Правда ли, что отвергнутый соблазн – истинная проверка характера? Не совсем… Да, мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного. Но единственный способ избавиться от соблазна – это поддаться ему.
Сейчас Наён чувствует себя максимально отвратно. В первый же день так облажаться, пойдя на поводу своего гнева и желания превзойти всех и вся, решив нарушить правила, отчаянно думая, что слова Чимина — воздух. Что всё это — какая-то игра. Нет. Никаких игр здесь нет. Напротив. В данный момент, всё слишком серьезно и пугающе. Но ни смотря на всё, девушка пытается скрыть свой страх перед неизвестным. Ну и, перед Паком, конечно же. Все чувства, которые переполняют девушку по отношению к нему, это нарастающая с каждым днём злость и ненависть. Свою боязнь ему она показывать не хочет, хотя… взгляд уже давным давно её выдал. Что сейчас будет? Куда этот психопат везёт её? Чёрт его знает. От этих сранных мафиози чего угодно можно ожидать. Брюнетке только и остаётся вжимать свою тушку в кожаное сиденье, в которое её запихнул парень. Они сейчас на бешеной скорости едут в знакомом направлении, отчего у Наён ноги трясутся ещё сильнее. В каждом движении Чимина чувствуется ярость. Он резко прокручивает руль на поворотах, оставляя на дороге чёрные полосы, и с такой же злостью переключает коробку передач. За все время что они в дороге, брюнет на девушку даже не взглянул. Его тяжелое дыхание в салоне слышно, да и только. Единственное слово, произнесённое Паком сквозь стиснутые зубы, было: — Парень? На что последовало неуверенное, сухое, брюнеткино: — Девушка. Боковым зрением Наён замечает гневно вздымающуюся грудь Чимина, и то, как он нервно набирает кого-то по телефону, сжимая его в руке. Его выбешивают долгие, мучительные гудки. Такое чувство, что ещё чуть-чуть, и он взорвется. — Алло? — хриплый, низкий и прокуренный голос Юнги доносится до ушей Наён. — Телефон в заднице держишь? — Ты прекрасно знаешь, что мы у Хуана. Чего трезвонишь как ненормальный? — вздыхает Мин. — Что случилось? — Вы в особняке? — Да. — Чонгук тоже с вами? Наён крупно вздрогнула.Чонгук… его теперь что, тоже накажут из-за меня? Ему ведь сказали следить за тем, чтобы я глупостей всяких не наделала…
— Да, только подъехал. Что-то стряслось? Он поэтому такой взвинченный? — голос по ту сторону всё напористее и взволнованнее. Девушка поджимает губы, виновато опуская голову и теребя край перепачканной блузки. — Отлично. Ждите у второго крыла, в той комнате. — «В той комнате»? Там они все свои «орудия пыток» хранят? — думает про себя брюнетка, едва заметно хмыкая. Сейчас только за друга боязно. Лишь бы ему не перепало. Пятисекундное молчание кажется вечным. Мин сейчас, скорее всего, в одну точку смотрит, да не шевелится вовсе. — Чимин, не надо. Она в клане всего день. — Не вам это решать, — Пак прикрикивает, сбрасывая звонок и швыряя трубку рядом с электроприкуривателем. Достаёт из бардачка пачку ричмонд и, придерживая руль коленом, закуривает одну. Брюнетка морщится от неприятного запаха табака, ударившего в нос, но сказать что-либо не решается. Лучше уж так, а то из-за напряжения исходящего от парня, кажется что он девушку вот-вот и вовсе убьёт. Наён резко переводит взгляд на Пака, который очень неожиданно обратился к ней. — Из уважения к твоему дяде, я хотел обойтись без наказаний. Из уважения к Тхану, я готов был плюнуть на все правила, — произносит Чимин медленно, выпуская всю желчь в виде слов, вместе с дымом. Наён, закрыв рот на замок, внимательно вслушивается в слова Чимина, который пытается всю свою раздражённость подавить. — Но потом я вдруг понял, — небольшая спираль дыма растворяется в напряжённой обстановке, — какого чёрта я должен жалеть тебя? — с долей горечи произносит брюнет, посматривая на притихшую Наён. — Ты требуешь уважения к себе? После всей хуйни, что ты вытворяешь? — повышает он тон. — Что ты хочешь сейчас услышать? — неожиданно даже для самой себя подаёт голос девушка. Сейчас уже почему-то, на все плевать. Чимин уже очень давно перешёл всевозможные рамки дозволенного. Так почему, чёрт возьми, нельзя ей? — Я буду делать только так, как сама посчитаю нужным, и ты мне этого не запретишь. Даже все эти ваши гребаные «наказания»… — с демонстративной горечью выплёскивает она. — Плевать я на них хотела, ты понял? Наён чувствует с какой силой пульсирует жилка на её шее от подступающей истерики. — Какой же ты отвратительный… ненавижу, — злостно шипит Наён, пытаясь справится с эмоциями. Очень глупо показывать своё упорство и характер в данной ситуации, но по-другому брюнетка не может. Один вид парня её выбивает из колеи, не то что его напыщенные слова. — Ненавидишь? — усмехается, — как мило. Ни один человек в клане не осмелится противиться мне, а ты, думаешь, сможешь? — выплескивает он с явным издевательством. Про дорогу даже не вспоминает. Лишь на бешеной скорости гонит, в упор смотря на девушку. Стряхивая пепел сигареты, бесследно разлетающийся на ветру через открытое окно, он продолжает: — Нет, малышка. Ты будешь делать всё так, как я скажу, поняла? — повторяет он слова девушки. — В конце концов, ты сама позоришь имя своего отца, чьи достижения были примером для многих. И видимо пошла ты не в него, раз ставишь свои принципы превыше законов мафии. Воздух накалён до предела, по венам течет вязкая ярость у каждого. Оба хотят кольнуть поглубже. — Лучше бы в тот роковой день, мир лишился тебя, а не Джин Хо. — выплескивает он ядовито. — Единственная польза которую ты пока что принесла, это примирение кланов. В остальном, все твои действия приносят вред. Иногда мне даже кажется что ты вовсе не дочь главы, а просто существо без рода и племени. Глупая эгоистка, с детскими взглядами на жизнь. Слышится звук разбившегося терпения где-то глубоко внутри, и Наён, больше не смея сдерживать себя, направляет свой взор на Чимина. Без тени страха, она хватает из бардачка какой то чехол с дисками, с размаху швыряя в парня. Сейчас бы смачную пощечину брюнету зарядить, да вот ремень это сделать мешает, сковывая все движения. Чимин же даже не пошевелился, только лишь усмехнулся. — Полегчало? Мои слова от этого изменились? — смеряет он её колючим взглядом. — Нет. В том то и дело. Единственное, что ты умеешь делать, это спорить и размахивать кулаками, а что такое ум, терпение и рассудительность, ты даже не знаешь. Прав ли Пак? В данной ситуации, да. Как бы от этого не было обидно, но он прав, и прекрасно это осознаёт. По его ухмылке это читается, по глазам, которые ядом наполнены. Наён это отчётливо понимает, но не проиграет, даже если уже поражена. — А ты прав, — спокойно отвечает девушка, после небольшой паузы, — лучше бы я просто сдохла в прошлом, чем сейчас быть с такой падалью в настоящем. Брюнетка смотрит в чёрные омуты, в которых ничего не меняется. Очень хочется разозлить парня, и поэтому, Наён уже сама тихо шепчет: — Ты всего-лишь мальчишка, который играет крутого. Уверена, если бы произошла настоящая проблема, от тебя только пятки сверкали. Ты никто, Пак Чимин, а если думаешь, что чего-то стоишь, то это всего навсего авторитет твоего отца и деньги, которые нужны только твоим шлюхам. — Стало легче? — хрипло произносит парень, смотря прямо в глаза. — Ты себя или меня пытаешься переубедить? — смеётся он внаглую. — В любом случае, знаешь отличие между мной и тобой? Даже если мы не отражение своих родителей, то ты, Ким Наён, полностью зависишь от того самого авторитета и живёшь на моем полном обеспечении. — Пак щурится, следя за тем как играют желваки на лице у девушки. — Тебе вслух произнести то, кем ты сейчас являешься? Чимин выжидает паузу, делая последнюю затяжку, а после, улыбнувшись своей фирменной улыбкой, пододвигается к девушке ближе, шепча: — Моей, пока ещё не на всех законных основаниях, шлюхой. Говорит он хрипло, выпуская дым прямо в лицо девушки, отчего та жмурится. Слова огромным, неприятным комом застревают в горле, а в уголках глаз еле просачиваются хрустальные капельки. — Мерзкий ублюдок… — так и остаётся в голове у Наён, не решающейся озвучить это вслух.***
Всё тот же громадный особняк. Всё те же громадные клумбы из цветов с шипами и тот же скошенный газон, свежий запах которого резко ударяет в нос, стоит двоим выйти из авто. Фонари и подсвечники вокруг всего особняка не горят как в прошлый раз, ещё больше омрачая это проклятое место. У ворот припарковано всего два спорткара, что очень контрастирует с прошлым разом, когда от автомобилей всяких шишек, места не было пройти. Чимин не церемонится. Он грубо хватает Наён за кисть, волоча внутрь. Девушка сейчас даже не отпирается. Она понимает — виновата. От будущего «наказания» не отказывается, наоборот, несмотря на пугающую неизвестность, покорно следует за брюнетом, гордо задрав подбородок. У входа парочку встречают двое громил, которые при виде разъяренного наследника без лишних слов пропускают его внутрь, следуя за ними хвостом. Внутри дом наполнен тишиной. Она натянута тугой струной, ощутима, чувственна, и от этого с каждым разом стойкость хрустом трещит внутри. Каждый шаг словно молоток, отбивающий свой ритм. Массивные стены, со вкусом подобранные картины… Всё это давит. Не даёт собрать мысли в одну кучу, а двое мужчин сзади, слово какие-то надзиратели, так же давят своей аурой. Наён хоть и немного, но все же догадывается, что ожидает её. Телесные наказания? Чимин упоминал их когда когда рассказывал о всех законах. Но неужели, они будут бить её? Нет. Всё таки, не всё так просто. И от этого у Наён кровь в жилах стынет. Девушка не сомневается, подобный показ Чимину принесет немыслимое удовольствие, а Наён же опять останется в его глаза никем. Тряпочной куклой. В горле ком, а на душе пустота. Сожалеет ли? Нет, ничуть. Лишь упасть в глазах многих – вот, чего не хочется совсем. Каждый шаг – осознанность реальности, которая встречает её с пистолетом около виска, чтобы глухим звоном выстрелить, подкосив. Они доходят до конца коридора, где Наён ждёт должное наказание, а тот, кому она будет посылать усмешку, будет глядеть на неё и сгорать от гнева. Ведь даже если она захочет, если даже крик будет лопать лёгкие и сдирать глотку… Наён не вымолвит ни единого слова. Это самое унизительное, что она сможет сделать. — Хотя бы тут будь достойна того, что у тебя на лопатке набито, — гадко выплескивает Пак, умещая в словах всю злобу и ненависть скопившуюся к девушке, а после дергает на себя кольцевую дверную ручку. Массивная дверь с глухим скрипом отворяется, а парень с девушкой проходят внутрь. Взору представляется просторная комната. Все вокруг озарилось тусклым янтарным светом, теплым, словно обволакивающим комнату. Датчик движения сработал - пронеслось в голове у Наен. Смотря в пол, она не спеша изучала «пыточную». Пол состоял из плиток двух цветов - черной и серой. Они чередовались, словно образуя бесконечную шахматную доску, где прямо сейчас девушка должна была принять свое поражение. Подняв голову, она могла разглядеть общие очертания места: несколько роскошных диванчиков чёрного цвета, притиснутых друг к другу, стояли посреди комнаты так, будто перед ними должен быть размещен телевизор, и места для сидения были повернуты к нему. Прямо перед ними была стена, почти полностью заслоненная чистым сверкающим зеркалом. Его обрамление было громоздким, заканчивалось в углах, а матовое серебристое покрытие красиво светилось. Стена слева пустовала, а на той, что была справа, располагалось окно. Стёкла были затемнены, что не позволяло разглядеть улицу за ними. А бархатные багровые, почти чёрные роскошные шторы застыли и набрались пыли. Длинный мраморный стол у левой стены поблескивал в неярком освещении, заканчивался возле зеркала и брал начало с кожаных диванчиков. Его криволинейная царга несла в себе огромное разнообразие причудливых узоров, а ножки были толстыми, сужающимися к полу. Предметы, лежавшие на столе, имели «карательное» предназначение. Десяток всевозможных плетей и влажных бамбуковых тростей, на которых виднелись кристаллики соли. Правее стоял самый обыкновенный, чёрный маленький сундучок, доверху заполненный мелкой песчаной солью. Они ещё и трости солью пропитывают для пущего эффекта… садисты гребаные. — быстро проносится в голове у девушки, которая сразу поняла предназначение всех этих предметов. Наен вдруг посмотрела на себя. Сердце ее будто сжали. Смотря в отражение, она видит девушку с пустым взглядом. Её лицо, поза, глаза, не выражают абсолютно ничего. Они потухли. Сейчас она готова вынести любое наказание. Все эмоции пропали, а мысль о том, что она поступила правильно, ни на миг не покидает её. Нужно ответить за содеянное. Дверь вновь неожиданно распахнулась. Четверо парней вошли один за другим. Брюнетка узнаёт в лицо каждого, включая Сондже, провожающего её негодующим взглядом. Он обводит каждую частичку её тела, встречаясь с ссадинами и едва заметными синяками. Чхве сейчас в комнате единственный из пламенных. Последним из них вошёл Чонгук. Его лицо поникшее, а руки едва трясутся. Медленно войдя, он также аккуратно закрывает дверь за собой. Начинается?… — Что случилось? — слышится спокойный голос Сондже, за которым скрывается раздражение и непонимание того, за что будут наказывать его госпожу. — Правила. Она нарушила их. — сухо и сдержанно отвечает Пак. Он еле сдерживает себя в присутствии троих друзей которые с таким же негодованием оглядывают внешний вид брюнетки. — Что? Ослушание? — спрашивает Хосок. — Драка. — Чимин, болезненно сжимающий ладонь девушки, высвобождает её из мёртвой хватки и проходит мимо друзей, провожающих его взглядом. — Она в который раз пренебрегла моими словами, а значит, — он разворачивается лицом к девушке, присаживаясь на кожаное кресло и впиваясь гневным взглядом в её фигуру, — будет в полной мере за это отвечать. Пак тянется к фиолетовой пачке и зажигалке в кармане брюк, с наслаждением делая первую затяжку и заполоняя никотином свои легкие. Чимин следит за тем, с какой ненавистью на него глядит брюнетка, болезненно сжимая кулаки и поджимая губы. А для него это, конечно же, услада для глаз. — Чимин, это первый день, может все же… — прерывает тираду обычно холоднокровный и безразличный ко всему Юнги, пытаясь надавить Паку на жалость. Тон размеренный и спокойный, не выдающий волнения. С любым мужчиной или парнем он бы не церемонился. Только вот Наён – девушка, что ситуацию значительно усложняет. — О чем разговор, хён? Какая же из неё мать клана, если она телесного наказания перенести не сможет? Или вы думаете, что раз она девушка, то и отношение к ней будет особое? — Чимин не прерывает зрительного контакта, смотря на брюнетку с явным издевательством. Стоит увидеть, впиться, прикоснуться взглядом к фигуре, как усмешка сама просится на всеобщее обозрение. Ирония и злость отпечатываются во взгляде, тёмной спиралью отображаются в угольных глазах. Чимин хотел, он жаждал указать этой горделивой, со своими устоями и моралями чертовке, где на самом деле её место и что она далеко не исключение для законов мафии. — Хосок, — произносит Пак. Разговоры друзей между собой резко прекратились. За наказания, как ни странно, отвечал он. Принимая до этого нейтральную сторону, он смотрит пару секунд на девушку, с каким-то еле заметным сожалением, а после тяжело вздыхает. Он делает шаг вперёд, но голос друга его останавливает. — Стой, — парень закинул ногу на ногу, стряхивая пепел в пепельницу. Он кидает броский взгляд на друга, который стоял как в воду опущенный, а после скользит им по лицу Наён, по её эмоциям, сменяющимся одна за другой. Сколько раз она огрызалась? Сколько раз оставалась непокорной и своенравной? И сколько раз Чимин держал себя в руках, как мантру в голове повторяя, что сейчас не время? Может, время всё-таки настало? — Не ты, хён, — тихо и как-то настораживающие процедил парень. Хосок встревожился, но на деле этого не показывал, только еле заметные обеспокоенные тени чувств, мелькающие во взгляде выдавали его. — Чонгук, — чеканит Чимин, приподнося фильтр тлеющей сигареты к губам, — подойди. Стоило услышать своё имя, как голова парня сразу же отрывается от пола и поднимается вверх, в недоумении посматривая на своего друга. Он не хотел смотреть на будущие страдания Наён и поэтому, несмотря на свое присутствие, дал себе чёткий приказ не поднимать голову. Но сейчас, Чонгук всеми фибрами души ощущает некую надвигающуюся бурю. Он спешно бегает взглядом по каждому присутствующему, даже зацепился взглядом за Хосока, который чётко показал взаимное непонимание. Чонгук преодолевает небольшое расстояние и через несколько шагов оказывается около Пака. — Да, хён? — хотелось звучать спокойно, но план с треском провалился. Брюнет без сомнений уловил его лёгкую панику. — Как думаешь, — тянет он слова, смакуя их на языке, — человек, которому было приказано следить за другим человеком, должен разделить наказание на обоих? Хосок резко развернулся к брюнету, всем своим видом показывая о протесте, буравя его взглядом. — Да, — отвечает без колебаний Чонгук, всматриваясь в профиль друга. Что у него на уме, никто не понимает. Но каждый осознаёт, что как бы то ни было, девушка провинилась. И обязана за это ответить — Ты. — звучит, как приговор. — «Я»? — едкое чувство тревоги нарастает, сжимает и обволакивает собой каждый орган. — Не Хосок, ты, Чонгук, это сделаешь. — Что ты… — Хочешь возразить? — холодно проговорил брюнет, одаривая младшего спокойным взглядом, в котором чувствуется явная угроза. Чонгук чувствует как разрывается: с одной стороны хочется сказать да, выкрикнуть его настолько четко и сильно, насколько это возможно, но с другой стороны, он понимает последствия всех своих действий. Взгляд угольных глаз всё-таки поднимается на девушку. Губы поджимаются в тонкую полоску. В голове крупным шрифтом вырисовывается лишь одно: — Из-за меня… Если бы доглядел, предусмотрел, то этого можно было бы избежать и не видеть перед глазами картины, из-за которой всё внутри зудит от сожаления. А девушка, будто прочитав его мысли, одними лишь глазами успокаивает, говорит о том что здесь он не причём, что сама пошла на это. Кулаки до побеления сжимаются, а зубы стискиваются. — Хочешь? — отдаётся эхом во второй раз, а в голове вдруг что-то щёлкает. Если не он или не Хосок, то обязательно кто-то другой. Тот, который не посмотрит на то, кто она. Просто будет выполнять свою работу. — Нет, — с трудом выдавил Чонгук, еле преодолевая ком в горле, — не хочу. — Тогда вперёд. Внутри всё накипает. Чонгук не понимает, на какого зол больше: на Чимина, чьи действия уже давно вышли за рамки, или на самого себя. Он не отводит взгляд от Наён, в уме нашёптывает, чтобы выдержала последующие минуты, не упала духом и доказала свою силу, даже если боль будет невыносимой, а в ушах будет отдаваться свист трости, рассекающий одним ударом плоть. Медлить больше нельзя, как бы не хотелось оттянуть этот момент. Чимин может разозлиться ещё больше и тогда этот приказ будет цветочком на фоне последующего. — Слушаюсь и повинуюсь, — с иронией и гневом огрызается Чонгук, в последний раз впиваясь взглядом в брюнета, пытаясь так хоть немного выплеснуть свою обиду и злость, заполняющую его прямо сейчас. Чимин же в свою очередь смотрел в упор только прямо, наблюдая за каждым действием и вздохом девушки. Парень отрывается с места и проходит к мраморному столу, вид которого сейчас лишь тошноту вызывает. Он опирается о его стеклянную поверхность обеими руками, и, не оборачиваясь, спрашивает у брюнета: — Чем? На что следует ответ: — Бамбуковой тростью. По икрам. Его слова звонко гремят в ушах, вызывая волну неприятных мурашек, холодком проносящихся по всему телу. Девушка очень боится, но показывать этого не смеет. Младший нервно и дёргано берет в руки самую тоненькую трость, проходясь пальцами по всему стволу, стряхивая маленькие крупицы соли. — Бей обыденно, Чонгук, — прилетает парню в спину, а ладонь сжимает вещь до предела. Вот-вот, и под таким натиском она сломается. Чон еле сдерживается, пытаясь упорядочить сумбур мыслей. — Она же у нас на равных, — с усмешкой цедит парень. Чонгук на это не отвечает, лишь прикусывает внутреннюю сторону щеки и тихо выдыхает через нос. В последний раз обливая парня в голове всеми возможными отборными матами, он все же разворачивается к Наён, чей вид сейчас вызывает огромное чувство вины. Парень указывает ей в сторону головой, говоря тем самым, чтобы прошла к стене. Девушка ведёт себя очень послушно, что парня слегка удивляет. На ватных ногах, она проходит вдоль комнаты, останавливаясь. Пребывая в трансе ещё несколько секунд, она вспоминает слова брюнета и без чьей либо указки, сама подворачивает низ чёрных обтягивающих джинс до колена, открывая вид на голени. — Поставь руки на стену. — произносит Чимин приказным тоном, делая очередную затяжку, отчего голос слегка похрипывает. Наён прикрывает глаза, мысленно успокаивая себя тем, что рано или поздно всё это закончится. Она должна продержаться стойко, доказать, что не смазливая маленькая девочка, что способна управлять кланом на равных. Тяжело выдохнув, она опирается двумя ладонями о холодную, серую поверхность. Девушка неосознанно смотрит в сторону, вновь обращая своё внимание на зеркало, стоящее правее от неё. Она отчётливо видит в нём объекта своей жгучей ненависти, троих парней, что так обеспокоенно оглядывают её, и Чонгука, с потускневшим видом. Хочется его очень крепко обнять, сказать тысячу раз о том что не его просчёт, что не должен чувствовать вину. Но разве будет слушать? Только на своём стоять будет. — Приступай. — серьёзнеет парень, восседая на чёрном кресле как на троне. Чонгук громко выдыхает, поднимая тяжёлый взгляд на девушку, смотря сквозь свисающую челку с какой то грустью и тоской. Он будто спрашивает разрешения таким образом. Хотя ничем, собственно, это не помогает. И всё же встречаясь с одобрительным, вымученным кивком, он тихо, так чтобы только девушка услышала, еле шепчет: — Прости… Наён прикрывает глаза, напрягшись всем телом и поджав губы, приготовившись к боли. Но разве к этому можно подготовиться? Конечно же нет… Она не совсем помнит, что происходило дальше. До её ушей лишь успевает дойти звук взмахнувшей трости, с шумом разрезающей воздух.Удар.
Твёрдый бамбук ударяет по икрам, мигом оставляя на нежной коже раскрасневшийся след. — Раз, — цедит Чонгук, сжимая вещь в руке. Наён резко распахивает шоколадные глаза, явно не ожидая столь сильной и резкой боли. Она неосознанно пытается развернуться, но грубый голос позади слегка пугает её. — Не смей оборачиваться! — произносит Пак приказным тоном, неожиданно прикрикивая. Девушка вновь оборачивается к голой стене, до боли зажмуриваясь. Посмей. Только посмей заплакать, Ким Наён, — вторит она про себя как мантру. Сейчас она не может. Нельзя. Второй удар не заставляет себя долго ждать. Наён уверена, Чонгук бьёт далеко не в полную силу, но и без этого стерпеть очень тяжело. Тонкая трость вновь касается кожи, оставляя на ней алый цвет. — Два. Юнги и Хосок отводят взгляды куда только можно, лишь бы не лицезреть подобное. Сондже же еле сдерживает себя дабы не сорваться с места у увести отсюда девушку. Но понимает, что не смеет. Понимает, что нарушила правила. — Три. В этот раз трость оставляет небольшой порез. Совсем маленький и незначительный, но частички соли всё же вызывают новую порцию «острых» ощущений. Ранка пощипывает, отчего девушка тихонько шипит. Она всё никак не может привыкнуть к боли, с каждым новым ударом она становится все сильнее и ощутимее, но Наён держится. Держится очень стойко, каждый это подмечает. Наказание не из щадящих, но она стоит так же неподвижно, оперевшись ладонями о стену и склонив голову. Она успокаивает себя тем, что всё это скоро подойдёт к концу. Еще совсем чуть чуть и она сможет обернуться к парню восседающему на кресле, самодовольно взглянув на него сверху вниз. Сказать одними лишь глазами: «выкусил?», «что теперь ты скажешь, Пак Чимин?» Девушка усмехается, ловя себя на мысли о том, что она ничуть не жалеет о случившемся. Даже сейчас, когда пропитанная солью трость разрезает плоть, Наён нисколько не жалеет о своих действиях. Она лишь сожалеет о том, что остановилась тогда. Остановилась там, на крыше и не отправила эту суку в ад. Последующих ударов Наён будто не чувствует. Возможно сейчас у неё шоковое состояние, и только через несколько часов она сможет ощутить всю боль во всех красках и прелестях. Счёт Чонгука наконец подходит к концу. И только когда с губ срывается вымученное, долгожданное: «десять», а до ушей доходит звук ударяющейся о пол вещи, Наён облегченно выдыхает. Получилось. Она смогла не проронить ни единой слезы перед парнем, чувства в которому вызывают лишь омерзение и ярость. Это было бы слишком унизительно, слишком позорно для неё. Это означало бы лишь то, что Пак своего добился.— Захлебнись в своей ненависти, ублюдок.
Чимин, всё это время не отрывающий от девушки взгляда, горько усмехается. Он не докуривает сигарету, отбрасывая её и оставляя тлеть на полу, а сам же, поднявшись с кресла, спешно покидает комнату, громко захлопывая за собою дверь. Почувствовав облегчение, брюнетка отшатывается от стены и едва ли не оседает на пол, не в силах удержаться на ногах, но крепкие руки подхватывают её. Чонгук не торопясь проводил и усадил Наён на кресло, поддерживая за плечо. Хосок шустро обыскал все шкафы в поисках спирта, а Сондже и Юнги окружили девушку. Наён совсем позабыла о всех ранах и ссадинах, опрокинув голову на спинку кресла и вымученно улыбаясь. После чего у уха слышится успокаивающий, размеренный голос. — Ты держалась очень стойко, Наён. Ты большая молодец.***
Все, что соответствует нашим желаниям, кажется правильным. Все, что противоречит им, приводит в ярость. Не так ли?
Девушка лежит в своей комнате, распластавшись по всей кровати. Три часа назад Сондже и Чонгук привезли её домой, хорошо обработав все порезы и ссадины. Умывшись и переодевшись, Наён попрощалась с Чхве, который спустя пятнадцать минут со спокойной душой покинул дом. Чонгук, всеми способами проявляющий заботу и задержавшийся ещё ненадолго, так же поспешил покинуть дом, осведомив о том что ещё зайдёт. После ухода парней, девушка, натянув на перевязанные бинтом икры длинные шерстяные носочки, с облегчением ввалилась на мягкую кровать, обдумывая произошедшее. Мысли вихрем крутились в голове, никак не собираясь упорядочится. Наён бы с радостью погрузилась в сон, совсем не думая о случившемся, да вот никак не получалось. Она вспоминает Ририко, которая без тени страха и сомнения бросила в неё этот осколок. Хочется вырвать ей волосы, задушить, прибить за столь низкий поступок, но нервы свои сейчас дороже. Девушка прикрывает глаза от сильной пульсации на затылке, дотрагиваясь до лба.— Да ты, Наëн, оказывается, та ещё редкостная шлюха…
Сердце больно кольнуло, а затем слёзы сами полились из глаз, противно затекая в уши. Наён плакала вовсе не от боли. Скорее, от обиды. — За что мне это все? Почему? Почему всё так сложилось? Хочется быть сильной, не давать эмоциям взять над разумом верх, но в то же время хочется плакать не прекращая. Плакать, пока слёзы не закончатся. Всё это время, Наён так жаждала узнать правду. Ей так хотелось знать ответы на все вопросы, накопившиеся за столь долгие годы. Но сейчас… сейчас хочется отмотать время вспять. Хочется забыть всё это как страшный сон. Подтерев слёзы длинным рукавом, брюнетка тихо всхлипывает, поднимаясь с кровати. Сейчас она просто хочет запастись кучей еды, укрыться тёплым пледом и посидеть в тишине ближайшие часы. Возможно от этого ей хоть немного, но все же станет легче. Спустившись и захватив с кухни всё сладкое что попадётся под руку, Наён берет с собой тёплое одеяло и поднимается на третий этаж. Чимин говорил что там находится огромный балкончик, на котором девушка планирует пробыть часа так два. Чувствуя покалывания в голенях, брюнетка слегка пошатывается, но все же доходит до места. Она разворачивается, делая один шаг и ступая на холодный керамический пол. Наён зависает. Её тело будто парализовало. Она так и застыла на этом месте, сжав в руках одеяло. На мокрые дорожки от слёз сразу же ударяет вечерняя прохлада, которая треплет и немного спутывает каштановые локоны. Спиной к девушке стоит мужчина, наслаждающийся вечерним воздухом.Я что, не услышала как кто то вошёл в дом?…
Человек, стоящий впереди, даже не шевелится. Он будто застыл в таком положении, облокотившись локтями о металлические перила. Силуэт, стоящий впереди, такой знакомый, такой привычный.Такой… родной…
Услышав тихое шорканье позади, мужчина тяжело вздыхает, выпрямившись. Он оборачивается всем корпусом тела, заглянув Наён в глаза. Губы девушки предательски дрожат, а миска вместе с одеялом глухо падают на пол. Прошло не так много времени, но мужчина что стоял впереди, успел безумно соскучиться по Наён. Тхан очень… очень скучал по племяннице. И вот, эти двое стоят друг напротив друга на расстоянии трёх метров, не осмеливаясь вымолвить и слова. Да и, собственно, к чему здесь слова? Взгляд всё за себя уже сказал. Выдал каждому всю свою подноготную. Наён сдерживает новый поток накативших слез, поджимая дрожащие губы и до боли сжимая кулаки. Как хочется сорваться с места и ощутить родные, крепкие и успокаивающие объятья. Как хочется расплакаться как в детстве, уткнувшись носом в плечо и рассказать обо всех трудностях, о всех проблемах, что мучают. Лишь бы не нести этот огромный груз в одиночку на своих плечах. Сейчас, дядя – это единственный человек, который поймёт девушку без ненужных никому слов, потому что сам же проходил через это. Сил больше нет. У Наён нет сил оставаться сильной и непробиваемой, плюя на собственное душевное состояние. Горячие слёзы предательски скатываются по раскрасневшимся щекам, а ноги будто сами, рефлекторно, по памяти несут тело вперёд. Наконец-то она даёт волю своим эмоциям. После смерти брата, шестнадцатилетний подросток взял на себя ношу родителя. Он не побоялся ответственности, воспитывая и опекая Наён должным образом, вырастив очень сильным и достойным человеком. Это самый родной человек для неё, ближе него нет на целом свете. Брюнетке стыдно за свои слова и реакцию. Нужно было дядю обнять, крепко крепко, да не отпускать… Плюя на свою глупую гордость, девушка утопает в тёплых и в таких любимых сердцу объятьях. Она сейчас как беспомощный котёнок, который хватается за дядю как за спасательный круг. Только он поймёт её целиком и полностью. Только ему она покажет себя настоящую. Тхан облегченно улыбается, прикрывая глаза и поглаживая ладонью шелковистые волосы. Понимает, как тяжело ей сейчас. Понимает, какое бремя на неё обрушилось за столь короткое время. Мужчина забрал бы всю её боль, от и до, лишь бы не видеть этих слез. Но увы, сделать этого нельзя. И поэтому, единственное что Тхан может сейчас, это укрыть её ото всех проблем в своих крепких объятьях, сцепив руки на замок. Укрыть от всего, пусть даже на какие то ничтожные минуты. Девушка сжимает кожаную ткань, тихонько всхлипывая и понимая что это именно то, что ей было нужно. — Прости меня… — слышится едва уловимый шёпот у уха Тхана. Наён уже почти успокоилась, но рваные слова говорили об обратном. — За что ты просишь прощения? Это я должен… — Тхан… прости меня. Прости, что так отреагировала на твои слова. Прости за всё то что я сказала тебе в тот день. Я… я не думаю так и никогда не буду думать. Я очень сильно люблю тебя и не хотела делать тебе больно. — Моя малышка. — дядя ещё крепче обвил руками племянницу. — Ты не должна извиняться. Всё это свалилось на тебя большим грузом, твоя реакция естественна. — бархатистый, низкий бас невероятно успокаивал. Мужчина немного отпрянул от племянницы, заглянув в заплаканные, шоколадные глаза, поочередно смахивая пальцем хрустальные капли. — У тебя мамины глаза. — произносит он, завороженно следя за блестящей на лунном свету радужке. — И улыбка, которую я не вижу уже очень давно… улыбнёшься для дяди, мм? — говорит мужчина шутливо, строя смешные рожицы и гримасы, вызывая тихий смех брюнетки. — Вот так мне больше нравится, — мужчина легонько щелкнул девушку по носику. — Тхан… Наён вновь уткнулась лбом в крепкую грудь, прикрыв глаза, а сам дядя медленно покачивался с ней из стороны в сторону, будто под какую то успокаивающую колыбельную. — Каким был папа? — с нескрываемым интересом спрашивает она. — Твой отец был лучшим, — без колебаний и с гордостью отвечает мужчина. — Он был истинным предводителем. Одно его имя чего только стоило и стоит до сих пор в кругах мафии… И несмотря на все это, в нем всегда присутствовала человечность и достоинство. Твой папа по сей день является для меня примером. — Тхан говорил это с нотками печали в голосе, явно не горя желанием вспоминать события прошлого. Но стоило в голову ударить другим, счастливым воспоминаниям, то на лице сразу же проскальзывала мягкая полуулыбка. — Ты у нас такая же. И если от мамы ты унаследовала неземную красоту и ум, то от папаши своего ты унаследовала его характер и безбашенность, — посмеялся он глухо, уткнувшись подбородком девушке в макушку. — Мне страшно… — выдаёт вдруг неожиданно Наён, взглянув на мужчину потерянными глазами. — вдруг я не смогу… не смогу оправдать его имя… — Посмотри на меня, — мужчина взял лицо девушки в ладони, смотря на неё непоколебимым взглядом. — Ты Ким Наён из рода Ким. Слышишь меня? Ты, Ким Наён, наследница пламенного дракона, — произносит Тхан уверенно и с гордостью, — ты самая смелая девушка которую я знаю, и уж точно не в твоём стиле бояться какой то там мафии, я прав? — скорее утверждает, чем задаёт вопрос. — Д-да… — слегка всхлипывая говорит Наён, тихо посмеиваясь и давая дяде стереть с щёк горячие слёзы. — Солнышко, всегда помни, что у тебя есть я. У тебя есть мама с папой. Физически они не здесь, но духовно, — указал он на сердце, — они всегда с тобой. Теперь ты знаешь всё, а значит, я буду ещё ближе чем раньше. Слова Тхана были бальзамом на душу. Плевать сейчас на законы и правила. Плевать на Чимина. Теперь Наён знает, она точно не одна. И если дядя её поддерживает, всё остальное на этом фоне меркнет.***
Чимин быстрым, тяжелым шагом направляется в свой кабинет. Вокруг него тяжёлой пеленой витает гнев и раздражённость, обволакивая собой каждый участок. Сотрудники, которые попадаются на пути, словно чувствуют густую тяжесть в воздухе, сразу же при виде господина исчезают, быстро отдаляясь от парня подальше, так как голова на плечах дороже. Пак же, никого перед глазами кроме одной персоны не видит, и от этого гнев выводится на более высокий уровень. Внутри него словно все отрицательные чувства и эмоций скопились и сейчас берут над ним контроль. Он чувствует как вязко течёт по венам злость, как ярость покалывает в пальцах и как накрывает здравый рассудок. Внутри ураган эмоций блещущий в разные стороны, но на деле только взгляд, которым спокойно можно даже самый огромный ледник превратить в лужицу. Он твёрдо идёт к своему крылу здания, распугивая каждого своим видом, оставляя после себя взгляды полные страха и шёпот за спиной. Секретарша, которая до этого спокойно восседала на стуле что-то ища в компьютере, завидев босса сразу же вскочила и поклонившись выпрямилась, проговорив: — Господин Пак, у вас назначена встреча… — Не сейчас! — Рявкнул Чимин, кинув в сторону девушки озлобленный взгляд, отчего та испуганно опустила голову в пол. Он словно дикий зверь без кандалов осматривал всё бешеным взглядом, и, резко войдя в свой кабинет, громко хлопнул дверью напоследок. Девушка же вздрогнула, тихо пробормотав что-то о сложности своей работы. Стоило войти внутрь и закрыть дверь, Чимин судорожно вздохнул расстегивая несколько верхних пуговиц черной рубашки, в мыслях считая до десяти и придумывая оправдание этому гребаному миру, чтобы не спалить всё нахуй, потому что руки чешутся, а воображение подкидывает яркие картинки такого исхода. Но, единственное что хочется сейчас спалить к херам, так это самого себя. Он думал, более того, был уверен, что наказание для девушки станет сладостью и удовлетворением для него, но… Стоило посмотреть в эти наполненные холодом глаза, которые кроме ненависти ничего не излучали, как всё о чем он желал и думал свернулось в один клубок и растворилось, а оставшиеся нити злости, которые до этого момента были направлены на девушку, обхватили сердце своим тугим узлом. И теперь, единственный на кого зол Чимин, это на самого себя. Он видел в её глазах густые спирали ненависти, чувствовал как она без слов говорит о ней, но от этого удовольствия никакого, разве что очередное копание в самом себе. — Блять, — прилетает в пустоту. Тяжело вздохнув через нос и сжимая кулаки, парень идёт к небольшому отсеку с алкоголем. Он нервно ставит стакан на стеклянную поверхность, так же открывает выдержанный коньяк и вливает почти что до краёв. Он берёт стакан, уже хочет преподнести его к суховатым губам, как резко замирает, вслушиваясь. В следующую секунду, парень, быстро развернувшись швыряет стакан в стену, резко вытащив пистолет и направив его на своё рабочее место, которое, видимо, решили занять. — Так ты встречаешь давних друзей? Или у тебя манера приветствия такая? Какая бескультурность… Хриплый голос разнёсся по кабинету, а Пак вновь насторожился, всматриваясь в затемнённый участок и вслушиваясь в знакомый голос. Нужно было сразу же включить свет. Видимо, затуманенный разум не сразу зафиксировал неладное. Незваных гостей он ненавидит больше всего. — Откуда мне знать, может быть ты тот самый друг, в списке которого моя персона помечена чёрным цветом. — Да ладно тебе, Чимин~и, — хрипловато посмеиваясь, незнакомец тихо вздохнул, наконец-то включая настольную лампу. — Если бы я хотел, ты был бы мертв с порога этого офиса, без шума и пыли. Чимин слегка теряется, стоит увидеть того самого инкогнито, восседающего на его рабочем кресле. Он скользит взглядом по крепкому телу, поднимает его выше к лицу и замирает, всматриваясь в знакомый шрам. — Слушай, — незнакомец спокойно, со скучающими нотками во взгляде, сидит в кресле Пака, докуривая сигару, — сиги у тебя дерьмо. — говорит он прямо, а затем ухмыляется. Шокированные глаза Пака округляются, а сам он не совсем верит в увиденное. — Клемент? Клемент Кастильо?… — говорит он смакуя знакомое имя на языке. Губы Чимина расплылись в довольной улыбке, а пистолет был отправлен за пояс. — Боже, сколько лет, сколько зим. — Что-то ты не особо эмоционален… — парень поднялся с кожаного кресла, преодолев расстояние между собой и Чимином, всё также улыбаясь. — Что, не рад мне? — состроил он обиженное личико, после чего, посмеявшись, похлопал брюнета по плечу. — Это я то не рад? — с усмешкой отвечает Чимин, крепко обняв давнего друга. На лице Клемента сияла широкая улыбка, однако черты оставались ровными и холодными. Скулы ярко выделялись и переливались в блестящем освещении комнаты; нос был слегка вздернут, а прямые густые брови выдавали полное спокойствие. Взгляд его внимательно изучал друга, и, остановившись на чернильном узоре в районе шеи, его глаза сверкнули янтарным цветом. В один момент Кастильо усмехнулся, несколько темных вьющихся прядей спали на его ровный лоб, и, склонив голову набок, он принялся расспрашивать друга о всяком. — И кто это тебя так? — звучит неожиданно. Вопрос застал врасплох, и Чимин на мгновение теряется, с непониманием посмотрев на друга. — Из за кого ты так резко выходишь из себя? Кого мне считать кумиром, Чимин? Пак глухо усмехнулся, тяжело вздохнув. Одно упоминание об этой чертовке и тормоза вновь становятся нерабочими. — Да есть одна, — пытаясь вложить всю свою безразличность и незаинтересованность, Чимин снова проходит к столику и достаёт с отсека два стакана. — Вау, из-за девушки? Пак Чимин, я вас не узнаю, — саркастично развёл он руками, после чего загадочно улыбнулся. — Неужто та самая Ким Наён?… — И до тебя уже сплетни дошли? — Дорогой мой, об этом вся мафия трещит, каждая группировка, каждый кустит. Враждующие кланы наконец объявили мир, потерянная наследница нашлась… Надеюсь я увижу её в скором времени и смогу лично пожать руку, — приземляясь на одно из кожаных кресел, Клемент ослабляет галстук. — А сиги реально дерьмо. — Ну прости грешного, я оружием заправляю, а не дурью и наркотой, придётся довольствоваться малым. — Чимин глухо посмеивается, вертя в руке бокал с жидкостью и садясь напротив друга. — Так почему, собственно, приехал? Всё же решил осесть на родине? — Да, — лениво протянул брюнет, откидывая голову на кожаную спинку. — Нужно решить небольшие дела, но ради персоны, которая самого Пак Чимина довела, я готов их отодвинуть и насладиться компанией этого ангела.Демона.
Пак на слова друга лишь хмыкает, после невзначай взглянув на время. В его глазах блеснул недобрый огонёк. — Клемент, нам с тобой нужно наверстать упущенное время, не считаешь? — Погнали к тебе в клуб? — будто прочитал парень мысли друга. — Я уверяю тебя, — Пак поднялся с места, пройдя к зеркалу и подправляя выбившиеся пряди челки, — такой выпивки ты ещё не пробовал. — Ты мне говоришь так каждый раз, Чимин, — рассмеялся парень, толкнув друга в плечо. Брюнет улыбнулся. — Белый итальянец из Венето составит нам прекрасную компанию.***
04:37
Время длится мучительно долго после того, как дядя покинул дом Чимина, попрощавшись с племянницей. Просидев ещё пару часов за ноутбуком, девушка все же решает лечь спать, дабы поскорее закончить этот ужасный день. Примирение с дядей очень облегчило ситуацию, у брюнетки упал камень с плеч, но проблема в том, что другие, более весомые проблемы не утихали. Они все прибавлялись и усиливались с каждым днём. И вот, девушка уже который час лежит под одеялом вся взмокшая, пялясь в потолок и мечась из стороны в сторону. Икры очень болят, а при соприкосновении с тканью боль усиливается ещё больше. До рассвета оставались какие то ничтожные минуты, а Наён всё так же не могла погрузиться в царство снов. Она хочет поскорее уснуть, избавиться от назойливых мыслей и оставить события прошедшего дня позади. Развернувшись набок и уткнувшись в одеяло, девушка прикрывает глаза, в тысячной попытке вызвать сон. Но план этот с треском проваливается и даже небольшая сонливость испаряется в считанные секунды. Наён распахивает глаза, стоит ей услышать звук захлопывающейся двери. Она будто дышать перестала, вслушивалась в каждый шорох, каждый шаг улавливаемый слухом.Вернулся?
Шаги слышны всё чётче с каждой секундой. Это не должно насторожить девушку, так как их с Чимином комнаты находятся чуть ли не напротив друг друга, но всё же чувство обеспокоенности не давало ей покоя.И знаете? Не зря.
В нескольких метрах от кровати слышится скрип. Дверь без труда поддается и через несколько секунд, в комнату просвечивает кусочек небольшого тусклого света, идущего от коридора. Наён быстро прикрывает глаза, в надежде что Пак благополучно свалит и не появится больше в её поле зрения. Но, конечно же, всё должно пойти в точности да наоборот. «Зачем ты пришёл?» На пороге девичьей комнаты стоит Чимин, слегка пошатываясь и придерживаясь за ручку двери. В правой руке покоится полупустая бутылка мартини. Взгляд пытается сфокусироваться во мраке, а тело стойко держится на ногах. Пак сам не понимает зачем пришёл сюда, но с момента как он зашёл в дом его тянуло в эту часть особняка сильным магнитом. Ему не нужно было, но тянуло. Он не понимает своего дикого желания, не понимает почему оно так сладко растекается по телу и слепо ведёт. Алкоголь не помог забыться и вернуться в строй, он только разорвал оковы, в которых накрепко покоились желанные порывы, отпуская их в свободное плавание. Здравый разум, обычно твердящий об осечках сейчас молчит и уступают дорогу проснувшимся желаниям. Оставив полупустую бутылку на полу рядом с дверью, парень бесшумно пытается дойти до кровати, слепо ступая туда, куда безмерно тянет и влечет. В этот момент именно Чимин становится тем самым мотыльком, который ведётся на красоту огня, медленно сгорая внутри от своих же чувств и желаний. Он останавливается, нависая над женской фигурой как самый страшный монстр из под кровати, но не чтобы безжалостно сломать и угасить светлую, неподдающуюся грязным порокам душу. Ведь пока самый главных из них нависает над девушкой тенью, никто не посмеет даже подумать о ней и причинить хоть какую-то крупицу боли. Он нащупывает на прикроватном столике настольную лампу и одним движением руки включает её. Тусклый свет освещает половину комнаты врываясь во владения мрака, несущего в себе человеческие страхи. Стоило тусклому свету коснуться хрупкой фигуры девушки как глаза начали бегло рассматривать каждый участок. Взгляд угольных глаз скользит снизу вверх по телу, пока Наён, по его мнению, находится во владении неспокойного сна, лёжа на боку. Чимин смотрит на грубые отметины оставленные тростью и понимает, что они совсем не вписываются на этой невинной коже. Царапины, в каких-то местах запекшиеся корки крови – всё это не радует, а совсем наоборот, впускает в кровь новую ядовитую порцию злости, смешанную с гневом. Что-то внутри скрежет и не даёт разборчиво думать, останавливая взгляд именно на местах, где проходилась трость. Словно сам разум насмехается над ним, говорит чтобы любовался и смотрел на своё произведение, которое хоть и не было содеяно его руками, но произошло именно по его приказу. Чимин чувствует на своем языке гарь собственных слов и понимает, насколько облажался и проиграл. Ведь до тла сейчас сгорает именно он. Взгляд поднимается выше и останавливается на девичьем напряжённом лице. Он смотрит на каждый участок красивого лица. На пухлые сжатые губы, на напряжённые глаза. И понимает, почему так сильно тянуло. Тянуло, потому что плохо было ей. — Слишком невинна ты для этой мафии, — тишина нарушается хриплым тихим голосом, а взгляд не смотрит с упрёком или с раздражением, наоборот, сейчас Чимин может наконец-то сказать то, что наверное хотел сказать с самого первого момента. Не сдерживаясь, он проводит костяшками по бледной коже, прикусывая внутреннюю сторону щеки. Круговыми движениями мягко проводит, поглаживает, словно успокаивает.Наён полностью отказывается верить в происходящее. Хоть и думает, что это алкоголь затуманил рассудок парня, но подобного она точно не ожидала.
Эта девушка может его завести с одного щелчка и для этого не нужны слова или действия, достаточно только посмотреть своим непоколебимым твёрдым взглядом. Никто не мог в нём вызвать такие эмоции. В нём бушует синее пламя, как только происходит стычка с этой бестией. И вроде больно сегодня было ей, но почему-то всё это на себе чувствует и сам Чимин. Это его выводит из себя не меньше, чем строптивый характер Наён. — Как же ты меня заебала, блять, — на выдохе произносит парень.— А ты то как меня заебал, идиот.
Пак произносит это то ли с тенью улыбки, то ли с усмешкой, поглаживая мягкую щёку. Он опускает взгляд немного ниже, на красивые пухловатые губы, а сам проводит по своим, слабо улыбаясь. Тянет сильно, не скрывает. Но этого и опасается, потому что тянуть не должно. Это всё не настоящее. Красивая оболочка, муляж, на который парень повёлся и который в скором времени надоест и прекратится. Но пока, взгляд до сих пор остановлен на губах, чей вкус Чимин не прочь испробовать, смешивая со своим. — Почему нельзя не показывать свой характер и не делать всё наперекор? — без тени гнева шепчет и глаза снова натыкаются на уродливые раны. Чимин убирает руку, чувствуя вместо тепла холод, в последний раз смотрит на состояние девушки, и, тихо обходя кровать идёт к двери в ванную комнату, где берёт одно из полотенец. Набирает в первую попавшуюся небольшую, но нужную по размеру чашу прохладную воду, напоследок прихватив аптечку. Бесшумно закрыв дверь, Чимин снова возвращается к кровати, аккуратно опускаясь на края рядом с ногами. Он бегло рассматривает раны и тихо ругается, поставив маленький тазик перед собой. Вода прохладная, должна немного успокоить, хоть слегка помочь. Намочив тряпку и аккуратно выжимая ненужную влагу, Пак мягко прикасается к болезненным участкам влажным полотенцем. Наён лежит всё также неподвижно, боясь издать лишний звук и раскрыть себя, что на руку брюнету. Объяснить свои действия сейчас будет очень сложно, а говорить – это последнее чего хочется в данный момент. Он проводит по каждой ране, ссадине, синяку, делая свои движения воздушными, не применяя никакой силы, только осторожность. Когда с этим покончено, Чимин берёт аптечку и положив на свои колени, открывает ее. Глаза бегло рассматривают содержимое в поисках мази, которая не раз помогала ему самому. От ударивших в голову воспоминаний стало как-то иронично, ведь никогда, сколько себя помнит, его спина не была чиста. Наконец, когда вещь была найдена, Чимин быстро распрощался с крышкой и выдавил на свою ладонь половину тюбика. Парень прикоснулся к голеням, аккуратно массируя каждый поврежденный участок. Прохладный сгусток лечебной мази приятно охлаждал кожу, а сама Наён тяжело вздохнула от мгновенного облегчения, выглядя сейчас не такой напряжённой. Чимин убирает все ненужные вещи обратно на место, оставляет только мазь и ставит её на столик рядом с кроватью, чтобы девушка знала чем пользоваться, и в последний раз нависая на ней, останавливается, всматриваясь уже в умиротворённое лицо. — Не надо, не будь такой как я. Я не хочу смотреть на твою боль. — едва шепчет он, опускаясь пальцами немного ниже и убирая прядь мягких волос за ухо. Дыхание становится всё тяжелее и Чимин, в последний раз посмотрев на губы, отходит, выключая свет. — Ты будешь меня ненавидеть, но пока я рядом, никто не посмеет тебя тронуть, а твой сон будет спокоен. Кинув последний нечитаемый взгляд, Чимин разворачивается назад, прихватив свою бутылку. Он словно и не пил до этого момента. Его влечёт, но это пройдет. И даже на руку то, что с завтрашнего дня врагом номер один у неё будет именно он. — Твоё здоровье, — говорит он хмыкая и отпивая с горла остатки алкоголя. Парень открывает дверь и так же бесшумно как вошёл, покидает эту комнату, оставляя за собой лишь шлейф парфюма и мазь, лежащую рядом с кроватью. За окном, кровавыми красками поблескивает зарождение нового дня, которые ложатся на сероватое небо. Этот кровавый рассвет похож на чувства обоих: У одного он схож с жгучей ненавистью, у другого же с ошибочными действиями и растущим желанием.Дурак. Ты хоть понимаешь, что сейчас сделал?…