Фениксы Аксеота

У Дерафены тонкие фарфоровые запястья: Киварр обожает губами приникать к вязи голубоватых жилок, проступающих под кожей, и полушутливо хвастаться, что только ему дано чувствовать ритм её жизни. Киварр не ревнив — иной бы никогда не сумел прижиться подле Дерафены. Она умеет любить всей душой и всегда хранит возлюбленным верность, однако решительно отказывается считаться чьей-либо собственностью. Киварр на это и не претендует и позволяет Дерафене сверкать для всех — немеркнущим, несравненным солнцем подземья. — Пытаться загнать тебя в клетку — затея не просто пустая, но ещё и до безобразия глупая, — объясняет он всякий раз, когда Дерафену начинает задевать его, казалось бы, равнодушие. — Пусть о твоём превосходстве знают и другие! Мне самому достаточно и того, что твоё сердце бьётся в такт моему. — Ты чувствуешь ритм моей жизни, — подхватывает, усмехаясь, Дерафена, и ссора их, так и не начавшись, почти всякий раз перетекает в близость. Киварр нисколько не льстит своей возлюбленной. Она отличная чародейка-арканистка, впитавшая в себя лучшие традиции старой Бракады: не только красива, но и умна, образована — отменно владеет двумя школами магии и в совершенстве знает семь языков старого и нового мира. Поклонников у Дерафены всегда было много, но никому она не давала ложных надежд — и никогда не вытягивала из ухажёров услуги и дорогие подарки. В подачках Дерафена не нуждается, а вот интересных собеседников очень ценит; жаль, что очень немногие видят в ней именно собеседника. Дерафена давно знает, что некромант Мазеллиан влюблён в неё — и как тяжело для женщины служить объектом такой безнадёжной страсти! Будешь вежлива и деликатна, и окажется, что заморочила бедолагу ложной надеждой; будешь открыта и бескомпромиссна и прослывёшь невоспитанной дикой стервой, с которой нельзя иметь дела. Дерафена ищет баланс — с переменным успехом, — и держит таких Мазеллианов на расстоянии вытянутой руки. С ними порой интересно обмениваться заклинаниями, однако дружить, пожалуй что, слишком опасно. Некоторые попросту не имеют чувства меры: сблизишься с таким по-приятельски, и в итоге окажется, что ты, стерва эдакая, бесстыдно играла его нежными чувствами! Дерафена учтива, в меру разговорчива, но Мазеллианом как не-собеседником совсем не интересуется. Будь он хоть распоследним мужчиной на Аксеоте, она бы вряд ли согласилась с ним переспать… Да и как на кого-то другого смотреть — даже гипотетически, — когда рядом с тобой Киварр? Гномская и человечья кровь перемешались в любовнике Дерафены причудливым образом: не угадаешь так сразу, кем были его предки, а лёгкую чуждость всё-таки чувствуешь. Киварр не то чтобы высок — в сравнении с другими мужчинами, — а всё-таки обгоняет Дерафену на целую голову. Черты лица у него резкие, но по-своему гармоничные, плечи — широкие, а голова — ясная. Маг из Киварра посредственный, зато с оружием он очень хорошо ладит: на топорах и мечах ему нет равных. Впрочем, сила сочетается с Киварром с редкой нежностью: когда он целует её запястья, Дерафена чувствует, что Энрот не зря выгорел в огне Расплаты — ведь именно это дало им возможность встретиться. Их связало нечто для Дерафены совсем непривычное, но оттого — вдвойне драгоценное. Любовь? Наверное, что-то подобное пытаются ухватить в своих строках барды... Дерафена не сентиментальна, но упивается каждой минутой их на двоих разделённой неги. Киварру нравится перебирать её волосы; он вплетает в них ленты, цветы, нитки речного жемчуга, и Дерафена мурчит, льнёт к любовнику, словно кошка, и улыбается так, как никому до того не улыбалась... Именно этим они и занимаются — тёмным и томным вечером, в пахнущих розовым деревом и сандалом покоях, — когда их уютную тишину взрезает пронзительный, резкий хруст, и Киварр заваливается набок. Дерафена — не лучший дуэлянт и всё же она почти вовремя оборачивается — и видит Мазеллиана, готового ударить снова. Гномьего сопротивления магии Киварру не досталось — чары снесли ему полголовы. Крик стынет у Дерафены в горле, но за мгновение до того, как заклинание Мазеллиана срабатывает, она успевает отделить душу от тела, сама не до конца понимая, зачем это делает. Призраком, энергетическим слепком она парит неподалёку, незримая, и наблюдает, как Мазеллиан заковывает её в тонкий чародейский лёд… Как он попал сюда? Чего добивается? Дерафена судорожно просачивается сквозь пышный ковёр и каменную кладку, пока Мазеллиан не сообразил, что что-то в его сложной схеме пошло не так. Дерафену он не замечает… Её вообще никто больше не замечает: ни старые друзья, к которым она пытается обратиться за помощью, ни заклятые враги, которым она надеется предложить взаимовыгодный союз, ни случайные люди, попадающиеся на пути. Дерафена в отчаянии: трудно себя убедить, что это происходит на самом деле, а снится умирающему разуму. Трудно поверить, что Киварр и правда погиб, погиб так нелепо и страшно — но через пару недель горечь разбитого сердца уходит на второй план и затеняется горечью совершенно иного рода. Дерафена пытается не забывать, каково это — быть живой, и отчаянно скучает: по ветру в волосах, по гладкости шёлка на коже, по пьяной истоме, которую оставляют слишком много бокалов игристого… Теперь она неожиданно понимает, почему так быстро сходят с ума бесприютные призраки, но ей самой только ум помогает держаться. Путешествуя по подземью, женщина-призрак смотрит и слушает, копит чужие тайны — и ждёт своего часа. К Мазеллиану заглядывать слишком больно, и всё же Дерафена заглядывает: её не-убийца, смирившись, видимо, с тем, что утоление чувственных желаний ему никогда не светит, стал вампиром. Дерафена рада — боится представить, что этот безумец мог бы сотворить с её безжизненным телом, если бы плотское вожделение его не оставило. Впрочем, нынешняя одержимость Мазеллиана немногим лучше: он часами разговаривает с безответной заледенелой куклой, рассказывая ей о своих буднях, читая стихи, засыпая цветистыми признаниями... Дерафену бы, наверно, стошнило, обладай она телом: в бесчувственности есть свои плюсы! Год струится за годом, и на её пути появляется Солмир ибн Вали Барад — джинн-метаморф, чистая магия, облачённая в подобие человеческого тела. Впрочем, Солмир заходит дальше большинства соотечественников: у него, например, две вполне человеческие ноги — если не обращать внимания на их ультрамариновый цвет. Но главное — то, что Солмир призрака видит и слышит, и все вложения в информацию окупаются десятикратно. Дерафена знает, где находится артефакт, что ищет мятежный джинн, и предлагает ему выгодную сделку — но не способна на этом остановиться. Дерафену видят, и она флиртует, перегибая палку, кокетничает, отчаянно переигрывая, и судорожно пытается вспомнить, как пробуждать желание. Она играет призрачными волосами, и сама порой забывая о собственной бесплотности, манит аккуратными недомолвками и с успехом натравливает Солмира на Мазеллиана. Исход их поединка был с самого начала понятен. — Поцелуй меня, и чары развеются, — шепчет Дерафена, когда Солмир находит её заледенелое тело. Никакой романтики в этой просьбе нет — энергетический оттиск джинна всего лишь поможет ей зацепиться за отторгнутую оболочку, — и всё-таки, открывая глаза, Дерафера понимает, что будет делать дальше, ибо отчаянно жаждет вновь расчертить границы своего тела. Вспомнить, каково это — чувствовать и желать... Вскоре Дерафена узнаёт, что Солмир не ограничился ногами, и то, что между ними, тоже вполне себе человеческое — если не брать в расчёт цвета, — и господин ибн Вали Барад умеет с этим добром управляться. Им хорошо вместе, но, пробыв с Солмиром пару недель и указав ему на артефакт, Дерафена уходит. Она не сомневается, что бывший раб Гэвина Магнуса точно её поймёт и не станет отряжать погони, и искренне желает Солмиру победы в его войне. В первый же день самостоятельных странствий Дерафена попадает под дождь и промокает до нитки: по волосам струится вода, сапоги хлюпают, а с губ непроизвольно срывается радостный тихий смех. Дерафена наконец получила свободу: теперь пришло время учиться жить заново.