«Это был один из самых худших дней в моей жизни»
\ VI /
Случилось что-то очень ужасное… Настолько ужасное, что я даже подумать не могла, что что-то подобное случится в моей жизни хоть когда-нибудь. В квартире, которую снимала Нура вместе с Линн и Эскилем, сгорела до тла. Официальная причина — неисправность газовой плиты. Это событие изменило всех. Линн: полная девушка с прямыми рыжими волосами и скромной натурой — вернулась к своим родителям в Конгсберг, что в одном часе от Осло на поезде. Нура, так как ей было больше негде жить, переехала на время ко мне в дом, пока не придёт в себя и не найдёт новую квартиру. Эскиль… Эскиль погиб в тот день, когда взорвалась плита. Ему повезло меньше всех: в тот ужасный вечер он был дома совершенно один, тогда как Линн ходила за покупками в ближайший продуктовый магазин, а Нура только-только возвращалась домой. «Повезло ещё, что соседи никак не пострадали. Ни потолок не обвалился, ни сам дом не обрушился — это чудо» — рассужади многие, кто даже не знал погибшего при жизни. Сегодня похороны. Все, кто желали проститься с когда-то бывшим весельчаком Эскилем, должны были собраться в небольшой церкви на окраине города. — Поверить не могу, что это происходит именно с нами, — сдавленно и быстро проговорила Нура, надевая на себя чёрную кофту и чёрные штаны. Это были мои вещи, но я была совершенно не против отдать их светловолосой хоть все сразу, ведь теперь у неё не было никакой одежды вообще, кроме той, в которой она была до трагедии. Я, уже готовая выходить, с грустью наблюдала за действиями подруги. — У меня тоже не укладывается в голове, как… — мне не хватило сил и слов, чтобы закончить предложение. Казалось, что я не могла сформулировать даже самые элементарные мысли. А элементарность заключалась в том, что мне было и будет бесконечно жаль, что Эскиль умер столь рано и при столь ужасных обстоятельствах. Кто-кто, а он не заслуживал смерти; он был солнечным человеком, который нёс за собой только хорошее. — Вот уже три дня я думаю только о нём. Это нормально? — призналась я, сложив свои похолодевшие руки крест на крест. Нура посмотрела на меня покрасневшими глазами. — Думаю, да. Я тоже всё время думаю об… — её голос дрогнул, словно она хотела сказать что-то запретное. — Об Эскиле. Я понимающе кивнула и в моей большой комнате вновь повисла тишина. Когда Нура окончательно собралась, то мы спустились на первый этаж, где уже была вся моя семья. Похороны выпали на выходной день, поэтому было неудивительно застать маму, мистера Шистада и его сына за кухонным столом — те тоже непривычно молчали, но это казалось на данном моменте чем-то правильным, возможно, даже необходимым. — Будете завтракать? — спросила моя мама и мы с Нурой одновременно покачала головой вправо и влево. — Уже поедете?.. — Да, — ответила я вслух, а затем посмотрела на Криса, который откровенно смотрел на меня даже без намёка на пренебрежение или же желания меня проигнорировать, как он любил это делать раньше. На Крисе была длинная обтягивающая кофта и такие же длинные штаны, чтобы скрыть свои многочисленные раны после драки с Якудзами. Насколько мне известно, теперь он шёл на поправку и теперь дело оставалось за малым — должны исчезнуть ужасные синяки. Что ж, хоть у кого-то из нас стало всё постепенно налаживаться. — Идите пока в гараж и садитесь в любую машину. Я скоро приду и отвезу вас туда, куда нужно, — произнёс мой отчим и я с Нурой сразу же направилась вниз, прямиком в гараж. Мы сели в первопопавшуюся машину, которой оказалась ярко-красная Porsche Macan. Возможно, нам не стоило садиться в такую вызывающую и дорогую машину, но было бы ещё хуже, если бы я и Нура, действительно, выбирали себе «транспорт». Через какое-то время, к нам и вправду спустился мистер Шистад и мы поехали к Эскилю.***
Это был один из самых худших дней в моей жизни. В небольшой церквушке, где проходило прощание, собралось столько народу, сколько было сложно даже вообразить. У всех были грустные, словно восковые лица, которые были направлены либо на плачущих родителей Эскиля, которые принимали сожаления об утрате, либо на большой бархатный гроб. Гроб был закрыт по понятным причинам — чтобы не пугать детей, которые также пришли на похороны. Сложно, да и не хочется представлять, что стало с телом Эскиля после взрыва плиты. Как сообщили судмедэксперты: «В данной ситуации, молодого человека на похоронах лучше не показывать. Советуем хоронить в закрытом гробу. Множественные разрывы кожного покрова, ожоги… Вы сами понимайте». К положенному времени, которое было установлено с самого начала, я и Нура сели на предоставленные места и началось прощание. Все стали подходить к гробу в порядке очереди и говорить слова, которые считали нужными. Когда дошла очередь до меня и я подошла к бархатному гробу насколько это вообще было возможно, то на меня напало небольшое сомнение. Неужели там, в этой своеобразной, но красивой коробочке, лежит он — Эскиль, который так восхищался серёжками, которые я подарила Нуре на день рождение? Неужели этот парень, который радовался даже самым обычным мелочам, сейчас не дышит, не моргает, не шевелится?.. Неужели его сердце не бьётся, неужели он больше никогда-никогда не улыбнётся и не заговорит? Неужели Эскиль, которого я знала, больше никогда не откроет свои голубые глаза? Мои глаза стали слезиться, как ненормальные. Из-за слёз, я уже буквально ничего не видела. Но нужно было взять себя в руки — нужно было сказать Эскилю последние слова. — Я не знаю, слышишь ли ты меня… — тихо, дрожащим голосом, начала я. — Но надеюсь, что сейчас ты находишься в лучшем месте. В месте, где тебя примут таким, какой ты есть. В месте, где тебе будет по-настоящему хорошо, — по мне прошлись мурашки от осознания того, что я собиралась сказать дальше. Я положила руку на гроб, как если бы хотела коснуться самого Эскиля. — Прощай. После самого прощания хуже было только погребение. Уже никто не сдерживал, да и не пытался, сдержать слёзы. А когда кто-то только-только успокаивался, то снова начинал тихо плакать, смотря на отчаяние матери Эскиля и его отца, которые в обнимку стояли на коленях перед уже зарытым гробом сына. — Хорошая погода, — запинаясь, заметила Нура сквозь слёзы. Я, словно одумавшись, устремила взгляд в голубое небо полное пушистых белых облаков. И стоило мне посмотреть вверх, как из-под большого облака показалось яркое-яркое солнце, наполняя кладбище мягким, обволакивающим теплом. На секунду я подумала, что это Эскиль дал о себе знать, что с ним всё хорошо и что он там — где-то наверху, куда не досмотреться внимательным взглядом. По крайней мере, мне нравилось в это думать. Так становилось легче.***
Когда мистер Шистад довозил нас обратно до дома, то он неожиданно начал говорить серьёзным, словно на конференции, голосом: — Нура, я и мама Эвы прекрасно понимаем твоё весьма сложное положение… И мы бы очень хотели помочь тебе справиться с недавно нависшим горем и проблемами в плане жилья и денег, — мой отчим достал что-то из бардачка, а затем протянул это Нуре. Протягиваемым оказался плотный белый конверт, что означало только одно — деньги. При чём очень много денег, раз они лежали в конверте, а не на виду в закрепе. — Здесь хватит либо на два года снятия какой-нибудь приличной квартиры, либо на покупку одной небо… — мистер Шистад не договорил, а просто заключил. — Эта сумма поможет тебе. Сатре, которая сидела радом со мной, неуверенно приняла деньги: — С-спасибо огромное… — Без возврата, — добавил мой отчим, заворачивая к дому. Затем мы зашли на кухню, где сидела моя мама и в тишине пила какой-то фруктовый чай. Увидев, что мы все вернулись, она сразу же встала с места, заметно ухватившись за свой небольшой животик, что просто не могло пролететь мимо меня. — Привет, — сказала та и мистер Шистад подошёл к ней; поцеловал её в щёку, а затем прошёл к вазе с различными фруктами. — У меня есть хорошая новость… — Извините, я пойду в комнату Эвы, — тихо произнесла Нура и все понимающе кивнули. Когда моя подруга скрылась на втором этаже, то моя мама продолжила: — Я решила, что в последнее время в нашей семье… Все как будто чем-то озадаченны, — мама посмотрела на меня. — Особенно ты, Эва. Ну ещё и Крис, конечно, но он недавно потянул спину, так что с ним всё понятно. В общем… — мама откашлялась, а затем продолжила. — Чтобы мы все отвлеклись, я заказала нам четыре билета в Ниццу на четыре дня. Прямой рейс длится три часа. Вылет завтра в обед… Что скажете? — мама ожидающе стала оглядываться то на меня, то на мистера Шистада. — Анна-Марит, я считаю, что это очень хорошая идея! Правда, Эва? — обратился ко мне отчим. — Да, здорово, — без энтузиазма согласилась я. Интересно, а как на это отреагировал зеленоглазый? Ведь мы все четвером так никуда и не выбирались. — А Крис знает? — М-мм, ещё нет. Как только вы уехали, так он почти сразу же поехал гулять с той симпатичной девушкой… Как же её зовут, Джеймс? Она ещё недавно оставалась у него ночевать. — Ибен, — подсказал мистер Шистад. — Да, точно! В общем Кристофер уехал к Ибен и ещё не знает о поездке. Но мы скажем ему об этом сегодня вечером, так что всё нормально. Я нахмурилась, вспомнив об одной очень неприятной детали: — А как же Нура?.. Мама вопросительно посмотрела на отчима. — Ты передал конверт? — Да. — Эва, а в чём тогда проблема? — мама вновь обратилась ко мне. — Ты ведь сказала, что вылетаем завтра в обед. Ей нужно найти квартиру за полдня? — моя бровь вопросительно изогнулась. — Прости, милая, но я всё равно не понимаю. А что не так? Эва, сейчас снять квартиру быстрее, чем ты думаешь… — Мне нужно поговорить с Нурой. Возможно, я не поеду, — перебила я, говорящую маму и сразу же начала подниматься на второй этаж. Зайдя в свою комнату, я застала подругу за ноутбуком, который всегда стоял на моём письменном столе. Я подошла к Сатре поближе и заметила, что та смотрела варианты квартиры для снятия. — Кажется, уже завтра я перееду, — сказала светловолосая, показав мне небольшой блокнотик с адресом. — Ты уже позвонила владельцу квартиры? — Угу. — А родителям? — Ты же знаешь, что они сейчас в Мадриде и что им совершенно всё равно на меня, — Нура посмотрела на меня своими большими голубыми глазами. — Твой отчим дал мне триста тысяч норвежских крон — этого хватит даже на то, чтобы купить собственную квартиру до конца жизни… Но я этого не сделаю. У меня вообще нет одежды. Мне неожиданно стало жаль Нуру. Захотелось успокоить её, обнять и сказать, что всё будет хорошо. Так я и сделала. Хоть она и сидела, а я стояла, я всё равно склонилась над ней и крепко-крепко обняла её, после чего та, подёргиваясь, заплакала мне прямо в плечо.