Зло из Прошлого...

Малиново-алое зарево уже затянуло всё небесное пространство. Звёзды серебристыми точечками промелькивали в подступающей темени. Вдобавок, жуткий палящий зной постепенно сменялся более прохладными воздушными массами, облегчая дыхание и останавливая потоки невыносимого липкого пота у рабов по всему телу. Невольники трудились сверх меры. Копали до изнеможения, убирали весь мусор. Поверх каньона стояли ассасины, вооружённые луками и стрелами, наконечники которых, как лезвия мечей, были смазаны особым ядом. Об одиночном побеге и возможном бунте рабам и думать не приходилось. Когда, казалось, силы готовы были покинуть несчастных истощённых пленников, оставив их наедине с жаркими лучами небесного светила, удар плетей с грозным свистом вмиг приводил их в чувства. Утомлённые, лишённые возможности сделать малейшую передышку (а передышек было не больше трёх за сутки, не считая короткий, шестичасовой сон), самые старые из рабов безропотно падали на беспощадные пески, покоряясь воле пустыни и вверяя ей последние минуты своей жизни. Самые юные были наиболее строптивыми. Пока за дело не брался ассасин Рамаз. Этот жестокий надзиратель не чурался наказывать молодых, чаще всего детей и подростков, ударами плети. Привязывая несчастных к деревянным столбам, водружённым в квартале рабов и на местах раскопок, Рамаз затем пускал по три-четыре с оглушительным свистом удара. Если подростки ещё выдерживали их, то более мелкие дети умирали мгновенно после третьего соприкосновения хлыста со спиной. Несмотря на это, молодые рабы периодически подрывали дух жестоких надзирателей, кроме Рамаза. Ведь вся прелесть, что ценили ассасины, заключалась в золотых барышах. И периодически самые проворные из молодёжи дети воровали мешочки с деньгами, прикреплённые к поясам у чёрных воинов. А затем распределяли между собой, и позже делились с остальными. Более взрослые не решались поддерживать, тем более — одобрять действия ребятни из страха оказаться привязанными к столбам. Сломленный дух и потеря надежды на спасение превратили таких людей в самых послушных и смирных среди рабов. Чёрному дракону тоже доставалось. И порой, ни столько от ассасинов, сколько от рабов, ибо те винили его в пробуждении какого-то «проклятья», называли чешуйчатого «злом» или, как сказал один из чёрных воинов, «злобным порождением молнии и самой смерти». Рабы кидали в дракона камни. Всё, что мог он сделать — отгораживаться крыльями. Камни не причиняли ему вреда, но иногда оставляли по несколько незначительных царапин на его боках и бёдрах. Даже правое крыло однажды чуть не порезал один из рабов. Правда, ассасины вмешались тогда, но вовсе не из-за любви к дракону. Раба накрепко привязали к столбу. Затем один из чёрных воинов вбил ему несколько гвоздей прямо в скованные верёвками кисти с помощью кузнечного молота. Пленник орал как резанный, и даже дракон прижал ушные отростки, стараясь отогнать от себя тот ужас, который в те минуты испытывал несчастный. С тех пор даже шёпота о чёрном драконе среди пленных не было слышно. Камни более не летели в него. Но презрения во взглядах опалённых и утомлённых невольников от этого меньше не становилось. Скорее наоборот, многие посчитали дракона фальшивым пленником, раз ассасины защитили его от одного из рабов. Он видел, какие муки они терпели всякий раз за непослушание или же неточность исполнения наказов надзирателей. И не держал на них за это зла. Талир, как и остальные из ребятни, помогал взрослым погружать камни в телеги, убирал различный мусор из выкопанных руин. В то время дракон с воздуха убирал преграды — брал в лапы, а то и вовсе взрывал с помощью залпов. Сгустки плазмы он выпускал только по команде ассасинов. Если ослушивался, ассасины резким движением цепи на себя усиливали давление ошейника на шею дракона, удушая его. Когда уже, казалось, рептилия была готова распрощаться с жизнью, ассасины ослабляли ошейник, и та жадно принималась глотать воздух. Однако сегодня, когда появился мальчик, который не дрогнул при виде него, не презирал, как остальные, впервые за многолетнее время в рабстве злых людей дракон проявлял куда более изрядную покорность. Ибо чернокрылый боялся за жизнь Талира. Ещё больше опасался, что остальные рабы не поймут его дружбы с драконом, которого все считают «злобным порождением». До сих пор дракон верил, что ошибки, совершённые им в прошлом, бумерангом вернулись назад, и теперь он сам подчинялся злым бессердечным людям. Но сегодняшняя встреча, случайной ли она являлась или же нет, открыла перед ним картину, что была сокрыта от его глаз многие годы: шансы всё исправить — они есть. Первый день в качестве раба у Талира окончился не так кошмарно, как могло бы случиться, будь он чуть строптивее характером. Ударов плетей он сегодня избежал. Ассасины, впрочем, абсолютно не обращали на него внимания. Кроме того, что под полночь один из них вернулся к нему. Когда остальные невольники направлялись в квартал рабов, чтобы умыться, хлебнуть воды и съесть по несколько фиников за весь день, чёрный воин повёл мальчишку за собой к дракону. Чешуйчатый в свою очередь поедал небольшой пучок драконьей мяты, стебли которой внешне очень напоминали стебли зелёного лука. Ассасины кормили его ею, чтобы дракон имел силы, необходимые на раскопках руин. Мяса чернокрылый не употреблял, а рыбы у торговцев на рынке в наличии не имелось. С тех пор, как ближайшие оазисы загадочным образом пересохли, а в округе единственным источником как воды, так и рыбы, стало странное, из ниоткуда возникшее, словно из-под земли, болото, дракон изрядно похудел. Кожа его не выглядела «мощёной». Напротив, она едва покрывала кости дракона. И хотя драконья мята давала немалую сытость и, благодаря своему соку, заменяла ему воду, всё же рыба отвечала за благоприятное внешнее состояние. Когда мальчишка увидел дракона, жадно поедающего драконью мяту, то заметил, как в пасти что-то… щёлкнуло. И за секунду до этого звука Талир был готов поклясться, что зубов у дракона не было. Хотя первая встреча говорила об обратном. — Так у тебя зубы могут… появляться и исчезать? Внезапно оторвавший дракона от единственного лакомства (и весьма приятного на вкус) мальчишеский голос заставил состроить странную улыбку. Чем-то она походила на человеческую. Только зубы куда-то делись… Дракон был безмерно рад видеть первого в своей жизни друга. — Так ты… Беззубик? — улыбка с лица дракона сошла. Он повернул голову на бок, обдумывая столь неожиданное, и казалось бы смешное прозвище. Затем, не выказав на лице ни капельки эмоции, пододвинул мордочку к мальчишке, чуть пошевелив ноздрями, и что-то проурчал. Странный диалог прервал ассасин, встав между мальчишкой и драконом, с мечом в руке. Взгляд, полный серьёзности, был направлен на последнего. — Прекрати эти нежности и пошли за мной! — грозно, почти рыкнув, крикнул надзиратель. Затем повернулся к мальчику. — Возьми дракона за цепь и следуй за мной. Я хочу вам кое-что показать, — позднее ассасин недобро усмехнулся. — Тебе это понравится, «Фурия». Трое ассасинов шли позади пленников, чтобы те не сбежали. Надзиратель, шедший впереди, повёл их дальше в низины. Мальчишке за время пути привиделось, будто песчаные горы каньона резко увеличивались в высоте, а проход, идущий от основной части раскопок руин к более мрачному месту, сужался. Пройдя около километра, отряд с мальчишкой и драконом дошёл до лишённого всяческих природных оттенков красок неведомого здания. Беззубик грустно прикрыл очи. Талир заметил это, и чуть подошёл к нему, проводя ладошкой по драконьему плечу. Столь липкая кожа дракона цепляла пальцы мальчика почти как клей. Тогда Талир, не придумав ничего иного, плюнул на свою ладонь и потёр ею по тому же месту. Дракон испустил лёгкое дыхание через ноздри. Действие мальчика немного успокоило его. Само же здание напоминало огромное по своему виду каменное сооружение. Четыре колонны (две спереди и две позади) поддерживали прямоугольную крышу. Окон не было видно. В целом, ничего необычного не присутствовало в архитектуре, за исключением… материала, из которого оно построено. Дымчатый твердогран (обыкновенный каменный булыжник, покрытый прочным не трескающимся слоем гранита, который дымился, словно от крупного пожарища). Мистический, крайне редкий вид камней, ушедший в забвение из земной истории. Применялся при строительстве в исключительных случаях. Дракон мгновенно помрачнел, с трудом заставляя себя взглянуть на это… строение. Из-за его внешнего, пугающего облика казалось, что само здание служило… — Склеп… — понизив тон до баса, произнёс ассасин. — Подумать только, твой прежний дворец, дракон, пережил множество утерянных лет. — Разве склеп и дворец — одно и то же? — возмутился мальчишка. — Конечно же, нет, маленький шайтан, — фыркнул чёрный воин. — Многолетние раскопки, наконец-то, привели нас к этому сооружению. Мой господин давно мечтал попасть сюда. — Мечтал? Он что, умер? — с издёвкой встревал Талир. — Халил! Взбодри наглеца двумя ударами плети! А вы, двое, держите его! — мальчишку мгновенно схватили. Приподняли его над землёй. Третий покрепче ухватился за рукоять и приготовился взмахнуть чёрным бичом. Дракон задёргался, видя всё это. Бряцая ошейником и цепью, Беззубик зарычал, щёлкнув зубами и оскалившись на надзирателя. — Если хочешь, чтобы змеёныш остался цел и невредим, то ты принесёшь мне тот предмет, которого страшишься больше всего на свете, — брови галкой говорили о смертельной серьёзности ассасина. Беззубик что-то отчаянно проурчал, смекнув через секунду, покачал головой в знак согласия. Надзиратель повернулся к собратьям. — Отставить! Талира швырнули на землю. Чёрные воины отошли на пару метров от него. Тот вскочил на ноги. Секунду спустя дракон ещё сильнее обозлился на надзирателя. Только в этот самый момент он осознал, что ассасин лгал. Вполне возможно, что злые люди обнаружили это место уже давно. Рабами здесь и не пахло (а если и пахло, то даже Беззубик почти не мог учуять их запах). Ассасины искали слабые места у чернокрылого. И нашли. Его ослабевший, как они считали, характер стал ключом к манипуляции им. Разумеется, Беззубик не злился на мальчика. Они использовали его, как удачно подвернувшийся козырь в рукаве. Но, в отличие от обыкновенных людей, ассасины никогда не блефовали во время угрозы: — Не принесёшь мне ту штуку, и я из мальчика выжму все соки, все жилы… можешь не сомневаться. Яд покажется цветочками в сравнении с агонией, что придётся ему испытать, если ты, «Беззубик», — ядовито ухмыляясь, говорил он, — не будешь паинькой. Учти это. Чернокрылый окинул ассасина взглядом, исполненным дикого презрения, но, усмирив это чувство, покорно помотал головой. — Снять с него ошейник! — приказал надзиратель. — Ты, — обратился он к воину, что держал плеть, — привяжи пацана к столбу неподалёку. Ты, — заговорил он с другим, — присмотришь за мальчишкой вместе с ним. Как только ошейник спал с шеи дракона, ассасин приказал третьему: — Сообщи султану! Пусть высылает сюда большой отряд ассасинов. Скажи, что артефакт скоро будет у нас, — тот в ответ приложил правую руку к сердцу, чуть поклонился вперёд, и помчался, словно ветер, во дворец. — Беззубик! — кряхтел парнишка, пытаясь сопротивляться стальной хватке чёрного воина, что вёл его к столбу. — Улетай! Забудь про меня! Спасайся, пока есть шанс! — дракон взволнованно посмотрел на него, словно ностальгия сверкнула в его сознании, будто вспышка молнии. — Улетай! Я выживу! — Беззубик, — лукавым тоном встрял в разговор надзиратель. — Ты же не хочешь корить себя за ту же ошибку, совершённую неоднократно в прошлом. Пойми правильно: откажешься — мальчишку мы убьём. А ты останешься не только наедине со своей совестью, но, попытавшись сбежать, будешь схвачен нами. И тогда не рассчитывай на снисходительность с нашей стороны, дракон, — последнее слово ассасин произнёс с оттенками громового удара. Беззубик ещё раз поглядел на храброго мальчика. Чернокрылый понимал правоту самоотверженного Талира. Но бдения давних лет отчётливо встали перед глазами. Дракон не мог больше выносить мук совести, и, шмыгнув ноздрями, дал себе слово, что спасёт мальчика из рук чудовищ в человеческом обличии. И решительно, взмахнув крылами, нырнул в склеп, исчезнув внутри клубов дыма твердограна. — У тебя ничего не выйдет! — отчаянно провопил Талир. — Ты так в этом уверен, малыш? — зло усмехнулся ассасин, затем провопил, что другие воины непроизвольно подскочили. — Суньте кляп ему в рот! — потом пробурчал себе под нос, закатив глаза: — Так и спятить можно от его воплей. Мальчишке сунули кляп в рот, и привязали лицом к столбу за руки и ноги.