Край погасших лиц

      Критика есть критика, а если ты начинающий поэт и прозаик, то, хочешь - не хочешь, а первой депрессии от негативных впечатлений влиятельных литераторов не избежать. Эта напасть не обошла и Гоголя, который, по настоянию своего давнего друга Александра Христофоровича, напечатал свою поэму "Ганц Кюхельгартен" под псевдонимом В. Алов, а затем, убитый мнением критиков, скупил все имевшиеся экземпляры во всех букинистических лавках Петербурга, и сейчас активно сжигал своё творение, сопровождая свои действия распитием дешёвого вина. Его слуга Яким снова ворчал что-то насчёт денег, потраченных впустую, пришлось пригрозить ему крымскими татарами в очередной раз, после чего слуга ушёл, а Гоголь в захлестнувшем его приступе ярости продолжил сжигать книги, просто швыряя их в камин одну за одной. - Ты что творишь?! - на пороге комнаты показался Бинх.       Он единственный, кто мог свободно зайти в дом Николая, так как имел запасные ключи. Несколько раз это спасало писарю жизнь, когда он трясся в своих припадках, не имея возможности и привычки лежать или хотя бы сидеть на месте. Даже сильный Яким не мог, порой, его удержать, а вместе с Бинхом они справлялись легко.       Гоголь, услышав возглас, повернулся, хватаясь за спинку кресла и пошатываясь. - Зачем ты это делаешь? - Александр в три шага достиг камина, схватил кочергу и попытался достать ещё более-менее уцелевшую книгу. - Так нужно, - выпивший Николай, что всегда поражало как Бинха, так и Бомгарта, говорил чётко и ровно, без заикания и пауз. - Ты поверил этим литераторским крысам? - начальник Третьего отделения повернулся к писарю, держа немного закоптившийся экземпляр в руке. - Сколько ты уже сжёг? - Не считал, но половину точно, - юноша запрокинул бутылку, выпивая остатки вина несколькими большими глотками. - Какой же ты идиот. - Идиот, - подтвердил Николай, - ведь послушался тебя и отнёс этот кошмар в издательство. Позволил, чтобы эту пакость напечатали. - Прекрати так говорить! - взвился Александр, подходя к другу и хватая его за ворот рубашки. - Я читал твою поэму, она прекрасна! - Ты мой друг, потому тебе и понравилось. Или же ты просто не хочешь обидеть меня. - Бомгарту ведь тоже понравилось! - Он тоже мой друг. - Господи, какой же ты идиот, - Бинх толкнул Николая в кресло, - значит, так: я выкуплю у тебя оставшиеся книги за двойную цену. И не смей мне возражать. - Если пообещаешь их спалить, то не буду возражать, - пробубнил юноша. - Закрой рот, - Бинх начал отсчитывать деньги, а затем оставил эту затею и бросил на каминную полку весь мешочек, - если узнаю, что ты и эти деньги спалил или выбросил, я тебя на столбе повешу и даже не посмотрю, что ты мой друг. Понял?       Гоголь сдавленно кивнул, сдерживая слёзы обиды и разочарования. - Яким, - слуга появился в дверях, - все эти книги должны быть доставлены сейчас в мой экипаж. И забери эти деньги, чтобы Николай их тоже не уничтожил. - Будет сделано, барин, - через минуту кучер Бинха и слуга Гоголя вынесли уцелевшие экземпляры и погрузили их в карету Александра Христофоровича. - Зачем ты это делаешь? - шатаясь, Гоголь поднялся на ноги. - Потому что я люблю тебя, дурень, - вздохнул Бинх, - мы дружим с детства, я поклялся тебя оберегать везде и всюду. Вспомни, как твоя мать не могла отпустить тебя в Петербург. Однако отпустила. С кем? Правильно, со мной. Я твой ангел-хранитель, как бы странно для меня самого это ни звучало, и тебе придётся это признать. А сейчас спать. Быстро. И я не уйду, пока ты не разденешься, не ляжешь в постель и не уснёшь. Если понадобится, буду сидеть здесь всю ночь. * * * - Вы это серьёзно, Яков Петрович? - Бинх рассматривал бумаги, которые ему десять минут назад принёс Гуро, и не мог поверить своим глазам. - Но что моя подпись может решить? - В данной ситуации абсолютно всё, мой дорогой друг, - следователь хищно сверкнул глазами, - Вы согласны на это? - Ну, если Вы хотите перевестись в моё отделение, этому я не могу препятствовать. И бумагу я с радостью подпишу. Но остальные... - Чем Вас смущают остальные бумаги? - Смущает только одна, - признался Бинх, - отдать под вашу ответственность Гоголя я могу, если это касается только службы. И повысить Гоголя до следователя я тоже могу, на это у меня самого уже давно руки чешутся. Но вот разместить Вас в одном кабинете я, пожалуй, не смогу. Даже не знаю, каким образом. - Отчего же? Не хотите выпускать мальчика из-под своего крыла? - При чём здесь это? - взвился Александр. - Признайтесь, Александр Христофорович. - Да, я не хочу оставлять его наедине с Вами. - Отчего же? - Я уже Вам говорил, что не отдам его в Ваши руки. Он ещё совершенно не готов к такого рода... взаимодействию с другими людьми. - Ну, не съем же я его! - Знаете, в случае Гоголя лучше быть съеденным. - Как интересно! А можно поподробнее? - Увы, но нельзя. Я поклялся молчать. - Даже так! - Яков Петрович, - Бинх встал, - я могу подписать эту бумагу только в одном случае. - В каком же? - Если в одном кабинете будут работать три человека. - И третьим Вы подразумеваете самого себя? - Естественно. - Что же, извольте. Я не против.       Александр сел обратно, ещё раз перечитал документы, думая, что мог что-то пропустить, и всё же подписал. - С сегодняшнего дня, Яков Петрович, Вы вступаете в должность старшего следователя Третьего отделения, с чем Вас я искренне поздравляю, - будничным тоном произнёс начальник отделения, отложив бумаги на край стола, - по поводу Вашего последнего условия я в скором времени начну размышления. * * * - Вы уверены в своих силах, Николай Васильевич? - Бомгарт отогнул край рубашки, приложил к мерно вздымающейся груди стетоскоп и начал выслушивать сердцебиение и дыхание. - Я бы посоветовал Вам полный покой хотя бы на три дня. А лучше на целую неделю. Как бы у Вас не было воспаления лёгких. - Не пристало на новой должности сразу на больничный уходить, - прохрипел Николай и закашлялся. - Но ведь Вы и говорить толком не можете! - врач осмотрел горло больного и приложил ладонь ко лбу. - И Вы весь горите. Я категорически запрещаю Вам покидать постель. И никаких возражений, Николай Васильевич.       Леопольд Леопольдович выписал несколько рецептов и сразу отправил Якима в аптеку за порошками, а сам остался следить за больным. - Очередные видения? - спросил доктор, и Гоголь слабо кивнул. - Яким меня не удержал, - прохрипел юноша, - я ударил его и просто ушёл. - И гуляли по ночному Петербургу в одном нижнем белье? - Да. - Похоже, Вам, мой дорогой, необходимо спать в одежде и сапогах. А кто же Вас нашёл? - Никто. Я сам вернулся через полтора часа, как мне рассказал Яким. Он искал меня, потом ждал дома. Сказал, что я пришёл через четверть часа, после того как пришёл он сам. - Ну, хоть пришли сами, а то могли бы где-то упасть да замёрзнуть или, ещё хуже, в судорогах умереть в полном одиночестве, - Бомгарт достал из внутреннего кармана флягу. - Я могу?       Гоголь кивнул, и повеселевший врач сделал несколько глотков. Только у своего приятеля на приёме Бомгарт мог пригубить вина, ведь другие пациенты или не поняли бы, или отказались от его услуг, мол, как же так, пьющий на работе врач. - Ладно, Вы меня убедили, что лучше остаться дома до полного выздоровления, - привстав на локтях, произнёс Николай. - Насчёт своей новой должности не паникуйте. Я думаю, Александр Христофорович Вас поймёт и пойдёт Вам навстречу.       На первом этаже хлопнула дверь. - Кажется, Яким вернулся из аптеки, - Леопольд Леопольдович оглянулся на звук. - Это не Яким, - ответил Гоголь, - это Саша. Только он так хлопает дверями.       И действительно, тяжёлые шаги по лестнице и резко распахнутая дверь спальни принадлежали начальнику Третьего отделения. Обеспокоенное выражение лица выдавало своего обладателя с головой. - Доброго дня, Леопольд Леопольдович, - мужчина кивнул доктору и подошёл к кровати, взволнованно рассматривая бледное лицо, - как это случилось? Видения?       Гоголь кивнул и виновато улыбнулся. - И зачем я от тебя вчера ушёл, - Александр сел на край кровати, а его треуголка полетела на ближайший стул. - Не вини себя, - чувствуя неприятный ком в горле, юноша начал кашлять. - Александр Христофорович, - Бомгарт обратил на себя внимание Бинха, - мне нужно идти, у меня на сегодня ещё шесть посещений и одна операция. Дождитесь, когда Яким придёт из аптеки, пожалуйста. Не оставляйте господина Гоголя одного.       Александр кивнул и перевёл взгляд на больного. Доктор, вздохнув и незаметно от Бинха пригубив из фляги, собрал свой чемоданчик, пожелал Гоголю скорейшего выздоровления, ещё раз напомнил ему, как принимать лекарства, попрощался и ушёл. - Никогда больше... - начал Бинх. - Саша, - перебил мужчину Николай, - не п-повторяй свою ошибку. Не говори ничего. В п-прошлый раз слова не помогли. - Ты смеешь сравнивать, что случилось тогда, и нынешнюю хворь? - Бинх вспылил и резко встал, отчего Гоголь испуганно шарахнулся в сторону. - Прости... - Александр сел обратно, - я не хотел, прости...       Мужчина снял перчатку и положил руку на одеяло, как бы давая понять, что всё хорошо и что он больше не будет сердиться. Николай медленно лёг обратно и протянул трясущуюся руку в сторону друга. Бинх мягко обхватил пальцами оголённое предплечье, а длинные бледные пальцы писаря сомкнулись на его предплечье. - Спи, я посижу с тобой, - прошептал Александр.       Николай скосил глаза на напольные часы. - А тебя не хватятся? Самый разгар дня. - Ты мне важнее. - Но ведь... - Я оставил вместо себя Гуро и дал ему строгие указания. Думаю, пока я здесь, он государственный переворот не устроит. - Будем надеяться, - Гоголь прикрыл глаза, слегка повернул голову в сторону и зашёлся в приступе кашля.       Бинх высвободил руку, встал, снял камзол и жилет и повесил их на спинку стула. На этот же стул вслед за верхней одеждой отправились пояс с прикреплённой к нему саблей, пистолет, галстук и перчатки. Освободившись от мешающих и стесняющих предметов одежды полностью, он сел обратно и снова дал Гоголю свою руку, чтобы тому было спокойнее спать.       Через некоторое время из аптеки вернулся Яким. Помня о назначениях Бомгарта, Александр сам развёл для Николая порошки, затем разбудил его. Гоголь принял лекарства и снова погрузился в сон. Бинх продолжал сидеть рядом с ним, чувствуя, что его тоже начало постепенно клонить в сон. Уснуть сидя значило получить на следующее утро стреляющие боли в шее и пояснице, потому Александр избавился от ботфорт и прилёг на край кровати, однако лежать на спине ему всегда было неудобно, потому он повернулся на бок спиной к больному.       Николай никогда не возражал присутствию друга в своей постели. Сказывалась привычка из детства, когда маленький Гоголь страшно боялся оставаться один ночью в грозу, а его верный друг всегда приходил к нему на помощь, оставаясь в такие дни в поместье Гоголя на ночь и засыпая рядом. В то время Александр заменил Николаю старшего брата и заменяет до сих пор. Он знал о Гоголе абсолютно всё. И Гоголь о нём всё знал. У них никогда не было друг от друга секретов.       Практически погрузившись в сон, Александр вдруг дёрнулся и проснулся, чувствуя, как его длинные, едва тронутые сединой русые волосы пытается распустить чья-то рука. Лента, стягивавшая волосы Бинха в хвост, развязалась, а затем та же рука погрузилась в русые локоны, расправляя их. - Ленту отдай, она у меня одна, - мужчина поднял руку и дождался, пока холодные пальцы вложили ткань в его ладонь.       Зажав ленту в кулаке, Александр успокоился и смог, наконец, погрузиться в сон. Его примеру последовал и Гоголь.       Через четверть часа в спальню заглянул Яким. Увидев спящих господ, он подошёл к окну и опустил шторы, дабы яркий свет не разбудил их. * * * - Николай Васильевич, прошу Вас помочь, - Бинх подошёл к пишущему очередной протокол Гоголю и, склонившись, положил перед ним лист, а свободную руку устроил на его плече. Юноша отвлёкся от писанины и всмотрелся в слова, написанные его рукой вчера. - Ребро, сестра. - И что это может значить? - Орудие убийства не нашли? - Не нашли. - А что показало вскрытие тела? - Пробиты левое лёгкое и сердце, однако раны в их области не было. Был только кровоподтёк. - Возможно, необходимо детальнее осмотреть тело. - А что, если орудие убийства - это сама убитая? - предположил сидевший здесь же Гуро. - Это как? - Бинх удивлённо уставился на старшего следователя. - Орудия убийства на месте преступления не оказалось. Ран на теле, как Вы понимаете, тоже не нашли. Однако сердце и левое лёгкое превратилось в сплошную кашу, а на груди слева был обнаружен больших размеров кровоподтёк. Значит, оружие убийства внутри жертвы. - По-прежнему не понимаю Вас, Яков Петрович, - Бинх никак не мог уловить суть. - То есть сердце могло пробить сломанное ребро? - Гоголя вдруг осенило. - Вполне, - снова эта странная улыбка. - Возможно, сломанное ребро было не одно. - Хорошо, это мы проверим. А что со вторым словом? - У жертвы есть родственники? - спросил Николай. - Да, есть младший брат.       Гоголь изогнул бровь, глядя на Александра. - Кажется, я начинаю понимать, - произнёс Бинх, заметив взгляд и выражение лица писаря. - Брат жертвы - профессиональный боксёр. Он ударил жертву в грудь и сломал её ребро, возможно, даже не одно. Ребро пробило лёгкое и сердце, вследствие чего жертва умирает от внутреннего кровоизлияния. - Прекрасный ход мыслей, Александр Христофорович! - усмехнулся Гуро. - Можно отправлять брата за решётку или сразу на виселицу и закрывать дело. - Тогда сейчас я распоряжусь, чтобы убийцу задержали и привели сюда, и Вы, Яков Петрович, лично его допросите, - забрав бумагу со стола Гоголя, Бинх вышел из кабинета, который теперь он, Яков Петрович и Николай Васильевич занимали втроём.       Поначалу, конечно, приходилось мириться с тем, что в помещении людей стало больше, особенно Гоголю, который привык с самого начала работать в тишине, покое и полном одиночестве. Дабы хоть как-то отгораживаться от Гуро и Бинха, Николай, во-первых, занял самый близкий к двери стол, во-вторых, обложился со всех сторон кипами бумаг и защитил себя от посторонних взглядов книжной крепостью. Яков Петрович только хмыкнул, когда увидел эти баррикады, а в голове вдруг промелькнула мысль, что эти постройки очень сильно будут мешать любоваться писарем.       Когда Бинх вышел, старший следователь подождал буквально несколько секунд, а затем поднялся. Резкие звуки заставили Николая вздрогнуть. - Николай Васильевич, подсобите и мне, если Вам нетрудно, - Гуро обошёл книжные и бумажные крепости и оказался за спиной писаря, - у Вас замечательный почерк, Вы не могли бы переписать это?       Яков положил на стол исписанный его рукой лист и как бы ненароком коснулся тыльной стороной кисти пальцев Гоголя, при этом расположившись к его спине практически вплотную. - Д-да, я в-всё с-сделаю, - Николай чувствовал это наглое внедрение в своё личное пространство и не мог ничего на это возразить.       Запах одежды и самого следователя окутывал с головы до ног. Что-то в этом букете ароматов дорогой ткани, не менее дорогого парфюма, кажется, французского, и естественного запаха мужского тела было настолько приятным, что хотелось вдохнуть полной грудью и наслаждаться этими дразнящими чуткое обоняние писаря нотками. Однако панический страх своевременно, как и всегда, сковал всё тело, юноша сжался и ссутулился, стараясь сделаться меньше и незаметнее, всем сердцем желая, чтобы Гуро отошёл от него. Однако Гуро не уходил. Или это просто время замедлилось, издеваясь над ним?       Яков ощущал, как напрягся молодой человек, и вдруг подумал, что это неспроста. Обычные случайные прикосновения и близкий телесный контакт с телом не могут вызывать такой странной реакции, следователь даже готов был поклясться, что на себе чувствует всё напряжение писаря. Мучить Николая и дальше Гуро не решился, оставив ему лист с рапортом и вернувшись за свой стол.       Как только странное, но пугающее тепло тела мужчины улетучилось, Гоголь облегчённо выдохнул, стараясь ничем не выдать свою панику. Дрожащие пальцы сжали бумагу, сминая её, юноша склонился к столешнице и ткнулся в неё лбом. Волосы упали, скрывая разгорячённые, но ещё не покрасневшие щёки. Николай начал восстанавливать дыхание, как вдруг на него накатил очередной приступ. Однако это были не видения, а воспоминания. Он увидел до боли знакомую улицу. Она была освещена только лунным светом. Юношу окружало несколько незнакомых мужчин. Один из них сбил Гоголя с ног, а затем обездвижил. Брюнет ощутил чужие руки на своём теле, которые бесцеремонно ощупывали его. Гоголь вскрикнул, и одна из рук отвесила ему звонкую пощёчину.       Николай пришёл в себя, ощущая, как горит щека после той самой пощёчины, которой, конечно же, на данный момент, не было в реальности. Он лежал на полу подле своего стола, а над ним склонились Гуро и Бинх. Оба были взволнованы и даже напуганы. Увидев, что юноша очнулся, Александр первым бросился ему на помощь, поднимая с пола и усаживая на стул. Яков Петрович, тем временем, поднёс к губам Гоголя стакан с водой и заставил выпить всё. - Неужели Вы увидели что-то стоящее, Николай Васильевич? - будничный и надменный тон старшего следователя заставил брюнета вздрогнуть и инстинктивно прижаться к стоявшему рядом Бинху.       Паника сменилась подавленностью, но Гоголь держал себя в руках. Он не собирался плакать при двух взрослых мужчинах, как маленькая девочка. При Бинхе он бы ещё мог дать слабину. Но только не при Гуро. - Н-нет, я н-ничего не смог ув-видеть, - наконец, хрипло ответил писарь, глядя куда-то в пустоту, - в-всё б-было слишком б-быстро.       Яков Петрович понимающе кивнул и больше ничего не спрашивал, а Николай, чувствуя рядом поддержку того, кто никогда от него не отвернётся, постепенно успокоился и возобновил свои дела, заверив Бинха, что всё в порядке и он может продолжить работать.       Где-то через час старший следователь вышел, чтобы допросить доставленного в карцер убийцу. Как только хлопнула дверь, Александр вскочил со своего места и стремительно подошёл к Гоголю, который как раз заканчивал переписывать рапорт Гуро. - Рассказывай, что ты видел, - Бинх старался сделать голос мягче, но требовательные нотки проскакивали всё равно, - я знаю, что ты солгал, чтобы Гуро тебя дальше не допрашивал. Но от меня ты ничего не скроешь. Что ты видел? - Ту самую н-ночь, - короткий ответ заставил начальника отделения побледнеть. - Но почему ты видел именно это? - Яков П-петрович спров-воцировал в-воспоминания. Он п-подошёл ко мне слишком б-близко, и я оказался зажат между ним и столом. Я зап-паниковал. А ещё он... коснулся м-моей руки. Может, и сл-лучайно, но я не совладал со своей п-паникой. - Похоже, события той ночи ещё нескоро выветрятся из твоей памяти. И Бомгарт не помогает? - Он пы-пытался. Я п-принимал отвары белены и дурмана, но они д-действуют на меня даже слишком одуряюще, и я снова в-вижу это всё.       Бинх, поддавшись порыву, подошёл к другу вплотную, мягко обнял его одной рукой за плечи, а второй рукой прижал его голову к своему животу. Гоголь в ответ поместил руки на талию Александра. Пожалуй, Бинх был единственным представителем мужского пола, который мог к нему прикасаться. Бомгарт и Яким были не в счёт, всё же один врач, а второй - верный слуга и друг. - Мы всё равно что-нибудь придумаем, даю слово, - тихо произнёс мужчина, поглаживая писаря по чёрным локонам. - Я готов пойти на всё, чтобы ты забыл всё ужасное, что с тобой произошло. Даже гореть в адовом огне готов. - Я д-доставляю тебе столько проблем, - Николай всхлипнул, но слёзы пока ещё сдерживал. - Не говори чушь. Это я виноват в том, что не уследил. Тогда я как чувствовал, что не надо уходить. - На мне свет к-клином не сошёлся. У т-тебя, кроме меня, есть другие дела, которые ты б-бросаешь ради меня. - Потому что они никогда не будут важнее, чем ты. - Не д-драматизируй. В конце концов, наступит т-такой момент, когда тебе надоест следить за мной. - За те пятнадцать лет, что мы с тобой вместе, я ни разу даже не подумал об этом. Так что выброси эти ужасные мысли из головы, и чтобы больше я этого от тебя никогда не слышал. Давай вернёмся к работе, а вечером посидим у меня. - Хорошо. * * * - Александр Христофорович, - голос Гуро вывел начальника Третьего отделения из размышлений, - Вы не откажете мне провести сегодняшний вечер в моей компании? - Пожалуй, не откажу, - Бинх, как показалось старшему следователю, даже слишком натянуто улыбнулся, а затем бросил взгляд на Гоголя, который, похоже, даже не услышал их разговора, продолжая работать с протоколами. - Вот и замечательно! - Яков усмехнулся и вернулся на своё рабочее место.       Николай, отредактировав последний рапорт, вдруг как-то странно посмотрел куда-то в сторону, затем взял чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и начал что-то писать. Юноша вспомнил своё ночное видение, в котором к нему пришла какая-то незнакомая маленькая девочка и начала что-то рассказывать. Она говорила много и долго, а Николай пытался всё запомнить и проникнуться. Девочка назвала себя Василиной и вдруг начала рассказывать о своей жизни, о том, где она живёт, и кто она на самом деле такая. И сейчас Николай, вспоминая эту странную, но такую интересную встречу, старательно записывал всё, что Василина рассказывала ему. - Что-то нашего господина дознавателя не видно и не слышно, - произнёс Гуро, с усмешкой глядя на баррикаду из книг, - он хоть здесь?       Бинх пропустил вопрос мужчины мимо ушей, так как понимал, что лично от него ответа не ждут. Однако и от Гоголя ответа не последовало. То ли он не услышал, то ли специально проигнорировал вопрос. - Николай Васильевич, - голос Александра оторвал Николая от писанины, и в его голове промелькнула тоскливая мысль о том, что шанс, увы, оказался упущен и, возможно, он так ничего уже и не напишет. - Да, Александр Христофорович? - раздалось из-за книг. - Вы случаем не уснули? - Нет, я работал. Прошу простить, не услышал вопросов. Вы что-то хотели? - Хотели дознаться, здесь Вы или не здесь, - за Бинха ответил Яков Петрович. - Я здесь, - голос слегка дрогнул.       Александр заметил, что писарь не заикался. С одной стороны, его это порадовало, с другой же - насторожило. Обычно его друг не заикался только тогда, когда был пьян.       Яков задумчиво смотрел на книги, словно пытался сквозь них разглядеть, чем же так занят Гоголь, что даже не сразу отреагировал на голоса. В голове промелькнула мысль, что начальнику Третьего отделения он всё же ответил практически сразу. Эта пара выглядит довольно странно. Ведут себя, как старые друзья, однако между ними явно нечто большее. Гуро начал это подозревать уже после болезни Николая Васильевича, когда они уже начали работать втроём в одном кабинете. В тот день Александр Христофорович немного опоздал, на это намекали его немного неряшливый внешний вид и двенадцать часов дня. Бинх выглядел невыспавшимся, волосы под треуголкой растрёпаны и не расчёсаны, что придавало ему тогда сходство со львом, камзол незастёгнут, пояс с саблей были зажаты в руке. Однако начальник Третьего отделения был трезв, как стекло. Причину своего опоздания он так и не сказал, только извинился, привёл свою одежду в порядок и молча принялся за работу. Николай, видя "вавилоны" на голове друга, молча встал, подошёл к нему, доставая из внутреннего кармана пиджака свой гребень, и начал аккуратно расчёсывать эту русую с проседью гриву. Бинх даже не дёрнулся, продолжая работать, только голову поднял чуть выше, чтобы Гоголю было удобнее.       Гуро даже с некоторой завистью смотрел на это проявление заботы, наблюдал, как гребень мягко погружается в светлые пряди, как бледная рука осторожно придерживает их снизу, как длинные пальцы собственноручно их распутывают, если расчесать не получается. - Ленту дай, - тихо произнёс Николай, и Александр поднял руку с зажатой в пальцах тёмно-синей лентой.       Юноша зажал гребень в зубах, собрал волосы в хвост и туго перевязал их лентой, завершая причёску завязыванием красивого банта и пряча гребень обратно в карман. Мягкая улыбка, коснувшаяся тогда губ Бинха, говорила искреннее, чем тысячи слов благодарности. А Яков понял, что такое между ними происходит уже далеко не в первый раз. И не мог понять, почему его так затронуло это, почему он вдруг начал испытывать какие-то странные эмоции на этот счёт. Захотелось ни с того ни с сего чего-то похожего. Такой же заботы. И одарить в конце благодарной улыбкой.       Как только пришла пора закончить свои дела и отправиться домой, Николай старательно и даже бережно просушил исписанные им листы и под вопросительными взглядами коллег спрятал их в свой кожаный чемоданчик, который с недавних пор носил с собой вместо громоздкой конторки писаря, которая теперь ожидала того часа, когда сможет понадобиться своему хозяину, прислонённая к стене за спиной Николая. Уложив свои вещи и наскоро накинув на плечи крылатку, Гоголь попрощался с Гуро и Бинхом и покинул кабинет, а затем и здание Третьего отделения.       Дома его ждал верный Яким и только-только приготовленный ужин. Николай, переступив порог своего дома, увидев накрытый стол и почувствовав некий уют, вдруг впервые за много дней искренне улыбнулся. Именно этого, порой, ему так не хватало. Домашнего уюта и человека, который не будет на него ворчать за его припадки, а молча заберёт крылатку, подведёт к столу и накормит вкусным и питательным ужином. Яким, будто понимая состояние своего барина, молчал и со счастливым выражением лица наблюдал, как Николай с аппетитом поглощает рябчика, хотя Гоголь к мясу всегда относился даже в какой-то степени отрицательно, особенно после того как узнал о любви некоторых людей употреблять плохо обработанное мясо с кровью.       Ужин подействовал на Гоголя успокаивающе. Исчезло то раздражающее чувство "сосания" где-то под ложечкой, мучившее весь день, голова перестала гудеть и, кажется, всё тело налилось каким-то странным теплом, которое сделало юношу сильнее. Следовало, конечно, остаться дома и посвятить себя чтению книг или поиску вдохновения, однако Николай решил прогуляться по вечернему Петербургу. Одевшись, юноша захватил свой кожаный чемоданчик с письменными принадлежностями, крикнул Якиму, что будет поздно или вообще не придёт, и вышел в прохладу петербургских улиц.       Яким, конечно, не мог знать, что его барин незаметно от него вынес в чемоданчике две бутылки вина, дабы распить их где-нибудь на набережной. Гоголь будто чувствовал, что это необходимо для чего-то, что может с ним произойти в скором времени. И это чувство не отпускало его и после первой опустошённой бутылки. К непонятному ожиданию неизведанного прибавилось ещё и желание навестить Александра Христофоровича. Повинуясь этому порыву, Николай направился к дому своего друга.