Похороненные сердца 3. Навсегда.

      Утро, сами понимаете, прошло в желании выкрутить себе глаза и кинуть их в помойку.       Либо я накинулся бы на Линде, либо умер от утреннего стояка.       Лучшей идеей стал туалет, к которому я приблизился с печальным вздохом.       Думаю, никому не интересны дальнейшие мои действия, где я пытался просчитать траекторию струи, но все равно обоссал всё вокруг.       Вернувшись, я молился, чтобы никто не проснулся раньше времени.       Линде развалился поперек кровати, раскинув руки в разные стороны.       Вспомнив, как оставил квартиру открытой, я нахмурился, пытаясь растолкать спящего друга, чтобы предупредить о своем уходе.       — Ненавижу тебя, — Промычал Линдстрем, перекатываясь влево.       Вырвав из-под него диск, я поджал губы.       «Окей, не прощаюсь. Всё равно пойдем в школу вместе»…       Спустившись вниз по лестнице, я рассеянно закурил, встречая новое утро в типичной своей манере депрессивного мудака.       Моя семья мирно дремала. Дверь оставалась открытой, от чего мне стало слегка не по себе.       — Додумался, идиот, — Проворчал я. — Мог бы закрыть. Не так уж это и сложно.       Самое забавное, разумеется, ждало меня впереди. На кухне.       Сняв обувь, я вжался в пальто, обследовав комнатку.       Папа что-то пробурчал себе под нос, смакуя рукав любимого свитера.       У его головы лежала записка.       Я сдвинул брови, прокравшись к столу.       Стащив бумажку, я заперся в ванной, округлив глаза.       На листе бумаги красовалась моя фотография, подписанная наспех многообещающим: лжец.       — Началось, — Прошептал я.       Марджера начал действовать…       Это же надо было — пробраться ко мне домой после полуночи, чтобы оставить эту нелепую промокашку прямо под носом Кари.       Совсем мозгов нет…       Представив, что он может еще такого выкинуть, я вошел в свою комнату.       На отвернутом кресле восседал изломанный силуэт, рядом с которым дымила пепельница.       Решив, что «это» могло быть моим братом, я рухнул на кровать Йессе, чтобы натянуть носки, но столкнулся с некоторой проблемой.       А именно — ором, который заставил меня подпрыгнуть и убежать к окну.       Оказывается, я умудрился раздавить брата, который укутался в два покрывала, а голова его терялась где-то в недрах ткани и подушки.       — Совсем больной? — Вопросил парень, свесив ноги с кровати.       Держась за голову, он всхлипнул.       — Второе приветствие за утро. И оно снова наполнено ненавистью, — Пробормотал я, глядя на кресло. — Если ты здесь, то кто тогда там?       — Аарон, — Беспечно отозвался Йессе, начиная тереть глаза. — Приперся вчера ночью, а тебя не было. Не выгонять же мне его под дождь?       — Ну, да. Тоже верно. — Я поджал губы, ковыряясь в комоде.       Облачившись в школьную форму, я покидал в сумку те учебники, что сумел найти в этой жуткой свалке, устроенной мои братом и другом. — Что тут вообще происходило, пока меня не было?       — Ничего особенного. Твой дружок был немного под… Блин, не спрашивай, — Йессе помотал головой, — Откуда мне знать, какую хрень он употреблял?       — А я и не прошу уточнять. — Я притронулся ко лбу блондина.       Тепленький.       Живой, значит.       — Я пойду в школу. Если тебе не трудно, ты мог бы присмотреть за Йонне?       — Проси маму, мне пора ехать в лагерь.       — Так я и думал, — Злобно сказал я, покидая помещение.       Папа уже встал.       Глядя на меня мутными глазами, он остановился поперек коридора, не зная с чего начать.       — Я вчера перебрал, — Прохрипел он, — Но, даю голову на отсечение, видел Бэма Марджеру.       — Интересно, что он здесь забыл?! — Саркастически воскликнул я. Но тут же спохватился. — Есть вариант с магазином.       — Ты вычислил преступника?       — Не совсем. — Я вложил в безвольную ладонь отца сверток с деньгами. — Надеюсь, этого хватит.       — Ты где их взял? — Папа испугался, заглянув внутрь поклажи.       — Кто-то подбросил… — Правдиво произнес я, так и не придумав нормальный вариант с ответом.       — Давай продолжим наш разговор, когда мне будет что сказать по этому поводу. Не хочешь, кстати, взять пару сотен?       — Хм, да мне всё равно… Если решишь поделиться, то кинь в копилку. Я едва ли испытываю напряг с финансами.       Подумав про деньги Бэма, я покрылся отвратительной испариной.       Да, у меня не единожды возникала мысль прикарманить эти банкноты, чтобы вернуть долг Бэму, но идея с восстановлением магазина показалась мне лучшей в списке.       И она того стоила, чтобы увидеть, на мгновение, как глаза отца засияют мечтательным блеском.       Попрощавшись, я покинул дом.       Линде уже ждал меня на подъездной дорожке, потрясаясь от холода и стреляя взглядом в редких прохожих.       Синяки под его глазами стали еще более отчетливыми, но он вряд ли мог что-то с этим поделать.       Рассказав другу о Йонне и отце, и о записке, я, в конец, расстроился, представляя физическую расправу с Бэмовским выродком.       Вы только подумайте! Не много ли он хочет за то, что готов мне помочь с музыкой?       Считайте, как хотите, но я совсем не вижу благородства в данном поступке.       Скорее — меня тянет блевать от всей этой движухи…       В школе, как это, блин, чертовски неожиданно, все только и делали, что были заняты самими собой любимыми.       Так уж вышло, и я вряд ли бы мог что-то с этим поделать.       Понимаете, я не был особо важной персоной, чтобы со мной кто-то здоровался, кроме самых близких друзей.       Более того, я был рад, так как меня просто не замечали, даже после многочисленных концертов. Не шпыняли, как других однокашников.       Много ли надо было человеку, чтобы докопаться до тебя? О, самую малость. Но и это для меня стало несбыточной мечтой. Ибо быть тенью оказалось в сто крат отвратнее, чем грушей для битья.       Этим «недугом» я поделился и с Линде.       — Бедняга, — Он наигранно помрачнел, начиная сюсюкать. — Мой малыш прозябает в забытье.       — Окей. Отставить, — Нервно ответил я, чувствуя, что не получу совершенно никакой поддержки.       — Потерпи немного. — Он сделал вид, будто рассекает на скейте по коридору.       — И, что прикажешь делать?       — Я знаю. — Линде вывел меня во двор.       Я приготовился слушать.       — Только представь себе, как он удивится, когда ты примешь его клевету с гордо поднятой головой? Подготовь их, даже если им чертовски плевать на твою жизнь. — Он кивнул на учеников, проходящих по коридору. — И им станет не так сильно плевать, едва ты станешь для них хоть сколько интересен.       — Честно? Я так и хотел сделать, — Безнадежно откликнулся я, качая головой. — Отрицание здесь не имеет никакого смысла.       — Тогда перестань выглядеть как обиженная девчонка.       Ему легко говорить.       Из нас двоих только у меня нет ссадин, царапин, синяков. Руки белоснежные, как и лицо. Вовек не подвергавшиеся ни трудоемкой работе, ни внешним пагубным воздействиям. Ну, разве что, съездил я кому-то по роже за просто так.       А рана на лбу — херь полная. Будто в краску влез. Серьезно. Аж бесит…       Посмотришь на Линде — сплошной боевик.       Любое его слово выдернутое из многострадальной глотки пропитано сарказмом и усталостью. А когда говорит, то шея, лоб, виски, покрываются венами. Страшными, тугими. Состоящими из узлов и набухших витиеватых «дорог».       Белые волосы? У него же длинные волосы — пищит тут кто-то.       Я не помню, когда он их в последний раз распускал.       Стянет колтуном на затылке. Залижет.       У корней они почти каштановые, поэтому вовсе и не выглядит он блондином.       А если брать в расчет его многочисленные кепки и шапки. Капюшоны и банданы…       Просто блядский парад головных уборов.       Иногда мне кажется, в своей книге он почему-то поменял нас местами.       Зачем и для чего? — Не понимаю.       Рассказал бы про свою коллекцию ножей, про миллиард ремней с тяжелыми бляшками, про стычки дома и на улице, где он месит почти каждого второго…       Рассказал бы про то как, вместо сердца, чаще всего движим желанием хладнокровной расправы, а не состоятельного разговора.       И рядом с ним я знаю: мне будет не страшно за его спиной. Мне будет приятно любить его диким и непристойным. Но… Зачем ему я тогда, если у него столько странных, но полезных талантов варьировать в этой жизни в гордом одиночестве?       Он привык быть в заднице. В самом ее днище. Избитый, или отравленный чьими-то горькими словами. Либо непреклонный, как статуя, хладнокровный, как беспристрастный исполнитель…       И я знаю, также, почему убегаю от Йонне к Линдстрему. Ибо первый не в состоянии дать мне эту необузданную страсть к жизни.       А Лили — всё.       Он — 13 знаков Зодиака. Он — 666-е число. Он — 4 времени года.       Два совершенно разных человека.       Загадка.       Дьявольская искренность.       Такое простое и реальное существо, как часть тебя.       Ты впитываешь его порами, фибрами, на клеточном и атомном уровнях.       Как наркотик.       Как яд…       … — Больно ты задумчивый.       — Не удивительно. — Пробормотал я, засовывая ладонь в карман, а второй отпихивая парня со своего пути. — Есть над чем поразмыслить.       — О том, что нам надо держаться подальше друг от друга?       — Я такого не говорил. — Я шел в классную комнату. — Какой теперь от этого прок?       — Мы очень рискуем. С проком, или без него.       — А то я не знаю, — Я криво улыбнулся, заходя в, пока еще пустой, класс, чтобы расположиться на свободном месте. — Америку он открыл. Если честно, я думаю о тебе. И удивляюсь твоей сложности.       — Не думал, что это станет проблемой.       — Я не про то, насколько это усложняет наши с тобой отношения. Я про то, что ты все время меня не так понимаешь.       — Но, ведь, мы сейчас, все равно, вместе, не так ли?       — Это меня и удивляет. — Я тяжело вздохнул. — Словно что-то коварное замышляешь.       — Если бы у меня что-то было на твой счет, то я бы уже давно расквитался. Ради чего столько добра в себе вынашивать? Я что, мусорный контейнер?       — Значит ты не злишься на меня?       — Я не понятно выразился сейчас? — Он нахмурился. — Кстати…       Он начал бодро вышагивать по классу, размахивая руками и говоря вполне себе будничным тоном:       — Послушал я тут твои песни, пока ты бегал домой…       Я сжался, приготовившись к самому худшему.       — Дерьмо, не так ли? — Зажмурившись, произнес я.       — Хочу, чтобы все эти стоны ты повторил наедине со мной. — Ответил он, ни капли не смущаясь. — Так сладко. Так возбуждающе. Ты и представить себе не можешь.       Я нервно расхохотался. Попятился назад, чуть не споткнувшись, но вовремя спохватился:       — Хвала небесам.       — Это самая большая тайна для меня, — Он сдвинул брови, сев на парту, — Как такой скромник, как ты, может издавать настолько похабные стоны?       — Просто я… — Я опустил глаза, — Стесняюсь, что ли…       — Да, — Линде посмеялся, — И поэтому ты решил, что в студии звукозаписи тебе можно всё? Не понимаю, хоть убей.       — Знаешь, там ты один. — Я смутился еще больше, — Как в ванной комнате. Или, как здесь, например. Тут никого нет, поэтому мы не боимся говорить с тобой о таких вещах.       — Знать бы еще, кто придумал эти дурацкие правила. То не говори, это не делай. — Линде помрачнел. — Зря ты, конечно, прячешься.       — Считаешь, надо изменить стиль поведения?       Линде трогательно опустил ресницы, тепло улыбаясь.       Уж не знаю, чего он там себе напредставлял.       — Ты весь такой дерзкий, красивый, нарочитый. Но скромный. И как эти определения сочетаются в одном человеке — лишь Богу известно.       — Я не считаю себя дерзким, — Выпалил я. — Нихрена подобного.       — А это что по-твоему? — Он взял меня за подбородок, но я ударил его по руке.       — Какого хрена ты творишь? С минуты на минуту здесь появятся ученики.       — Чувствую же, что не появятся. — Он снова коснулся меня.       Более я не протестовал, почему-то поверив в его предположения.       Откуда ему вообще было знать, что происходило за стенами этой комнаты?       — Линде, тут много всего. Сразу и не скажешь.       — И я это знаю. Можешь не напрягаться, друг мой сердечный. — Он отпрянув, занявшись сумкой.       Тут же в класс начали заходить ребята.       Я даже вспотел, но виду не подал.       Весь урок я не сводил свой взгляд с руки Линде.       Он все время что-то записывал, сосредотачиваясь на словах учителя.       Для меня те были лишь гулом, который иногда вырывал меня из привычного состояния вакуума.       Что происходило в его голове?       Привык писать, да и строчит себе, как заведенный.       Вероятно, ему это нравится.       Как мне — петь.       Он сглотнул, переведя взгляд на меня.       Это было несколько неожиданно.       Его серо-голубые глаза смотрели на меня немного рассеянно и по-доброму.       От такой резкой перемены у меня даже в животе закололо.       — Ты чего?       — Просто. — Ответил я, чувствуя себя самым настоящим дебилом.       «Просто» — Это единственное, что ты хотел ему сказать?       «Просто» — Таким тоном, как будто тебе все равно.       «Просто» — Заткнись. И пиши.       — Просто мне нравится наблюдать за тем, что ты делаешь. — Прибавил я еле слышно.       Линде растянул губы в ухмылке, захлопывая тетрадь и закладывая руки за голову.       Вспомнив про Йонне, я едва ли высидел оставшихся четыре урока.       Мне было жутко интересно, с чего бы Аарону понадобилось искать меня прошедшей ночью.       — Что думаешь по этому поводу? — Спросил я у Линде, когда мы шли со школы.       — Без единого понятия. — Линде закурил. — Есть предположения?       — Тысяча и одна причина, но вряд ли хотя бы одна из них достоверно приближена к истине.       — Типично. — Парень развел руками, — Будем верить в самое лучшее.       — Кстати, почему он к тебе тогда зашел?       — Хотел закинуться у меня. Не делать же ему это на улице, ты как считаешь?       Я поджал губы.       Сколько догадок. А какова правда? — Хлоп. И нет никакого повода подозревать.       — У нас есть квартира. Вторая, — Уточнил Линде.       — У нас? — Я приподнял брови в удивлении.       — У меня и у матери, дубина. А теперь, и у нас с тобой, если ты решишь собрать группу на случай решения важного вопроса.       — Это здорово! — Я обрадовался, — Магазина-то теперь нет…       — Да, — Холодно ответил друг, помрачнев. — Как бы странно это не звучало.       — Я привык к нему. И я уже много раз это говорил. Просто сложно поверить в случившееся.       — Новый построите. Намного лучше старого.       — Тут без вариантов. Даже руки чешутся помочь отцу. — У меня чуть зубы не свело от предвкушения.       — Тогда и меня позови, чего уж там, — Линде довольно кивнул. — Вместе дело быстрее пойдет.       — Эх, люблю тебя. Ты бы знал как.       — Знаю, — Парень насупился. — Мы пришли. Иди к своему дорогому…       Я закатил глаза, но шагнул в подъезд. Как обычно, не прощаясь.       Йонне я нашел на кухне.       Кроме него дома никого не было, поэтому мы говорили свободно, без утаек и прочего дерьма.       Парень выглядел донельзя помятым.       Помешивая чай, он, с грустью, водил свободной рукой по столешнице, отчаянно пытаясь слиться с окружающей его обстановкой.       — Привет полуночникам, — Я безмятежно опустился на диван, расслабленно укладывая голову на подушку.       Какой кайф — быть дома.       — Ага. — Аарон кашлянул, отводя взгляд.       — Йессе говорит, ты искал меня вчера?       — Твой брат, он… — Аарон прикрыл глаза, сжав чашку. — Очень нехороший человек.       Я прям видел, какое усилие над собой сделал Йонне, чтобы не начать ругаться отборным, хлестким, портовым матом.       — Что такое?       — Как же сильно он меня ненавидит. Даже в голове не укладывается такое поведение.       — Только не говори, что ты удивлен. Вы ведь, как никак, соседствовали с ним под одной крышей более десяти лет.       — Раньше его еще можно было переваривать. Хотя, хер с ним. Я здесь не за тем, чтобы обсуждать этого…       Йонне снова сделал усилие.       — А может, все-таки, расскажешь, что произошло у вас с Йессе?       — Едва твои родители оставили нас, он пытался завести речь о нас с тобой.       — Уже хреново звучит…       — Спрашивал, каково это — любить мужчину. И он… — Аарон замотал головой, — Не заставляй меня произносить это дерьмо вслух.       — Валяй, коль начал. — Я скрестил руки, понимая, что ничего хорошего мой родственник сотворить точно не мог.       — Он начал. Трогать меня. Как тебе такое?       — Пф. Полная фигня. Я и не сомневался.       — Нет. Тут другое. Насильно, грубо. Чтобы посмеяться, понимаешь?       — Ты бы мог врезать ему. Что с тобой стряслось? Не понимаю.       — Я перенервничал. И все слишком далеко зашло.       Я присвистнул.       — Насколько, блять, далеко?       — Короче. Мы трахнулись с ним. — Йонне вытаращил глаза, не веря самому себе.       Чтобы вы понимали, насколько велика вероятность подавиться собственным языком, я вам отвечу, что офигенно велика. Если ты еще в этот момент не ждешь столь пронзительного подвоха.       — Сударыня. Да вы… — Я захлопал губами, как рыба. — Шлюшка!       — Это всё те противные рассказы твоего дружка. — Йонне нервно закурил.       — Надеюсь, это единственная обескураживающая новость на сегодняшний день? — Я вскочил, начиная мерять кухню широкими шагами. — Охренеть просто.       Йонне уставился пустым взглядом в стену.       — Я знаю, это тупой вопрос, но… Кто сверху-то был?       — Вилле Вало… — Парень перевел на меня свое внимание, — Какая, блин, разница? Это реально тебя волнует?       — Так, для общего сведения. — Я криво усмехнулся. — Не томи ты уже.       — Допустим, он.       Я начал прыгать по комнате, размахивая волосами и играя на невидимой гитаре.       — Охереть!!! — Вопил я.       — И еще одна новость. — Йонне закрыл лицо руками. — Дневник пропал. Его кто-то выкрал из номера.       — Охереть, — Снова повторил я.       Но уже куда менее радостно.       Для меня эта новость стала началом нового предзнаменования.       Кто-то, и я даже знаю кто, пытался окончательно выбить меня из строя.