Эти линии

Моя любовь сидит со мною рядом. Мы выпиваем с нею все мои печали. Мне с нею словно в детстве сладко, О ней я плачу долгими ночами.

      Поздний вечер в поместье МакДак сопровождался приглушенными звуками посудомоечной машины да телевизора с включенной «Османской империей».       Двое старших близнецов Дак молча сидели на диване. Напряжение висело в воздухе грозовым облаком, не спешащим низвергнуть из себя непогоду. Нет, Хьюи и Дьюи были не в настроении не друг из-за друга. Из-за Луи, который уже четвертый раз за две недели возвращается домой заполночь. Средний близнец, переехавший обратно в их совместную комнату только недавно, присутствовал при «поимке» младшего брата впервые. Хьюстон обрисовал ему ситуацию предельно сжато, но все же вполне понятно: Луи три раза за неделю уходил на тусовки к Монике и ее друзьям. После того, как блудный брат вернулся на свою законную среднюю полку, младший парень поостыл, но сегодня, видимо, снова не сдержался. На кой черт ему это надо, что он там делает и не прифигел ли он — все эти вопросы оставались без ответов. — Почему ты мне не говорил? — вдруг негромко спросил Дьюи.       Он полулежал на диване, скрестив руки и хмуро пялясь на творящийся на экране беспорядок, даже не пытаясь его анализировать. Хьюи повернулся к нему и почти сразу поймал ответный взгляд. — Он попросил никому не рассказывать, — немного помедля ответил он. — Даже мне? — этот вопрос сочился такой болезненностью, но юные сурки не должны врать в таких случаях. — Особенно тебе.       Дьютерономий сначала остолбенел, а затем на секунду его лицо скривилось от боли и обиды. Луи попросил скрыть от него что-то… вот такое. Как будто хотел от него изолироваться.       Нет, конечно, он понимал, что сам не лучше в каком-то смысле: осознав возвращение старых чувств, он ничего брату не сказал, решив, что для них будет лучше держать определенную дистанцию. Но черт возьми. Луи на него смотрел тем самым взглядом затравленной собаки, вот только на этот раз подойти было страшно. Пострадало так много чувств, что простой разговор вызывал в душе первобытный ужас.       Именно поэтому они оба ограничивались приветствиями утром, стандартными фразами днем и пожеланиями добрых снов вечером. Все. Неудивительно, что Ллуэллин захотел что-то от него скрыть. Наверное, в отместку помогая строить стену между ними.       Дьюи думает, что если бы брат стал просто его игнорировать, то он бы все понял и принял. Чтобы вернуть все в правильное русло, им надо несколько… отдалиться. Это необходимая мера.       Вот только то, что Луи творит в данный конкретный момент не является тем, что его близнецы примут и поймут. Какого вообще хрена? — Почему ты тогда сказал? — почти неслышно проговорил синий парень.       Хьюи сочувствующе на него посмотрел. — Потому что я не собираюсь делать каждый звиздец, о котором он меня просит.       Когда они наконец слышат тихие шаги в коридоре, часы показывают почти час ночи. Оба прислушиваются. Звуки шарканья ступней по полу стихает у двери в гостиную, слышится тяжкий вздох, а затем Луи входит в помещение. Он выглядит лишь немного нервным ровно до того момента как огибает диван и видит на нем не только Хьюстона. Они с Дьюи встречаются взглядами и младший мальчик на секунду дико паникует. А потом хмурится и бросает, адресовывая красному близнецу: — Предатель. — Придурок, — не остается в долгу тот. — Ох, не начинай снова, — парень закатил глаза.       Дьюи смотрел на него. На каждый сантиметр, освещенный лишь тусклым жидкокристаллическим экраном телика. Луи пил, это точно, но он не был пьян, что очень хорошо.       Глаза обжег включившийся свет и мальчик поморщился.       Когда Хьюи только обратился к нему, посвящая в тайну младшего брата, Дьюфорд сразу же представил того в полусознательном от количества выпитого состоянии, не способного даже ходить или стоять прямо, с заплетающимся языком и жутким перегаром. Ничего из перечисленного за злым близнецом не замечалось, так какой смысл был вообще всю эту бучу поднимать? — Дью, ну хоть ты ему скажи! — вдруг обратился к нему старший брат. — Что сказать? — переспросил он, понимая, что прослушал полностью всю перепалку. — Что он не может каждую неделю уходить куда захочет пить с кем попало!       Дьюи перевел взгляд на младшего брата, сейчас сидящего на пуфике для ног, и понял, что просто не может ему это сказать. Луи в общем-то может делать что хочет и уж явно не им двоим ему что-то запрещать. Они его как бы меньше чем на час старше.       Луи тоже это понимал, но почему-то не посылал их с их покровительством куда подальше. Он сидел, сгорбившись и спрятав руки в карманы толстовки. Как будто и не было всех этих лет. Как будто им все еще двенадцать и братья отчитывают его за излишний снобизм. Правда смотрит он сейчас совсем иначе. Он тоже ждет от Дьюи реакцию. И Дьюи ему ее дает. — Хью, пусть что хочет делает, — наконец говорит он и лица его братьев совершенно одинаково вытягиваются. — Ему не пять лет, голова на плечах есть. Он же и сейчас нормальный пришел. Пусть потусуется в юные годы.       На лице старшего брата на секунду промелькнуло сомнение. Он как-то и не задумывался о другой стороне медали. Ему всегда казалось, что тут замешаны исключительно негативные замашки, но если Луи не переходит черту, то все ведь нормально? Действительно, они же он не под забором находят — сам приходит живой и здоровый. — Ладно, — говорит он устало, но сразу же добавляет, — но держи себя в руках. А я иду спать. Спокойной ночи. — Ладно, — тупо повторил младший мальчик, — спокойной. — Ночи, — закончил за него Дьюи.       Когда старший брат покидает комнату никто из них не двигается со своего места. Острая потребность в разговоре, подкрепленная неожиданным уединением, не позволила упустить возможность.       Вот только слова не шли никак. — Спасибо, что помог уговорить его, — наконец начинает Луи, неловко потирая шею. — Помог? — усмехнулся Дьюи, пытаясь разрядить атмосферу. — Я сам его уговорил, пока ты тут сидел и молчал.       Эта дружеская подколка подействовала хорошо. Будь это игрой, синему близнецу бы дали +2 очка отношений.       Луи улыбнулся и впервые за две недели взглянул на брата прямо. Дьюмен тоже ему улыбнулся, но затем посерьезнел. — Почему ты туда ходишь? — ненавязчиво спросил он, а затем еще тише добавил. — Там есть Тиа? — Нет, — поспешно отвечает зеленый парень, — и у меня тогда с ней ничего не было. — Ага, я знаю. Хьюстон сказал, — кивнул средний отпрыск клана, пожимая плечами. — Почему ты тогда спрашиваешь? — Потому что тебе же хотелось.       Повисло секундное молчание. — А еще мне убиться тогда хотелось потому что… — Ллуэллин запнулся, — потому что все так. — Да, понимаю.       Они еще немного помолчали. Было грустно, печально, одиноко и больно. Не сильно, но все же. Когда Дьюи вернулся в их комнату, Луи искренне надеялся, что они разрешат все вопросы, сгладят углы и развеют напряжение, но ничего из этого не произошло. У них банально не вязался разговор, им не удавалось посмотреть в глаза, не выходило просто спокойно находиться рядом. Парень ждал, что брат наконец решится, но тот, похоже, имел свой собственный план действий. Очень ранящий план. У них ведь действительно было что-то вроде взаимности. Он действительно приревновал. Он… — Ты ведь тоже любишь меня? — спросил Луи, смотря на носки своих кросовок.       Дьюи посмотрел на него, а затем тоже предпочел переключиться на что-то другое.       Щеки мягко загорелись. — Да, люблю, — голос дрогнул.       Младший брат поднял голову. — И это ничего не меняет? — Ничего, — подтвердил средний близнец. — Что бы там ни было, мы с тобой братья. Так будет лучше. Ты сообразительнее меня, так что и сам это знаешь.       Они встретились взглядами. — Ага, знаю, — младший парень поднялся на ноги и пересел на диван, приваливаясь к чужому боку. — Можно я в последний раз вот так посижу? — Не думаю, что братьям нельзя так сидеть, — невесело усмехнулся Дьюи, приобнимая его за плечи. — Важно не то, как ты сидишь, а то, какой ты смысл в это вкладываешь.       Второй близнец невольно проникся этой фразой. Ему было грустно. Вот вроде так правильно, а вроде… разве должны правильные решения быть такими болезненными? Он сглотнул ком в горле и неожиданно даже для себя положил на брата и вторую руку, обнимая его за плечи со спины и прижимая к себе.       Они сидят молча несколько минут. Луи мягко поглаживает чужие запястья, а Дьюи пару раз касается губами его волос на затылке.       Они даже не целуются ни разу потому что знают, что так будет еще больнее. Просто сидят, пытаясь использовать оставшееся время на то, чтобы закончить на спокойной ноте то, что только началось и не успело перейти все грани. И никогда уже не перейдет. — А где Вебби? — спрашивает злой близнец, вспоминая, что подруга должна была сегодня пойти на свидание. — У Лены ночует, — просто ответил ему брат и оба немного зависливо хмыкают.       Когда первые лучи восходящего солнца начинают окрашивать небо в пастельные цвета, Луи поднимается с дивана, нехотя выскальзывая из объятий, и, повернувшись, улыбается.       Он бы не отказался сидеть так еще несколько часов, дней и недель, но ком в горле и покалывание в носу предупреждают его о скором появлении слез. Ему не хочется плакать при брате, поэтому он держится. — Снова братья и ничего другого?       Он протягивает руку и Дьюи ее немедля пожимает. — Да, звучит хорошо, — хмыкает он. — Но помни, что ты обещал Хью держать себя в руках.       Младший парень смеется. Они отпускают ладони друг друга. По дороге в комнату Дьюмен сворачивает в ванну и долго сидит там, зажимая рот руками, чтобы не заорать в полный голос от отчаяния и боли. Злой близнец наоборот лежит в кровати и не издает ни звука — слезы просто застилают ему взор.       Когда наступает время просыпаться, они не выдают себя. Их соглашение вступает в силу, так что все становится на круги своя. Никто их ни о чем не спрашивает. Всем и без слов все ясно.       Все идет вполне нормально. Школа, секции, подготовки к окончанию года.       А через две недели у Луи рвет крышу.