***
Когда Джонхёну исполнилось 17, он встретил такого же брошенного мальчика, как Кибом. Почему-то он считал себя должным помочь ему, но не из-за примера раздражающего Минхо. Творить добрые дела, спасать покинутых — прерогатива не только этого святоши. Из наивного Тэмина Джонхён собирался сделать одного из своих братьев, чувствующих благодаря друг другу землю под ногами, не думающих об одиночестве. Уверенных. Ловких. Как Кибом. Этот мальчик быстро влился в компанию Минхо. Он перенял у старших всё плохое и превращался в ребёнка только в присутствии их лидера. В 11 Кибом впервые украл, а в 12 вдруг невыносимо обозлился на Чунмёна. Всё своё свободное время мальчик только и делал, что пытался всячески насолить будущему главе: старался ударить его из засады, распускал по-детски неправдоподобные слухи и даже натравливал на него Минхо. Конечно же, своей головой Кибом отвечал только перед единственным авторитетом в его жизни, которого он всё же не так уж и сильно боялся, чтобы беспрекословно слушаться. Так было ровно до момента, когда Минхо, отчаявшись мирными методами перевоспитать мальца, не пригрозил не пустить его на порог в следующий раз. Только тогда Кибом вспомнил обо всех наставлениях старшего и больше не позволял себе шалостей в сторону Чунмёна. Хотя иногда ему удавалось не попадаться. Однажды после нескольких часов засады у дома Чунмёна у его почти получилось запустить в него шарики с мочой, если бы явно превосходящая в силе рука Джонхёна не остановила его. — И что это? — Он выхватил шарик и бросил его на землю. — Свали нахер! — тут же забился Кибом, не сдерживая ни голоса, ни сил. Испугавшись, что мальчишке попадёт от охраны из-за такой глупости, Джонхён взял его за руки и уволок подальше. — Отпусти, мудила! — Шкет! — зашипел старший, почувствовав укус. Мальчик дал было дёру, но изменившийся тон парня остановил его: — Погодь. Разговор есть. — Чего надо? — Отойдём. — Не пойду я с тобой! — снова ополчился мальчик, приготовившись защищаться, но поднятая рука Джонхёна всего лишь зажгла сигарету. — Да не ссы ты. Они уселись на обвалившейся автобусной остановке недалеко от дома Джонхёна. Вокруг на тесной улочке, как всегда, не было ни души. Кибом бесцельно озирался по сторонам, доверив разговор старшему, а тот едва ли понимал, зачем позвал мальчишку так далеко, если можно было отодрать его на месте и отпустить восвояси. — Чем тебя так Чунмён обидел? — Твой Чунмён — урод! — с особенным ожесточением заявил мальчик, заставив Джонхёна улыбнуться. — Нельзя так про старших. — Ты мне что, батя? Джонхён усмехнулся снова, осознав, что он прав. Теперь мальчик неотрывно глядел на старшего, ожидая и задаваясь вопросом, что такого тот хотел сказать, раз отозвал его. Парочка шрамов на лице Джонхёна не давала ему покоя, будто в них отражалась вся притягательная уличная жизнь, с которой ему пришлось столкнуться. И каждый её участник содержал в себе тысячи непостижимых историй, будоражащих его воображение. Парни, которых он встретил у Минхо, как и парень перед ним, казались до ужаса крутыми: взрослыми, независимыми, знающими настоящую жизнь, какая она есть. И Кибом слушал внимательно. — Дебил ты малолетний. Не того ожидал услышать Кибом. Джонхён достал полупустую пачку сигарет, но тут же и убрал, вспомнив, что перед ним ребёнок. — Чунмён не такой плохой, как тебе кажется. — Тогда почему он не забудет о долге Минхо? — Деньги — вопрос другого плана. И вообще, это решает его отец. В молчании прошла ещё пара минут, показались первые прохожие. Джонхён начинал чувствовать себя глупо. — Вон там, — он показал пальцем, — мой дом. Заходи, как соскучишься. Но Кибом ещё долго не пользовался этой возможностью. Доверие зародилось в нём только после того, как Джонхён спас его во второй раз, когда парень промышлял воровством. К счастью, попался он подчинённым Чунмёна, поэтому отмазать его оказалось в разы проще. Однако из-за такого отношения старшего Кибом почувствовал безнаказанность, гарантированную ему присутствием Джонхёна. Мальчик стал осторожно прощупывать почву и пытался узнать границы отношений с парнем, которые то и дело расширялись. Сначала Кибом просто-напросто караулил старшего на улице, когда тот вместе с товарищами спешил по поручениям Чунмёна. Замечая его, Джонхён тут же подходил, понимая, что просто так он бы не заявился. — Дай денег, — без прелюдий требовал Кибом, нагло задрав голову. Джонхён усмехнулся. — Проси у Минхо. — У него нет, а у тебя есть. — Почему это я должен? — Парень вскинул брови. — Потому что у тебя есть. Несмотря на нахальность требования, Джонхён не злился — мальчик смешил его и удивлял. Разве сам Кибом не относил себя к другому лагерю — во главе с Минхо? Почему же тогда он приходит к нему? Старший обернулся и поймал на себе недовольные взгляды ожидающих товарищей. Они торопились, поэтому нужно было разобраться с пацаном быстрее. Думать было некогда. Что ж, один раз можно и уступить. — Больше не дам, — бросил Джонхён, уходя. Однако данный инцидент повторялся ещё не раз. Всё время Джонхён находил этому оправдания, но на самом деле он не мог не восхищаться безграничной наглостью. Из-за этого, как и уверял Тэмин, Кибом в самом деле сел на шею. Теперь младший стал воспринимать это как игру: насколько далеко он мог зайти в своих требованиях и до какого момента Джонхён готов был унижаться. Кибом будто жил в своём мире, где не нужно было ничего бояться. Он признавал силу и влиятельность Джонхёна, которые почему-то меркли перед его лицом (и он видел, что только перед его лицом), но всё же продолжал уважать его за спокойствие и тихо наслаждаться реакцией старшего на его выходки, а также тем, что тот всё спускал ему с рук и делал, как он скажет. Даже когда Джонхён выражал недовольство и явно желал потушить пыл мальчика, тому хотелось играть всё больше. И игра продолжалась. Хотя скоро Джонхёну пришлось признать, что Кибом не такой ребёнок, каким он привык его представлять. Сиротская жизнь среди парней с улицы не могла оградить его от взрослых проблем, и старший, не понимая причины, временами винил в этом себя. Джонхён нашёл Кибома на той самой заброшенной остановке недалеко от его дома, где они говорили впервые, но старший знал, что именно из-за него мальчик пришёл сюда. Теперь он не был так же весел и беспечен, как обычно. Лицо его приняло по-взрослому серьёзное выражение, хотя в нём отчетливо виднелись нотки растерянности. Джонхёну даже показалось, что глаза его были чуть более красными, чем должны быть. Теперь старший не стал стесняться ребёнка и закурил при нём. — Одного из моих братьев зарезали, — неожиданно заговорил Кибом. — Минхо занят то милицией, то похоронами. Опять нужны деньги. Остальные тоже ничего не говорят. Джонхён ничего не отвечал и с лёгким свистом испускал густой дым, который, казалось, невероятно завораживал пустые глаза мальчика. Их снова стали раздирать слёзы, и пришлось заговорить, чтобы отвлечься. — Твои близкие когда-нибудь умирали? Почему-то старший почувствовал себя виноватым в том, что Кибому пришлось столкнуться со смертью. Конечно, Джонхён знал, что это такое и каково это — потерять близкого так рано. Ему самому приходилось присутствовать на похоронах друзей далеко не один раз, о чём он тут же сообщил Кибому. Это заметно повлияло на него. Хотя — чему тут удивляться? Этот город не предназначен для долгой жизни. — Это данность, — задумчиво начал Джонхён, — смерть приходит время от времени, и ничего тут не сделаешь. Ты лишился одного брата, но не забывай, что у тебя всё ещё есть целая семья. Хотя он и ушёл навсегда, он не забрал с собой воспоминания о нём. Цени их. — Он повернулся к младшему и заметил, что тот весь скривился, закусив губу. — О мёртвых плакать нельзя. Боль останется, сколько бы времени не прошло. Но теперь ты должен помнить, что он всегда будет стоять за твоей спиной, как ты когда-то стоял за ним. Старший небрежно потрепал склонённую голову Кибома и снова затянулся. Он знал, что в любой другой ситуации глупый мальчишка высмеял бы за его проникновенный монолог, но сейчас ни за что не смог бы. Больше ему нечего было сказать. Джонхён тяжело поднялся и дал младшему последнее наставление: — Иди домой. Ты там нужнее.***
После этого короткого разговора Кибом стал относиться к благосклонному покровителю куда добрее. Теперь он не требовал, а просил, а когда старший отказывал, не настаивал, спокойно принимал и уходил. Правда, постоянно терпеть обоснованные отказы мальчику не нравилось, и скоро он нашёл куда более действенный способ уговоров (если это вообще можно было так назвать). — Чего? Ты откуда это вообще взял? — злился Джонхён в ответ на требовательное заявления мальчика. — Да ладно, тебе ж это как два пальца… — Автоматы не возвращают проигранные деньги. — Так дай свои. — Иди сам заработай, — недовольно отмахнулся старший и собрался было уйти, как Кибом нагло схватил его за ворот толстовки и опустил на уровень своего лица. Его губы собственнически впились в губы Джонхёна, и если бы он был шокирован чуть меньше, то сразу бы заметил, что боль появилась не просто так и мальчик просто укусил его, прикрываясь поцелуем. Не успел он и ответить, прежде чем Кибом с выставленным средним пальцем и победной ухмылкой не сбежал, прихватив, как оказалось, его кошелёк. Не напрямую, так обманом. «И где он такому научился?» — думал Джонхён. Ответ лежит на поверхности: разве компания буйных подростков не может найти завалявшийся диск с порно и показать его даже самому младшему, якобы посвящая его во взрослую жизнь? Разве излюбленные ими американские фильмы с уклоном в сексуальные темы не могли увлечь мальчика, едва понимавшего в качестве хоть что-нибудь? И разве настолько странным кажется появление влечения к представителям своего пола у Кибома, который только в парнях находил заботу и поддержку? Если задуматься, это было действительно очевидно. Особенно в фильмах явно показано, как женщины добивались своего, используя мужчин, и Джонхён стал явственно замечать подобные способы, которым подражал Кибом, экспериментируя время от времени. Нельзя сказать, что хоть кому-нибудь из них это не нравилось. Их обоих устраивали быстрые поцелуи, которые с каждым разом становились всё длиннее, и лёгкие прикосновения, поэтому это было нормально, пока они не переходили границу. Всё-таки стоит помнить о возрасте, как бы мальчик себя ни вёл.***
Впервые Кибом пришёл к нему домой, только когда ему вот-вот должно было исполниться 14. Поздно вечером Джонхён, сидя на ступеньках у собственного дома, мирно покуривал, разглядывая пустую улицу. Тэмин ненавидел видеть дым в доме и нюхать запах никотина, поэтому хозяину пришлось уступить и переместиться. Однако вскоре ему и здесь помешал знакомый высокий голос: — Дай закурить. — Свали, мелкий. Кибом значительно вытянулся за два года, и это было как никогда хорошо заметно снизу. Он даже почти дорос до Джонхёна, хотя тот ни за что на свете не признал бы это. Кибом всё ещё выглядел, как пацан, но в глазах больше не было слепого подражания взрослым парням, не было мальчишеского восхищения — теперь он сам стал одним из тех, за которыми неотступно следовал. А наглая поза с высоко поднятым подбородком и засунутыми в карманы грязных джинсов руками выдавали его излишнюю самоуверенность с потрохами. Джонхёну хватило одного взгляда, чтобы раскусить его полностью. По крайней мере, так он думал, пока мелкий не выхватил сигарету из его пальцев и, не отрывая взгляда, глубоко затянулся, сильно втянув щёки. Вопиющее неуважение к более сильному. Пока Джонхён с назревавшей ухмылкой наблюдал получившуюся картину, Кибом увидел в нём вызов и посчитал должным ответить — выпустил дым прямо в лицо старшему. Так началась их игра. Немного откашлявшись, парень несильно толкнул хохотавшего пацана и выхватил собственную сигарету. Кибом не мог такое простить. Прежде чем Джонхён, уверенный в окончании «спора», успел закурить, Кибом опрокинул парня на крыльцо и сел сверху. От неожиданности старший даже не заметил, как снова лишился злосчастной сигареты. А Кибом тем временем явно наслаждался видом сверху — хотя трудно сказать, кто наслаждался больше. — Сучонок, — сквозь зубы прошипел Джонхён. Кибом показательно сжал сигарету между указательным и средним пальцами и стал медленно приближать к лицу старшего, пока не остановился в нескольких сантиметрах от губ. — Хочешь закурить — проси по-хорошему. Джонхён сделал попытку забрать сигарету снова, но Кибом, конечно же, тут же убрал руку. — Что ты хочешь услышать? Верни мою сигу, пожалуйста? Кибом показательно затянулся, и Джонхён только теперь увидел, что сигарета истлела почти до самого фильтра — пачку он оставил дома. С этой мелочью невозможно расслабиться. — Серьёзно, просто верни её. — Неубедительно. Последняя попытка. — Пошёл ты! — усмехнулся Джонхён. Он легко толкнул Кибома, но тот не стал отвечать. В этот раз он действительно дал Джонхёну закурить, за что тот прижался губами к его пальцами чуть сильнее, чем нужно. А Кибом, возможно, слишком долго вглядывался в его лицо через дым, прежде чем выбросить окурок в траву, и насмешливая улыбка не сходила с его губ ровно до того момента, пока парень не почувствовал, как что-то движется в его заднем кармане. — Руку убрал, — прошипел Кибом, вмиг став серьёзным. — А то что? — не унимался Джонхён, устраиваясь поудобнее. Оказалось, разделять его весёлое настроение мальчик никак не собирался. Кибом с силой сжал лицо Джонхёна, отчего тот поморщился от боли. «Если ему так не нравилось, мог бы схватить мою руку, а не лицо, — негодовал про себя старший. — Просто хочет, чтобы я его слушался». Тем не менее, Кибом не отпускал, пока не увидел перед собой обе ладошки Джонхёна. Только после этого он снова рассмеялся и, постучав по груди старшего, сильно надавил на неё, слезая. — Моя награда, — заявил Кибом. В его руке под светом фонаря переливались несколько купюр, ещё пару секунд назад принадлежавших Джонхёну. Слишком нечестно. Слишком нагло. Как только парень скрылся, забрав с собой всё, что хотел, старший услышал звук задёргивающихся штор прямо над ухом. — Подслушивать нехорошо. — Я не виноват, что тут такая слышимость, — проворчал Тэмин, высунувшись из окна. — Этому пацану просто нравится, что ты впрягаешься за него перед нашими. Ты же… сам понимаешь. Зачем ты продолжаешь? Но Джонхён знал, что это было не так. По крайней мере, не совсем так. — Спать иди, — отрезал старший, поднимаясь. — Я это не для него делаю. После такого ответа Тэмину было ещё сложнее заснуть, чем после увиденного. Но больше думать пришлось Джонхёну. Это ему нужен Кибом, а не он ему. Всё, в чём старший так нуждался, это авантюризм, рискованность, полнейшая непредсказуемость. Никто другой не подошёл бы на эту роль, не смог бы заставить Джонхёна трепетать и беспрекословно слушаться, кто помог бы ему забыть обо всём. Он понял это в сравнении с Тэмином — не зря парни так не ладят. Они абсолютно несовместимы: Тэмин со своим стремлением к идеальному порядку и Кибом, приносящий только хаос. Джонхён никогда не ловил своего соседа на чём-то нездоровом — этому парню всегда удаётся сохранять чистоту даже в таком грязном городе, о младшем же ничего подобного сказать невозможно. Но винить его в этом не было смысла. Джонхён ценил все эти качества в обоих парнях, но порядок, к которому он приучил себя, теперь привлекал его куда меньше заразительно спонтанности. И в этом Тэмин видел главную слабость старшего как лидера. — Обосраться, — плюнул один из парней с отвращением. Тэмин тут же окинул его внимательным взглядом и вопросительно кивнул. — Да глянь. Опять этот пацан с ним. Это был один из тех неловких моментов, когда после выполнения своей работы вся компания могла отправиться по своим делам, а Джонхён в очередной раз просил остальных оставить его прямо у очевидного места встречи с Кибомом. Сам он никак это не комментировал, чем только порождал больше слухов, по догадкам Тэмина, всё больше походивших на реальность. Такой расклад дел совершенно не устраивал их товарищей. — И не ныкаются даже, — почти безразлично добавил другой. — Да какие у них могут быть дела? — неловко отнекивался Тэмин, считая своим долгом немного защитить старшего. Но его попытки как никогда оказывались тщетными. — Вы же знаете, пацан — от этого… — Так чего он тут ошивается? — Забейте, это всего лишь пацан. Пожалел он его, подумаешь, — придумал младший. — Сами-то такими же были. И если при Тэмине ещё удавалось сдерживать и оспаривать едкие замечания, то за его спиной чего только не говорили. Единственной причиной, из-за которой Джонхёну удавалось сохранить своё положение, оставался будущий молодой глава, который хоть и знал о связи с неприятельским пасынком, но не видел в ней никакой проблемы, к тому же, не любил, когда подчинённые упоминали об этом. Но вернуть честно заслуженный авторитет не смог бы даже Чунмён. Тайные отношения с Кибомом становились очевидными и создавали всё больше проблем. Однако младший не был бессердечным и прекрасно понимал это. Отмести волнение Кибому помогало неизменное спокойствие Джонхёна, поэтому ему удавалось забывать обо всём каждый раз, когда они оставались одни. Уже потом, в едких насмешках в свою сторону, приходило реальное положение вещей, от которых они не могли сбежать.