***
Грамхары наступали на защитников болот. Треть Нижних Болот была поражена ядом смерти, пропитанным в тёмном пологе. Впереди него, уничтожая всё в яростном огне, ящероподобные чудовища не чувствовали серьёзного сопротивления. Только с флангов волки и анаконды контратаковали, уничтожая противников зубами и душа в смертельных объятиях. Однако чешуйчатые монстры неумолимо продвигались вперёд, сжигая водоросли, осушая речные воды. Белый туман Аль-Тера редел, словно огонь чудовищ и чёрный полог, делая обитателей болот совершенно беззащитными. С каждым погибающим от клинков, огня, смешанного с энергией ночного субстрата, туманным волком, видимость резко возрастала. Уничтожая на своём пути саму сущность болот — её воды и жителей, войска султана продвигались всё дальше. — Да, — довольно кивал Осман-Хали, оставляя на лице ехидную улыбку. — Осталось добраться до последнего кристалла. А заодно и они станут нашими. Темирилл! — голос громовым раскатом донёсся до ушных отростков Ночной Фурии. — Покончи с Дневной Фурией! Тем временем туманные волки в срочном порядке несли бессознательную госпожу, пролетая над ещё не тронутыми врагом водами болот. Полупрозрачные бестии горящими белыми, как снег, огнями выглядели дорогу к пещере. К той самой, где Иккинг и Астрид пытались достать кристалл. И где Иккинг, дотронувшись до него, впал в своего рода транс. Тело повисло на несколько сантиметров над полом пещеры. Руки раздвинулись в стороны, сам он чуть выпятился вперёд. Глаза были закрыты, а дыхания услышать не получалось.***
Иккинг увидел себя в прошлом. Как он позже вернулся к себе в квартиру. Затем, поздно вечером, когда уже ночная темень охватила каждый уголок города, он, сидя за компьютером, нашёл то, что искал нещадно, всем сердцем желая отыскать. Кровь бурлила от смешавшихся внутри чувств и эмоций. Казалось, мозг вот-вот закипит от напряжения и пустит сильный, обжигающий пар. И тут он нашёл. Нашёл, что отчаянно разыскивал. Слова проклятия. В интернете было краткое описание - его история. И называлось оно: "Драконье Проклятие". Язык, однако, на котором оно чёрным по белому было написано, сейчас показался ему весьма знакомым. Эти слова были записаны будто с помощью трёх типов алфавитной записи: латинской, кириллицы и арабской. Под ним чётко выводилась транскрипция. И звучали они так: «Гроах мар Хар-сахаарша! Шатр нрээха марйуртхаар! Баорогра мохташта…» (далее имелась приписка — имя того, кого человек желал проклясть, а после…), «… рахтруундхирашмаар! Окджаанхаара!» Воистину, столь сложный язык ему не доводилось ещё никогда в своей жизни видеть. Но боль, внутренняя ярость взяли верх над поломанной душой преданного любимой парня. И Иккинг произнёс эти слова вслух, не забыв добавить (где многоточия) имя девушки, расколовшей его сердце на битые осколки, подобно разбитому стеклу. Вложенные в слова обида, гнев, ненависть, чувство несправедливости, жажда возмездия многократно усилили мощь сказанного им заклятья. После этого, спустя минуту, зазвонил его телефон. Иккинг взял мобильник и поднёс к уху: — Алло, да! — усталым голосом промямлил он. — Иккинг, это Хезер… — не успев договорить, юноша ворчливо произнёс: — Я не в настроении разговаривать сейчас ни с кем, сестра. Завтра поговорим. — Но это срочно! Астрид сбила машина прямо у меня на глазах! - истерично воскликнула девушка. Считаете, в эти секунды Иккинг преодолел моменты тяжкой боли предательства, и это было заметно по его мимике и ужасу, затаённому в его изумрудах? И он тут же помчался к сестре на место происшествия? Или хотя бы поинтересовался, как это произошло? — Понятно, и это всё? — сухо, безразличным тоном спросил Иккинг в ответ на услышанное. Казалось, дальнейшее полуминутное затишье, которое перекоробило черноволосую девушку, грозило лишить её дара речи. Ведь Хезер знает - он безумно любит Астрид, они вместе уже год. Собирались подавать заявление в органы ЗАГСа… Единственное, что он захотел узнать у сестры, настолько лишённым тональностей волнения и переживания, что та едва не выронила телефон после этого: — Ты-то как? В порядке? А то я расстроюсь, если с тобой что-нибудь случилось. Хезер посчитала, что её брат пьян, хотя голос его звучал ровно — совершенно не тянул на алкогольный. Девушка не захотела отвечать на этот вопрос. Ей было страшно вдвойне — верная светловолосая подруга лежала совершенно неподвижно посреди проезжей части и толпы очевидцев. И Иккинг, что совсем не похоже на него, отреагировал на всё с невероятным равнодушием. Всё произошло так мгновенно. И машин-то не было в радиусе полукилометра. Как только Астрид стала переходить дорогу, попрощавшись с подругой, то какая-то чёрная иномарка промчалась на бешенной скорости (где-то 100-110 км/час), с выключенными фарами и с заляпанными номерами. Ни запомнить, что это за машина была, ни увидеть, кто в ней находился за рулём, Хезер не смогла. Очевидцы тут же подбежали к не подающей признаков жизни блондинке. Её тело обмякло тут же. Кто-то вызвал скорую, послышались крики ужаса и страха. Неподалёку заплакал малыш в коляске, увидев произошедшее. Тусклые фонари на столбах омрачали своим освещением вид Хофферсон. Вид был такой, словно ей сломали позвоночник и конечности. Приехавшие врачи заключили много нехороших диагнозов, которые Хезер зафиксировать в своей памяти из-за шока просто была не в состоянии. Приехали полицейские на место происшествия, стали опрашивать её и других свидетелей о потерпевшей и случившейся трагедии. Астрид моментально погрузили в скорую на носилки и быстро повезли в больницу. Растерявшаяся брюнетка даже не успела присмотреться: они просто повезли девушку или же предварительно накрыли белым покрывалом? В любом случае, этот кошмар запомнился ей на всю жизнь. Однако младшей Хэддок пришлось прочувствовать ужас потери снова. На следующий день, при таких же загадочных обстоятельствах, на её брата напали какие-то отморозки в людном переулке, оставили вместо его тела кровавые ошмётки, а затем скинули в широкую (около пяти километров) реку, под мост. Кто-то из очевидцев на шоссе заметил ублюдков, которые тщательно скрывали свои лица в масках. Они исчезли, подобно ветру, и никто из людей, кто наблюдал в тот момент весь этот кошмар, не смог их описать или опознать.***
Иккинг совершенно запамятовал, что происходило с ним позже, после сказанных им слов, которые он нашёл в интернете. Но то, какие открылись ему завесы произошедшего будущего, полностью лишило его способности говорить. Не навсегда, конечно. Ибо столь сокрушительное ошеломление повергло юношу в ощущение того кошмара, которое он, видимо, не пережил. И Астрид… по его вине… — Я… Я… Астрид, я… — дышал он так тяжело, словно задыхался, затем будто заглотнул слишком много кислорода с подступившим жутким кашлем, который застрял со всей мощью в горле, ибо снова вернулось чувство удушения. Глаза панически смотрели на всё, что угодно в этой пещере, полностью лишённые ощущения реальности. Второй, не менее жуткий шок, вызвало дальнейшее действие девушки. Она накинулась на него. Крепко прижала к себе бездвижно стоявшего Хэддока, касаясь руками его плеч и лопаток. Слёзы, которые проступили на глазах у Хофферсон и понеслись по её щекам, говорили о том, насколько, несмотря на то, что он сделал потом после её предательства, девичье сердце по-прежнему билось лишь ради него. Он ощутил влагу на её щеках, и его изумруды также не выдержали душевного порыва любимой. Иккинг всё ещё любил её. Безумно любил. И боль, что тяготила его воспоминания, свидетельствовала об этом. Так же, как и внутренний голос, что кричал ей в моменты беспамятства о том: «Вот он, твой возлюбленный. Вернись к нему. Будь с ним всегда». Но белый, как чистая страница, разум упрямо молчал. И после всего, что между ними случилось, оба знали — что бы это ни было за место, действительно ли оно — Аша-Зири — тюрьма для душ, или же всё вокруг вымысел — друг другу они — настоящие. Друг для друга сведены. На Земле, в Аша-Зири, в Аль-Тере. Иккинг плотно принял в свои объятия возлюбленную, которую простил за всё, что случилось, и которая более не держала обиды на него ни за что. Их слёзы искренних чувств, смешанных с болью, нежным трепетом друг к другу, и ненавистью к самим себе за то, что они сделали, слились в одну каплю, что… упала на землю? Нет. Эта капля зависла между возлюбленными на уровне пояса и замерцала небесно-голубым сиянием. Иккинг и Астрид чуть отпрянули друг от друга и увидели, как нечто, греющееся в лучах синего кристалла, чуть увеличилось в размерах, достигнув размера с ладонь Иккинга и уподобившись по форме своему источнику тепла. Затем, это сияние нового, четвёртого, чистейшего, как слёзы, что сотворили его, кристалла испустило лучи в лобные доли обоих, наполняя странной силой. Странное ощущение пронзило сотнями кинжалов каждого. Но, в отличие от мук памяти и забвения, эта боль имела под собой нечто приятное и родное. И возможность чувствовать её в стократ усилило желание у обоих пропустить через каждую клеточку тела (или души)… Иккинг и Астрид выскочили из пещеры, затем падая наземь. Что происходило дальше, с трудом поддавалось описанию. Юноша начал обращаться в странное существо. Руки его покрылись плотной чешуёй, из боков прорезались огромные крылья. Изумрудные глаза кошачьим взором стали смотреть в поле битвы, что постепенно ширилось в их сторону. На голове образовались странные отростки — такие же чешуйчатые, как он целиком. Мордочка чуть вытянулась и увеличилась в размерах — обрела ящероподобный вид. Отрос и перепончатый, напоминающий оперение стрелы, хвост. Крылья, перепончатые, как у летучей мыши, гордо раскрылись. Заглянув в отражение вод у пещеры, Иккинг увидел себя и ахнул от неподдельного изумления. Ночная Фурия! Он стал драконом во плоти. Как и Астрид, что преобразилась в точную копию своей здешней госпожи, Синерии. Она непонимающе посмотрела на любимого, который был в восторге от… обращения. Астрид не испытывала страха, но никак не могла осмыслить это… Как только превращение завершилось и оба выглядели, как Ночная и Дневная Фурии, на груди обоих засветился дневным, белоснежным сиянием кристалл. Иккинг первым взмыл в воздух. За ним следом взлетела Астрид. — Ты об этом говорила? Что мы можем спасти их? — Нет… — в ошеломлении ответила Хофферсон. — Я думала… слова проклятья являются ключом к этому… — Без разницы, — остановил её Иккинг. — Полетели! — затем он попытался воссоздать рык Дневной Фурии. Получилось много интереснее. Зазвучал он подобно разъярённой крылатой бестии — высокие интонации, сопряжённые с жутким скрежетом, будто кто-то царапал стекло. Драконий вопль Астрид прозвучал, словно разбушевавшийся шторм. Оба чувствовали всё, что двигало ими ранее поодиночке: любовь, трепет, ненависть, желание поставить всё на свои места, справедливость. Эти чувства, как мотор, дали толчок в сторону принятия боя.***
Темирилл наткнулся на воздушное сопротивление совсем скоро. — Я займусь им, Астрид! — крикнул Иккинг любимой. — Помоги анакондам и волкам. — Удачи! — кивнула она и полетела биться с грамхарами. Султан же, смотревший через глаза Ночной Фурии, опешил от удивления. Кто этот дракон? Ещё одна Ночная Фурия? И… сияние белого кристалла?.. — Неет! — провопил он через пасть Темирилла. — Но, ничего! Я одолею тебя! — смекнул через несколько мгновений. — А энергия твоих мыслей и чувств придадут мне сил, чтобы сорвать оковы с себя, дабы Шахаар вернулся в земной мир! И превратил его в одну рабскую машину, где подчиняться будут лишь мне одному. — Люди не любят трусов, прячущихся за другими! — парировал Иккинг. Затем, с помощью ментальной силы, он попытался проникнуть в сознание Темирилла. Чёрный дракон сомкнул очи, посылая волны мыслей в голову Ночной Фурии. Темирилл забарахтался в воздухе, отчаянно рыча и скалясь. Он сжал глаза до боли, словно что-то заставляло его делать то, чего так страшился всем драконьим сердцем. Едва ли не забившись в конвульсиях прямо в воздухе, Темирилл машинально схватился лапами за свою голову. Словно что-то готовилось раздавить его мозг, причиняло невыносимую агонию, которую только сейчас он прочувствовал всеми чешуйками. — Темирилл… Я — Иккинг Хэддок… друг твоей возлюбленной… которая сейчас может умереть… очнись… не позволяй султану делать тебя рабом… не позволяй чьей-то злой воле довлеть над тобой. Ты — могущественное создание. Ты — любим Синерией… Вспомни себя! Вспомни, каким ты хочешь стать! Освободись от магии! Эти слова всё чаще и чаще раздавались в его голове, начиная неприятно смешиваться, порождая жуткие неприятные словосочетания, столь искорёженные. Затем внутри он ощутил чей-то голос, что очень напоминал ему… его собственный. Но им говорили двое. Он и… Темирилл! Прошлое его — Темирилл, всё пыталось взять верх. Отчаяние и боль из-за погибшего первого настоящего человеческого друга заставляли его слышать лишь это проклятое имя. Другой голос был более рассудителен. Он принадлежал той составляющей его души, что впоследствии здесь, в Аша-Зири, стала называться Беззубиком. Его последнее имя. Имя раба… но человечного, освободившегося от людских пороков и… кристалла. Ночной субстрат… его энергия питала ненависть Фурии ко всему… А имя Темирилл было символом этой власти. И тут началось немыслимое. Темирилл и Беззубик схлестнулись внутри агонизирующего в воздухе дракона. Страшная схватка возобновилась, но, в отличие от прошлого раза, она происходила в самой Ночной Фурии. Энергия кристалла, словно яд, отравляющий его кровь и мысли, пыталась взять верх там, где кроме злобы у неё не было никакой подпитки. И Беззубик, осознав это, рвал, царапал когтями, выстреливал плазмой из собственных, более мудрых мыслей, в существо, состоявшее из гнева и являвшееся порождением фиолетового субстрата. Темирилл через пару мгновений упал наземь, и Беззубик нанёс сокрушительное поражение треклятой твари, околдовавшей разум. И то, что произнесла Ночная Фурия в своём сердце, услышал отростками и Иккинг: — За друга! За Синерию! Полушёпотом, будто в огромной пещере, как эхо, пронеслось по всему болоту. Осман-Хали раскрыл рот от поражения. Ночная Фурия подавила в себе энергию фиолетового кристалла. Справилась с ним. Да вдобавок к защитникам топей присоединились два новых дракона с четвёртым субстратом. Первый сумел освободить Беззубика от магических уз, а вторая… Астрид увидела, что госпожа находится без сознания. Она планировала со скоростью звука, намереваясь прикрыть бессознательную Синерию от неослабевающего натиска грамхаров. Чёрный туман нарастал. И уже половина Нижних Болот умерла от дыхания смертоносного полога. Численность защитников редела с каждым мгновением. Разъярившись за поверженную госпожу и существ, с которыми она успела познакомиться и подружиться, Астрид преисполнилась гнева. Но не слепого, грозящего лишить её чувства самозащиты. Это был праведный гнев! Как в детских книжках и сказках. Она сформировала синюю плазму в своей глотке. С жутким свистом, словно от сотни летящих стрел, Хофферсон пронеслась над войсками из чудищ, и выпустила заряд. Кристалл ослепительной вспышкой пустил луч света в сгусток синей плазмы. Как только тот соприкоснулся с землёй, образовалась мощная воронка из синих, вращающихся клубов огромного смерча. Всю враждебную нечисть постепенно стало засасывать в себя. Монстры сталкивались в ураганных потоках магии друг об друга насмерть. Те же, кому улыбалась удача прожить в вихре несколько секунд, ощущали на себе затем удары сотен и сотен белых цепных молний, что не оставляли после себя даже ни песчинки, ни пепла, ни праха. Почти растерявшие боевой дух защитники Болота внезапно воспряли. Они знали — это не их госпожа, но она переломила ход боя. Чего нельзя было сказать о грамхарах, которые остановились, заметив над собой летящую и пикирующую на них белую крылатую смерть. Астрид, подумав об Иккинге, одновременно о враге, который угрожал любимому, её госпоже и друзьям, пробудила в себе ещё одну мощную волну праведного гнева, который захлестнул её от кончиков драконьего носика до хвоста. Послышались приказы нескольких грамхаров: — Сбейте белую тварь! Уклоняясь, подобно ветру, от огненных залпов, Астрид совершала кульбит за кульбитом. Несколько лёгких воздушных движений пробудили в ней настоящую лётчицу. Она ощущала, как ветер бьёт ей в лицо, но чувство это не вызывало раздражения. Напротив, Хофферсон упивалась им. Если бы сейчас стоял день, на её чешуйках можно было бы заметить небольшие пупырышки. Ощущение свободы придало ей решительности, боевой смелости. Словно в эти секунды она пропускала через себя чью-то неведомую волю, потоки захлёстывающей, утопающей энергии. И направляла всё её выражение, нещадно карая злых духов, более не имеющих ничего общего с понятием человечности. Новый плазменный залп скосил ещё тысячи две наступающих чёрно-фиолетовых чешуйчатых тварей. Залп! Ещё пара сотен чудовищ обратилась в пепел от взорвавшегося рядом с ними сапфирового сгустка, исполненного энергией белого субстрата. Затем следующий, мощный, стремительный выстрел! И ещё сотня грамхаров разделила участь своих поверженных собратьев. Анаконды, туманные волки, Древоходцы и другие обитатели болот, ощутив мысли и мощь нового белокрылого союзника, решительность, что на земле могла быть воспета в легендах, яростно кинулись на врагов. Скручивая им руки, поваливая в воду, где водоросли утаскивали их на дно, сжимая тела, рвя на куски, защитники, ведомые Астрид, заставили первых грамхаров дрогнуть. Стеной схлёстываясь с врагами, защитники болот остановили продвижение врагов. А пущенный последующий синий плазмоид, образовавший при соприкосновении с грамхарами ещё один гигантский, тянущийся к небу могущественный вихрь, что мгновенно втянул чудовищ в себя, полностью подорвал смелость врагов. Некоторые из грамхаров ринулись обратно в чёрный полог, но тот из укрытия превратился в смертоносный «газ», что удушал и растворял в себе, как сернистая кислота. Другие чудища заметили это и почувствовали — они в западне. Отступать было просто нельзя, но идти вперёд, сражаясь с превосходившим по боевому духу, ловкости, изворотливости, свирепости противником, более не могли. Осман-Хали разъярился на воинов, что дрогнули от пришедших в себя защитников Аль-Тера. Тогда он соприкоснулся с чёрным кристаллом на своём тюрбане. И также преобразился. Чёрное марево окутало предводителя грамхаров. Через мгновение оно сошло с него, падая на скалистую почву и растворяясь во мраке ночи. Огромная, высотой с троих Альмистанкау чудовищная тварь, шестиголовая, с крыльями, как у Шайтана, огромными, размашистыми, рванула на дракона, что заставил дрогнуть грамхаров. Огромные копыта вместо ног и жуткие медвежьи лапы вместо человеческих рук выглядели весьма внушительно, отсвечивались оранжево-кровавыми тонами. Испуская ядовитый серый туман и потоки магматического пламени из каждой пасти, Шестизвер (чей лик был как у змеи, волка, человека, черепа человека, быка и существа, что скрывало свою безликость непроницаемым капюшоном) желал расправиться с белым голубоглазым драконом. К этому моменту к ней на помощь подоспели два чёрных дракона — Беззубик и Иккинг. Ночные Фурии заметили шестиголовое чудовище, и принялись разить его с флангов. Молниеносно пролетая с отвратительным свистом, Беззубик, мчась на врага, выстреливал из пасти плазму, отчего враг пошатывался в воздухе. Иккинг не давал возможности шести головам опомниться, постоянно проносясь перед ними, раскаляя злобу чудовища. Шестизвер, впрочем, оказался проворнее. Большинство ударов он запросто пропускал, отвечая по двенадцать-шестнадцать залпов из различных форм магии за раз. Храбрецы из атакующих превратились в уклоняющихся. Осман-Хали запускал заряд за зарядом по Ночным Фуриям. Растерявшиеся драконы несколько запаниковали. Поскольку ситуация внизу несколько улучшилась, в борьбу с Шестизвером вступила Хофферсон. Белый дракон последовал прямо на чудовище, которое всеми головами ухмыльнулось в жутких улыбках. Тот стал выдыхать на Астрид все возможные потоки магмы, ядовитого полога, плазмоиды. Однако Хофферсон с лёгкостью уворачивалась от смертельных залпов, смело устремляясь к цели. Набрав скорости и мощи в образовавшемся сгустке чистейшей синевы, Астрид широко раскрыла пасть, желая искоренить источник зла Аша-Зири. Но не смогла. Невероятно длинный и цепкий змеиный хвост схватил максимально подлетевшего к нему дракона и ответно пущенный Шестизвером плазмоид устремился прямо Хофферсон… в глотку. В результате сгусток взорвался прямо внутри Астрид. Оглушительный предсмертный вопль охватил всё небесное пространство Болот, направив во все стороны жуткую ударную волну. Наземные защитники моментально устремились в глубины Аль-Тера. Хрипя от неимоверной агонии Астрид нырнула прямо в объятия чёрного полога. — Ааааа!!! — отчаянно по-драконьи завопил Иккинг. Ведь, он в последний момент не успел схватить падающую в смертоносный туман любимую. Потеря внимания ударила по нему мощью пятнадцати различных залпов из пастей Шестизвера. Иккинг, оставаясь в сознании, ощущая непосильную тяжесть крыльев, что тянули его вниз, устремился в полог. Однако чьи-то цепкие чёрные коготки сумели удержать его над туманом смерти. Дневная Фурия! Она прилетела на выручку другу и возлюбленному. Синерия узрела, что ночной субстрат более не властен над Ночной Фурией. И с большей решительностью возобновила атаку на врага. Иккинг сопротивился желанию поддаться тяжести крыльев, чтобы умереть вместе с любимой. Теперь им попыталось овладеть желание столь же яростное, что когда-то возобладало над Беззубиком. Но кристалл, что он принял в себя, светился ярко, как последний лучик надежды в кромешной тьме. И его энергия пробудила тот же… праведный гнев, что прежде охватил белокрылую Астрид. Секунду спустя Беззубик обратил внимание, что на груди Дневной Фурии переливался волнами сапфировый субстрат. Теперь она стала такой, какой была прежде. Объединив мощь с Ночными Фуриями, Синерия принялась разить источник зла. Она знала прекрасно — чёрный кристалл, смешавшийся с мощью ночного субстрата, должен раз и навсегда быть уничтожен. Синерия направила всю свою мощь, запустив с приличного расстояния сгустки синей плазмы, смешанные с молнией и ледяным градом. Беззубик добавлял огоньку фиолетовой плазмой. А вот Иккинг… Юноша в обличии дракона, используя энергию кристалла, призвал на помощь световые молнии, и запускал их на расстоянии по Шестизверу. Чудовище с лёгкостью отражало атаки, направляя энергию собственной мощи на выстрелы врагов. Тогда исполненным яростью рыком Иккинг мысленно донёс союзным драконам о своём намерении объединить силу двух субстратов. Действовать принялись незамедлительно. Уклоняясь от непрекращаемых атак, Иккинг и Синерия, прикрываемые Беззубиком, сформировали нечто. Плазматическая цепная молния света — столь страшащее смешение энергии двух драконов и двух кристаллов — со скоростью самолёта направилась на монстра. Осман-Хали попытался отразить её, направляя заряды огня и потоки умерщвляющего тумана. Но безуспешно. Магия была пропитана чистой энергией кристаллов и мыслями, преимущественно направленными, дабы покарать чудовище, что было порождено ещё много веков назад… Сферическая субстанция, диаметром с человеческую руку, вошла в тело чудовища, в самое его сердце. От непередаваемой колющей, словно тысячи кинжалов пронзали его, тупой, будто тысячи сокрушительных громовых ударов, режущей, как сотни острейших мечей, боли он взревел так жестоко, будто драконы исполосовывали каждую клеточку его тела, в каждое мгновение увеличивая муки султана тысячекратно. Сама энергия, словно колючей проволокой, обволакивала всё тело Шестизвера. Последний изданный им загробный рык раздался по всей пустыни, и через мгновение возникла ударная волна, словно от удара пяти ядерных бомб. — Берегись!!! — воскликнула Синерия. Беззубик, подхватив под лапы нового чернокрылого друга, понёсся вслед за любимой прочь от эпицентра магического взрыва. Чёрный субстрат, не выдержав такой напористой мощи, треснул, и высвободил дымчатый столб в небо. Через минуту, как только столб черноты исчез, за ним вслед растворился и смертоносный полог, окутавший половину Нижних Болот. Люди, пропитавшиеся мощью чёрного кристалла, ставшие впоследствии ассасинами, а позднее и грамхарами, вернули свой прежний облик. Словно клейкая субстанция, объединённая мощь двух нечестивых субстратов сошла с них. Оставшиеся несколько сотен жителей Шахаара очнулись от кошмара, вызванного отвратной формой магии. Чудом пережившие страшную ночь кочевники во главе с Шахидиром, который в одиночку вместе с обитателями Аль-Тера бился с грамхарами, наказав воинам своего племени оставаться с женщинами и детьми, защищая их, больше не боялись бывших ассасинов. Великий водопад вновь стремился наполнить ручьи, реки, озёра Нижних Болот. Из-за горизонта прокрался первый луч солнца. Рассвет наступал очень медленно в этот раз. Звери и рептилии болот остановили контратаку, увидев собственными глазами «возвращение» людей. Те оглядывались вокруг, абсолютно не понимая, что вообще происходило за последние тысячелетия. Беззубик и Синерия совершили совместный кульбит в воздухе, затем потёрлись мордочками друг о дружку. Человеческие улыбки драконов излучали собой счастье и неимоверную радость. — Темирилл… — счастливо воскликнула Дневная Фурия. — Зови меня Беззубиком, — попросил он. На что Синерия улыбнулась. — И мы должны поблагодарить Иккинга. Без него мы бы не справились. — Как и без… Погоди! — взволнованно огляделась белокрылая, разыскивая глазами храбрых союзников. Через секунду она увидела Хэддока на почерневшем после исчезновения смертоносного полога клочке земли. Там же Синерия, а следом и Беззубик, заметила в человеческом обличии Астрид. Кристалл всё также мерцал белым светом в её груди, просвечивая через футболку. На девушке не было ни царапин, ни ушибов. Она не растворилась в этом чёрном яде. Но не шевелилась. Полностью оставалась неподвижной. Юноша даже не заметил, как за последующей недолгой белоснежной вспышкой вернул свой обыкновенный облик. Иккинг сидел на коленях рядом с любимой, и, проводя пальцами по её бледной, но всё такой же нежной коже, золотистым волосам, что аккуратно легли на её плечи, и касаясь её руки. Драконы подлетели к нему, и, опустив ушные отростки, глядя на девушку, печально склонили перед ней свои головы, отдавая должное её героизму, верности, храбрости, человечности. Шахидир, заметив вдалеке драконьи жесты, также склонил голову, шепча: — Аллах, оберегай её в следующей жизни.