* * *
Бел дёрнулся на своём сиденье, переводя взгляд с Акулы, растянувшемся на пассажирском сидении напротив него, на простолюдина, ведущего машину, и обратно. Это действительно не было тем, чем он намеревался заняться в эти выходные, но Скуало не дал ему выбора. По факту, этим утром мечник подстерёг принца и запихнул на заднее сиденье машины, вместе с сумкой, которая, как оказалось, содержала шесть смен униформы, — как Акула пробрался в его комнаты?! — и лишь после того, как они отправились, Бела проинформировали, что они направлялись в Рим, чтобы Скуало мог связаться с Забини. Принц действительно, действительно не ждал этого. Ни один дипломат, которому было поручено быть контактом Акулы, не сможет не признать беглую прусскую королевскую особу — даже если Бел снимет свою корону, а он не станет — и был действительно хороший шанс, что Забини хорошо воспользовались долгими месяцами нерешительности Скуало, чтобы создать прецедент, чтобы оправдать полную отмену Европейского Статута для него. Вероятно, записав мечника как «вассала Семьи Забини», что, технически, было верно, поскольку Скуало выиграл Варию, затем передал её Боссу, что было поведением вассала, даже без той формальности, что Скуало был Хранителем Дождя Босса. Поэтому Акула — которого остальные крестьяне стали называть «Капитаном», чтобы отличить его от Босса, — узнает о магии. Это, вероятно, разозлит его, особенно когда он узнает, что Бел был в курсе и не сказал ничего. Статут был подобен Омерте, поэтому принцу, вероятно, сойдёт с рук его недомолвка, но Акула всё равно какое-то время будет не в настроении. Бела, вероятно, отправят писать краткие сводки по каждой до самой последней магической нации в Европе и Средиземноморью, как в наказание, так и для будущего использования этих знаний членами Варии для работы. Бел, вероятно, мог привлечь несколько других сквибов Варии в помощь себе, но их знания неизбежно будут гораздо более ограничены и провинциальны, чем знания Бела, поскольку им не хватало его королевского образования и гениальности. Бел был вполне уверен, что никто, за пределами Отряда Тумана, не был на самом деле волшебником. Он опознал трёх других сквибов в Варии по их словарному запасу и манерам, но на этом всё. Было сложнее определить, кто из Туманов имел магию, поскольку Пламя Тумана позволяло вам имитировать практически всё, что можно было сделать при помощи Магии. Но если Туман не осознавал, что имел магию, то это не будет работать, за исключением того, чтобы скрытно усиливать их Пламя. Туманы были такими странными. Вещи работали для них, лишь если они верили в них. Было весьма вероятно, что любой маг в Отряде Тумана был не тренирован, учитывая их возраст, известную историю и насколько слабыми были местные магические школы. Он не закончил своего расследования последней партии новобранцев, но большинство из них были достаточно молоды. Если бы они были волшебниками, то находились бы в середине своего образования и сопротивлялись бы вербовке. Бел дёрнулся снова; потребуется два дня, чтобы доехать до Рима, но Скуало хотел, чтобы в их распоряжении была машина Варии, поэтому на поезд наложили вето. У него всё же был портативный CD-плеер, достаточно дисков и целая коробка батареек, но в данный момент принц немного нервничал, чтобы быть готовым заблокировать окружающий звук. О, и на нём были наушники — так лучше всего было избежать разговора, в конце концов, — но никакой музыки не играло. Пока нет. Скуало, с другой стороны, удобно устроился на своём сиденье, тяжело дыша и мёртвый для мира. Нетактичный простолюдин; не мог он, по крайней мере, разделить немного страданий принца?!* * *
Скуало на самом деле не спал; вместо этого он с радостью злоупотреблял Безмятежностью своего Пламени, чтобы удостовериться, что выглядел и ощущался, будто спал, чтобы следить за Белом, не дав предподростковой королевской особе это заметить. Было довольно очевидно, что принц определённо знал что-то о Забини, и это было достаточно важно, чтобы заставить его нервничать, что было необычно. Чтобы заставить Бела по-настоящему нервничать, требовался, по меньшей мере, Тиран. Это означало, что Бел знал о Забини что-то очень интересное, что Скуало, вероятно, требовалось знать. Ну, у мечника всё ещё было время, чтобы узнать перед встречей. Чувствуй Скуало себя добрым, то прекратил бы притворяться спящим и приказал бы Офицеру Урагана рассказать ему, что скрывал, но мечник не чувствовал себя добрым. Бел действительно выкидывал номера с декабря и радостно ни в чём не раскаивался, поэтому заслуживал немного страданий. Но это не убьёт его. Позаботившись о том, чтобы удержать своё явно мстительное развлечение над страданиями Бельфегора подальше от поля зрения, Скуало вернулся к мыслям о текущем составе Варии и задумался, какие временные Отряды установить для следующей партии лёгких заданий. У них было множество новичков, потому их требовалось отправлять на миссии, чтобы набирались опыта и чтобы действующие члены могли посмотреть, в чём указанные новые шестёрки были хороши и стоило ли их интегрировать собственно в Варию.* * *
Констанцо почувствовал, как его кошелёк завибрировал, и органично отделился от детей своего Князя, извинившись и процитировав «скучные рабочие дела», выйдя из комнаты и выудив карточку, что вызвала суету. Это была та, что связана с монетой, которую он дал Скуало Суперби. Несмотря на то, что отвечал за силу, ответственную за выслеживание своенравного принца, Констанцо не был допущен к переговорам на высоком уровне. Это была работа Блейза. К счастью, указанный кузен на данный момент пребывал в поместье Поттеров, поэтому зеленоглазому двойнику не потребовалось даже двух минут на его поиск: восемнадцатилетний играл в шахматы с Барти и проигрывал. — Что случилось, Станцо? — дружелюбно спросил Блейз на итальянском, когда его ладья была предана забвению одной из пешек Барти. Констанцо вытащил карту. — Контакт, — лаконично объяснил он. Глаза Барти сузились. — Я сопровожу тебя, — твёрдо заявил он, поднимаясь со своего стула и поспешив выйти из комнаты в сторону оружейной. Блейз вздохнул, на мгновение изучая шахматную доску, прежде чем сбить своего короля. — Шах и мат; он просто безжалостен. — Не берёшь свой меч? — спросил Констанцо. — Не понадобится, учитывая, что идёт Барти, — объяснил Блейз. — Я буду задавать вопросы, а он будет угрожать. — Достаточно хорошо, — признал финансовый инспектор, когда Барти поспешил обратно в комнату, с мечом на бедре и дуэльной мантией, что была похожа на маггловскую кожаную куртку, закрывавшую его повседневный костюм. Блейз согласно кивнул и помахал Констанцо, который понял намёк и проводил двух мужчин к камину.* * *
Барти одевался так, будто всё ещё были двадцатые годы двадцатого века, но большинство магов в любом случае так одевались, а мафия была как раз тем местом, где элегантная одежда имела значение, потому Блейз не возражал. По крайней мере, выбранный Барти костюм сочетался и не бросался в глаза. Лишь Луна могла успешно носить что-то подобное. Он сам надел модные брюки, челси и классическую рубашку навыпуск под кожаным пиджаком, что ставило его на пике моды. К счастью, господствующая мода в последнее время отошла от одежды в стиле хип-хоп, потому что даже глядя на одетых подобным образом он задавался вопросом, не удалили ли у них чувство вкуса хирургическим путём. У них не было класса! Это было пародией! Не то чтобы нынешняя тенденция ношения спортивной обуви повсюду была переменой к лучшему, на самом деле. Блейз признавал, что был снобом одежды, и его это не заботило. Существовали такие вещи, как достоинство, и, если вы потрясающе одевались, то начинали чувствовать себя намного лучше, чем выглядя неряхой, поэтому он не собирался меняться, когда было очевидно, что он был прав, а все остальные — ошибались. Констанцо, конечно, надел один из потрясающе дорогих строгих костюмов, которые были стандартной формой одежды двойников дракона Дореи, галстук был небрежно засунут в один из карманов открытого пиджака, а воротник его рубашки был расстёгнут, чтобы лучше показать перья, свисавшие позади его ушей. Он также носил то, что было похоже на модные туфли с острым носком, но на самом деле было дуэльными ботинками с высотой до икр, которые были настолько близки к защитной обуви, насколько было возможно в магическом обществе. Он сможет выдержать носорогов, стоявших у него на ногах, и не получить даже синяка. Не то чтобы носороги были в Сабине, или в Риме, если на то пошло, их не было даже в Bioparco di Roma(2). В Сабине был королевский зверинец, за которым хорошо ухаживали и в котором обитало множество «вымерших» обычных видов и большое количество магических, будучи основан Князем с зоологическими наклонностями несколько веков назад. Однако там не было носорогов; хотя там были слоны и гиппопотамы. Блейз изгнал внезапный мысленный образ слонов в балетных туфлях и бегемотов в балетных пачках в пользу того, чтобы припомнить, как на самом деле невероятно хитро работала Защита на фонтане в Санта-Марии-ин-Трастевере. Валюта Сабины, как большинство магических валют, была зачарована как быть почти неразрушимой, так и сильно устойчивой к заклинаниям. Неразрушимость ставилась для того, чтобы предотвратить вмешательства вроде обрезки монет, порчи или плавления металла для других целей, в то время как заклинание сопротивления было разработано, чтобы помешать любым волшебникам-идиотам, у которых возникла блестящая мысль проклясть монеты по какой бы то ни было причине. Проклятые драгоценности были достаточной проблемой без необходимости разбираться со всеми подлыми хитростями, что мог сделать беспринципный человек с проклятыми деньгами. У Констанцо, вероятно, имелось несколько интересных историй по этой теме по своей работе, но Блейзу не требовалось их услышать, чтобы догадаться, насколько ужасающе эффективны могли быть несколько слабых заклинаний, наложенных на валюту, даже до того, как в игру вступят проклятия. Однако, независимо от того, сколько усилий было вложено в создание защиты от заклинаний, факт оставался в том, что драгоценные металлы действительно очень хорошо удерживали магию, настолько хорошо, на самом деле, что любая монета, которую носил с собой человек больше нескольких секунд, вбирала духовное и магическое впечатление просто от близости. Это было неизбежно и было тем, на что Защита в Санта-Марии-ин-Трастевере полагалась для работы. Все, магглы и маги, бросали деньги в фонтаны. Это был возврат ко временам священных источников, когда совершение подношений богам для здоровья и удачи было обычным делом. Мало кто теперь верил в малых богов, но люди всё ещё бросали монеты в фонтаны по каким-либо причинам. Маггловские монеты, по большей части, сейчас создавались из не реактивных сплавов, но даже они могли впитать и удерживать впечатление, если сидели в чьём-то кармане неделю. Если бы Защита срабатывала на все впечатления, проходившие через неё, то была бы постоянно активна и совершенно бесполезна. Поэтому, чтобы удерживать Защиту оптимизированной и функциональной, она работала на эталонной системе. Впечатления, зарегистрированные в ней, сравнивались с коллекцией захваченных подписей в катакомбах напрямую под фонтаном, которая, в свою очередь, была зачарована таким образом, чтобы совпадение включало незаметный сигнал через Протеевы Чары. Это значило, что более сотни разных людей могли пользоваться фонтаном, чтобы связываться с более чем сотней разных других людей в любой момент времени, без какого-либо дублирования или неправильной идентификации. Однако Защита делала больше, чем просто определяла людей: она, на самом деле, занимала более трёх квадратных миль(3) с центром в фонтане и, как только впечатление человека регистрировалось как «внесённое в список», оно отмечало того конкретного индивидуума «меткой», что была различима лишь для тех, кто носил при себе предмет, связанный при помощи Протеевых Чар с захваченной подписью того индивидуума. Затем «метка» оставалась, пока один из людей с Протеевыми Чарами не звал того человека по имени в области их слышимости, независимо от того, как далеко они находились от самой Защиты. Большинство римских фонтанов были связаны более широкой и гораздо менее сложной сетью, что ссылалась на магические образцы от преступников и других лиц, представлявших интерес, на данный момент находившихся на свободе, но фонтан Санта-Мария-ин-Трастевере — и несколько других — был специально создан для встреч с информаторами, дипломатами, шпионами и другими индивидуумами, которым был предоставлен мгновенный доступ к высшим эшелонам правительственной иерархии Сабины. Монета, которую Констанцо дал Скуало Суперби, на самом деле, не имела значения. Что значение имело, так это что мечник бросил что-то, сохранявшее его духовное впечатление, в Защищённый фонтан, по которым был спрятан совпадавший образец. Образец, что Констанцо приобрёл, сидя на Защищённой крыше с подростком в течение почти десяти минут, пока финансовый инспектор вёл запись на устройство, спрятанное в его пиджаке. Забини не удерживали своё положение на вершине политического очага, каким была Магическая Италия, последние два тысячелетия, будучи прямолинейными и чрезвычайно доверчивыми.* * *
Скуало сидел за столом возле кафе где-то в десяти минутах ходьбы от фонтана, в который он бросил монету, которую ему оставил Забини, и угощал Бела мороженым с фруктами, когда письмо появилось на столе перед ним, его имя было написано на лицевой стороне тем же наклонным курсивом, что и первое письмо. Интереснее письма было то, что Бел реально вздрогнул, когда оно появилось. Скуало не был уверен, как его доставили, но подозревал, что где-то здесь находился Туман, действительно наслаждавшийся своей работой в «коммуникациях». Потратив немного времени, чтобы проверить письмо на ловушки, Скуало открыл его. Как и предыдущее письмо, оно содержало один лист кремовой бумаги ручной работы с адресом и временем, написанным от руки чёрными чернилами: Парк на Оппийском холме, Рим, двадцатое июня в восемь тридцать утра. Для начала, это было следующее утро. Скуало осознал, что ему придётся купить карту в газетном киоске, чтобы найти улицу, или спросить у местных направление. Ему больше нравилась идея с картой; тогда он сможет осмотреть место сегодня попозже, забронировать себе и Белу отель, пока их водитель будет на своей миссии в Фьюмичино, а затем они отправятся домой в конце завтрашнего дня или рано утром послезавтра, как только их водитель вернётся. Мечник вновь взглянул на Бельфегора, отмечая с интересом, что одиннадцатилетний пацан на самом деле корчился от дискомфорта, несмотря на попытки сосредоточить всё своё внимание на таявшем мороженом. Может быть, эта надвигавшаяся встреча убедит Офицера Урагана, наконец, рассказать о том, что он знал о Забини, что скрывал последние два года, теперь, когда водителя не было здесь, чтобы подслушать их разговор.* * *
Скуало лежал на своей кровати в маленькой, пустой комнате на двоих, что снял для себя и Бела, и слушал, как Офицер Урагана ворочался, переворачивался и изредка ругался на различных непонятных германских и саксонских диалектах. Инстинкт мечника подсказывал ему, что свободное владение принцем непонятных, почти мёртвых языков было странно сродни обыденной лёгкости, с которой Забини пользовался незнакомым латинским диалектом. С тех пор он нашёл ещё несколько подозрительных взаимосвязей, например, как продолжающаяся неспособность Варии найти либо королевство, принцем которого Бел, предположительно, является, либо королевство, с правящей семьёй которой связан Забини, несмотря на значительные усилия со стороны Подразделения Тумана. Два не обнаруживаемых королевства; каковы были шансы на это? У Скуало имелось ощущение, что, если существовало два, то, вероятно, существовало и гораздо больше… — Hai, — наконец, произнёс Бельфегор. Немецкое слово, означавшее «акула», вышло из его уст в смиренном ворчании. — Ja? — ответил Скуало, открыв глаза ровно настолько, чтобы видеть, как предподростковый Офицер Варии рухнул лицом вниз среди находившихся в беспорядке простыней на другой кровати, прижав подушку к макушке. Одиннадцатилетний пацан вздохнул вновь, прежде чем продолжить, говоря на отрывистом, аристократичном нижненемецком, который, как подозревал Скуало, был, вероятно, родным языком Офицера Урагана. — Ты хотел знать о Забини. Я не мог рассказать тебе раньше, но теперь, когда тебя пригласили встретиться с ними, я могу нарушить Секретность, не подвергаясь репрессиям. — То, как он произнёс слово «секретность», — что, в строгом переводе, значило «сохранение секретов» — намекало, что оно было с большой буквы, в том же смысле, что и «Омерта», а это было интересно. Очень, очень интересно… в чисто китайском стиле. Скуало издал неопределённый звук, намекавший, что он слушал и что Белу стоило продолжать. — Мой народ… у нас есть сила. Не Пламя, которое исходит от души и разума, но дары в крови и теле, — продолжил Бел низким голосом с оттенком смирения. — Но распространение христианства и рост католической церкви привели к преследованиям нас, поэтому мы спрятались. За барьерами, созданными из силы и иллюзии, чтобы не подпустить тех, у кого нет наших даров. Мы принадлежим ко множеству наций, столь же разнообразных, сколь и могущественных и значительно более склонных ссориться между собой, чем интересоваться делами тех, кто лишён наших преимуществ. Это глупая близорукость, но не менее значительная из-за этого. Простолюдины — глупые существа, которые отчаянно нуждаются в правящей семье, чтобы присматривала за ними, чтобы предотвратить их исчезновение, — одиннадцатилетний пацан фыркнул. — Сила имеет меньшее значение, чем они думают. Скуало мог это понять. Способные призывать Пламя или нет, люди были людьми, и большинство из них было мусором. Кроме этого, само упоминание церкви было достаточным намёком, поскольку у Скуало имелось ощущение, что он знал, почему эти скрытые нации изначально удалились из мира в целом. У церкви не было славной репутации терпимости к тому, чего она не одобряла. — Забини — это семья, но они также и нация, — продолжил Бел. — Они являются правящей семьёй Княжества Сабины, которое доминировало в политике итальянского полуострова с момента распада Римской Империи. Те, кто носят имя и родословную, исчисляются тысячами, но правящая семья имеет ярко выраженное сходство друг с другом, и многие из них могут призывать огонь. Я понял, что Босс был из правящих Забини, с того момента, когда в первый раз увидел его, но ничего не думал об этом. Забини идут туда, куда им заблагорассудится, делают, что захотят, и никогда не останавливаются на чём-то меньшем, чем совершенство. Это у них в крови, вместе с огнём и способностью впечатлять других, чтобы следовали за ними. Они самая старшая и самая чистая правящая родословная в Европе более чем на тысячелетие, они устанавливают стандарт, которому все остальные стремятся соответствовать, — одиннадцатилетний фыркнул. — Конечно, я решил последовать за ним; он явно находился в близком родстве с Князем, а поэтому вполне приемлемым выбором лидера для другого принца, чтобы ему подчиняться. Это объясняло чертовски много, одновременно заставляя Скуало захотеть засмеяться над иронией: его Босс, которому не позволили быть Вонголой Дечимо из-за того, что он не был родственником Ноно, был членом древней и высоко уважаемой правящей семьи с историей создания могущественных и харизматичных лидеров. Было немного забавно, что Босс, желая стать Вонголой Дечимо, преследовал относительно меньшую цель по стандартам его семьи. В конце концов, что такое одна Мафиозная Семья, когда вы были близким родственником правителя настоящей нации? — Насколько большая Сабина? — с любопытством спросил мечник. — Принц Сабины правит примерно двумя сотнями тысяч душ, — коротко сказал Бел. — Это не самое большое сообщество, но одно из самых могущественных и влиятельных в Европе. — Это было… в сорок раз больше Семьи Каваллоне, которая была одной из самых больших Семей в Мафии. Бельфегор был прав, называя Сабину нацией; она явно была значительно больше, чем большинство других городов-государств Европы. Лихтенштейн, например, включал лишь около тридцати тысяч человек. Чёрт, в Карибском море были менее густо населённые островные государства! Две сотни тысяч людей, спрятанные так хорошо, что никакие пользователи Пламени не нашли их, и не то чтобы Вария не пыталась их найти. Это говорило действительно, действительно хорошо об их безопасности. И это лишь «Сабина», где бы она ни находилась географически. Нужно было также учитывать родную страну Бела и кто знал сколько ещё. Тайное общество, охватывавшее всю планету, даже более замкнутое, чем Мафия… Завтрашний день обещал быть интересным. А пока ему, вероятно, стоило воспользоваться нехарактерной готовностью Бела и задать больше вопросов.