Сложный, как и алгебра.

После наших "семейных" посиделок, я изъявила желание прогуляться по городу и подышать свежим воздухом. С одной стороны, всё прошло не так уж и плохо, но с другой, я не чувствовала себя членом семьи. Это были посторонние для меня люди, даже отец... Хотя я и не считала его таковым. Так что, удивляться особо нечему. Всё как и всегда, в своём ключе. Я выудила из кармана рюкзака пачку сигарет и достала одну, закуривая. Успокаивала ли меня эта дрянь во рту? Да. Раньше я не верила, что это как-то может помочь, мол, всё это бредни и не более. Но для меня это было лёгким наркотиком, который затуманивал мой разум на короткий срок. От моих рассуждений меня отвлёк звонящий телефон и я поспешила ответить на звонок. — Да, мам? — я избавилась от сигареты и достала мятную жвачку из кармашка рюкзака. — Ты уже идёшь домой? — расстроенный голос мамы заставил меня напрячься. — Я пешком, приду ещё не очень скоро, а что случилось? — я была единственной, кто понимал состояние мамы всегда. Мне хватало услышать её голос, чтобы понять всё ли с ней хорошо. — Маме Толи стало хуже, ты сама знаешь, что она болеет, — вздох, — врачи сказали, что её состояние с каждым днём становится хуже, она может не дожить до утра, — минутное молчание в трубке, я в это время дошла до первой лавочки и плюхнулась на неё. Толя — возлюбленный моей мамы, они познакомились чисто случайно, почти сразу после разрыва с отцом. Но она особо не хотела заводить отношения, так как ей всё ещё хотелось верить, что отец вернётся, но этого не случилось. Толя всячески поддерживал мою маму, а моя мама стала поддержкой для него. Он рассказал ей о том, что его мать борется с раком, эта новость заставила всю их семью впасть в шок, ведь совсем недавно всё было хорошо. С того момента прошло уже восемь месяцев. Честно сказать, моя мама очень подружилась с Вероникой Андреевной, они понимали друг друга с полуслова и поладили в первый день. Анатолий сказал, что его мать была очень рада обрести такую невестку и дочь, как моя мама. Но эта новость привела в шок и меня. Я думала, что Веронике Андреевне будет лучше, хотя бы чуть-чуть. Я знаю, что с этим диагнозом живут не так долго. Что болезнь прогрессирует и убивает организм каждую секунду. Раннее, я могла лишь наблюдать за другими, как они рассказывают о борьбе с этой страшной болезнью. Но сейчас, эта болезнь коснулась близкого мне человека. Вероника Андреевна полюбила и меня, как свою внучку. А я относилась к ней также хорошо, как и она ко мне. С ней было связано много приятных и хороших моментов. — Всё действительно так плохо? — я сглотнула. — Ничем нельзя помочь? Хоть как-то? — Мы собираемся с Толей сейчас же поехать в Нижний, чтобы побыть с ней, — мама вновь вздохнула в трубке, по голосу было слышно, что ей очень тяжело об этом говорить, — ты можешь поехать с нами? — Мам, ты сама знаешь мою реакцию на такие вещи, — я чувствовала, что к глазам подступают слёзы, — ты помнишь моё состояние, когда умерла тётя со стороны отца? А ты знаешь, что у нас с ней были хорошие отношения... и с Вероникой Андреевной я так же хорошо лажу, — я сделала глубокий вдох, — я знаю, что она хочет видеть и меня, но она должна видеть, что мы все сильные, ты знаешь её характер. — Как знаешь, — ответила мама, — сегодня останешься у отца? — Хорошо, — я посмотрела на небо, — передавай Веронике Андреевне, что я надеюсь увидеть её на свой день рождения. — я сказала это с такой надеждой, что сдерживать слёзы было уже невозможно. — Будь осторожна, милая. Я сбросила вызов и сделала ещё более глубокий вдох. Я привязываюсь к людям и терять их навсегда — самое больное, что может произойти в жизни человека. Недолго думая, я набрала номер отца и стала ждать ответа. Но мне пришлось произвести набор его номера несколько раз и, лишь, с десятого раза он соизволил ответить на звонок. — Прости, мы с Аллой сейчас в автобусе, — ответила отец, — что-то случилось? — Да, я могу остаться у тебя сегодня? — я крутила в руках пачку сигарет, ожидая ответа. — Чёрт, мы с Аллой на автобусе едем до Питера на экскурсию, — в трубке повисло молчание, — если бы я знал, то отменил бы поездку. — Ладно, я что-то придумаю. — я выдохнула. — Что ты собралась думать? — голос отца был напряжённым. — Возвращайся к Татьяне, переночуешь у неё. — Там ещё мой преподаватель по алгебре, — ответила я, — не горю желанием быть в одной квартире с ним. — Даш, хоть раз послушай меня, другого выхода нет. Позволить тебе скитаться всю ночь по городу я не могу. — Ладно, — я сдалась, — оповести Таню об этом. Я сбросила вызов. Отлично, теперь мне придётся ночевать на одной площади с Антоном Андреевичем. К такому меня жизнь не готовила. Но и мысль о том, что придётся всю ночь провести на улице тоже меня не радовала. Хоть у меня и появились сейчас новые друзья, но я не могла вломиться к ним в квартиру с такой просьбой. А подруги из бывшей школы, уже давно не мои подруги. Как-то не задалось у нас с ними дружбы. Они хотели, чтобы я всегда была с ними и везде, но меня это не устраивало. Тем более, что у меня была причина сменить школу. Первое время я жалела, что теперь они не мои подруги, но на данный момент это уже нисколько не беспокоит меня. Отец прислал сообщение, что Таня ждёт меня и будет рада моему визиту. Я, недолго думая, встала с лавочки и направилась в обратную сторону, по знакомой тропинке. Спустя минут двадцать-двадцать пять, я уже стояла перед квартирой Татьяны и ждала пока она откроет мне дверь. Но на пороге я увидела Антона Андреевича и только тихо поздоровалась с ним. Он пропустил меня внутрь. Таня на кухне готовила что-то сладкое к чаю, я решила ей помочь. Раз уж пришла сюда и буду отвлекать их от обыденности, то хоть как-то помогу. Во время процесса приготовления пирога, мы с Таней много разговаривали. Она поинтересовалась, что случилось и почему я такая грустная. Ну, а я не стала как-то плохо реагировать на её вопросы и просто ответила так , как есть.

***

Всю ночь меня мучила бессонница. То ли оттого, что мне было непривычно спать на новом месте, то ли от кучи мыслей в моей голове. Сейчас я могла думать только о здоровье Вероники Андреевны и ни о чём другом. Так бывает, что ты можешь привязаться к человеку и когда случается что-то подобное, ты начинаешь чувствовать, что разрушаешься и сам изнутри. Я ненавижу чувство привязанности к кому-то или чему-то. В конце концов ничего из этого не останется, а на месте привязанности образуется тяжёлый камень с кучей боли и тоски. На улице уже светало, а солнце, появившееся за горизонтом, начинало закрадываться в дома к людям и будить их. Я зажмурилась и отвернулась к стене, пытаясь заставить себя хоть на чуть-чуть заснуть. Но повалявшись ещё около десяти минут, я поняла, что это бесполезное занятие и можно уже вставать. Мне в голову пришла мысль отблагодарить Таню за то, что она так радушно приняла меня у себя, хотя ещё днём мы с ней немного повздорили. Я тихонько прошла на кухню и увидела сидящего на стуле кота, который чинно ждал пока его покормят. Впервые я видела такого послушного пушистого, который не бегал по квартире с четырёх часов утра, ожидая , пока от такого топота и грохота проснутся хозяева. Сначала я погрела коту молока, затем нашла приготовленную курочку, которая стояла отдельно и на которой была надпись "коту". Проблем с завтраком для пушистого друга у меня не возникло и уже через несколько минут я наблюдала, как Тоша уминает за обе щёки поданное лакомство. Когда пушистый доел, он подошёл ко мне и встал на задние лапы, передние кладя на мою коленку, будто бы благодаря за завтрак, я погладила Тошу и перешла к приготовлению завтрака для Татьяны и Антона. Сама я не очень-то и хотела есть. Вероятно мой желудок ещё не проснулся и приспичит ему поесть где-нибудь после первого урока. Достав из холодильника яйца и бекон, я сделала яичницу и поставила её на стол, после чего отыскала в шкафчике другую сковородку на которую, вскоре, пошли аккуратные сырники. Через пару минут на столе была тарелка с яичницей и готовыми сырниками. Оставалось сделать чай, как раз к этому времени все проснутся. Тоша всё это время сидел на стуле и наблюдал за процессом. Когда я отключила свистящий чайник, в кухню вошёл Антон Андреевич и застыл, разглядывая стол, а потом смотря на миски кота, которые были наполнены едой и молоком. — Стесняюсь спросить, а во сколько ты встала, чтобы всё это сделать? — учитель вскинул брови, а я пожала плечами: — Достаточно рано, но я выспалась. — Мне бы так уметь высыпаться, — ответил преподаватель, — не стоило, но спасибо большое, сейчас Таня придёт и вместе позавтракаем. — Честно говоря, я не голодна, — ответила я. — С прошлой зимы закормлена? — Именно так. — я кивнула. — Твоё право, но Таня обидится, если ты хотя бы чай не попьёшь. Я кивнула в ответ и повернулась к шкафчику, откуда достала стаканы. Вскоре подошла Татьяна, и мы вместе заварили с ней чай, после чего я ещё нарезала лимон и взяла свою кружку. Услышав звук пришедшего сообщения, я достала телефон из кармана своих джинсов и посмотрела на дисплей. От мамы. Открыв сообщение полностью, я пробежалась глазами по тексту и обомлела. Я не уверена сколько стояла в таком положении, но внутри как-будто что-то упало, а желудок связался в тугой узел. Пальцы правой руки, в которой была кружка, ослабли и кружка чая упала на пол. Громкий звук от разбившейся кружки достиг моих ушей, в которых до этого момента был шум. — Даша?! — Таня вскочила с места. — Ты чего?! Я почувствовала, что моя нога начинает жечь. Кипяток из кружки попал на мою ногу. Несмотря на это, я сумела выйти из кухни и дойти до зала, где у меня был мой рюкзак. Таня пыталась остановить меня, но я только молча прошла мимо неё. Я слышала, как Таня просит Антона что-то сделать, но даже эти её мольбы не останавливают меня и не заставляют повернуться назад. Я набрала номер мамы и стала ждать её ответа. Но в трубке были только долгие гудки. Нога начала ныть, всё таки на неё слишком много попало горячего чая. Но я старалась не обращать внимания. Я почувствовала, как кто-то схватил мою руку и заставил повернуться. Антон Андреевич крепко сжимал руку в области локтя. — Теперь ты возвращаешься обратно и всё рассказываешь, — его тон был грубый и настойчивый, я только закачала отрицательно головой, — на этот день за тебя отвечает Таня и в какой-то степени я, ты не можешь просто так взять и уйти из дома. — Мне плевать! — безразлично ответила я. — Ты поступаешь эгоистично, думаешь только о себе, но тебе не важно, что будут чувствовать другие люди, когда ты так делаешь? Ты сейчас пойдёшь куда-то в таком состоянии и с тобой что-то случится, но ответственность будут нести те люди, которые за тебя отвечают! — он слегка встряхнул меня и я кое-как смогла устоять на ногах. — Знаете, Антон Андреевич, я всю жизнь слышала эту фразу со стороны своего отца, что я эгоистичный ребёнок. Я нисколько не расстроюсь, услышав эти слова от вас! — из последних сил я сдерживалась, чтобы не заплакать, я же сильная. Я пытаюсь такой быть. — Мне совсем не интересует, что о тебе думают твои родители, сейчас их тут нет, а есть я, помимо того, что я твой классный руководитель, я ещё и отвечаю за тебя. — Я снимаю с вас это бремя. — В этой жизни не всё так просто, ты не можешь делать всё, что хочешь, — его взгляд был холодным, словно он разговаривал со стеной, которая не выражает никаких эмоций и ему абсолютно всё равно, что почувствует эта стена от его тона и взгляда, — теперь ты возвращаешься домой. Если ты забила на других людей, не забивай на себя. Ты пролила кипяток себе на ногу, нужно приложить что-то холодное и наложить влажную повязку. — Я не хочу возвращаться, не хочу, — я выдохнула, — вы знаете, что значит потерять человека, с которым у вас были хорошие отношения? Которого вы ждали к себе на день рождения, с которым вы ходили в торговый центр, чтобы просто хорошо провести время? Этот человек не родной по крови, но ты чувствуешь себя так комфортно с ним, словно это твой родственник. А в какой-нибудь день тебе скажут, что этот человек, с которым ты много проводил времени и был в хороших отношениях, болен ужасной болезнью. А потом, каким-нибудь утром тебе придёт смска о том, что этого человека не стало пару часов назад? — с каждым сказанным словом я чувствовала, что слёзы уже не получится спрятать, а дрожащий голос тем более. — А ещё самое ужасное, что я и правда эгоист. Я думала только о том, что буду чувствовать я, когда буду видеть этого человека в плохом состоянии, а не о том, как бы этот человек хотел со мной поговорить в последний раз... — я сделала глубокий вдох; по щеке скатилась обжигающая слеза. — А теперь отпустите меня, Антон Андреевич, вы и так увидели и услышали слишком много, чем вам нужно знать. — Не думаю, что я отпущу тебя после того, что ты мне рассказала и в каком ты состоянии, — учитель осёкся, — я попрошу тебя более спокойным тоном — вернёмся обратно. — Мне не нужна ваша поддержка и ваше беспокойство обо мне, — я сглотнула, — можете наорать на меня и напомнить мне ещё раз, что я эгоист. — Я безусловно не пойму, что ты чувствуешь сейчас, но так будет лучше для тебя... — я попыталась уйти от него, но попытка была тщетной. — ты не хочешь казаться слабой при других, я понял. Тебе проще показать, что ты холодная, чем признать, что у тебя есть чувства и эмоции. — Вы явно не тот человек, при котором я буду плакать, — я смахнула слезу, — а теперь отпустите меня, иначе я буду кричать. Мне удалось добиться того, что Антон Андреевич отпустил мою руку и я просто пошла прочь. Признаю, что моя нога сейчас ныла и мне хотелось сесть, чтобы столько напряжения не было оказано на неё. Но сейчас мне было важно уйти подальше. Школу я прогуляю, меня даже не волнует, что там скажут. Я чувствовала боль. Моральную. Она убивала каждую клеточку моего тела постепенно.

***

Отец вернулся к вечеру и я осталась ночевать у него. У меня было подавленное состояние. Я не ела целый день, а объясняла это тем, что очень плотно позавтракала утром у Татьяны дома. Никто, естественно, в мой желудок не залезет и не скажет, что я вру. Так что я, в гордом одиночестве, лежала на кровати в комнате и смотрела в потолок. За дверью были слышны голоса Аллы и отца, которые обсуждали ремонт в детской. Они спорили, но в итоге приходили к компромиссу и продолжали обговаривать дальше. Мама по-прежнему не отвечала на звонки и я беспокоилась о её состоянии. Толе я тоже писать не стала. Он, всё-таки, потерял маму, которую очень сильно любил. Ему было хуже всех сейчас. Я не спала и этой ночью. Вовсе не потому, что мне было непривычно спать в квартире отца. В моей голове была просто куча мыслей о произошедшем. Антон Андреевич был прав, когда сказал, что я эгоистка. И эта ситуация ещё раз убедила всех и меня в том числе, что я такая. Я могла поехать с мамой и Анатолием и провести последние часы с Вероникой Андреевной, но я предпочла остаться тут, ведь мне бы было больно смотреть на умирающего человека, которому осталось совсем немного жить. Я поставила свои чувства и эмоции на первое место, совсем забив на окружающих мне людей. Причём, много значащих для меня. Я винила себя и даже не пыталась оправдаться. До самого утра я просто меняла позу в которой лежу, а потом пришло время вставать в школу. Подойдя к зеркалу в ванной, я увидела синяки под глазами и измученный вид. Я умылась прохладной водой и пошла к Алле. Она всегда держала у себя в ящике новенький, неиспользованный тональный крем, который подходил под мой тон кожи. Она уже не спала, поэтому сложностей не возникло. Но даже это не помогло скрыть ужасные синяки под глазами. Через час я пошла в школу и в итоге опоздала. Первым уроком была физ-ра, не думаю, что преподаватель будет ругаться. Но мне пришлось побегать десять минут, пока все уже играли в мяч. Карина подошла ко мне после урока и мы вместе пошли в буфет. — На тебе лица нет, — заметила кареглазая, — ты вообще спала ночью? — я отрицательно закачала головой. — Антон Андреевич сказал, что у тебя несчастье в семье. Мне очень жаль, Даш. Я надеюсь, что скоро твоя боль станет меньше и... — Подожди, что он сделал? — я остановилась. — Зачем? — Даш... в этом же нет ничего такого, он просто посчитал нужным... — Я не хотела, чтобы кто-то знал о произошедшем! — я пошла в сторону кабинета математики. — Так ты же сама ему позвонила и сказала об этом! — удивлённый голос Карины. Я уже неслась к нему, чтобы высказать всё, что думаю. Моей ноге требовался покой после ожога кипятком, но я забила на это, поэтому с самого утра она ужасно болела. Я не хотела, чтобы меня кто-то жалел и говорил слова соболезнования или смотрел жалостливым взглядом. Я не любила эти слова, которые должны поддержать человека. Они не вернут его к жизни. Пусть хоть миллион таких слов скажут. В кабинете был только какой-то класс, но не Антон Андреевич. От этих учеников я узнала, что Антон Андреевич в учительской. Мой вспыльчивый характер не даст мне спокойно поговорить с ним. Я спустилась на второй этаж и зашла в учительскую. Там были только преподаватели биологии, физики и физ-ры. Ну и куда же без Антона Андреевича. — Какое право вы имели говорить о том, что у меня случилось? — я подошла к учителю и встала напротив него. — Я разве просила вас об этом? — Не понимаю, что тебя в этой ситуации возмутило. — вскинул брови зеленоглазый. — Меня?! Хм... — я сделала задумчивое лицо. — может то, что теперь все смотрят на меня взглядом полным жалости и сострадания? И уже начинают говорить эти тупые слова соболезнования! Мне это не нужно! А вы решили всё за всех! — Ты сама знаешь, что у нас интересуются отсутствием учеников без предупреждения... — А вы решили, что именно вы должны стать тем, кто сообщит всем и каждому, что же там случилось у ученицы десятого класса! — Я напоминаю, мы находимся сейчас в учительской и ты на меня кричишь здесь. — Антон Андреевич немного наклонил голову набок. — такое поведение непозволительно. — А что вы сделаете? Отведёте к директору? Меня отстранят от занятий? Маме позвонят? Или папе, может? — именно в этот момент мне было всё равно, что тут есть и другие учителя и, что мне будет плохо, если они скажут директору или завучу о моём поведении. Я услышала шаги за спиной и недовольный голос преподавателя по литературе: — Мне показалось или тут кто-то на кого-то кричал? Я смотрела в глаза Антона Андреевича и ждала, что же он скажет сейчас. Даже если он решит меня сдать, я не буду ничего говорить. Пусть меня отстранят на время, может я смогу побыть наедине с собой и почистить свои мысли. — Вам показалось, Дарья пришла забрать ко мне тетрадку, которую она забыла на прошлом уроке. — Антон Андреевич тоже смотрел на меня, прямо в глаза и эта нотка ненависти между нами, мне кажется, чувствовалась каждому кто тут был. — Вам ещё нужно рассказать стихотворение Цветаевой к следующему уроку, а то задолженности есть. Потом спрошу с вам на итоговой контрольной. — сказала учительница литературы и села за стол. — вы все свои вопросы решили, уважаемая? Можете покинуть учительскую? У нас сейчас совещание начнётся. Я молча вышла из учительской и закрыла дверь. Я ходила по лезвию ножа, но меня пронесло. Мой язык никак не совладал с мозгом. Я знаю, что сказала слишком много и за это могла получить не просто выговор. Наконец-то мне пришло сообщение о том, что телефон мамы снова в сети. Я набрала её номер. Голос у неё был не из лучших. Мы проговорили всю перемену, а после я пошла на другие занятия, начиная чувствовать, что моя совесть проснулась и теперь желает, чтобы я извинилась за своё поведение перед Антоном Андреевичем. Просто, когда у меня умерла тётя, никто об этом не знал и было легче переживать эти ужасные дни. Никто не говорил эти слова соболезнования, каждый раз напоминая о случившемся. А сейчас каждый говорит эти дурацкие слова, пытается как-то поддержать. Это всё давит на мой мозг и на мою нервную систему. После уроков я подождала Антона Андреевича, перед этим выяснив, что у него столько же уроков сколько и у меня. Он вышел вместе с теми учителями, которые застали весь наш разговор в учительской. Я сделала глубокий вдох и подошла к учителю алгебры. — Антон Андреевич, мы можем с вами поговорить? — я надеялась, что он не ответит мне в грубой форме и не пошлёт куда подальше за мой длинный язык. — Я вас внимательно слушаю, — он не смотрел на меня, а куда-то в сторону, — если начнёте вновь говорить какой я ужасный, что... — Простите меня, я вовсе не хотела на вас кричать и так ужасно себя вести, — мой голос в этот момент был очень мягким, даже дрожал. — такое поведение было неправильным с моей стороны и я очень переживала из-за этого все уроки... вот. — Признаюсь, что удивлён, — Антон Андреевич посмотрел мне за спину, где стояли те учителя, — всё в порядке. — он хотел уже уходить, но я остановила его: — И спасибо, что не сдали меня этой карге... ой, то есть, учительнице по литературе. И вообще не пошли к директору или завучу, не сказали, что я себя ужасно вела и наговорила много плохого. Антон Андреевич только мельком взглянул на меня и пошёл к своим друзьям. Я посмотрела ему вслед. Я ужасный человек.