Время — престранная штука

Воспоминания хранились где-то глубоко-глубоко внутри в подсознании. Мозг сам их туда запихнул, чтобы ни в коем случае не потерять. Чтобы не потерять все те годы, когда Баки защищал Стива от уличных хулиганов, которых Роджерс сам провоцировал на неравный бой — не жилось спокойно мальчишке!; чтобы не потерять сомнение в росте своего друга и благодарность, что тот вытащил его из плена. Он не хотел забывать, что человек, который был ему как брат, стал героем страны, и что сам Баки работал с ним в одной команде; их совместные бои, которые никогда не были простыми, но всегда были достойными. Ни в коем случае не потерять. Не потерять восхищение отцом и трепетную любовь к матери. Не потерять короткие воспоминания об Оливии Норд, о её ямочках на щеках, о её темно-синем платье с белой атласной лентой. О их недолгой, но теплой переписке, которую, черт возьми, прервал он, Баки, дурак! — и плен не мог стать оправданием. Когда Стив его вытащил, он был нескончаемо рад тому, что снова может воевать. Сражаться за свою родину, защищать тех, кто не может сам этого сделать, женщин и детей, стариков.Тем более, каждый бой делал его ближе к долгожданной встрече. Но когда к нему в руки пришел конверт, подписанный не Оливией, а её уже знакомой подругой Кэролайн, сердце заколотилось быстрее еще до того, как он открыл конверт. Он винил себя. Винил себя, потому что поклялся защищать, но её он не смог защитить. Что враг добрался до неё, когда он был бессилен, и что в тот момент он был бессилен ей помочь. Что она умерла, а он позволил этому случиться. Ему было невыносимо думать о том, что не будь он таким легкомысленным до призыва, не люби он так потешать свое эго, он бы нашел её раньше, он бы смог перевернуть их историю, и она была бы жива. Он заставил себя разжать кулак, в котором смялась записка от Кэролайн; он заставил себя встать с холма и вернуться в отряд. Он заставил себя сражаться за память о ней, за её легкие взмахи рук и за её звонкий смех. Он не мог потерять все то, что делало его человеком. Не мог потерять себя. Тем более он дал обещание. Ему необходимо было попасть в «Кафе у Люка». Поэтому глубоко-глубоко внутри, там, куда не мог добраться ни электрический стул, ни лучшие умы ГИДРы, жил сержант Джеймс Барнс. Иногда он являлся Зимнему солдату во снах, прямо перед пробуждением, но лишь на мгновения, чтобы показать ребенку ГИДРы, что он никогда не сдастся. Что он всегда будет сражаться за своих друзей и родных, за тех, кого ему не удалось спасти. За то, что он человек.