в себе подобие ДНК, называющееся «Книгой Виндоверы». В организме лериота тёмная вода запускает процесс превращения, выбирая подходящий вид лери, в который будет трансформировать организм. Так же тёмную воду потребляют некоторые телендоры.       Теле́ндор — (в переводе с энори — служащий Виндовере) существо, живущее в экосистеме Восточного материка. Телендоры похожи на роботов, но имеют достаточно развитый интеллект (как животные), они взаимосвязаны друг с другом и могут выполнять сложную работу. Лери так же относят к телендорам.       Виндо́вера — некое божество для всех телендоров, общий разум, который их объединяет. Хины зовут им знак, на который лери чувственно реагируют, становясь отстранёнными, расслабленными. Это явление слабо изучено на момент данного развития цивилизации хинов, но точно известно, что Виндовера может управлять искажением — ведь именно так она забирает к себе людей, чтобы превратить их в лери.       Пе́ры — металлические выросты на затылке лери, являющиеся его вспомогательными органами. У каждого вида свой набор перов, они могут быть разной формы, длины и назначения. Они гибкие и лери без труда может двигать ими и иногда менять форму (например, затуплять или заострять лезвия).       Парадо́кс — светло-серое вещество, напоминающее полимерную глину. При высыхании становится упругим, похожим на прочный пластик. Используется в строительстве и создании корпусов для телег, приборов, прочих вещей. Добывается в оврагах без растительности, чаще всего попадается вперемешку с водой. При добыче парадокса нужно быть осторожным, чтобы не завязнуть в болоте из этого вещества. При дополнительной сушке вещество становится твёрдым, негнущимся, и при усилиях раскалывается. Минус в том, что чем суше вещество, тем оно тяжелее, так как вода на Зесамоэ намного легче, чем на Земле, и её мелкие капли могут свободно парить в воздухе.       Оборо́т — предмет одежды хинов, может быть как повязка, снуд или поясок. Надевается на голову позади глаз, обычно перед ним повязывается хорошо впитывающая ткань. Впитывает височную влагу, которая выделяется из специальных желёз у хинов, так выводится излишек влаги из организма, пахнет свежей травой, заодно маскируя кейхоху от хищников. В ином виде она просто капает вниз со специальных травничек, но когда не надо пачкать полы, то хин надевает оборот.