***
Тэхен упорно молчит, игнорирует чужое присутствие. А Чонгук и не настаивает, лишь незаметной тенью следует по пятам. Когда взгляды пересекаются — старается удержать хотя бы на мгновение дольше, заглянуть в этот бездонный океан, где плещется тоска непомерная и одиночество, разъедающее серной кислотой. Чон видит это, чувствует всем сердцем и хочет помочь, но омега уперт. Он, как волшебная шкатулка, полная тайн, только найди ключ. «Молю тебя, найди его, я тону один» Несколько недель тишины так или иначе должны были кончиться. И однажды, когда крупные капли дождя отстукивали по козырьку качели только небу известную мелодию, Тэхен сдался. Надеясь, что свежий воздух утреннего дождя приведет мысли в порядок, Тэхен глубоко вдыхает. Вместо прохлады и такого желанного спокойствия в легкие попадает вишневый сироп, обволакивая стенки и окончательно туманя разум. Тэхен с показушным спокойствием говорит: — Мне не нужна нянька. Чонгук усмехается и поворачивает голову: — Я тебе не нянька, Тэхен, — его глаза больше не кажутся черными омутами. Они скорее цвета горького шоколада с крупицами золота, играющими на солнце. — Я хочу стать тебе другом. — Тебя прислали родители, — кривит губы омега, — и платят. Ты не можешь мне быть другом. — Я не буду с тобой спорить, — спокойно отвечает Чонгук, — просто знай, что ты можешь ошибаться, — и отворачивается, замолкая. Если разговор с Чонгуком можно сравнить с бушующим океаном, то молчание — с мягким приливом в тот момент, когда на горизонте розовеет рассвет, а вода рябит от прохладного бриза. Тэхен не привык к таким противоречивым эмоциям. С этим Чонгуком что-то не так. Один факт того, что он засланец матери — настораживает. А то, как он настойчиво остается с омегой — пугает. Тэхен нервно перебирает пальцами, царапая ногтями дерево. Чонгук это замечает. — Не волнуйся, я не собираюсь из тебя выбивать слова, — пожимает плечами альфа, — если сам захочешь поговорить — я рядом. Тэхен неслышно выдыхает и расслабляет пальцы. Кажется, только что пустил на свою территорию чужака.***
Каждое утро ровно в 9.15 Тэхен садится на качели и повторяет давно заученные движения. Ровно в 9.20 приходит он. Вишневый сироп проникает в легкие, и Тэхен больше не задыхается. И никогда не признается, что лишь вдыхает глубже, желая прочувствовать каждую ноту этого дурманящего аромата. Они не разговаривают, не обмениваются рядовыми приветствиями. Между ними этикет ни к чему. Лишь каждый раз в 9.25 (Тэхен засек) звучит новая цитата из сборника, покоящегося на коленях омеги. И он хотя бы себе признается, что больше не боится. Ему спокойно. Однажды ночью дом взрывает крик, нечеловеческий вопль, оглушающий до такой степени, что хочется плотно закрыть уши. Дверь в комнату Тэхена резко распахивается — влетает всклоченный Чонгук, который сразу понимает, что происходит. Он накрывает дрожащее тело омеги собой, прижимает крепко и баюкает, как ребенка. Следом за ним забегает семейство Ким во главе с шокированной госпожой Ким. Чон одним взглядом показывает, чтобы не вмешивались. Комната пустеет. Тэхен сбивчиво дышит, дрожащей рукой цепляется за Чонгука, будто тот единственный шанс на спасение. Чон перехватывает ладонь, которая цепко держит воротник ночной рубахи, и переплетает пальцы, позволяя омеге с силой сжать их, выпуская боль. Они остаются так, пока дыхание Тэхена не приходит в норму, а тело не перестает дрожать. Чонгук аккуратно выпускает его расслабленную руку, приседает рядом и вглядывается в умиротворенное лицо: внутреннюю тревогу выдают лишь подрагивающие ресницы. — Что же мне сделать, чтобы ты мне открылся, Тэхен? — шепчет Чонгук и подносит ладонь к волосам омеги, чтобы пригладить их, но замирает, так и не осуществив задуманное. Следующее утро проходит четко по плану, будто ничего и не произошло. Чонгук украдкой наблюдает за застывшим лицом Тэхена, изображающего напускное спокойствие. Его выдает еле заметное движение пальцем, царапающим поверхность. — Со мной давно такого не происходило, — подает осипший голос Тэхен. Чонгук вздрагивает — не ожидал, что омега заговорит. — Последний приступ был пару лет назад, когда, — он сглатывает, — …умер мой младший брат, — Чонгук молчит, пустыми соболезнованиями он сделает только больнее, — мне жаль, что тебе пришлось это увидеть, — на последних словах Ким поворачивает голову, прямо смотря в омуты напротив. — Никогда не извиняйся за свою слабость, — серьезно говорит Чон, — ты — человек, и не должен прятать свою боль глубоко внутри, — омега поджимает губы, желая спрятать то, как сильно они дрожат. — Тэхен, послушай меня внимательно, — Чонгук аккуратно накрывает своей ладонью чужую, прекращая нервное царапание. Ким ошалело смотрит на их руки, а потом на человека напротив. Не верит своим ощущениям — не понимает, почему не хочет вырваться с дикими криками. — Ты — самое ценное, что имеешь. Не позволяй никому указывать, каким ты должен быть. Если больно — плачь, кричи, выплесни это, чтобы не захлебнуться, — Чонгук умоляюще заглядывает в глаза омеги, из которых вот-вот скатятся дорожки слез. — Да что ты знаешь… — надломлено шепчет Тэхен, резко выдергивает руку и убегает прочь, прячась между раскидистыми деревьями. — Тэхен! — кричит вдогонку Чонгук. Облажался. Чонгук крупно облажался.