***
Один без особого энтузиазма слушал рассказ Тора о том, что произошло в Мидгарде, его внимание было сосредоточено на изменении динамики между двумя его сыновьями. Тор стоял на полшага впереди Локи, его тело было согнуто в защитном жесте, когда он страстно просил о милосердии для брата, который однажды выпустил Разрушителя на него и его любимую смертную. — Локи, что скажешь ты? — Один перевел взгляд на Локи, сына, которого он когда-то считал ценным приобретением и орудием, и которым он дорожил, как ребенком сейчас. Схватка с ним остановилась в промежутке нигде, что одновременно пугало и злило*. — Я согласен с Тором, — Локи невозмутимо ответил на его пристальный взгляд, но больше не уточнил ничего. Что странно, ведь Локи всегда был свободен в своих словах, и молчание было так же неестественно для Локи, как тишина для Тора. Одину нравилось думать, что он знает о своих сыновьях по крайней мере это. — Очень хорошо, настоящим я признаю тебя невиновным в преступлении на территории Мидгарда, поскольку твои действия были делом твоей руки, но не твоего ума, — доказательства были убедительными, и влияние Скипетра могло объяснить преграду, с которой столкнулся Один, когда попытался посмотреть на битву между Читаури и новыми братьями Тора по щиту. Тессеракт и Скипетр лежали перед троном, два голубых сияния зловеще контрастировали с золотыми залами, как предвестники грядущей великой угрозы. Суд погрузился в хаос, крики о имени врага, который поработил Трикстера, смешались с криками недоверия к Лжецу, говорящему правду. — Безумный Титан придёт за Девятью Мирами, — Локи ответил спокойно, голос был слишком ровным, чтобы быть естественным. Фригга напряглась рядом с ним, она всегда души не чаяла в Локи, с тех пор как он был младенцем, которому она согревала ледяные пальчики ног. — Мой король, — она нежно, но твердо положила ладонь на его руку. — Прежде чем мы перейдем к другим обвинениям, выдвинутым против Локи, я считаю благоразумным напомнить суду, что я доверила трон Локи, пока ты спал, а Тор был изгнан. Поэтому все обвинения такого характера должны рассматриваться как вызов действиям законного регента. Глаза Локи при этом расширились, он смотрел на мать и моргал, как будто боялся, что это мираж, но так медленно, как будто он не смог бы вынести, если бы это было так. — Принято к сведению, Моя Королева, — не имело значения, что Локи уклонился от ответа на ещё одно преступление, его незаконного использования Бифроста на Йотунхейм будет достаточно, чтобы осудить его. Ради Асгарда и мира между Мирами, Локи должен быть наказан за этот акт войны и его амбиции должны быть обузданы. — Однако... Один знал, что Фригга не станет оспаривать это обвинение. Поддержание Королевской власти имело первостепенное значение, особенно с приближением военного времени. Асгард превыше всего.***
— Все будет хорошо, Локи, — сказал Тор, поднимая Мьёльнир с того места у стены, где он находился. Его длинный шаг покрывал расстояние в шесть шагов. Комната казалась маленькой по сравнению с огромным городом за окном. Он спрятал свою гримасу за плащом и застегнул его на плечах. Ему всё ещё было больно, что Локи был заперт в своих покоях — на неопределенное время, пока он не докажет свое раскаяние — но это был гораздо более предпочтительный исход. Комната была большой, в отличие от удушающих стен темницы. Воинственная троица и Сиф были наиболее громкими в своих протестах по поводу снисходительного приговора, с презрением относясь к Локи, плохо замаскировав это под заботу о Торе. Когда-то Тор согласился бы и даже раздул пламя, разжигающее характер Локи. Больше нет. Только не после того, как Тони с редкой торжественностью подошел к нему, когда они ждали прибытия ЩИТа. — Хей, Здоровяк, — Тони забарабанил пальцами по столешнице, серия быстрых и резких постукиваний, как скачущие в бой лошади. — Когда ты вернешься домой, тебе придется вести все разговоры, если ты хочешь, чтобы твой сводный... — его бровь изогнулась так, что это говорило о многом из того, что он знал и что чувствовал по этому поводу. — ...братец, ну, не умер. Тор нахмурился. — Я сделаю все от меня зависящее, чтобы защитить Локи, но не лучше ли ему говорить от своего имени? Он одаренный рассказчик. — Именно, — усмехнулся Тони. — Рассказчик. — Я не понимаю. Пальцы Тони замерли, и внезапная тишина стала оглушительной. — Он известен как Кующий Ложь*, Тор. Тор моргнул. Выражение лица Тони меняется от разочарования до смирения, которое Тор часто видел на лице Локи, обычно предшествуя длинному объяснению с едкими замечаниями об отсутствии у Тора смекалки, и которое он не видел в течение нескольких столетий. — Мы можем поговорить о том, как он получил это очаровательное прозвище в другой раз, что важно прямо сейчас, так это то, что никто не поверит парню, который буквально известен за ложь. Так что тебе придется взять на себя всю тяжелую работу, понимаешь? Голова Тора резко дернулась вперед, как будто его шея была неспособна выдержать вес новых осознаний, вливающихся в его разум. Ему удалось взять себя в руки и превратить неожиданный рывок в целенаправленный кивок. — Да, Человек из Железа. Даю своё слово. — Хорошо, — Тони принял это легко, как эхо того, как Асгардцы отвечали на обещания Тора. — Всё хорошо, Тор, — Локи закатил глаза, уголки его губ все еще были резкими, но уже не такими острыми. Это было улучшением. — Настолько, насколько это вообще возможно. — Действительно, — Тор кивнул, понимая, что им еще предстоит пройти довольно долгий путь, прежде чем они смогут вернуть друг другу звание брата, но теперь он мог видеть путь.***
Асгардцы не славились своей утонченностью. Это было очевидно для любого постороннего, кто смотрел на яркое великолепие замка, и мучительно для Локи, который всегда чувствовал, что золотые залы были агрессивно показушными. Он чувствовал облегчение оттого, что оказался запертым в собственных покоях, обставленной дубовой мебелью и акцентированным в цветах зеленого леса. Слуги, как бы небрежно они ни исполняли свои обязанности, склоняли головы, принося ему еду из кухни и меняя книги на те, что были в библиотеке. Однако, выйдя в коридор, они принимались сплетничать и язвить. Кующий Ложь. Трикстер. Златоуст. Когда Локи был моложе, он гордился этими прозвищами и претендовал на них как на трофеи, потому что у него их не было. До тех пор, пока не стало ясно, что всегда есть насмешка над Кующим Ложь, глумление рядом с Трикстером и сарказм со Златоустом. Они низвели его до одного аспекта всего его существа и сделали его личность менее заметной, чтобы подчеркнуть его проступки. Часто он мог провести целый день без того, чтобы кто-нибудь произносил его имя. Это действовало ему на нервы, как чрезвычайно тупой нож. Достаточно тупой, чтобы оставить синяк, но недостаточно острый, чтобы порезать. Повреждение оставалось под кожей и глубоко в костях, заставляя его напрягаться и чувствовать боль от отметин, которые никто не мог видеть, и только он мог чувствовать. В Мидгарде было то же самое. Поначалу. Локи Одинсон, приемный брат Тора и своенравный почти-сын Одина, когда всё, что он хотел, было просто быть. Желание, которое не могло быть исполнено, которое Локи выбросил в колодец, как еще одну пресловутую монету, и которое каким-то образом поймал умный смертный. У Тони был целый перечень бессмысленных прозвищ, которые он поровну раздавал своему кругу. Прозвища полные ласки, а не насмешки. Локи не знал, что титулы можно присваивать с помощью полёта фантазии, и Тони делал это с грациозной легкостью, которая была совершенно чуждой, и в то же время совершенно завораживающей. Это напомнило Локи о первой встрече с его магией. У Тони была магия другого рода, рожденная из металла и изобретательности. Он командовал доспехами так же легко, как и своими собственными конечностями, и создал свет, который вел его из темноты. Но самым впечатляющим из его подвигов был тот, которого он сам, казалось, не осознавал. Создание души. Джарвис. Локи впервые заподозрил это, когда ИИ спросил предпочтительную фамилию Локи. — ЩИТ записал вас как Локи Одинсона, — заявил Джарвис. — Однако, учитывая недавние события и раскрытие Мистером Одинсоном вашей новой семейной динамики... — Локи выгнул бровь в ответ на вежливое перефразирование. —... Я чувствую, что было бы лучше перепроверить. Старк наблюдал за их беседой выразительными глазами, сверкающими любовью, гордостью, интригой и весельем. — Я знаю, в чем дело, — ухмылка тронула уголки его губ. — Ты хочешь, чтобы Локи дал тебе другое имя, чтобы ты не запутался. — Да, Сэр, — нараспев произнес Джарвис. — Вы меня поймали. Я просто довольно неопытная система. Два Одинсона? Не вычисляемо. Ошибка. Ошибка. Локи невольно улыбнулся, когда Старк повернулся к нему взглядом "видишь-что-я-должен-терпеть?". Было ясно, что они оба наслаждались этой шуткой, и Локи тоже, купаясь в тепле их легкой привязанности друг к другу. — У меня много имен, конечно, вы можете найти их в интернете, — он закатил глаза, услышав недоверчивый вздох Старка. Мидгардская технология была новой, но не сложной. — Приспособляемость равносильна живучести. — Это должно быть где-то на мотивационных плакатах. Сделай это, Джарвис. — Да, Сэр. — А теперь скажи мне свое имя, Оленьи рога, — повернувшись к Локи произнес Старк, язык его тела был неосторожен таким образом, что предполагал, что он либо наивно доверял ему, либо не считал Локи угрозой, оба варианта казались маловероятными, учитывая вид проницательного интеллекта, с которым он манипулировал Тором. Тайна мотивации смертного зажгла и без того ревущий огонь любопытства. Взгляд Локи скользнул по свободно переплетенным пальцам, сжимающим пустую бутылку "Mike's Hard Lemonade" и покоящимися в заманчивом треугольнике, очерченном вытянутыми ногами Старка. — Расскажи мне свои, — слова царапнули его внезапно пересохший язык. — У меня много имен, конечно, вы можете найти их в интернете. Услышав свои собственные слова в голосе Старка, Локи почувствовал дрожь в позвоночнике, покалывание, которое расцвело в тепло от ума этого невозможного смертного, и которое быстро превратилось в лёд, когда Старк заговорил снова. — Абсолютный вундеркинд. Торговец смертью. Железный человек. Консультант, — он бесстрастно перечислил их один за другим, единственным признаком его огорчения было то, как его пальцы теребили этикетку бутылки. — Футурист, — этикетка порвалась. — А что предпочитаешь ты? — Тони. Локи хмыкнул, предпочитая не комментировать неприличие воина, предпочитающего уменьшительную версию своего имени, а затем решительно отвергая эту Асгардскую идею, как только он понял, откуда пришла эта мысль. — Среди прозвищ в Асгарде, фаворитом для меня является — Кующий Ложь. — Я не спрашивал про Асгард, я спрашиваю у тебя, — золотые искорки в его карих глазах горели с силой, и Локи получил ответ на вопрос, как смертному удалось создать душу без сверхъестественной помощи. — Локи, — вес единственного имени одновременно и закрепил его, и освободил. — Я Локи. Тони улыбнулся, довольно и одобрительно. — Мне это нравится. Локи почувствовал, как уголки его губ дернулись в ответ, и сдался от всего сердца. Голос матери вырвал Локи из задумчивости. Она приходила каждый день, и они вдвоем обсуждали книги. Сначала он был обижен тем, что ему придется скоротать вечность за чтением, но потом он увидел том, который она положила на его стол: Волшебник Земноморья. Это была история о молодом маге, который сначала пришел к согласию, а затем к миру со своими силами. Фригга читала её ему после того, как он обнаружил свою магию и мучился над еще одной аномалией, которая отличала его от остальных. Асгард был известен своими магическими артефактами, а не носителями. Ностальгия побудила его перевернуть первую страницу, и прежде чем он успел это осознать, он закончил рассказ, и его предательское сердце смягчилось. Как бы он ни злился на неё, из-за участия в обмане Одина, она была его матерью. Он любил её так же, как она любила его, что было доказано её искусным и упреждающим снятием обвинения в измене из его списка преступлений. Боль от предательства уменьшилась, и Локи был спасен от того, чтобы стать рабом собственных шрамов. Хорошо это или плохо, но Тони ничего не знал ни о судьбе Локи, ни о будущем Асгарда. Тор не раскрыл ничего существенного о Мстителях, кроме почти-вторжения и с трудом завоеванной победы, прежде чем объявить празднование его возвращения. Скудость информации вызывала дискомфорт, но это было лучше, чем ничего. Локи сохранял осторожность, несмотря на добавленных часовых снаружи хранилища Асгарда, чтобы защитить добычу от войны с Мидгарда, и надеялся, что такое событие может воссоединить его и смертного, который вкусил бездны и держал звезду в груди.***
Фригга бросила на слуг злобный взгляд, контрастирующем с её приятным тоном, когда она пронеслась мимо них в покои Локи. Позже она поговорит с ними об их вопиющем неуважении. — Локи, — она подошла к сыну с распростертыми объятиями, и теперь он ответил ей тем же, что было лучше, чем в первый раз, когда она обняла его почти полтора года назад. Когда она навещала его после того, как доставила книгу, которая всегда приносила им приятные воспоминания, она ожидала холодного молчания или гневного отказа. Вместо этого Локи предложил ей почитать ему, скорбно бормоча о друге, которого больше не было в пределах досягаемости. Кем бы ни был этот незнакомец, она была ему благодарна. — Матушка, — Локи положил её руку на сгиб своего локтя, и провёл её к двум креслам с откидными спинками у камина, чтобы обсудить их последнюю книгу. В мире литературы, построенном на параллелях и метафорах, было легче говорить о прошлых и новых обидах. Когда Локи потянулся к ее руке, сжимая её в своих ладонях, как Фригга делала много веков назад с его маленькой рукой, это было почти как прощение.***
На Свартальфхейме Малекит проснулся в своем корабле с чувством цели, которое текло по его венам и покалывало в костях. — Эфир пробуждает нас. Схождение близко.