Букет неприятностей

Если сравнивать горящие от стыда кончики моих ушей со штырями смоей спине, то, наверное, штыри с позором проигрывали. При каждом, хоть малейшем, движении позвоночника они накалялись до колоссальных температур, припекая вытекавшую из отверстий от них кровь. Хотя бы смерть от потери крови мне не грозит. Не знаю только, хорошо это или плохо. Потому что от отчасти счастливого взгляда Майев мне хотелось только сдохнуть. — Прежде чем ты скажешь хоть что-то, — язык заплетался, и я проглатывала окончания слов, — дай мне кое-что сказать. Минуту молчания, а вместе с ним и жизни, я удачно, судя по всему, выбила, а вот что ей сказать, так и не придумала. Стоило бы поступить по совести и сказать правду, но подсознание твердило, что Майев — это ненужное звено, уже пройденное и давно забытое. Но я лишь морщилась на его попытки. Если бы оно было право, то я бы не копалась так глубоко в себе сейчас. — Элли? — Ее голос (о Элуна, такой родной) эхом отдался у меня в голове. Это имя внезапно напомнило о том «небольшом» инциденте, который загнал меня сюда. Это имя напомнило мне о том, сколько дерьма мне придется разгребать. Это имя мне напомнило о том, сколько дерьма я уже наделала. — Майев. — Я старалась говорить решительно и твердо, но выходило слишком мягко и чувственно. Я попыталась собраться. «Помни о своей истинной цели», — твердила себе я. — «Она угроза». Я села на край койки, покручивая в руках влажную соломинку. Я искренне завидовала ее титаническому терпению. На ее месте я бы повела себя иначе. Сильно иначе. А почему «бы»? Ведь была уже на ее месте. Даже вспоминать это не хочу. — Я ведь должна объясниться, не так ли? — Я грустно ухмыльнулась, откидывая разломанную пополам соломинку на пол. — Уж постарайся. — Она поджала сухие, потрескавшиеся губы, и я только сейчас заметила на ее щеке сливовый синяк. Ничего удивительного, зная повадки хозяина этих мест. Либо здешняя тюрьма место настолько непопулярное, либо местная прислуга была редкостными раздолбаями, ибо когда дверные петли страдальчески заскрипели, у меня едва кровь из всех отверстий не полилась. — Куколка, радость моя, я как узнал, что ты здесь, сразу примчался. — Мой посетитель вальяжной походкой дошел до моей клетки и облокотился на прутья. За все это время я предпринимала безуспешные попытки вспомнить его имя, но осилила лишь первую букву. — Время идет, а ты все не меняешься, — фыркнула я, мысленно прощая ему эту ужасную кличку. — Ты не представляешь, как я рада тебя видеть. — Ты всегда рада меня видеть. — Демиан? Даннис? Диндо? — Но, к твоему счастью, это чувство взаимно. — Я закатила глаза, но не смогла удержать широкой улыбки. — Как ты? — Чем дальше, тем хуже, — выдохнула я. — Чувствую себя отвратительно. — Привыкай, — хмыкнул он. — Ты здесь надолго. — Откуда знаешь? — Я недоверчиво посмотрела на него. — Не думаю, что он ближайшее время захочет тебя видеть — слишком ты много дел наворотила, подруга. — Он пожал плечами. — С тех пор, как он вернулся с «каникул», весь Черный Храм на ушах стоит. Он нам ничего не рассказывал про это, но слухи ходили… разные. Но вот ты здесь, и я хочу услышать твою версию. — Мою версию, хах? Уверен, что она будет достоверной? — усмехнулась я, скрещивая на груди руки. — А тебе есть смысл врать мне? Зная правду, я смогу помочь тебе, — ответил он и повторил мой жест. — Почему ты хочешь помочь мне? — Это сорвалось с губ раньше, чем я успела подумать о целесообразности этого вопроса. Хотела ли я знать правду? — Сомнительно. — Мы друзья, — просто сказал он, словно это была самая очевидная вещь в мире. Друзья. Он считает меня своим другом. Того, кто даже имени его не помнит. Перед глазами пролетели годы нашего сотрудничества. Иногда проскальзывали… теплые моменты. Например, когда меня потащили на ночные посиделки в казармах, пока Иллидан был на миссии в какой-то залупе Вселенной. Знатно мы тогда по пьяни нарисовали на стенах Храма писюны. Интересно, как сильно им потом за это прилетело? Я даже и не удосужилась спросить-то… Друзья. Я помнила их улыбки, их веселый смех. Я отчетливо помнила их лица, вырезала в своем сердце каждое имя. И цветы на наш памятник носила. Наш. Потому что там и мое имя выгравировано. Если я когда-нибудь вернусь в Дарнас, уберу его. Выцарапаю поверх него другое. Ее имя. Друзья. Мы тоже когда-то были друзьями, но к чему нас это привело? Оказалось, что наша многовековая дружба была лишь лицемерным полем боя, каждый боец которого искал выгоду в своем «друге». Хотелось бы сказать, что теперь каждый сам за себя, но по сути мы просто разбились на два лагеря. «Они» и «мы». Если у «них» тишь да гладь, любовь да голуби, то у «нас» пиздец. И в этом только моя вина. И все вертится вокруг моей лжи. Моего эгоистичного желания сбежать от проблем. От прошлого. От ответственности. И даже сейчас. — Я лгала ему. Очень много, — тихо, задыхаясь, сказала я. — И тебе лгала. Всем лгала. Да так, что уже сама в свою ложь верить начала. — Я сделала небольшую паузу, восстановила дыхание и осмелилась продолжить. — Он узнал правду и, мягко говоря, был зол на меня. Я испугалась, сбежала, но вот я здесь. А страх все не покидает меня. Я не знаю границ его гнева, ты мне подскажи, чего мне ждать от него. Я подняла на него взгляд. Вложила в него всю свою беспомощность и обреченность. Я думала, что в его шутливой манере он лишь посмеется надо мной и всей этой ситуацией. Но он был серьезен. Я никогда его таким не видела. Он молчал и покачивал головой. — Держись, сестренка. — Он просунул руку между прутьями и похлопал меня по плечу. — Я постараюсь помочь тебе. — Помоги мне сбежать. — Я перехватила его руку и заглянула туда, где, по идее, должны были быть глаза. — Тут, увы, я бессилен, — выдохнул он и, освободив руку, потрепал меня по щеке. — Я тебя, безусловно, люблю, но рисковать своим положением не стану. Все это быстро вскроется, и виноватые будут жестоко наказаны. Да и есть тебе смысл бежать? Судя по тому, что я знаю, пряталась ты далеко не на Азероте или Запределье. Если он нашел тебя там, то найдет еще раз без проблем. Кажется, что-то разбилось. Разбились мои последние надежды на спасение. И, нет, я не виню его. Он прав. Целиком и полностью. Нет мне уже смысла бежать и прятаться, только если не посвятить этому всю мою жалкую жизнь. Кажется, пришло время сдаться. — Я принесу тебе одеяло и постараюсь проследить за тем, чем будут тебя кормить. — Он подошел к двери, приоткрывая эту скрипучую скотину. — Ночи здесь холодные, кутайся хорошенько. — Дарриан, — окликнула его я, не узнавая свой голос. По скрипучести он мог бы посоревноваться с местной оперной дивой из неблагородного металла. — Спасибо. Он улыбнулся, помахал мне напоследок и скрылся за дверью. «Окрыленная» внезапным чувством неизбежного конца, я дошагала до своей койки и попыталась принять ситуацию, как есть. Если и осталось мне немного, то нет смысла убиваться зазря, буду довольствоваться мелочами. Мне вот одеяло принесут, и я не буду мерзнуть по ночам, в отличие от Майев. Майев… Я дергано повернула голову в сторону ее клетки. Она стояла и крутила на пальце цепочку. Ее лицо не выражало ничего. Скуку. — Можешь не объясняться, — вздохнула она и, щелкнув пальцами, отправила цепочку в свободный полет куда-то далеко. Я не стала ей ничего говорить. Лишь сосредоточилась на своем «оптимизме», воспринимая это как решение проблемы с ней. Мне ведь даже не пришлось объясняться, лгать, изворачиваться! Грызущую меня в уголке сознания совесть я прихлопнула, словно раздражающего комара. «Пройденный этап, пройденный этап», — твердила себе я, откидываясь назад на все еще мокрую солому. И под веселый «ых» села опять, вытягиваясь в струнку. Со всеми этими разговорами я уже и забыла про свои веселые штырьки, которые были очень недовольны тем, что их побеспокоили. Мало того, что теперь они вогнались глубже, так еще и вязкая жижа по спине полилась. Не. Унывать. И именно в такой синусоиде прошли следующие несколько часов. Сложно было отслеживать время. Сначала принесли еду. Желтая желеподобная субстанция напоминала по запаху пюре, рядом лежала небольшого размера котлета, из которой торчал голубой волос, и в довершение был компот. Из каких конечностей демонов его делали, я не знаю, но пах он так, словно это было ведьмино варево. Но стоило мне глянуть на порцию Майев (которая демонстративно даже не смотрела в мою сторону), то мой ужин показался мне пищей богов. В ее тарелке была какая-то серо-коричневая каша, а в стакане вода… не первой свежести. Не знаю, проделки это Дарриана, но свой ужин я съела с превеликим удовольствием. А потом мне принесли одеяло. Миниатюрная дренейка быстро просунула мне его между прутьями и также быстро исчезла. Контрабандное одеяло было тонким, но, быстро прогнав эти мысли прочь, уже через минуту куталась в него, наслаждаясь уютом и теплотой. Когда стало действительно холодно, я поняла — наступила ночь. Ну или поздний вечер. В сон меня не клонило, но устроившись поудобней на уже подсохшей подстилке, я вспоминала прошедший день. И чем дальше я углублялась в эти мысли, тем больше это начинало походить на мое рабство у Тиранды. Единственное радовало — я свободная. Ну, конечно, это спорное утверждение, я же в клетке все-таки, но я про другую свободу. Я — личность, пусть и запертая в темнице, но все же личность. Я разглядывала разводы на потолке. Думать нормально уже не получалось — все мысли собирались в бесформенную кучу, и в голове получалась полная белиберда. Поэтому я заняла себя поиском картинок на потолке. Вот это пятно было очень похоже на грифона, а вон то — на дерево. У меня никогда не получалось подгадать момент, когда сознание отключается. Просто думаешь о чем-то своем, да о тех же деревьях, а потом бац, и уже утро. Ну или не утро. Проснулась я не от того, что выспалась, а от сна. Неприятного сна. Я ожидала, что будут сниться кошмары, но не такого содержания… Золотые звезды на погонах. Группа эльфов. Кровь. Кровь на руках, на лице, на мундире — повсюду. Их кровь. И пусть я их не убивала. Я виновата в их смерти. Это липкое и абсолютно отвратительное чувство прогнало остатки сонливости, и я с неохотой разлепила глаза. В соседней камере тяжело хрипела спящая Майев. Иногда ее вздохи были похожи на срывающийся кашель. Было ли мне ее жаль? Отчасти. Но стоило лишь подумать о возможной причине ее заточения здесь, как всю жалость как ветром сдувало. Не за хорошие дела же. И здравствуй, новый день. Сколько же вас еще осталось? — Как дела, куколка? — Как раз после завтрака ко мне заглянул Дарриан. Просунув руку между прутьев, он кинул мне булочку. — Теперь неплохо. — Я откусила от угощения кусочек. Сладкая, с изюмом. — Какие вести с материка? — Тренировки, миссии, тренировки. — Он махнул рукой. — Все стабильно, но не сказать, что хорошо. Дело наше благородное, но не благодарное. — За нашими спинами презрительно хмыкнула Майев. — А это тебя не достает? — Нет. — Я помотала головой, стараясь быть равнодушной. — А за что она здесь? — Решила, что она супер крутая заговорщица. — Дарриан засмеялся. — Решила подговорить Акаму на бунт, в итоге угодила в ловушку. Пока неизвестно, что с ней будет, но, думаю, десять тысяч лет одиночества станут хорошим наказанием. Он подошел к клетке Майев и постучал по прутьям. Не получив никакой реакции, он снова засмеялся и назвал ее обиженной на весь мир обезьянкой. — Ты это заслужила и сама прекрасно это понимаешь. — Сказал ей он и снова переключил на меня свое внимание. — Сегодня буду у Иллидана. Попытаюсь узнать что-нибудь про тебя, но я не могу ничего обещать. — Я понимаю, спасибо и за это — На самом деле, мне было сложно передать словами все то, что я чувствовала. Мне хотелось кричать о том, как много для меня он делает. Безвозмездно. Наверное, я была слишком испорчена моделью отношений хозяин-раб. — Я постараюсь зайти еще вечером, и да, Эллия, — его голос резко стал жестким, хотя он сохранил свою внешнюю беззаботность, — даже не думай предавать нас. В случае чего я лично убью тебя. — Можешь на меня рассчитывать. — Вот и чудненько. — Он хлопнул в ладоши. — Ну, тогда я полетел. Он уже махнул рукой на прощание, но я резко соскочила с места. — Погоди минутку. — Он непонимающе посмотрел на меня. — Я всего лишь хотела сказать… — Глубоко вдохнула и повторила у себя в голове эту фразу, будто заучивая. — Мое имя Кокона. Пожалуйста, называй меня так. — Оу… — Кажется, его смутило мое заявление. — Тогда, приятного дня, Кокона. Он ушел, но оставил со мной свое вечно хорошее настроение. И я, и он сказали это имя. И оно звучит так… правильно? Казалось бы, как еще может звучать собственное имя? Но… Да какие к черту «но»? Это мое имя. И точка. Я легла на бок, снова поворачивая голову к потолку. Вон там дерево, а там — грифон. «Приятного дня, Кокона». Пожалуй, я соглашусь с ним.