* * *
Дружить с Луной оказалось уморительно: она считала, что Локхарт страдал от заражения мозгошмыгами, и её объяснение этого примечательного утверждения завоевало всех друзей-мальчишек Дореи за минуты. На девочек это не произвело впечатления, и даже Дафна казалась скорее смущённой, чем довольной появлением союзника против сил безумия, но, услышав, что происходило, когда Дорея нашла её, все они согласились присмотреть за Луной. В частности, Падма взяла младшую девочку под своё крыло, что Гермиона находила по очереди то расстраивающим, то смущающим, так как Падма настаивала, чтобы Луна говорила с ними обо всём, о чём хотела, а то, о чём Луне хотелось говорить, было беспредельным, разнообразным и иногда немного шокирующим. Блейз, казалось, просто наслаждался шоу и был совершенно счастлив слушать, как Луна болтала о различных своеобразных существах, в которых она верила, хотя Дорея подозревала, что он делал это, чтобы посмотреть, как Гермиона краснеет и вздрагивает. Луна доказала, что была весьма гениальной, схватывала всё на лету, легко изучая заклинания первого курса, которым Дорея назначила Невилла обучать её, и заставляя застенчивого двенадцатилетнего мальчишку краснеть своими прозаичными комплиментами его навыкам преподавания. Дорея предложила Невилла в качестве учителя Луны, потому что у него всё ещё были проблемы с некоторыми заклинаниями, и она надеялась, что преподавание поможет ему справиться с ними. Казалось, это окупалось, так как Луна помогала Невиллу столько же, сколько он помогал ей, и необычный стиль общения младшей девочки творил чудеса с чувством собственного достоинства Невилла. Луна была бесстыдно прямой и честной, из-за этого её было почти невозможно игнорировать, когда она делала вам комплименты. Впрочем, как ни странно, Ди стала ещё более замкнутой после того, как Луна присоединилась к группе. Дорея начинала серьёзно беспокоиться за свою подругу. Что-то было не так? С её семьёй всё было в порядке? Вопрос относительно её младшей сестры Астории доказал, что нет, её младшая сестра была в полном порядке и с нетерпением ждала своей учёбы в Хогвартсе в следующем году, и её родители также прекрасно себя чувствовали. Дафна тихо настаивала на том, что в последнее время у неё просто было много о чём подумать, и отказывалась углубляться в детали. Однако Дорея могла заметить, что что-то весьма значительное беспокоило её первого друга, и решила, что ситуация была достаточно серьёзной, чтобы оправдать вызов подкрепления: её кузину Дон. Дон Гидре Вудмор было почти шестнадцать, она была очень общительной и весьма разрушительно цепкой в эмоциональных делах, которые всё ещё находились за пределами понимания Дореи. Это Дон рассказала о влюблённости и романах озадаченной двенадцатилетней девочке, которая не понимала, почему Трей заливалась румянцем из-за Локхарта, она добавила различные полезные детали в «Разговор», который дала Дорее пратётя Кассиопея где-то за неделю до начала школы, и именно она объяснила младшей девочке, почему люди вообще были так нелогичны в эмоциональных вопросах. Дон была на год младше кузины Триш, но она была гораздо более цепкой и способной в общении с людьми. Патриция Андромеда Блэк была очень умной девушкой с искренней страстью к магическим существам и нумерологии, но, в то время как она была хороша в чтении скрытых чувств других, она не могла их распутать и объяснить, как могла Дон. Дорея знала, что Дон сможет помочь Ди вне зависимости от того, что было не так, поэтому в субботу она отыскала пятикурсницу, чтобы искренне попросить об одолжении. Дон любезно выслушала, задала несколько вопросов, затем улыбнулась своей младшей кузине и пообещала сделать, что сможет. Дон предупредила Дорею, что бы они с Дафной ни обсудили, будет конфиденциально, если Ди не пожелает иначе. Для Дореи не имело значения, что она могла так никогда и не узнать, в чём заключалась проблема: она просто хотела, чтобы её подруга снова стала собой!* * *
Дафна знала, что Рея заметила, что в последнее время она проводила больше времени в своих мыслях, но не осознавала, что взволновала свою подругу до такой степени, что та решилась на интервенцию. Дон Вудмор уважали и боялись на факультете змей за её способность вытягивать правду из воздуха так, что это было слишком похоже на чтение мыслей для чьего-либо спокойствия. Скорее всего, это не было легилименцией, но могло с лёгкостью быть каким-то талантом Провидца, что в некотором смысле было хуже: от легилименции можно было защититься, но помешать Провидцу было так же сложно, как остановить прилив. Миниатюрная блондинка Гринграсс настороженно осмотрела высокую, стройную, сероглазую, рыжую девушку, которая загнала её в угол в общей комнате и наложила несколько Чар Конфиденциальности вокруг их дивана, прежде чем сесть рядом с ней. — Рея волнуется о тебе, — мягко сказала Вудмор, протягивая руку, чтобы положить ту на плечо Дафне. — Ты была её первым другом, и она сделает для тебя всё что угодно, но то, что ты не говоришь, что не так, беспокоит её, тем более, что проблема не уходит. Я подумала, что может помочь разговор о проблеме в личном порядке. Обещаю не повторять ничего, если только ты прямо не попросишь меня об этом, и никто не сможет услышать нас или сфокусироваться на нас прямо сейчас. Взгляд Дафны упал на руки, которые сжатые у неё на коленях. — Дело в твоей семье? — мягко спросила Вудмор. На самом деле, именно так. Мать Дафны недавно забеременела снова, что стало совершенным сюрпризом для обоих её родителей, так как они пытались завести ребёнка в течение пяти лет после рождения Астории, прежде чем сдаться. Но её мать теперь ожидала третьего ребёнка, и целитель определил, что ребёнок будет мальчиком. Так что Дафну, которую готовили с детства как Наследника Гринграсс, оттесняли в пользу её ещё не родившегося младшего братика. Если бы не её дружба с Дореей, родители уже рассматривали бы выгодные союзы, но связь с Блэками означала, что немалое количество семей, которые в принципе не были заинтересованы в заключении союза с Гринграссами, требовалось рассмотреть, и остававшаяся незамужней Дафна давала своим родителям более широкие возможности. Поэтому мать отвела её в сторону перед началом школы и попросила её подумать, с кем из мальчиков в Хогвартсе она была не против вступить в брак позднее, чтобы те связи могли быть развиты более глубоко. Проблема заключалась в том, что на данный момент Дафна не была заинтересована ни в одном из мальчиков в школе, в отличие от Реи, которая была немного влюблена в Теренса Хиггса, о чём она, как ни странно, казалось, не подозревала до сих пор. Вместо этого Дафна считала, что единственным человеком, который был достоин её времени, внимания и восхищения, была сама Дорея. Что было проблематично, потому что Дафна прекрасно понимала, что Дорее действительно требовалось выйти замуж за здорового чистокровного мужчину и родить минимум двух сыновей, чтобы обеспечить продолжение двух своих родословных, и она не была той, кто несерьёзно относился к своим обязанностям по отношению к семье и будущим свадебным клятвам. Что бы Дорея ни делала, она делала это сознательно, охотно и от всего сердца, или не делала совсем. Вот почему Дафна любила её так страстно. Но Дорея никогда не ответит на ту страсть, так что Дафне придётся довольствоваться тем, что она будет чтить свой Обет, поддерживать свою дорогую Рею всем сердцем, разумом и силой и выйдет замуж за кого-то, кто поймёт, что, для Дафны, Дорея всегда будет на первом месте. — Так вот в чём дело, хм? Голова Дафны резко поднялась, чтобы встретиться с симпатизирующим взглядом Вудмор. Она знала. Как она это делала?! Это должен был быть талант Прорицателя; легилименция так не работала! — Она что-то другое, не так ли? — криво усмехнулась Вудмор, бросая взгляд через комнату туда, где Рея помогала первокурснику Ричарду Харперу с его домашней работой по чарам. — Я ничего не скажу; я пообещала не говорить, помнишь? Но я всё же предлагаю тебе рассказать ей достаточно, чтобы отвлечь от реальной проблемы, а не то ты выдашь себя. — Старшая девушка поднялась на ноги и похлопала Дафну по плечу. — Она, наверное, никогда не влюбится в тебя, но даже не сомневайся, что она любит тебя и сдвинет горы ради тебя, если решит, что это необходимо. Дафна осталась на диване, её мысли безумно метались.* * *
Разговор с Дон, казалось, помог Ди, так как та рассказала Дорее позже на той же неделе, что её родители ожидали третьего ребёнка: мальчика. Ко времени, когда летние каникулы наступят снова, Ди больше не будет Наследником Гринграсс, и ей было трудно приспособиться. Дорея могла понять, как принятие этого расстраивало бы и приводило в замешательство: внезапная потеря большого куска вашей цели в жизни заставила бы любого затихнуть и уйти в себя на несколько недель подряд. Так что она обняла свою подругу, пообещала быть рядом, если той когда-либо понадобится поговорить, затем предложила Дафне подумать о том, что бы та захотела сделать со своей жизнью теперь, когда она будет принимать на себя семейный титул. Может быть, станет целителем? Будет разводить крапов? Станет архитектором? Будет преподавать? Ди отшутилась от всех её предложений, но Рея была совсем не против. Её подруга снова нормально с ней разговаривала! К сожалению, за этим улучшением последовал катастрофический акт словесного идиотизма от Драко, который, казалось, был склонен саботировать план Дореи по расширению влияния факультета Слизерин, чтобы обхватывал всю школу. Его присоединение к команде Слизерина по квиддичу укрепило его там, где не надо, и он казался больше чем когда-либо уверенным, что его отец являлся абсолютным авторитетом во всём и что тому требовалось подражать всеми возможными способами. К несчастью, однако, у Драко отсутствовало острое чувство времени и хладнокровное понимание политики Люциуса Малфоя: вместо этого он пошёл в Блэков в том, что имел вспыльчивый характер и довольно легко отвлекался, как его тётя Беллатрикс и его дядя Сириус, отец самой Дореи. Поэтому его попытки подражать дяде Люциусу были полностью обречены, так как белокурый кретин не имел и понятия, когда держать свой рот на замке. Из-за чего он и назвал Гермиону «грязнокровкой», пока они ждали снаружи перед теплицами прибытия профессора Спраут.* * *
Блейз Герард Забини Квар Ньирет(1), честно говоря, не ожидал, что будет наслаждаться пребыванием в Хогвартсе. Он даже не ожидал, что его пригласят; семья его отца всё ещё следовала пути традиционного шаманизма, где обучение передавалось от мастера к ученику, в то время как его мать обучалась в Шармбатоне. Однако его бабушка по папе была магглорождённой британкой, которая закончила тем, что стала любимой женой деда, Рета(2), после череды невероятных приключений по Белому Нилу. Отец Блейза был рождён в Кембридже, что, в сочетании с его магическими способностями и королевским наследием, привело к приглашению в Хогвартс. Герард Очолло Ньярет(3) был гриффиндорцем; он женился на Анжелике Забини два года спустя после окончания обучения, и они были, если верить его нонно(4), безумно влюблены друг в друга. Однако долго это не продлилось: спустя три года после свадьбы, в замешательстве, последовавшем за Войной с Волдемортом, отец Блейза был убит, а Министерство просто было не заинтересовано в розыске виновных. Множество людей погибло в хаосе, так чем отличался ещё один? Особенно когда тот «ещё один» являлся едва ли полукровкой по стандартам Британского Министерства; те, кто был у власти, не считали шаманизм настоящей магией. Его мать не приняла это хорошо; она была Забини, и эта семья не достигла бы того, где находилась сейчас, позволяя врагам перешагивать через себя. Она вернулась в Италию со своим двухлетним сыном и начала свою собственную кампанию против мужчин, что убили её любимого, с могуществом и влиянием семьи Забини за спиной. Выросший между семейным домом недалеко от Риети — среди орды троюродных и четвероюродных братьев и сестёр — и замком его нонно во Франции, Блейз ожидал поступить в Ла Скуола Сабина, или, может быть, Шармбатон; письмо из Хогвартса оказалось сюрпризом. Однако, увидев письмо, его мать настояла, чтобы он поступил туда, чтобы стать ближе к своему отцу. Блейз, если честно, даже не помнил своего отца; кузен его матери, Грациано Забини, выполнил эту роль лучше, чем любой из его отчимов. Однако Блейз знал, что лучше не перечить своей матери, поэтому принял, что будет посещать школу в Шотландии, и смирился с тёмными днями, долгими ночами, горьким холодом, бесконечным дождём и действительно ужасной едой. Он не ожидал Дорею Блэк, но Блейз подозревал, что никто не ожидал Дорею. Это было частью её чар. Она была ужасающе честна по поводу своих коварных тенденций, решительно посвящала себя расширению своих знаний и влияния, была искренне привязана к своим друзьям и явно верила, что неписанные правила школы чародейства и волшебства Хогвартс применялись к ней, лишь когда она им позволяла. Самое забавное, она была права: её абсолютная уверенность, что она имела право заводить любые связи, какие захотела, независимо от факультета, наследия и социального статуса, привели к тому, что практически все остальные соглашались с ней, и культура школы постепенно менялась вслед за ней. Он подружился с ней, просто чтобы посмотреть, что произойдёт, и с приходом лета был поражён осознанием, что последует за ней куда угодно. Рея видела в нём его самого, а не сына мадам Забини, Чёрной Вдовы, или наследника чистокровной семьи, которая предшествовала основанию Рима. Для неё он был Зи, и этого было более чем достаточно. Эта проницательность вдохновила Блейза на решимость помогать Дорее любым способом, которым она пожелает, и подтолкнула его снова взяться за рапиру; она также убедила его написать его дедушке в Африку — ну, его бабушке, так как у него так никогда не появилось возможности выучить шиллук(5), — спросить об изучении традиционной магии его наследия. Его пригласили посетить и обучиться этим летом, так как он, на самом деле, больше унаследовал со стороны своего отца лозоходство и манипуляции водой, чем традиционный для Забини пирокинезис, впрочем, он всё ещё был естественно огнеупорным. Его верность дружбе с Дореей также привела к тому, что он внимательно наблюдал за ней и следил за тем, чтобы её глубокий, хорошо натренированный нрав не втянул её в неприятности. Вот почему, когда они ждали перед теплицами профессора Спраут, а Драко оскорбил Гермиону, первым делом он схватил Дорею за локоть, чтобы она не прокляла идиота.* * *
— Никто не спрашивал твоего мнения, ты, мерзкая маленькая грязнокро… Гермиона медленно и болезненно приходила к выводу, что она была далеко не так хороша в общении с другими, как она раньше считала; не то чтобы она когда-либо заходила очень далеко со своими сверстниками в начальной школе. Она считала, что это было их виной, но начинала осознавать, что она сама была, по крайней мере, половиной проблемы, и это не было приятным чувством. В сочетании с этим неуютный маленький шёпот в её мыслях настаивал, что она лично не хотела хорошо сходиться с людьми, потому что большинство являлись намеренно слепыми идиотами и не стоили её времени. Падма хорошо умела держать подобных идиотов на расстоянии или успокаивать Гермиону, когда их глупость раздражала её. Но необходимость регулярно общаться с Дореей Блэк научила Гермиону, что умные люди тоже могли быть раздражающими. Особенно когда они были правы или знали что-то, чего не знали вы. Взаимодействие с Реей также научило Гермиону многому о магической культуре, большая часть которой была предвзятой, отсталой и противоречащей здравому смыслу. Оскорбления были включены; Дорея хотела, чтобы Гермиона знала, когда люди унижали её, чтобы она могла соответствующе ответить. «Грязнокровка» был термином, на который Дорея ссылалась как на «грубый, низкий и незамысловато чистокровно-шовинистский», и проинформировала её, что термин являлся оскорблением для магглорождённых, намекавшим, что те были ниже людей. Гермиона была не удивлена, что Малфой выплюнул это слово; что её озадачило, так это что ему не удалось закончить предложение, прежде чем он вдруг подавился и схватился за горло. Пэнси немедленно бросилась на помощь, но быстро стало очевидно, что неспособность Малфоя дышать была совершенно злонамеренной: он совершенно ничем не подавился. Однако никакие палочки не были извлечены, все равенкловцы выглядели встревоженными, а слизеринцы… Взгляд Гермионы обратился к Дорее, чья левая рука была прочно зажата в захвате Блейза и чьё лицо носило выражение искренне тревожной безучастности. Её брови были слегка подняты, её глаза слегка сужены, её рот исказился в выражение задумчивого презрения, пока она рассматривала своего кузена, как тот расцарапывал себе горло, а его лицо начинало становиться фиолетовым. Быстрый взгляд на руки Дореи подтвердил, что она не вытащила свою палочку, но Гермиона не могла избавиться от леденящего ощущения, что высокая зеленоглазая брюнетка являлась источником страданий Малфоя. Затем Дорея повернулась к пробормотавшей какой-то вопрос Дафне, Малфой тяжело дыша рухнул на землю, но профессор Спраут прибыла как раз вовремя, чтобы отправить хрипящего мальчика в больничное крыло. Гермиона осознавала, что она знала очень мало о внутренней политике Слизерина, но она знала, что одно из основоположных правил заключалось в том, что змеи не вступают в споры, где их могут увидеть члены других факультетов. То, что Дорея была способна на невербальную беспалочковую магию, казалось довольно правдоподобным, учитывая всё; что она наполовину убила своего собственного кузена на публике за то, что подорвал её кампанию по улучшению отношений между учениками, было, однако, довольно чрезмерно. Гермиона изо всех сил старалась игнорировать ту часть её, что настаивала на том, что Малфой заслуживал это и что Дорея была поразительно сдержана в отмщении. Та часть её прокляла бы Малфоя лично, не сделай это Дорея первой.