Записки (THE NOTES)

Хосок 22 июля 2010 года       Все произошло, как только досчитал до четырех. Я считал какие-то овощи, фрукты: возможно, это были томаты, а может — дыни. Я не уверен. «Четыре». Стоило мне произнести это, как перед глазами предстали воспоминания из детства: я держался за руки с кем-то.       В тот день я впервые пошел в парк аттракционов с мамой. Я был очарован разноцветными флажками и изобилием торговых лавок. Люди, переодетые в клоунов, махали мне, а веселая музыка разносилась повсюду. Мама остановилась напротив карусели. Белые лошадки все кружились и кружились под сверкающими огоньками. Я как раз собирался спросить.       — Мам, мы прокатимся на лошадках? — когда кто-то позвал меня.       — Хосок, — я поднял свои глаза.       Это был мой учитель. Мои одноклассники смотрели на меня в растерянности. Картинка моего детства исчезла. Учитель попросил меня продолжить — и я снова начал считать. Пять. Шесть. Мама вновь возникла перед моими глазами. Она выглядела ровно так же, как и минуту назад. На ее лице играли тени, а ветер щекотал волосы. Мама дала мне шоколадный батончик.       — Хосок, закрой свои глазки сильно-сильно и не открывай, пока не досчитаешь до десяти.       Семь. Восемь. Девять. Я остановился. Жестом учитель указал мне продолжать. Одноклассники снова уставились на меня. Я открыл рот, но не смог вымолвить и слова. Лицо моей мамы стало расплывчатым. Мне казалось, что, если я досчитаю до десяти, мама никогда не вернется ко мне. Я упал на пол. Тэхен 29 декабря 2010 года       Я сбросил свою обувь, швырнул на пол рюкзак и вбежал в комнату. Отец действительно был дома. У меня не было времени для размышлений о том, как долго его не было или откуда он пришел. Я просто бросился в его объятия. С этого момента все превратилось в одно расплывчатое пятно. Не уверен, что я почувствовал первым: спиртное в его дыхании, ругань или пощечину. Я не понял, что произошло. Запах алкоголя был тошнотворным, а дыхание — тяжелым. Его глаза были налиты кровью. Он выглядел потрепанно.       — На что смотришь? — он снова ударил меня. Отец схватил меня за плечи и поднял. Наши носы практически соприкасались. Глаза, налитые кровью, потрепанный вид. Это был незнакомый мне человек. Он был моим отцом, но в то же время и нет. Мои ноги повисли над землей. Я был так напуган, что не мог даже плакать. В следующее мгновение моя голова встретилась со стеной, и я сжался на полу. Было такое чувство, будто череп раскалывается на кусочки. Я с трудом понимал происходящее. Все погрузилось в темноту. Чимин 6 апреля 2011 года       Я прошел через главные ворота дендрария в одиночестве. Было пасмурно и прохладно. Но я чувствовал себя хорошо. В тот день в школе устраивали пикник, и, как обычно, мои родители были слишком заняты, чтобы прийти. Это расстроило меня. Но я получил высокую оценку на конкурсе рисунков, и мама моего друга сказала мне: «Ты такой взрослый и вежливый». Я думал, что выглядел довольно круто.       — Чимин, подожди здесь. Я приду буквально через минуту, — эти слова произнес мой учитель, когда пикник закончился, и мы уже собирались покидать дендрарий. Я не стал ждать. Знал, что могу найти дорогу самостоятельно. Взявшись за лямки рюкзака, начал уверенно шагать. Мне казалось, что все смотрят на меня, так что я продолжил свой путь с гордо поднятой головой. Через какое-то время начался дождь. Мои одноклассники и их родители уехали. Никто не обратил на меня внимания. Ноги болели. Я присел под деревом. Дождь бил по земле все сильнее и сильнее. Я вытянул свою шею, чтобы оглядеться, но никого не было поблизости.       Я начал бежать, держа свой рюкзак над головой. Дождь усиливался с каждой минутой. Мои штаны промокли буквально после нескольких шагов. Глаза метались в поисках магазина, дома или остановки, но ничего не было. Вдали виднелись ворота. Я рванул вперед, даже не раздумывая. Я не чувствовал своих рук, что сжимали рюкзак. Я промок до нитки, а мои зубы стучали от холода. На табличке, в верхней части ворот, было написано «Дендрарий». Это были задние ворота. Прямо за воротами был небольшой склад. Сокджин 22 июля 2012 года       Входная дверь продолжала открываться и закрываться. Я не мог оторвать от нее взгляда, сидя в зале ожидания в аэропорту. Люди с чемоданами проходили мимо. Некоторые из них были в солнечных очках. На информационном табло продолжали меняться цифры и буквы. Водитель бормотал что-то, уставившись на свой телефон.       — От него все еще ничего не слышно, — я посмотрел на свои часы. Прошло уже больше часа, а отца все не было.       Сколько себя помню, я всегда был сам по себе. Отец был занят, а маме было все равно. Они говорили мне делать то, что велено и ничего не выкидывать. Когда я не подчинялся, они наказывали меня молчанием. Я хотел угодить своим родителям.       Не так давно умерла мама. Отец сказал мне не плакать. Он не проронил ни слезинки. Я пытался делать так, как он говорил, но это было не так просто. Он решил отправить меня к бабушке в штаты. Он не выглядел грустным из-за этого.       Водитель отца передал мне мой паспорт. Пора было уходить. Я обернулся, держа путь к выходу на посадку. Дверь закрылась. Водитель помахал мне. Самолет начал взлетать с посадочной полосы. Отец не пришел.       Я посмотрел в небольшое окошко возле моего места. Облака уходили прочь, а небо окрасилось в темный цвет. Стюардесса принесла мне еду. Мой сок разлился, когда мы попали в турбулентность. Я, нервничая, попросил салфетки. Стюардесса спросила меня, все ли со мной хорошо. Мой жареный рис и мясо смешались с соком. Мои руки были липкими, а штаны мокрыми. «Нет», — прошептал я в ответ, но стюардесса, похоже, не услышала. Она сказала не волноваться, когда забирала мой поднос. Я кивнул и продолжил смотреть в пол. Намджун 21 июня 2016 года       Я бежал вниз по лестнице с 13 этажа. Мое дыхание сбилось, а ноги тряслись. Я рухнул в тени от жилого дома. Я стал опаздывать, потому что уроки начинались позже, чем обычно. Во всех четырех домах мне нужно было разносить листовки на полной скорости, чтобы успеть вовремя. Если я не успевал, мой начальник ждал меня с огромной лекцией. Мне стоило огромных усилий уговорить его взять на работу ученика средней школы. Естественно, я не мог допустить увольнения. Моя мама потеряла работу в ресторане на прошлой неделе. Мы должны были платить за больничные счета папы, не говоря уже о просроченных счетах за электричество и газ. Я продолжал лежать в тени. Где-то вдалеке дети играли в баскетбол. Я поднялся на ноги. Пришло время бежать. Я повторил это про себя. Я должен сделать это. Я могу сделать это. Юнги 19 сентября 2016 года       Пламя пожирало мой дом. Еще этим утром все было цело и невредимо, но сейчас все пылало. Люди бежали в мою сторону, крича что-то. Соседи нервно постукивали ногами. Пожарная машина не могла подъехать к моему дому, потому что проезд был заблокирован. Я стоял там и не мог пошевелиться. Лето заканчивалось, и осень вступала в свои права. Небо было голубым, а воздух бодрящим. Я не знал, что думать, чувствовать или делать. Внезапно, я подумал о маме. В тот самый момент мой дом с треском развалился. Огонь был повсюду. Гигантское пламя жило своей жизнью. Крыша, стены и моя комната — все осыпалось кусочек за кусочком, словно песок. Я мог лишь наблюдать своим пустым взглядом за всем происходящим.       Люди проходили мимо меня. Они говорили, что пожарной машине удалось пробраться. Кто-то схватил меня за плечи и спросил:       — Внутри кто-нибудь есть? — я перевел на него свой пустой взгляд.       — Твоя мама там? — он сильно потряс меня за плечи.       — Нет, там никого, — я слышал, как говорю это.       — О чем ты говоришь? — это была одна из моих соседок.       — Что случилось с твоей мамой? Где она?       — Там никого нет, — я не был уверен в том, что говорю. Кто-то снова пронесся мимо меня. Чонгук 11 сентября 2017 года       Я прождал десять дней, но поздравительная открытка так и не пришла. Я открыл нижний ящик и приподнял блокнот. Мои глаза остановились на четырех открытках. «С днем рождения, Чонгук. От папы». Я перечитывал эти шесть слов снова и снова.       Тогда была зима. Мне было 7. Я проснулся от голосов, доносящихся из гостиной. Моя комната была на чердаке, и чтобы дойти до комнаты родителей, мне всего лишь нужно было преодолеть пять ступенек и открыть раздвижные двери. Я протянул руку, чтобы открыть их, но остановился. Хоть я и был ребенком, но я ощущал всю тяжесть происходящего.       Папа сказал, что все слишком сложно, чтобы так дальше продолжалось, и что для него жизнь превратилась в непосильную ношу. Мама ничего не ответила. Вероятно, она тихо плакала или вообще не шевелилась. Тишина затянулась. Папа бросил, что он задохнется, если продолжит так дальше жить, и что он должен уйти сейчас. Мама категорически возражала и называла отца самым безответственным человеком. А после я услышал собственное имя:       — А как же Чонгук?       Я долго ждал, стоя прямо за дверью, но папа так и не ответил. Я услышал, как открывается входная дверь.       — Я окончательно опустошен, я ничего не смогу дать Чонгуку, — это были его последние слова.       Я побежал обратно на чердак. Я передвинул стул к стене, что находится прямо под окном, и прислонился к нему. Отец шел вниз по улице. Сначала исчезли его ноги, после — талия, торс и плечи. Это выглядело так, будто неизведанный мир за пределами дороги медленно поглощал его.       Кто-то распахнул дверь моей комнаты, и я инстинктивно задвинул ящик своей ногой. Это была мама. Она сказала, что открытки больше никогда не придут, и отец просто такой человек. Она была в своем репертуаре. Отец был отсталым, некомпетентным и, что самое главное, асоциальным неудачником, который бросил нас. Мама была права. Никаких поздравительных открыток больше не будет. Я был той жизнью, которая оказалась для него непосильной ношей, той жизнью, от которой он отказался. Ребенок, который никогда не станет причиной, ради которой можно вынести все сложности. Это был я.