***
Луссурия вот уже битые двадцать минут с интересом рассматривал вход в маленький книжный магазин, с трудом найденный лишь по подсказкам новой подруги. Расположенный на узкой улочке, почти полностью скрытый за россыпью мальвы, флоксов, бугенвиллеи и лимонных деревьев в широких горшках, он словно прятался от посторонних, не желая быть найденным. Впрочем, Рехей, кажется, говорила, что для ее брата магазин — скорее отдых, чем реальный бизнес. Но в остальном, надо сказать, магазинчик был очень привлекательным: чистеньким, аккуратным, даже уютным. Наверное, именно поэтому убийца слегка колебался, не решаясь войти внутрь. Он уже привык к пристрастности людей, их непониманию его природы, взглядов на жизнь и себя, поэтому не хотелось разочаровываться в семье Рехей. И сразу понял, столкнувшись с совершавшей утреннюю пробежку молодой женщиной, что та является его родственной душой. Это было словно озарение: Рехей неуютно чувствовала себя в женском теле, выбирала только мужскую или свободную одежду, экстремально не собираясь мириться с недостатками собственного пола. Она считала себя мужчиной и не стеснялась показывать это окружающим. Такая энергичность, открытость, честность… словно глоток свежего воздуха. Луссурии нравилось общаться с новой подругой, заглядывать на огонек в ее фитнес-клуб, куда ходили очень немногие из-за необычности владелицы. Но те, кто посещал тренировки или уроки по самообороне, буквально боготворили женщину. Наверное, именно поэтому Рехей не сдавалась, не опускала руки, продолжая активно тренироваться. Поэтому Луссурия заволновался, когда его пригласили познакомиться с семьей. Как они воспримут нового друга сестры? И это они ведь еще не знают, где он работает… Пусть даже Рехей заявила, что ее братья «экстремально мировые парни», все же… Убийца вздохнул, напомнил, что не пристало офицеру Варии паниковать перед гражданскими, и вошел внутрь. — Добрый день, — поздоровались с ним из угла. Луссурия мгновенно повернулся в ту сторону, поразившись, как сразу не почувствовал, что в помещении кто-то есть. В глубоком кресле, закинув обтянутые джинсами ноги на пуф, практически возлежал миловидный юноша с длинными, до плеч, волосами. Луссурия отметил сразу и красивую стрижку, и строгий взгляд большущих глаз редкого янтарного оттенка, под которым становилось весьма неуютно, словно снова подал Занзасу говядину, а не телятину. Тонкость черт выдавала в незнакомце представителя Востока, но, скорей всего, кровь много раз смешивалась. — Добрый день, меня зовут Луссурия… Взгляд потеплел мгновенно, и атмосфера кардинально переменилась за считанные секунды. Луссурия ощутил себя под ласковым, приветливым солнцем. Парень отложил книгу, медленно поднялся. — Новая подруга Рехея! Приятно познакомиться! — он с видимым удовольствием пожал варийцу руку. — Спасибо, что присматриваешь и помогаешь моему старшему брату, — проникновенно произнес парень. Голос у него был приятным, а итальянский правильным, без малейшего акцента. — Ох, не стоит, — Луссурия против воли покраснел. Его редко благодарили настолько искренне за то, что ему не стоило ни малейшего труда, наоборот, доставляло удовольствие. — А ты… Прости, я немного запутался в братьях Рехей. — Тсунаеши. Будешь кофе или чай? Я сегодня испек кофейные бисквиты. — Спасибо, с удовольствием. Чай, если можно. — Располагайся, сейчас принесу. Ничего, что я сразу на «ты»? Просто Рехей столько о тебе рассказывал. — Ничего, мне очень приятно, — Луссурия сел в кресло рядом с тем, где лежал парень, огляделся по сторонам. — У тебя тут довольно мило. — Спасибо. Вот, что значит не подпускать родственников к важным делам, — засмеялись в ответ с кухни. — А где сам старший брат? — Рехей сказала, что хочет еще что-то прикупить, попросила меня идти вперед. — Тогда это надолго, — Тсунаеши вышел с подносом, ловко расставил заварочный чайник и чашки, тарелки с бисквитами изумительного кофейного оттенка. Луссурии сразу захотелось взять рецепт, босс обязан попробовать такую прелесть. И на вкус… м-м-м! — Божественно! — Рад, что понравилось. Наши должны скоро подойти, мы все хотели познакомиться с подругой Рехея. — А много вас? — М-м… — Тсунаеши сделал глоток чая, слегка прищурив глаза, подсчитывая. — Включая старшего брата, семеро. — И вы все родственники?! В ответ раздался совершенно прелестный слегка смущенный смех. Луссурия даже пожалел, что Тсунаеши не в его вкусе — такой хороший мальчик. — На самом деле, брат у Рехея только один, Хаято. Ты должен был видеть его, он занимается бухгалтерией клуба. — О, такой блондин, еще волосы часто в хвост забирает! Надо сказать, ему очень идут очки. — Точно. Мы учились в одном классе, вот и подружились. Потом к нам присоединился Рехей со своими старшими товарищами… Кстати, ты еще одного нашего братца должен был видеть — администратор в клубе. — Ламбо? А, да, помню. Такой милашка! — Ну, значит, с частью семьи ты уже знаком. Луссурия не смог подавить любопытства, тем более, парень напротив располагал к вопросам, совершенно не стеснялся говорить о сестре в мужском ключе… Это сказало убийце даже больше, чем хотелось бы. Такая сильная привязанность. — Ох, Рехей так повезло с семьей… — он все равно не мог переделать себя и с легкостью, как Тсунаеши, говорить о подруге в желаемом той ключе. — О, тогда Рехея все называли старшим братом, да и выглядел он соответственно, к тому же занимался боксом и всегда защищал младших. Это потом, когда… ну… — Тсунаеши слегка покраснел. — Когда грудь внезапно появилась, возникли проблемы. Но с другой стороны, старший брат всегда останется старшим братом. Если ему нравится что-то, мы поможем. Луссурия не удержал восторженный писк. — Так мило! — Да, наш Тсунаеши-кун такой, ку-фу-фу. От странного смеха по коже прошлись холодные мурашки. Развернувшись, Луссурия оказался под прицелом гетерохромных глаз. Парень с забавным хохолком на макушке уставился на него, как кот, опираясь руками на спинку кресла. Белоснежная водолазка облегала изящное тело, как вторая кожа. — Привет, я Мукуро, а это мой любимый младший братик Кея. Стоящий позади Мукуро брюнет сдержанно кивнул. Надо сказать, из всей уже виденной семьи именно Кея являлся, можно сказать, квинтэссенцией азиатских черт — раскосые сильнее всего глаза, невыразительная мимика. — С возвращением! — Тсунаеши уже спешил с очередной порцией сладостей из кухни. — Как подработка? — Просто замечательно. Сегодня идем в ночную смену. — Ага, удачи! — Экстремально удачи! — в магазин ввалилась Рехей, таща на прицепе высокого подростка с бейсбольной битой за спиной. — Смотрите, кого я встретил! Лусс, тебя здесь не обижали? — Аха-ха-ха, старший брат всегда такой энергичный, — новенький взъерошил волосы на затылке. — Привет, я Такеши. Приятно познакомиться. Луссурии показалось, что он в раю. Столько симпатичных, дружелюбных людей за раз, и ни один не пытается его убить. И это чувство абсолютного принятия… Поэтому домой, в особняк Варии, он возвращался в приподнятом настроении, нагруженный врученными Тсунаеши пакетами с угощением. Пусть владелец магазина казался младше некоторых членов семьи, именно он, судя по всему, являлся негласным главой. По крайней мере, руководил семейным хаосом вполне умело. И безболезненно, чему не сумел научиться босс. — Ах, у сестрички Лусси сегодня появилось много новых замечательных друзей! — пропел, хвастаясь, офицер, расставляя пакеты с выпечкой на столе. — Выдвигаемся на задание, мусор. Едем на «мирные переговоры», — на последних словах босс выразительно скривился. Воздух вокруг него дрожал от едва сдерживаемой ярости. И это одновременно говорило о недюжинной силе, которой обладали сейчас немногие. Уж точно не этот ублюдок Массимо. Сейчас отряд элитных убийц переживал не лучшие времена. Когда Занзас узнал про свое происхождение и невозможность унаследовать Вонголу, то демонстративно хлопнул дверью и, прихватив с собой верного Скуало, спрятался под крылышком тогдашнего главы Варии Тира, не реагируя ни на какие попытки приемного отца вызвать на разговор или спровоцировать. Можно сказать, это стало началом конца для отряда. С тех пор Внешний советник при активной поддержке Тимотео всячески пытался урезать права и свободы отряда, и, надо признаться, ему это удавалось. Тир, сваливший на пенсию, и Даниэла, как бывший босс, помогали, как могли, давили авторитетами, связями Императора и Восьмой, но ведь люди не вечны. Смерть этих двоих погрузила Варию в месячный траур. Все-таки Восьмая была женщиной со стальными нервами и яйцами, а ее приятель-Император мечей полностью соответствовал подруге. Отряд откровенно боготворил эту парочку. После их смерти стало только хуже. Приходилось быть осторожнее, деликатнее, проверять и перепроверять сотни раз каждое задание, каждую миссию, чтобы не вляпаться — Луссурия до сих пор помнил, как орал и матерился Скуало, когда они поняли, что очередная миссия должна была закончиться для Занзаса Колыбелью. Уход Тимотео от власти изменил не многое. Если Ноно просто не любил приемного сына потому, что тот приемный, нагулянный где-то кем-то из правящей линии бастард, способный вставить палки в колеса, слишком независимый и свободомыслящий, то Массимо жутко ненавидел «брата». За силу, харизму, абсолютную верность отряда, за то, что благодаря Занзасу и Скуало отряд вообще еще живет. Десятый мечтал Варию уничтожить, но сделать это так, чтобы остаться внешне не при делах. Совершенным добреньким сукиным сыном. Поэтому старательно мешал искать союзников, готовых поддержать отделение Варии от Вонголы. Подобное происходило раньше не раз. Группы отделялись от общей семьи, становились сравнительно независимыми, при этом сохраняя союзнические отношения, разрастались в полноценные кланы… Но ни одна из них не обладала на первых порах мощью и преимуществами Варии. Где элита боевых сил Вонголы? В Варии. Кто берет не числом, а мастерством? Вария. Кому готовы, пусть скрипя зубами, помогать несносные Аркобалено? Офицеру Тумана Варии. Стоит еще учитывать, что сохранять союз с Вонголой, то есть продолжать подчиняться ей во всем, Вария не собиралась. Массимо давил, провоцировал, куда более грубо, чем его папаша, но все равно действенно — Занзас кипел и из последних сил заставлял себя не торопиться. — Вроой, по машинам! Луссурия послушно загрузился на заднее сиденье рядом с Белом. Вот и сейчас ублюдок Массимо отправил офицеров отряда на «мирные переговоры», обязанные кончиться определенным образом — головой главы семьи на блюде. В прямом смысле. Как будто для этого требуются все они, включая босса! Как палить по воробьям из пушки. Мелочно, а потому еще более унизительно. Однако когда офицеры приехали, их ждала потрясающая картина — особняк уже был зачищен. Тела валялись то тут, то там, изломанные, избитые, на лицах некоторых маской застыл бесконечный ужас, сведенные судорогой пальцы цеплялись за оказавшееся бесполезным оружие. Повсюду витала аура смерти и Тумана. — Вроой, какого черта? — Скуало метнулся вперед, распахивая дверь. — Здесь то же самое. Семья, которую приказала уничтожить Вонгола, была уничтожена кем-то третьим. Не то, чтобы нечто удивительное в мире мафии, где нажить сотню врагов можно было одной-единственной фразой, однако сейчас неизвестные исполнители перешли дорожку Варии и Дечимо Вонголы, пожелавшему получить голову босса ублюдков. В одном из окон промелькнул человеческий силуэт. Офицеры молниями промчались через здание, не тратя времени понапрасну на обыск, лишь фиксируя отсутствие ловушек, пока не достигли зала приемов. Там, на обломках длинного овального стола, развалился грузный мужчина, значащийся боссом семейки. Все его массивное тело дрожало, по складчатому лбу стекал пот, а толстые губы едва заметно шевелились, пока он косился на уткнувшийся в складчатую шею трезубец. Возвышавшийся над ним молодой мужчина, коему, собственно принадлежал трезубец, нетерпеливо притоптывал ногой в высоком ботинке со шнуровкой, каждым звуком заставляя жертву вздрагивать, в то время как сам выглядел так, словно собрался на прогулку по парку, а не вихрем смерти прошелся по целому мафиозному особняку — облегающие джинсы невредимы, не заляпаны кровью, легкая куртка вальяжно расстегнута. Однако при всей пафосности позы и наряда черты лица молодого человека оставались удручающе простыми, безыскусными. Если увидишь такого в толпе, позабудешь в следующую же секунду. Никто из офицеров Варии не усомнился в наличии воздействия пламенем Тумана. Эта сила буквально изливалась из незнакомца, пульсировала, растекаясь по залу тонким, легким флером, неуловимо-хрупким, но при этом способным снести все на своем пути, если понадобится. Луссурия грешным делом подумал, покосившись на плавающего неподалеку Мармона, а не будет ли незнакомец посильнее их жадного офицера? — Кто ты такой, мусор? — вышедший вперед Занзас поигрывал пальцами на пистолетах, пока еще лежащих в кобурах на бедрах. — Ойя-ойя, Жаворонок, кажется, меня собираются обидеть! — ничуть не смутился парень. — Так тебе и надо, — из соседнего помещения вышел второй парень, на ходу вытирающий окровавленные тонфа обрывком занавесок. Его лицо с точностью до мелочей повторяло лицо туманника. Ну, точно, иллюзия. На внешность и голос. — Травоядное, почему он все еще жив? — в отличие от пафосного напарника, тот выглядел обыкновенным парнем в простой футболке и темных джинсах. Луссурия против воли загляделся на сногсшибательную фигуру, обтянутую тонкой тканью, на сильные бицепсы и предплечья. — Ты стал более разговорчивым, но не добрым, — надулся Туман. — Вроой, это наш заказ! — Сочувствую, — развел руками иллюзионист, — но мы выполнили его первыми. Занзас не стал размениваться на долгие речи, просто достал оружие. Он давно искал повод сорвать на ком-нибудь злость от дурацких приказов Десятого и вынужденного простаивания процесса отделения Варии от Вонголы. Руки второго загорелись фиолетовым светом — сильное, стабильное, активное Облако. Давненько Луссурия не встречал столь чистого пламени. В следующий момент меж красивых длинных пальцев возник маленький, умилительный ежик. Зверек повел длинным носиком, осмотрелся блестящими глазками-бусинками, испуганно пискнул, увидев направленные на него пистолеты… и Луссурия понял, что на самом деле означает словосочетание «способность расширения». Зал заполонили колючие сферы, чьи шипы напоминали иголки того самого ежика. И в тот же момент Занзас использовал свою самую сильную атаку. Офицеры едва успели убраться с линии огня, прежде чем пламя поглотило все. С треском огонь разошелся клубами, сжирая стены, занавески, мебель. От грохота рушащихся стен и вылетающих окон зазвенело в ушах. Никто не мог выжить в подобном пекле, Занзаса боялись не за красивые глаза. Луссурия сам видел, как подобной атакой босс стирал с лица земли целые дома. Но в этот раз его техника оплошала. Свободный киллер не сдвинулся с места, продолжая безмятежно стоять в окружении колючих сфер. Даже перед лицом возможной смерти он не потерял концентрации, наоборот, казалось, пламя стало еще мощнее, хотя уже выплеснутый потенциал доводил до дрожи. Куда больше-то? Неужели перед ними рождение нового Аркобалено Облака? Тогда Скаллу точно придется потесниться, с таким монстром не справиться даже бессмертному. И насколько сильной стала бы Вария с такими офицерами? Лицо Занзаса пересекла кривая усмешка. Впервые он столкнулся не просто с равным — с тем, кто может оказаться гораздо сильнее. И ему хотелось испытать возможности этого человека. Луссурия чувствовал зарождение в боссе подлинного интереса. — А ты силен, мусор! Продолжим? — Вроой, чертов босс, где его приятель?! — Скуало первым заметил исчезновение иллюзиониста. — Отправился подтверждать выполнение заказа, — пожал плечами Облако, уголок его губ дернулся в насмешке. Глаза Занзаса расширились, огонь полыхнул в глубине зрачка. Пока один сдерживал всю мощь босса Варии, второй успел смыться, причем ни один, ни второй не пошевелились, чтобы договориться, не подали сигнала, по которому можно было бы прочесть их намерения. Такая сработанность появляется лишь с годами настоящих боев. Но сильнее всего злило босса Варии наличие хищника напротив. Хищника свободного, сильного, возможно, кого-то признавшего, но ни капли не реагирующего на самого Занзаса. — Мусор… — Как мило, но, к сожалению, на длительные переговоры у нас совсем нет времени, — появившийся внезапно иллюзионист обхватил товарища за плечи, улыбаясь приторно-сладко, отчего сводило зубы и скулы. — Заказ выполнили, деньги получили… Адио, неудачники! Киллеры растворились в Тумане, заставляя босса Варии зарычать от бессильной ярости. И в то же время… опасная усмешка все еще не покинула его лица. — Мусор, найдите на них все, что сможете! Мне нужны эти… артисты!***
Проводив Луссурию, загрузив остальных повседневными делами-обязанностями вроде протереть пыль, вынести мусор и сбегать все-таки в магазин, так как Рехей ничего путного не купил, боясь, что его дикая семья обидит нежного Луссурию, Тсунаеши застыл перед окном магазина, выходящего на улочку и горшки с лимонными деревьями. Еще зеленые овальные плоды с забавно торчавшими попками уже начали окрашиваться в желтый, что говорило о том… В общем, кто-то подшаманил с пламенем Солнца, пока соседи и члены семьи не видели. И это совершенно точно не Рехей, поскольку тому, во-первых, не пришло бы подобное в голову, а, во-вторых, своим чересчур активным даром проще сжечь несчастное растение, чем прорастить. Пальцы, держащие кружку с давно остывшим чаем, обводили ее край и ручку, пока мысли, подстегиваемые гипер-интуицией, витали неуловимо-высоко. Они с ребятами, подыскивая себе новый дом, прекрасно сознавали, что в Италии полным-полно незнакомых знакомцев, с которыми так легко пересечься, чей вид может терзать чувства, но все равно выбрали именно эту страну, именно этот город. Не просто из банального удобства или нежелания связываться с Триадами, якудза и прочими группировками, распространенными по свету. Хотя данная причина сыграла немаловажную роль. Тсунаеши знал, что Кея и Мукуро не усидят на месте, а потому логично было выбрать ту часть теневого мира, которую они выучили наизусть, чтобы иметь преимущество. Но главная причина крылась в их любви к Италии, что пропитала каждого из Десятого поколения за долгие годы жизни в Палермо. Как солнце, как свет, поначалу медленно, но затем ускоряя ход, они втягивались, привыкали, находили положительные стороны, чтобы потом, к концу десятилетия, осознать, что уже не представляют себе жизни в другой стране, а прежде любимый Намимори стал чужим и далеким. Отказываться от возможности стать счастливыми, вечно убегать из-за глупых страхов, прятаться, скрываться, а затем жалеть годами… Жизнь слишком коротка, кому, как не им знать об этом. Да, возможно, рискованно, но Тсунаеши хотел, чтобы ребята были счастливы. Убежать они всегда успеют. С их-то ресурсами и возможностями. Именно поэтому он дал добро старшему брату на сближение с Луссурией. Что бы там ни говорил боксер, он считал варийца своим другом и жутко скучал по возможности общения. В конце концов, Тсуне не трудно сыграть увлеченного выпечкой, чаем и книгами домоседа. Главное, чтобы ребята были счастливы. Тихо хлопнула дверь, сообщая о внезапно нагрянувшем посетителе. Тсунаеши категорически отказался от предложения Ламбо повесить над входом колокольчик — терпеть не мог этот жуткий трезвон в магазинах. — Простите, — Савада развернулся, не выпуская кружку, — но у нас закры… — Давно не виделись, Тсунаеши-кун. В светло-сером костюме-«тройке», с накинутым на плечи белоснежным тонким-претонким шарфом могущественный Шаман совсем не походил на растрепанного дядюшку Кавахиру, не расстающегося с тарелкой рамена. Но и на грозного Шахматноголового, вершащего судьбы, не походил тоже. Скорее, некий английский джентльмен, случайно забредший на узкую улочку, в скромный книжный магазинчик. И это был он. Тсунаеши не знал, как он понял, сыграл ли свою роль опыт, или в дело вступила интуиция, а, может, и то, и другое, но он внезапно, словно молния ударила, понял, что перед ним их Кавахира, тот самый, кого они убеждали попробовать снять проклятие, тот самый, кто помог им в будущем. — Н-но… как? — Уютно у тебя тут, Тсунаеши-кун, — оглядывался по сторонам Шаман, все еще стоя на пороге. Не грозный предвестник перемен, а, скорее, друг, зашедший на огонек. И Тсунаеши успокоился. — Чаю? — Не откажусь, — довольно сверкнул темными глазами мужчина и устроился в кресле у стола. Тсунаеши поспешил на кухню, думая, что такими темпами запасы придется пополнять чаще, чем он рассчитывал. Впрочем, его это совершенно не расстраивало. — И все-таки, дядюшка Кавахира, — не успокоился Тсунаеши, разливая горячий напиток, про себя молясь, чтобы неугомонные Хранители не спустились вниз в поисках босса, превращая все на пути своем в хаос. — Как вы оказались в этом мире? Тоже случайно переместились? — О, нет. Да и с вами переход произошел далеко не случайно, — пригубив напиток, Шаман на некоторое время прикрыл глаза, наслаждаясь. Тсунаеши не торопил. — Как ты знаешь от Бьякурана, миров огромное множество. Часть из них построена на принципе проклятия Аркобалено, но есть и те, где его нет вовсе, где нет самой системы равновесия, или она на удивление стабильна. В этом мире Тринисетте не существует. Когда-то давно меня позвали сюда на помощь, а после… я прижился. — Туман… — хмыкнул Тсунаеши, понимая, как именно Шаман передвигается между мирами. Туманники не знают границ или могут стирать их вовсе. А уж имея одно из колец Ада… — Ну, а что там с нашим перемещением? Он никогда не боялся Шамана, ни в бурные и глупые пятнадцать, ни уж тем более позже, когда начал понимать больше. Сочувствовал, хотел помочь, протягивал руку — да. Но не боялся. И Кавахира это знал. — Тринисетте того мира всегда выделяла тебя из всех Небес, а твою семью — из всех остальных атрибутов. Отчасти из-за силы воли, отчасти — из-за возможного становления следующими Аркобалено. А уж когда ты связался с остальными Небесами, сумел изменить пустышки… Можно сказать, она любила тебя, как собственное дитя. Вас всех. И не смогла вынести мысли, что вы погибнете. В последний момент она выдернула вас и переместила в ближайший мир, куда уже была проторена тропа, и где вы своим появлением не сломали бы хрупкое равновесие. Два Савады Тсунаеши… — мужчина покачал головой. — Вы говорите так, словно Тринисетте… живая… — Несомненно. Она — суть равновесия жизненной энергии на Земле. Как она может быть неодушевленной? Это как воля, Тсунаеши-кун, как пламенные клятвы… Было так странно — сидеть в маленьком книжном магазинчике в Италии и обсуждать тонкости мироздания за чашечкой чая, пока настольные лампы отбрасывают на стены уютный, густой желтый свет. Хотя в их с Кавахирой случае изменилось немногое. Разве мог тот наивный, пылкий, с горящими глазами, желающий всех спасти пятнадцатилетний Тсунаеши-кун бросить прозябать хранителя мира? Конечно же нет! Вот и бегал к нему в раменную, как на работу. Стеснялся, смущался, запинался, но все равно приходил, вызывая поначалу добрый смех, а после — несколько тарелок рамена и парочку историй из прошлого. Кавахира знал много, очень много, но делился опытом редко, предпочитая расспрашивать. После каждой его истории в груди Тсунаеши селилась печаль, изгоняемая обычно Хранителями — слишком много боли для одного пусть не человека. — За ваше перемещение ей пришлось заплатить. Думаю, твоя Правая рука вам уже все объяснил. — Да, постоянный гипер-режим, влияние пламени на характер, возраст… Но пол-то зачем? — Ну, значит, именно это у твоего Хранителя Солнца можно было отнять наиболее безболезненно. Только сейчас Тсунаеши посмотрел на вопрос под другим углом. Все они полагали, что перемещение отняло у каждого самое важное. А что если Тринисетте забирала только то, без чего ее любимчики могли спокойно прожить? Без неуклюжести и заикания… В своем гипер-режиме, несмотря на изменения, Тсунаеши оставался прежним, только более… взрослым душевно. И возраст Такеши, тот самый, решающий, который он так страстно в глубине души мечтал вернуть… А глаз Мукуро, который туманник ненавидел, но не избавлялся, боясь потерять силу… Их коробочки… Изменилось вместилище, но звери, ставшие друзьями, никуда не делись. Все они… Шаман улыбался загадочно и в то же время одобрительно. — Как они там? — горло перехватило. К счастью, Кавахира понял, что скрывалось за его косноязычным вопросом. Как там Вонгола? Как мама? Так уж и быть, отец? — В порядке. Насколько это вообще возможно при капореджиме Занзасе. Тсунаеши поперхнулся. Занзас стал главой Вонголы?! — Временным, Тсунаеши-кун, исключительно временным, пока не подрастет твой младший брат. Тимотео вернулся в качестве советника, твой отец окончательно переехал в Намимори, а Бьякуран прижал Альянс. Твоя мама… она справилась. Наверное, знала, что однажды подобное обязательно случится. Все ваши родители… справляются. Пусть не сейчас, но однажды… Все будет в порядке. — Только мы уже не сможем вернуться. — Да. Ни вернуться, ни передать весточку — ничего. Тринисетте исключила вас из жизни того мира. Вынужденно, конечно же. Тсунаеши долго смотрел на чай в кружке, а затем осушил ту в несколько глотков. — Спасибо, — проникновенно посмотрел он на Шамана. Кавахира мог вовсе не приходить, оставить его в неизвестности, мог наговорить загадок и смотаться. Мог… но все равно пришел. — Не за что, Тсунаеши-кун. Не возражаешь, если я буду изредка заглядывать? — Конечно. Вам всегда будут здесь рады, дядюшка Кавахира.