Семь оттенков красного

Задержись, так много я хотел бы сказать И быть с тобой, пока ты молчишь.

Бросив лживое «я на секундочку», Лена удаляется из гостиной и, поспешно поднявшись на второй этаж, закрывается в ванной. Для мира, что затих внутри неё, людей в доме слишком много: они мешаются под ногами; ностальгируют по временам, когда она была ещё слишком мала, чтобы осознавать значение событий прошлого; интересуются её учёбой/темой дипломной работы/будущей специальностью/личной жизнью, от чего Темниковой хочется отпить глоток шампанского и с умиротворённой улыбкой на лице послать их всех куда подальше. Вся эта чёртова показуха начала раздражать её лет с десяти, теперь же и вовсе приходится сдерживать рвотные позывы. Отглаженные рубашки, приталенные платья, светские беседы, живая музыка, официанты, перемещающиеся по периметру с напитками на подносах, группа приглашённых поваров, спорящих между собой на кухне, тихие сдавленные всхлипывания в комнате матери, что тщательно маскирует следы от побоев. Лена, прикрыв глаза, слышит каждый шорох и шёпот, а тяжёлые шаги отца, подходящего к лестнице, подавно бьют по перепонкам. Она видит, будто наяву, как он спускается и моментально одаряет всех своей лучезарной и лицемерной улыбкой. Дешёвая липа, которой он хочется насытиться напоследок. Наверное, это каким-то образом поможет ему, но Лена, покопавшись в бумагах, знает: они не могут позволить себе оплатить этот вечер. Ей будет любопытно понаблюдать, как все собравшиеся внизу родственники, друзья, партнёры и коллеги вскоре забудут о каких-либо связях с Темниковыми. Лена глупо посмеивается, представляя их невозмутимые лица, когда она, случайно встретив их, спросит: «Вы что, не помните меня, когда я ещё под стол пешком ходила?». Кажется, это нервное. Кажется, не взирая на серьёзность положения, ей, в большей мере, плевать на всё происходящее. Она толком не помнит свои затянувшиеся европейские каникулы: клубы дыма, двигающаяся будто в эпилептическом припадке молодёжь, громкие басы, бессмысленные тексты, следующий коктейль, пустые разговоры, очередная доза, безумие на двоих за закрытой дверью кабинки, мучительное похмелье, бездумное существование. Лена вновь жала на педаль газа, сменяя города, повторяя ночной маршрут по кругу, чтобы к обеду, поправляя зеркало заднего вида, на минуту замереть, рассматривая собственное отражение и не понимая, где потеряла себя настоящую. Хотя, разве это осунувшееся лицо и блеклые глаза не выражали её внутреннего состояния? Даже сейчас, сжимая кулаки и прикусывая нижнюю губу, не хочет смириться с тем, что всегда была слабой. Настолько слабой, что никогда не могла признаться в собственной слабости. Никому ненужный ребёнок, отправленный на воспитание к бабушке, которая испустила свой последний вздох чуть больше года назад. Попрощавшись с ней, Лена будто оставила в том дубовом гробу светло-коричневого цвета часть себя, невозвратимую более. Сначала кормила Олю полуправдой типа «семейные обстоятельства», позже твердила о завалах в учёбе, не появляясь в корпусах неделями, по итогу набралась смелости, оказавшись на пороге в третьем часу ночи с чётким намерением открыть свою душу, но вдруг испугалась сквозного молчания или неприятия и твёрдо произнесла: «Нам стоит расстаться. Я тебя не люблю». А затем прямиком в самолёт, марафон по барам, спринт на дистанцию чужих кроватей в качестве практического доказательства «Не люблю. Никогда не любила. Не научили, да и сама не умею». И вроде даже поверила себе, но просыпаясь среди ночи рядом с теми, с кем случайно забылась, резким поднятием корпуса садилась на кровать, часто дыша, и думала вновь о ней. Память подбрасывала, казалось бы, ничего не значащие мелочи, отрывки фраз, ощущение лёгкого касания ладони, робкую улыбку. Хотелось тут же набрать номер, купить билет на первый же рейс в Москву, вернуться, упасть в ноги, умоляя о прощении, но паника, неизвестной природы тревога спадали на нет — всё вновь казалось правильным, единственно возможным. Да и вообще, по мнению Лены, если бы Серябкина так сильно в ней нуждалась, то сама бы дала об этом знать, но телефон молчал день за днём, превращая любые мессенджеры и социальные сети в бесполезный хлам. И даже в ту ночь, чувствуя в кармане вибрацию от звонка, Темникова не сразу осознала, что с ней кто-то намерен связаться. Первая мысль: Оля. Вторая: никогда и ни за что не возвращаться обратно. Но на экране высветилось фотография мамы, а в трубке — настойчивая просьба приехать домой как можно скорее, от чего Лена прямиком помчалась в аэропорт. Ненужный ребёнок, раздражающий подросток, необходимый взрослый. Дети как подушка безопасности при резком развороте на жизненном пути, как вовремя открытый сберегательный счёт, как последняя возможность выбраться из болота. Вот только жизнь Лены и есть то самое болото, и Темникова стоит перед родителями, вся перемазанная в жиже, а они выливают ей на голову ещё и ещё, называя свою грязь любовью и заботой, после чего прямым текстом сообщают: «Мы обеспечили тебя всем, чем могли, поэтому теперь пора отдавать долги». Девушка не готова, но придётся расплачиваться единственной имеющейся у неё монетой. «Я на месте», — читает она только что пришедшее сообщение и спускается вниз, где её ждёт Макс, судорожно поправляя на себе пиджак. Увидев его издалека, Лена тепло улыбается, и на несколько мгновений ей кажется, что все календари мира меняют даты ради них, но он, подняв свой взгляд на подругу, застывает — не узнаёт в ней ничего родного ему. Темникова, проглотив ком в горле, подходит к нему и вместо столь долгожданного объятия протягивает левую ладонь, которую Барских целует уже не в столь шутливой форме, как обычно, а со всей галантностью, присущей ему, и официальностью, что стеной встала между ними. Его взгляд спотыкается то ли о бриллиант, то ли о само кольцо, и парень испускает из себя смешок. Кажется, это нервное. — Вот ты где, — приближается к Лене мужчина, приобнимает её за талию и, заметив стоящего рядом Макса, протягивает ему свободную руку, представившись: — Дмитрий. — Можешь принести нам попить? — улыбнувшись, спрашивает Темникова, как только Барских произносит своё имя. — Конечно, — кивает Сергеев и покидает их общество на некоторое время. Макс глядит на неё непонимающими глазами, ощущая, как всё, что он хотел сказать при их первой после долгой разлуки встречи, испаряется и больше не имеет никакого смысла. — Что? — чувствует его смятение Лена. — Да ничего, — качает он головой. — Хотел спросить, собираешься ли ты и дальше здесь прятаться, но… — У неё кто-то есть? — невпопад задаёт единственный интересующий её вопрос девушка. — Не знаю, — пожимает плечами и отводит взгляд в сторону Барских, — давно не виделись. — Врёшь? — ухмыляется Темникова. — Когда я тебе врал? — Сейчас, — улыбается Лена. — Впервые. — Она не обязана была ждать тебя, — после недолгой паузы заявляет Макс. — А я не обязана была приглашать тебя сегодня в свой дом, — скрещивает руки на груди Темникова. Друг, грустно улыбаясь, смотрит ей в глаза, делает комплимент по поводу её внешнего вида и, разворачиваясь, идёт к двери. — А где твой знакомый? — уже успев забыть имя, спрашивает подошедший Сергеев. — Неважно, — отвечает Лена и берёт бокал шампанского из его руки.