Жизнь после игры

Оба дракона остались на попечении медиков, а я поплелась в душ, отчаянно желая смыть с себя всю мерзость этого дня. Было такое чувство, будто все мое тело пропиталось вонью этой черной гадости, а в душе мерзко шевелились те самые черви. Я даже представить себе не могу, какой нужно быть мразью, чтобы издеваться над этими детьми. Не просто убить или отравить, нет. Эти горе-ученые или горе-некроманты или кто занимается всем этим чертовым дерьмом калечат жизни детей. Их мучают, над ними проводят странные опыты, лишают их возможного будущего материнства, их подчиняют чьей-то воле… Я не знаю, зачем это все. И кем нужно быть, чтобы вот так издеваться. Стоя под мощными струями горячей воды, я думала о том, что драконы ни хрена не любят своих детей. По крайней мере, именно поступки драконов наталкивают меня на эти мысли. Если бы они любили, то не допустили бы этого! Перевернули весь клан и выпотрошили бы всех, кто замешан в этом. Вывернули бы на изнанку реальность и параллельные миры, но нашли бы своих детей. А так… Всем просто похер. Огромный такой хер на стыренных кем-то детей. Главе клана похер, его детям и внукам похер, страже похер, родителям… может им и не похер, но им заткнули рты, чтобы никто ничего не узнал. Великолепный, просто удивительный клан без изъяна! Я горько улыбалась, чувствуя во рту привкус той черной мерзости и шампуня. Плазма остервенело перетекала туда-сюда, пытаясь избавиться от фантомной грязи. Сколько ни мойся, а было такое чувство, будто я вывалялась в говне и в данный момент мылась канализационной водой. Вообще все это странно. Закрытые ото всех остатки драконьих кланов. Скрытные сверхи. Дерганные демиурги. И страдающие дети. Драконы, сверхи и демиурги не считают своих пропавших. До воцарения на посту главы Совета демиургов Сина никто не интересовался, куда пропал тот или иной демиург. Драконы и сверхи не интересуются пропажей собственных детей. Все молчат в тряпочку и сидят тихо. Еще ни один дракон не пришел и не сказал: «Я знаю, что происходит, но помочь не могу. Быть может, вы поможете?». Все делают вид, что всё в абсолютном порядке. Что так и надо жить. И это бесит. Я не могу изменить уклад жизни в кланах драконов и семьях сверхов. Не могу повлиять на закостенелые умы. Не могу даже прийти в чертов серебряный клан и спросить: «А какого хрена вы проводите эксперименты над собственными детьми?». Меня оттуда попрут раньше, чем моя нога ступит в их измерение. И, боюсь, выкурят шквальным огнем магии и драконьей силы. И раз всех все устраивает, то я не могу собрать недовольных и устроить бучу. Просто некого собирать. Никто не откликнется на призыв помочь каким-то там детям, которые пропали давным-давно. Все, что мне остается — собирать эти объедки с барского стола, реанимировать и пытаться вернуть к жизни. Чистить, отмывать, приводить в порядок, давать им новую жизнь в другом мире и защищать их от тех, кто, быть может, захочет их вернуть. Я думаю, а мысли все бегут и бегут сплошным потоком. Как та вода, льющаяся из лейки. Как время, как жизнь. Самое мерзкое — бессилие. Когда ты почти бог, но ничего не сможешь сделать. Смешно. На меня молятся, мне преподносят жертвы, обвешивают статую рябиной и шоколадными бусами, а я… стою в душевой кабине мокрая, растерянная, беспомощная и понимающая, что такую махину всеобщего пофигизма мне в одиночку не сдвинуть. Шторка отдернулась, и передо мной предстал Шеврин, задумчиво глядящий на это безобразие. Дергаться и прикрываться я не стала. Во-первых, он и так там все видел, сомнительно, чтобы взрослый дракон ни разу не посмотрел на голую бабу в душе. А во-вторых, мне слишком паршиво, чтобы я пыталась соблюдать какие-то там условности. Кнопка выключения воды вдавилась в панель. Дракон сдернул с крючка полотенце и аккуратно меня замотал. Так заматывают редкий фарфор. Похоже, я для него тоже в какой-то мере хрупкая хрустальная вазочка… — Заканчивай, пошли спать, — он осторожно подхватил меня на руки, почему-то стараясь не передавливать и не сжимать. Боялся, что я вытеку из полотенца, перепив воды? Напрасно, сейчас мне было абсолютно фиолетово, кто и куда меня несет. — Скажи мне, зачем они это делают? — я высунула лицо из полотенца, глядя на перекрывающую обзор толстую черную косу. Приятный, какой-то родной запах обволакивал, даря внутреннюю уверенность — мы справимся. — Я не знаю. Могу только предположить… — Шеврин поудобнее перехватил меня, давая себе больше возможностей для маневра. — Они что-то исследуют. Или же действительно хотят вечного и абсолютного бессмертия… О шикарной шутке над тем самым ищущим бессмертия знали все наши. И ведь не прикопаешься, он теперь воистину бессмертный. Вот только вынужден бухать по десять литров алкоголя каждый день и чувствовать от него вечное, бессмертное похмелье. Озеро знает толк в извращениях! — Мне кажется, это те самые ублюдки, которые потрошили Шеата в его прошлых жизнях. Они ведь не умерли, — я прикрыла глаза, отвлекаясь от мельтешения косы перед глазами. Что-то из прошлого настойчиво пыталось пробиться сквозь пелену склероза, но вязло в ней и бессильно билось в голове. Что-то такое уже где-то было. Черная дрянь в телах. Черная дрянь в головах. Паразиты в шее. Способ управления… попытки управлять… — Значит, когда-нибудь они вылезут из подполья и преподнесут нам сюрприз, — Шеврин сгрузил меня в комнате на кровать и подал широкий белый халат. На миг мое лицо исказилось от воспоминаний о параллельном Яриме, и я яростно отмахнулась от халата. — Тогда одевай свою любимую футболку и не морочь мне голову. На мою башку шмякнулась мягкая легкая ткань. Я завозилась и натянула ее, чувствуя к Шеврину какую-то постыдную благодарность. Он не дал мне расклеиться и рефлексировать, он заставлял собраться и снова рваться в бой. — Я изучаю списки пропавших, которые ты мне любезно дала, — дракон смерти снова перевел тему, шлепнув передо мной длинный лист бумаги, будто стыренный из какой-то печатной машины. — Так вот, пропавшие, не появляющиеся больше года… да, тут есть дети. Много детей. Учти, проверить это невозможно. И у тебя нет списка из серебряного клана. — Извини, но если я туда приду, из меня сделают котлету, — я покаянно развела руками и натянула созданные джинсы на уже высохший зад. — Тогда исходим из того, что похитители детей действуют вместе с паразитами. Или… — Шеврин задумчиво нахмурил лоб. — …издеваясь над детьми, пытаются найти средство от паразитов. — Ни то, ни другое. Вот такое дерьмо я нашла в их шеях, — я показала Шеврину фотографию того самого червяка, ныне покоящегося в зериной лаборатории. — Ну или они вышибают клин клином, — не согласился дракон, задумчиво глядя на фото. — В любом случае, рекомендую тебе показать этих ребят нашим темным сверхам, я их приведу завтра утром. Заодно и узнаем, связано это все или нет. — Попробуем, — я вяло скомкала полотенце, размышляя, уничтожить его или швырнуть в стирку. Мне казалось, что и от полотенца исходит муторно-вязкий неприятный запах той черной дряни. Решив не рисковать, распылила его прямо в руках. — Ложись спать, — Шеврин плюхнулся на кровать рядом со мной и закинул ногу на ногу. — А я попробую пробить хоть кого-то из этих ребят. Быть такого не может, чтобы никто ничего не видел. — Может быть, все намного проще. Этим ребятам вживили в шею червя, который управляет двигательными функциями. Вполне реально, что он влиял на поведение, характер, речь и прочие действия. И вполне реально, что все пропавшие возвращены в кланы и живут как зомби, — забурчала я, укладываясь под его боком. — Потому никто не спешить бить в набат. Дети дома. Странные, забитые или чересчур агрессивные, но они живы, они дома и о них есть кому позаботиться. — Тоже вариант, — Шеврин щелкнул меня по носу и взялся снова листать длинный список.