Семь оттенков красного

Я не ожидал, что так для нас закончится глава, И больше не почувствую твои знакомые губы.

«Популярность», как оказалось, понятие не менее относительное, чем «время». Иногда в мегаполисе не найдётся ни одного места, чтобы спрятаться от любопытных, всюду норовящих залезть вглубь тебя взглядов. В глухих же провинциях, где, казалось бы, не так часто можно заметить в толпе известное всем лицо, наоборот, можно расслабиться, погрузившись в местную обыденность. Оля, сидя в полупустом баре, прокручивает мысль за мыслью, где главное одно: какого чёрта снова? Может, дело в наступлении осени или же особенном расположении планет, но мажет нехило, раз за разом возвращая в прошлое. Алкоголь лишь горчит, не дурманит отяжелевшее сознание, не клонит ко сну и совсем не спасает, впустую губя печень. Вспоминая Лену сейчас, Серябкиной не кажется, что она была лучшей или нечто в подобном роде. Вспоминая её сейчас, Оля точно знает: так больше ни с кем после не было. Не разрывало, не метало из стороны в сторону, не кровоточило от боли и не зудело. Любовь в приглушённых тонах. Наверное, так можно было описать свои дальнейшие отношения, если не вдаваться в подробности и не рефлексировать на тему, а любовь ли всё же? Да и то, что было между ней с Темниковой, разве любовь? Что вообще это такое? Вероятно, когда тебе уже за тридцать, пора бы найти ответ, но успешнее получалось только формулировать очередной вопрос. Ещё получалось отшучиваться о своей личной жизни и путаться в собственных выдуманных историях. Конечно, всё творчество связано с мужчинами, разве есть основания сомневаться? Не замужем — не нашла того самого, да и вообще, счастье любит тишину плюс прочие часто встречаемые отговорки, а наличие отношений с женщинами вокруг — лишь ничем не подтверждённые слухи. Скрывая правду, не столь страшно разоблачение, сколько — поверить в эту чушь самому. Хотя, может, если убедить себя в том, что никакой Лены в её жизни не было и это лишь сюжет чужой полузабытой книги, то, возможно, стало бы легче. А пока вновь боль. Боль в приглушённых тонах. Противная, с привкусом засохшей крови. Копаться в заживших болячках — лишь отголоски из детства, когда невозможно было не сорвать корку и не смотреть на выступающие капли, что приковывают взгляд ярким цветом. Любовь — однозначно, красного. Боль тоже. И нет смысла копаться в оттенках, условно разделяя единое. Горе и счастье ходят рука об руку, поочередно уступая друг другу дорогу на узком переходе. За минуту блаженства приходится плакать часами, но нервный смешок однажды сменится звонким и заражающим хохотом. А сейчас просто ночь, которую надо, скрипя зубами, пережить, и Серябкина опустошает стакан, повторяя заказ. Молодёжь живо обсуждает волнующие их глупости, не знает меры, пританцовывает и стреляет глазами. Они думают, что всё впереди, но Оля из последних сил держит язык за зубами, лишь бы не ляпнуть: дальше будет только хуже, наслаждайтесь. Но разве это не просто ночь? Не кризис? Не что ли бы ещё, дающее надежду на несколько тёплых лучей? «Я просто устала», — решает Серябкина, и самое нелепое в происходящем, что ей до сих пор кажется, будто бы Лена её поняла, поддержала, успокоила, дала необходимый совет. Дурацкая, наивная фантазия, где они всё те же, или хотя бы сохранившие былую заботу, обычную человечность. Временами Оля представляет их встречу, предполагая реакции, сочиняя возможные диалоги, где они не подвержены нахлынувшей злости, внезапной ревности и зашкаливающей язвительности. Но, скорее всего, при случайном пересечении не стоит вступать в разговор в целях сохранения физического и психического здоровья, а лишь скромно кивнуть и улыбнуться, действительно, отпустив до конца. Не рассматривать сопровождающего под лупой, ища недостатки; не усмехнуться в жадном интересе узнать, как она вообще, жизнь после; не бросить крутящееся на языке: «Сука ты, конечно»; не убежать; не расплакаться; не искать в нижнем ящике стола их давние фотографии; не рвать их на мелкие кусочки, затем сжигая; не закурить на балконе, мечтая спрыгнуть; не признать, что всё ещё разрывает, метает из стороны в сторону, кровоточит от боли и дико зудит. Наверное, всё же любовь. Наверное, нужно ещё время. Наверное, оно ни черта не лечит. Наверное, не отпустила. — Почему он такой мудак? — спрашивает девушка по правую руку от Оли у бармена. Серябкина поворачивает к ней голову и произносит: — Настоящие всегда хорошие, бывшие — плохие. Вот и всё.