Black Sky

      Лето Дореи было невероятно разнообразным и довольно чудесным, настолько, что отчасти ей даже не хотелось идти на Косую Аллею, покупать новые книги и школьные униформы, поскольку она опасалась испортить всё это. Но большая её часть признавала, что наслаждение наступающим школьным годом не сделает большую часть прошедших полутора месяцев каникул менее невероятно радостными.       Буквально через два дня после возвращения домой из Хогвартса Дорею умыкнули во Францию папа и дядя Римус, где она провела неделю в Бордо с дядей Эдуардом и тётей Антуанеттой. Один из тех дней был проведён в изучении шато Блак, который представлял из себя великолепный замок, окружённый необъятными землями и одними из лучших виноградников в Аквитании, все Ненаносимые и тяжело Защищённые, чтобы держать «нежеланных» подальше. Это было место, откуда изначально пришёл Дом Блэков, переместившись в Англию во времена Генриха II, чтобы расширить своё влияние. Когда Столетняя война сделала хватку Англии на Аквитании шаткой, Блэки просто защитили своё французское поместье так жестоко, что никто, кроме Лорда Блэк, не смог бы никогда найти его, не говоря уже о том, чтобы попытаться атаковать. Именно французское вино из шато Блак, на котором было построено богатство семьи, а также безжалостный боевой и магический навык многих успешных поколений Блэков на службе герцогов Аквитании, а позже королей Англии, вплоть до тех пор, когда смерть Ричарда третьего привела Генри Тюдора на трон. Блэки затем тихо удалились от придворной политики и обратили свои взгляды на Магический мир, вложив своё богатство и пожиная плоды своего боевого мастерства на менее открытой сцене.       Блэкам принадлежало немало Ненаносимых земельных участков в Британии, сданных в аренду травологическим оранжереям, фермам существ, шахтам и другим предприятиям волшебников, а также почти половина зданий на Косой Аллее и соседней Горизонтальной Аллее, а также где-то две трети Лютного. Затем также имелись владения за границей: французский замок, большой кусок африканской саванны, которая была родной средой обитания размножавшейся популяции нунду, индийская чайная плантация, дома практически в каждом большом магическом поселении на планете, большая территория австралийского захолустья, которое аборигены прямо избегали, и целый Карибский остров — все под сильнейшими параноидальными Защитами, известными Блэкам. Папа потратил довольно много своего времени, рассылая письма руководителям различных поместий и посещая их нерегулярно, чтобы держать их всех в напряжении, следуя мнению, что «доверие — это хорошо; контроль — лучше». Большая часть больших поместий, на самом деле, была доступна широкой общественности, в частности, африканское поместье, так как оно было домом для множества опасных магических диких животных, а потому было открыто для туристических сафари. Популяции Существ тщательно регулировались и регулярно отбирались для ингредиентов зелий, хотя изредка возникали проблемы с браконьерами. С этими, однако, всегда быстро разбирались: Защиты Блэков могли быть невероятно небрежными, чтобы туда можно было попасть, но это не значило, что ворам позволялось сбежать живыми, или даже быть опознаваемыми после. Часто идентификация была невозможна из-за того, что дикая природа первой добиралась до тела.       После посещения Бордо и шато Блак Дорея провела неделю в Париже, изучая район магических бутиков одежды, ювелирных магазинов, книжных магазинов и кафе. Дорея встретилась там с Гермионой, так как родители летом возили ту по всей стране. Было приятно провести время со школьной подругой вне Хогвартса, но ей приходилось вытаскивать девочку из книжных магазинов, а на третий день совместного отдыха они серьёзно поссорились из-за эссе, назначенных в качестве домашних заданий, что расстроило Гермиону настолько, что Дорее не удалось увидеть её снова до возвращения в Англию.       Спор по поводу эссе послужил жирным примером фундаментальных различий между двумя девочками: Гермиона считала, что эссе должно содержать всю информацию, которую она могла откопать по предмету, в то время как Дорея настаивала, что, если их учителя уточнили, какой длины они хотели получить эссе, то количество дюймов свитка не должно было быть превышено. Гермиона была возмущена перспективой Не Упоминания Чего-то — как учитель узнает, что вы надлежаще изучили предмет, если вы не упомянули всего? — в то время как Дорея возразила, что учителям приходилось оценивать все эссе групп каждого года, после того как те вернутся в Хогвартс, так что превышение указанной длины лишь вызовет раздражение у проверяющего и приведёт к тому, что учитель нарисует линию в эссе в точке отсечения и проигнорирует всё, что под ней. Это, в конце концов, было тем, что делала пратётя Кассиопея, если Дорея писала слишком много в своих заданиях по истории до поступления в Хогвартс. Сама мысль о подобном оскорбила Гермиону до самой глубины её души, и они с Дореей были вынуждены разойтись, прежде чем дело дошло до драки: папа и родители Гермионы не восприняли ссору особенно серьёзно, но решили, что будет лучше, если обе девочки получат шанс остыть и обдумать вопрос, прежде чем встретятся снова. Впрочем, обеих, Гермиону и Дорею, сперва заставили извиниться друг перед другом за все грубости и оскорбления, которые они могли друг другу причинить. Дядя Римус терпеливо выслушал её спич о том, как глупо вела себя Гермиона, а затем мягко сообщил ей, что они всё ещё могли быть друзьями, несмотря на то, что имели «непримиримые разногласия»: они просто должны были согласиться не соглашаться. Дорея, однако, не хотела этого делать: она знала, что была права!       К несчастью, уверенность в своей правоте была довольно слабым утешением при потере друзей, так что Дорея не слишком расстроилась, когда неделя подошла к концу и ей пришлось вернуться в поместье Блэков за две недели до своего дня рождения. Эти две недели были проведены в завершении её домашней работы, поездках на Жаворонке, практике фехтования — Эйвери посещал её три раза в неделю — рыскании по библиотекам в поиске новых интересных книг, для восприятия которых теперь у неё имелось достаточно магических знаний, и валянии дурака с Зи, который вывалился из камина на второе утро после её возвращения из Франции и попросил убежища подальше от свадебного помешательства своей матери и довольно зловещего безумия от её предстоящего медового месяца. Папа согласился при условии, что Блейз напишет письмо матери, в котором скажет, где находится, и что он непременно вернётся домой на саму свадьбу. Темноволосый, кудрявый мальчишка сразу же согласился и нацарапал письмо, которое было отправлено Кер, совой-предвестником женского пола неопределённого происхождения, которая прибыла в совятню два года назад и так и не покинула их.       Ответ мадам Забини указывал, что она была совершенно счастлива ответом своего сына, так что папа отправил Виспи забрать сундук Зи, чтобы последний мог выполнить свою домашнюю работу и имел достаточно одежды. Двенадцатилетний мальчишка был в восторге. Дорея же была рада, что с ней будет кто-то, чтобы провести время в преддверии её дня рождения. Выросший в Италии и Франции, несмотря на то, что родился в Англии, Блейз никогда не посещал вечеринки по случаю дней рождений ранее, и ему было довольно любопытно, что это были за песни и танцы, которые их сопровождали. Ему также удалось очаровать пратётю Кассиопею, чтобы та позволила ему присоединиться к еженедельным урокам Дореи по гаданию, и он стал страстным учеником в области политики, прикладной социологии и искусств, направленных на изучение разума. Пратётя Кассиопея теперь действительно была очень худой и слегка горбилась, но взгляд её глаз был таким же острым, как и всегда, несмотря на то, что её язык потерял свою остроту в последние годы. Каким-то образом Дорея смогла ощутить, что её пратётушка вряд ли проживёт многим больше года, и пыталась провести с ней как можно больше времени, но это оказалось сложно выполнить при наличии такого количества других дел, а пратётя Кассиопея больше не могла присоединяться к своей праплемяннице.       Единственными занятиями, которыми пратётя Кассиопея решительно продолжала заниматься перед лицом неотступно ухудшающегося здоровья, были её послеобеденный чай по четвергам и сеансы сплетен, которые Дорея посещала неукоснительно все летние каникулы, несмотря на то, что её сопровождал туда и обратно домашний эльф, пока она находилась во Франции. Зи посетил это мероприятие лишь один раз — из-за немного болезненного любопытства, как он позже признался, — и был осаждён со всех сторон любопытствующими девушками, порицающими матронами и бесстыдными старыми леди. Он хорошо себя проявил, но отказался повторять опыт, заявив, что он был «недостаточно подготовлен к длительной кампании», что сильно позабавило пратётю Кассиопею.

* * *

      День рождения Дореи снова свалился как снег на голову визитом всех людей старой закваски Волшебной Британии. К несчастью, однако, событие было омрачено прибытием домашнего эльфа в два часа дня, принёсшего папе новости, что её дядя Цигнус, с которым она никогда не встречалась, умирал и хотел встретиться с Наследником Семьи перед своей смертью. Дорея затем была срочно отправлена в палату Блэков в своей новой французской мантии и в туфлях на низких каблуках вместе с тётей Нарциссой, которая была искренне огорчена новостями. Папа крепко держал Дорею за руку, а его лицо превратилось в ледяную маску превосходства высшего класса, что сказало ей, как сильно ему не нравилось находиться у этого конкретного смертного одра. Так как он являлся Лордом Блэк, то от папы ожидалось, что он встретится с дядей Цигнусом первым, так что Дорее пришлось сидеть в маленькой гостиной наверху с тётей Нарциссой, которая так скручивала свой платок, что было понятно, что она была очень, очень несчастна. Впрочем, дядя Цигнус был отцом тёти Нарциссы, так что это, в общем-то, ожидалось. Другим человеком в гостиной была тётя Друэлла, жена дяди Цигнуса, которая, казалось, очень спокойно относилась к скорой кончине своего мужа.       Друэлла Блэк, в девичестве Розье, была высокой, худой женщиной с выцветшими синими глазами и прямыми, пепельно-каштановыми волосами, обильно окрашенными серебром, затянутыми в свободную гульку на затылке. На ней была жёсткая викторианская мантия из чёрного вельвета, сатина и шёлка с высокой горловиной и длинными рукавами, воротником и манжетами в оборках, и облегающий затянутый в корсет лифа платья поверх свободной складчатой юбки. Весь этот чёрный цвет заставлял её выглядеть бледной и потухшей, пока она сидела в кресле напротив козетки, на которой сидели Дорея и тётя Нарцисса, а выцветшая пурпурная обивка добавляла её внешности болезненность. Кожа тёти Друэллы немного обвисла на острых скулах, её щёки были впалыми, а глаза глубоко скрыты, заставляя её выглядеть так, будто её лицо постепенно соскальзывало с черепа. Её руки были худыми, а суставы её пальцев вздулись, выкручивая те в когти.       Тётя Друэлла была матерью тёти Нарциссы, но они не говорили друг с другом. Тётя Друэлла спокойно вышивала тонкий льняной платок, будто её муж не находился на последнем издыхании в соседней комнате, а тётя Нарцисса уставилась в никуда, её платок был скручен между пальцами. Дорея чувствовала себя неловко и неуместно в своей модной мантии цвета шампанского с низким вырезом, короткими рукавами-фонариками, высокой талией и мелко плиссированными юбками. Тётя Нарцисса выглядела лишь немного менее неуместно в светло-голубой мантии с V-образным вырезом, плотно прилегающей от плеча до колена, а затем мягко расклешённой к лодыжкам. Тишина в гостиной была удручающей, усиленная наблюдательными взорами с портретов, висевших на стенах.       Дверь открылась, выпуская папу в его красной праздничной мантии.       — Нарцисса, твой отец хотел бы минуту, прежде чем увидится с Дореей, — тихо произнёс он формальным тоном, с натянутым, пронзительным и острым акцентом, который значил, что это было формальной ситуацией, которую он предпочёл бы избежать. Тётя Нарцисса сразу же поднялась на ноги и выскочила из комнаты, громко стуча туфлями на высоких каблуках по полированному дереву коридора. Папа позволил ей пройти мимо него и занял её место на козетке рядом с Дореей. — Тётя Друэлла.       — Сириус. — Это было первым, что Дорея услышала от тёти Друэллы, и это поразило её, так как голос пожилой леди был глубоким и звучным, совсем не похожим на холодное контральто тёти Нарциссы или дружелюбное меццо-сопрано тётушки Энди. После кратного обмена слов тишина показалась ещё более неприятной, и Дорее пришлось решительно подавить побуждение поёрзать. Вместо этого она поставила перед собой задачу мысленно перечислить все символы китайского уставного письма, которые знала, их произношения в зависимости от контекста и их значения. Она прошла через одну сотню и три символа к тому моменту, когда дверь открылась вновь, и тётя Нарцисса прошла с высоко поднятой головой и сухими, хотя и слегка покрасневшими глазами.       Дорея поднялась на ноги вместе с папой и позволила вывести себя из комнаты, вдоль по коридору и внутрь тусклой спальни, которая пахла несвежестью и немного красным вином. Она позволила отвести себя к кровати с балдахином, накрытой потёртым финикийским красным вельветом, и села на стул со спинкой в форме скрипки, расположенный прямо у изголовья кровати. Усевшись, она перевела взгляд и слегка подняла голову на мужчину, лежавшего на кровати, опиравшегося на подушки и наполовину скрытого во мраке.       Года хорошо прошлись по её дяде; несмотря на то, что ему едва исполнилось пятьдесят четыре, его волосы были седыми с редкими чёрными полосками и висели длинными локонами вокруг его морщинистого, покрытого восковым налётом лица, что придавало ему постоянное выражение сурового неодобрения. Из-под толстых, неопрятных седых бровей на неё смотрели похожие на бусинки чёрные глаза с желтоватой склерой. У него был вид большого, крепко сложенного мужчины, который совсем недавно потерял немало веса. На нём был стёганый постельный камзол из травленой фиолетовой крепко сшитой шерсти, а кружевная отделка его ночной рубашки беспорядочно выступала из-под его рукавов и воротника.       — Дядя Цигнус, моя дочь и наследник, Дорея Розамунда Блэк-Поттер, — сказал папа тихо и формально; — Дорея, твой прадядя по матери, Цигнус Нигеллус Блэк. — Мужчина на постели фыркнул, когда Дорея отчасти вежливо наклонила голову, взглядом так и не отрываясь от взгляда мужчины, что пытался пробурить дыры на её лице.       Умирающий фыркнул вновь, на этот раз с большей энергией.       — Оставь нас, — прорычал он. Папа едва наклонил голову, как раз достаточно, чтобы это считалось уважительно, едва сжал плечо Дореи, затем покинул комнату.       — Так ты девчонка Сириуса, — проворчал дядя Цигнус. — Тогда кто был твоей матерью? Скажи мне!       — Моей матерью была Лилиан Поттер — дальняя кузина Джеймса Поттера. Она была ведьмой, полукровкой и погибла во время последней войны. Через неё я наследую Дом Поттеров при достижении мной совершеннолетия. — Это лишь немного не соответствовало правде, а к имени её матери приложили немного творческой вольности.       Цигнус Блэк издал грубый звук в горле.       — А ты хладнокровная маленькая штучка, да?       Дорея холодно подняла бровь: этот мужчина мог быть семьёй, но он также был жестоким, невежественным фанатиком и умирающим; она не боялась его.       — Я буду Леди Блэк, дядя, — сказала она с безукоризненными тоном и манерами.       Мужчина на постели издал звук, похожий на кашляющую одышку, которая длилась несколько секунд; Дорее потребовалось мгновение, чтобы осознать, что он смеялся.       — Могу сказать, что тётя Касси вырастила тебя: у тебя есть характер. Хорошо. Может быть, Дом Блэк не разрушится и не разорится, в конце концов; ты не бестактная дура, как мой идиот-племянник, держащийся за покровительство Дамблдора, и не слабая любительница грязнокровок, как мой второй ребёнок. Ты также достаточно умна, чтобы не попасться, не как моя дорогая Белла. Пошла в мою жену, не так ли, Белла: слишком уж страстная. — Он закашлялся снова, глубоко и хрипло.       Дорея была очень благодарна за обучение окклюменции, это позволило ей сохранить невозмутимое выражение лица и остаться спокойной перед лицом ужасных и неверных оскорблений против её отца и тёти и глубоко сомнительного комплимента, который он только что ей сделал.       — Я тебе ни чуточку не нравлюсь, верно? — прохрипел Цигнус. — Нет, не отвечай; я могу увидеть это на идеальном лице маленькой принцессы, что ты носишь. Ты думаешь, что я грубый старый ублюдок, разрушивший твой день рождения своей смертью.       — Я не думаю, что вы грубите, умирая сегодня, — сказала Дорея, не отрицая ничто из остального. Цигнус засмеялся снова, его смех вскоре перешёл в новый кашель.       — Ты прекрасно подойдёшь; Пиявка! — Та последняя грубая команда вызвала домашнего эльфа, который имел значительное сходство с Кричером и носил чайное полотенце с гербом Блэков, как тогу.       — Мастер звал? — прохрипел тот.       — Пойди принеси мне письменный стол, затем приведи сюда моих дочь и племянника, — прохрипел старик. Дорея не сдвинулась, когда эльф исчез, затем появился вновь с потрёпанным несессером для письменных принадлежностей, который был поставлен на колени Цигнуса, прежде чем эльф покинул комнату снова. Её дядя проигнорировал её, медленно шаря по содержимому коробки, вытаскивая свежий лист пергамента и перо, которые искал.       — Я, Цигнус Нигеллус Блэк, в здравом уме и действуя по собственной воле, объявляю это своим последним Завещанием и Распоряжением, все предыдущие завещания и дополнения отменяются, — ясно сказал он, перо встало прямо и быстро нацарапало его слова; это явно было дикта-пером. — Моей жене Друэлле я оставляю в пользование палату Блэков до её смерти, под разрешение Лорда Блэка, после смерти которой палата перейдёт во владение Лорда Блэка. Моему внуку Драко Малфою я оставляю десять тысяч галлеонов, доступных ему по достижению им совершеннолетия. Всё остальное личное имущество, фонды и средства я оставляю своей внучатой племяннице, Дорее Розамунде Блэк-Поттер, доступные ей при сдаче СОВ при условии, что она поддержит мою жену традиционной пенсией для вдов до смерти указанной леди.       Дорея сидела очень неподвижно, пока перо царапало по бумаге, и слышала, как её тётя резко вздохнула от слов своего отца. Затем Цигнус взял перо и подписал своё имя внизу, прежде чем взмахнуть пергаментом на своих дочь и племянника.       — Подойдите сюда и распишитесь, вы оба, — прохрипел он. — Я оставляю то, что принадлежит мне, в лучших возможных руках; таким образом, ты не разбазаришь это, глупый мальчишка. Цисса, я оставляю немного денег твоему сыну, но большая их часть должна остаться в Семье. Ты понимаешь.       — Да, отец, — сипло сказала тётя Нарцисса, беря пергамент и проглядывая, прежде чем подписать. Папа совсем ничего не сказал, беря предложенный документ у своей кузины и подписывая своё имя внизу, прежде чем вернуть тот обратно.       — Пиявка, отнеси это в Департамент Завещаний, — сказал Цигнус, после того как быстро осмотрел пергамент, — и скажи им, что это моё последнее.       — Да, мастер Цигнус, — прохрипел домашний эльф, прежде чем исчезнуть с хлопком. Пожилой мужчина, затем, казалось, осел обратно на подушки.       — Тогда всё сделано, — прошептал он, откидываясь назад. — Наконец, получилось встретиться с Наследником, исправить моё завещание, увидеться с единственной дочерью, которая не опозорила свою семью, так или иначе. — Его веки опустились, и он, казалось, сдулся, даже не двигаясь, из его губ вырвался вздох, а его руки соскользнули с несессера.       Он умер, беспристрастно осознала Дорея, умер прямо перед её глазами, после того, как несколько секунд назад оскорблял её отца. Как он посмел умереть, не извинившись!       Затем тётя Нарцисса разразилась слезами, и Дорее пришлось помогать папе успокоить её. Несмотря на то, что не оставил ей ничего и был нестерпимым старым придирой, Цигнус всё ещё был отцом тёти Нарциссы.

* * *

      Дорея на самом деле не оплакивала дядю Цигнуса, из-за того что совсем его не знала, но то, что он умер перед ней, оставило неизгладимое впечатление. Ей также пришлось неохотно признать, что он мог быть ограниченным, нетерпимым, традиционалистским брюзгой, но он всё же заботился о Семье. Хотя ей потребовалось некоторое время, чтобы простить его за его небрежную грубость.       Из-за того, что её дядя умер в её день рождения, вечеринка в поместье Блэков была без церемоний прервана, все гости отправились по домам, писать вежливые письма с соболезнованиями. Однако папа поймал родителей её настоящих друзей, прежде чем те ушли, и попросил, чтобы их детям было позволено посетить их в последующие недели, так как ему требовалось организовать похороны, и он не хотел, чтобы Дорея хандрила. Дорея и не собиралась хандрить, но это наваливалось на неё в какие-то моменты, и иметь друзей поблизости — а также Физза для того, чтобы поговорить, — действительно и впрямь помогало. Ди и Трей проводили ночь в поместье Блэков несколько раз в следующие две недели, обе до и после похорон, а Зи убедил Моппет, что лучше всего для Дореи будет быть вытащенной из постели каждое утро. Дорея определённо не оценила это и в ответ окрасила его волосы в соломенно-жёлтый, а также использовала зелье в его утреннем кофе, чтобы вызвать у него икоту. Соломенно-жёлтый не слишком подошёл Зи, особенно в паре с его взглядом негодующей мокрой кошки на появившуюся икоту.       Их списки книг на второй год пришли одиннадцатого августа, через два дня после похорон, когда, по случайности, все друзья Дореи оставались у неё. Разорвав конверты, Трей пискнула, Ди подняла бровь таким образом, что указывало, что что-то очень подозрительное назревало, Зи застонал, а Дорея тяжело вздохнула.       — Папа, — ровно сказала она, — какой-то болван хочет, чтобы я купила весь набор тех книг Локхарта.       Папа опустил газету.       — Тех самых, которые пратётя Касси называет очень подозрительными, так как она достаточно уверена, что это ведьма разобралась с той банши, а оборотень, упомянутый в его книге, был побеждён ещё до того, как он вообще покинул Англию?       — Те самые, — мрачно подтвердила Дорея.       Папа сложил свою газету и отложил в сторону. Пратётя Кассиопея не была на завтраке, встав часом ранее и поев тогда же, но оба, родитель и дочь, помнили её едкие рецензии предполагаемых приключений Локхарта, когда те опубликовали. Она, может, и не покидала Британии со времён Войны против Гриндевальда, но это не значило, что пратётя Кассиопея не знала, что происходило: знакомые, которых она тогда завела, писали ей о местных новостях и всевозможных слухах на регулярной основе, информацию из которых папа использовал во благо своих различных имений.       — Полагаю, в таком случае, пришло время начать официальное расследование, — спокойно сказал Лорд Блэк. Едва заметная острая улыбка искривила его губы. — Это заполнит время ожидания, когда гоблины соберутся уже и вернут приданое Беллатрикс и другие личные активы, теперь, когда я, наконец, смог отречься от неё, а также предоставит занятие Доре. — Кузина Дора недавно присоединилась к небольшой фирме частных детективов, которая занималась контрактной работой для Департамента Распоряжений и Имущественного Права, а также Департамента Магических Органов Правопорядка, так что подобная работа как раз будет по её специальности. Это также имело потенциальную возможность быть освещённым в печати, что нравилось проворачивать пратёте Кассиопее, ведь это наносило ущерб Дамблдору.       — Тебе не нравится Локхарт, Рея? — спросила Трей, выглядевшая озадаченной и слегка задетой.       — Я учился в школе в то же время, что и Локхарт, Трейси, — криво сказал папа, — хоть он и был на несколько курсов младше меня. Он был бездельником и нарциссом; с тех пор я слышал о нескольких его деяниях от Минни МакГонагалл, и я серьёзно сомневаюсь, что он настолько же хорош в трудных ситуациях, каким рисуют его книги.       — Ох. — Дорея была слегка обеспокоена тем, какой разочарованной выглядела её подруга. Папа зло улыбнулся.       — Хотя он действительно очень симпатичен, я дам тебе это, — поддразнил он шаловливо, заставив Трейси вскрикнуть от смущения и спрятать лицо за списком книг.