***
Встречаемся мы с Хибари ровно через неделю, в каком-то закоулке, пока наши родители ругают обнаглевших детей, мозгами которых Боги обделили. Перед нами маленький чёрный комок шерсти, что жалобно пищит и всем своим видом даёт понять, что маленькому созданию очень и очень больно и плохо. И что с этим только делать? Нет, мне вполне ясно, что котёнка было бы неплохо отнести к лекарям, вопрос заключается в том, что на это скажут родители, и куда комок шерсти потом деть. У моей мамы, вроде бы, аллергия на шерсть, а у Кёи семья довольно строгая… Сложно. — Нужно отнести его к врачам, — хмуро говорит мальчик, на что я молча киваю и кидаю взгляд на хулиганьё. Они едва ли не дрожат от тяжёлых взглядов наших отцов — ну, у Кёи он действительно очень жуткий тип — и явно хотят сбежать от них куда подальше. Не думаю, что делать что-то подобное они перестанут — лекции от двух внушительных дядечек недостаточно, но на первое время точно уж залягут на дно. Уже неплохо. Но недостаточно — мысль одна на двоих. Мы с Хибари понимаем друг друга с полувзгляда, мыслим в одном направлении, и оба хотим что-то сделать, чтобы больше подобное не повторилось. Нигде. Никогда. Но что могут сделать дети? Слабые, никчёмные, в сравнении со взрослыми, дети? В сущности — ничего, и это несколько раздражает… — Пап, — зову чуть громче обычного. — Котёнок. Отец понимает без лишних слов и быстро прекращает бессмысленные попытки образумить малолетнее хулиганьё, переключая внимание на нас с Кё и жалобно пищащего котёнка. Родитель друга коротко кивает, кинув на нас взгляд, и продолжает отчитывать ребятню, пока мы быстро собираемся, устраивая животинку как можно удобнее, и покидаем переулок. Папа быстро определяет местоположение ближайшей ветклиники (так он это назвал. Там лечат животных, вероятно?). Добираемся мы до неё довольно быстро, также быстро оформляем все бумаги и отдаём бедное, измученное создание в руки целителей. Я устало плюхаюсь на диван, пытаясь угомонить быстрое сердцебиение. В конце концов, никому на пользу не пойдёт, если я вдруг поддамся эмоциям и покажу, как сильно переживаю за маленького котёнка. Давно я так не нервничала, беспокоясь за чью-то жизнь.— Интересно, за меня ты также будешь переживать? — спрашиваешь, улыбаясь отчего-то надломленно и горько. — За тебя я отдам жизнь, — уверенно отвечаю, смотря точно в глаза и улыбаясь как можно ярче. Мы оба в это не верим.
Резко вскидываю голову, отгоняя непрошеные воспоминания, и сталкиваюсь взглядом с Кёей. Тот смотрит внимательно и выгибает бровь, когда замечает мой взгляд. — Почему ты нервничаешь? — спрашивает Хибари — я выдыхаю едва слышно. Почему? Интересный вопрос. — Потому что он может погибнуть, — тихо отвечаю, сжимая ткань брюк. — Ну и что? — Кёя садится передо мной на корточки и продолжает смотреть точно в глаза. От этого становится не по себе. — Мы сделали всё, что могли. — Ты говоришь это слишком холодно для того, кто с таким жаром готов был убить тех хулиганов. — Я просто смотрю правде в глаза. — Мальчик кладёт свои ладони на мои — сжатые и дрожащие непонятно отчего. — Все умрут рано или поздно. Не нужно так беспокоиться из-за этого. — Твоя холодность поражает, — горько улыбаюсь и впервые ощущаю себя так… по-детски. Словно это не я здесь взрослый в теле ребёнка, а Кёя. Такой спокойный и вечно собранный, даже сейчас — мыслящий до бесячего трезво. — Мне многие это говорят. Кто же ты такой, чёрт возьми?***
Котёнок оказывается в относительном порядке, и, заплатив за лечение, отец уводит нас, говоря, что пока стоит оставить Бродягу — так кота назвал Кёя — врачам, а нам — хорошенько расслабиться после столь нервозной ситуации. Я прийти в чувство смогла не сразу и только после раздражённого тычка под рёбра от Хибари, который явно недоволен моим поведением. — Хватит сжиматься от страха, как травоядное, — ворчит мальчишка, и я недовольно морщусь. «Травоядное» неприятно режет слух, и тянет хочется ответить что-то язвительно, но я продолжаю молчать и безмолвно киваю. Настроение просто отвратительное, и даже кружечка прекрасного какао — лучшего во всём Намимори — не в состоянии поднять мне его. Отец это явно замечает, но ничего не говорит и только улыбается ласково и поддерживающе, словно действительно понимает, что я сейчас испытываю. А я ведь даже не могу понять, что так расстроило меня во всей этой ситуации и её решении. Ведь с животным точно всё будет в порядке — врач заверил нас об этом несколько раз. Мне привычно видеть, как смерть настигает всё живое — даже растения, но здесь я совсем не вижу жнецов, словно ослепла, и это так странно, что невольно пугает. Потому что я не знаю, действительно ли Бродяга выживет — не могу подтвердить это ничем, кроме чужих слов. Кажется, незнание действительно ломает. Кёя прожигает меня взглядом, что невольно вызывает мурашки — взгляд у мальчишки до отвратительного тяжёлый, но я упрямо молчу, пытаясь успокоиться и действительно перестать бояться за жизнь существа, которое мне едва знакомо. Выдыхаю и устало прикрываю глаза в надежде оказаться в уже почти родном доме, где матушка погладит меня по волосам своей нежной рукой и обнимет успокаивающе и ласково — как никто раньше обнять и не думал. Это до сих пор вызывает понятный душе трепет, и я не хочу расставаться ни на минуту с тем, что так приятно, но позволять ли мне остаться Боги — вопрос довольно сложный. — Кё… — робко зову мальчика, недовольно сжимая край его футболки. Он выглядит недовольным, но все равно обращает на меня внимание и внимательно слушает. — С… с котёнком действительно всё будет хорошо? — Конечно. — Хибари фыркает, и уголки его губ приподнимаются, пока рука треплет меня по голове, заставляя зажмуриться и посмотреть в пол то ли от смущения, то ли от неожиданности действий не слишком-то тактильного мальчика. — Я обещаю, что он вернётся к нам живым и здоровым. Не переживай так. Конеко. — Конеко? — удивлённо вырывается, и я поднимаю взгляд на друга — у того в глазах привычно веселящиеся черти. — Ты пугливая и потерянная, как Бродяга, — поясняет Кёя, отчего я невольно смущаюсь и туплю взгляд, в надежде скрыть полыхающие уши — получается не очень. — А ещё маленькая и милая — кусаться толком не умеешь. — … А вот сейчас обидно было.***
На следующий день мы встречаемся точно у ворот клиники, и Кёя выглядит таким радостным, что на мгновение у меня мелькает мысль о том, что следовало бы проверить его температуру — видеть улыбающегося больше, чем пару минут, Хибари немного… непривычно, да. Но причина такого счастья друга достаточно быстро становится известна, потому что держать в себе это обычно хмурый мальчишка просто не может и с жаром рассказывает, как весь вечер уговаривал родителей взять Бродягу к себе. И если отец его был не особо-то и против, то вот матушка противилась до последнего, пока сын не начал уже откровенно закатывать истерику, чего она вытерпеть была не способна. — Ну ты даёшь… — придя немного в себя, говорю, не в силах переварить вываленную информацию и не соответствие ожиданий с реальностью. — Вау. Кёя горделиво вздёргивает нос и тут же переключает внимание на открывшиеся двери, из которых выходит его отец с переноской, где едва слышно попискивает котёнок. Хибари-старший улыбается приветливо и машет нам рукой, со смехом отдавая переноску в руки сына, который не желает оставлять нового питомца ни на секунду. Я смеюсь, прикрыв рот рукой, и чуть приседаю, чтобы разглядеть малыша через сетку сумки. Чёрный комочек шерсти даже в темноте и при таком обзоре выглядит довольно неплохо и смотрит на меня своими светло-голубыми глазами так внимательно, словно помнит маленькую девочку-спасительницу, и это заставляет меня улыбнуться нежно, со всем тем облегчением, что снизошло на меня в этот самый миг. — Ну, привет, Бродяга, — говорю, дотрагиваясь пальцем до сетки. Котёнок, будто понимая моё приветствие, неуверенно касается этой же сетки ровно в том месте, где и мой палец, отчего я невольно пропускаю смешок. Кёя надо мной тоже улыбается, едва приподняв уголки губ, но так ласково, что сердце замирает, и почему-то в голову приходит мысль, что мы похожи на родителей, у которых только-только родился долгожданный ребёнок, которого они любят всей душой. Глупая ассоциация, но… Мне бы действительно хотелось быть матерью, что ласково поёт колыбельные каждую ночь.