***
Колонелло, отставив чашку с чаем, вольготно расположился в плетеном кресле, вытянув под столом длиннющие ноги, наблюдая за расположенным напротив фитнес-клубом через окошко кафе, где «засел в засаде», как выражался, презрительно фыркая, лучший друг-соперник на свете. Все еще немного сонная официантка возле стойки бросала в его сторону кокетливые взгляды, то и дело поправляя белоснежный фартучек, но бывший военный не обращал ни малейшего внимания на ужимки девушки. Его интересовала другая цель. Найти одну громогласную блондинку с хорошо поставленным ударом в определенном районе с возможностями Аркобалено не составило труда. Впервые Колонелло порадовался, что в свое время решился отбить этот титул у наставницы, хотя Лар обиделась не на шутку и, признаться честно, бушевала страшно. И страстно. Но это дело прошлого, а сейчас Колонелло задействовал все свои связи, чтобы потихоньку, не привлекая особого внимания, разыскать заинтересовавшего его человека. Поиски привели к одноэтажному зданию в относительно тихом районе города. Если бы не вывеска, снайпер в жизни не догадался бы, что здесь кроется заведение, связанное со спортом. Узкая, самая обыкновенная дверь, возле которой стояло два горшка с апельсиновыми деревьями, большое квадратное окно, в котором виднелась стойка администратора, больше подходящая какому-либо салону красоты. Но на стекле значилось «Фитнес-клуб «Солнышко», под изогнутой дугой надписью было нарисовано счастливое светило, сошедшее с картинок какой-нибудь книжки для детского сада. Либо кто-то тонко поиздевался над владелицей, либо у нее самой нетривиальное чувство юмора. Все самое интересное здание скрывало внутри. Колонелло уже наведался туда ночью тайком, чувствуя себя сталкером и одновременно — непривычно взбудораженным, юным, словно вновь вернулся в тот дивный возраст, когда они творили безумства на пару с Реборном, который и Реборном-то в ту пору не являлся. Он оглядел маты, тренажеры, ринг — все в идеальном состоянии. Даже сунул нос в комнатушку бухгалтера, но не нашел там никаких признаков деятельности. Впрочем, он и не рассчитывал особо, учитывая, что казначей появлялся в клубе от силы два раза в неделю. Владелица клуба являлась личностью разносторонней, искренне спортом увлеченной. Она сама составляла планы тренировок немногочисленным своим посетителям, обучала самообороне, основам бокса, делала коктейли, которыми угощала всех желающих, бегала по утрам и вечерам, поддерживая форму, и… считала себя мужчиной. В принципе, именно после этой новости Колонелло не особо удивился, увидев в списках друзей Луссурию. Такие личности обязаны были сойтись на почве общих интересов. В остальном же, за исключением варийца в приятелях, Исида Рехей обладала удивительно чистой биографией. Младший брат, кстати, полная противоположность сестренки — спокойный и тихий, несколько друзей, вместе с которыми она переехала в Италию. С мафией никоим образом не связана… Если не считать того, что их семья насчитывала семь человек. Идеальное число для Хранителей и босса. Колонелло даже попробовал соотнести атрибуты с членами семьи, пусть даже те не обладали пламенем. Куросаки Тсунаеши совершенно точно являлся бы Небом, это становилось понятно по тому, с какой легкостью он вертел «родственниками». Ямамото Такеши — Дождь, Колонелло чувствовал нечто родственное в постоянном оптимизме парня. Ямамото Ламбо — Гроза. Только Грозы умели с таким пофигизмом игнорировать проблемы, а иногда — и окружающих. Рокудо Мукуро — жуткое имечко, брр — точно Туман, от него появлялось то же жуткое ощущение, что от Вайпера в периоды обострения жадности. Хотя, скорей всего, являйся Мукуро иллюзионистом, то переплюнул бы Аркобалено как пить дать. Возможно, даже раздел бы до нитки и оставил должным. Если бы члены семьи Рехей владели пламенем, то Колонелло распределил бы атрибуты именно так. Но вот дальше дело застопорилось. Исида Хаято обладал слишком спокойным нравом для Урагана. Этим не удивить Колонелло, не после знакомства с бесконечно умиротворенным Фонгом, но китаец заменял сдерживаемый темперамент немыслимым упрямством, а у Хаято этого не было. Парень вообще практически не реагировал на мир, пропадая где-то в комнатах дома, как самое настоящее Облако. В отличие от Рокудо Кеи, которому снайпер хотел уже отдать звание самого нелюдимого элемента. Молодой мужчина подходил идеально… если бы не тянулся так к своей семье, испытывая в обществе почти физическую нужду. В общем, снайпер плюнул на распределение, перестал мучиться и отверг идею установить прослушку в доме понравившейся девушки. Он не хотел перебарщивать до тех пор, пока не узнает Рехей поближе. Хотя, надо признаться, с каждым днем наблюдений она нравилась ему все больше. — Наблюдаете, синьор Колонелло? Мужчина вздрогнул от тихого, спокойного голоса, раздавшегося неожиданно чуть ли не над самым ухом. На соседнее кресло, развернутое к окну, присела Грация Бовино в одном из многочисленных темных платьев. Если учитывать, что она сумела приблизиться незамеченной на каблуках, почти не скрываясь, снайпер позорно углубился в свои мечтания. Одно утешало — Бовино не являлась противницей, иначе ему точно пришел бы конец. — Как сказал Верде, вы поразительно осведомлены, донна, — только самоконтроль, вбитый в войсках, не позволил ему надуться подобно обиженному ребенку. Однако женщина, судя по всему, успела уловить нечто странное, потому что сдержанно усмехнулась. — Вы обратились к одному из моих людей за информацией. — О… — Не бойтесь, я не расскажу никому о вашем интересе. Ну, кроме, пожалуй, офицера Солнца Варии. — Почему именно ему? — Луссурия неплохо заплатил моему человеку за передачу информации о каждом, кто заинтересуется его подругой. — Merda! Грация тихонько засмеялась, вынужденно, искусственно. Говорили, что до смерти сына Грация Бовино являлась одной из самых эмоциональных женщин Альянса, а прозвище Плакса принадлежало именно ей, но потом она замерзла, отказалась от эмоций, чтобы стать той самой ужасающей донной семьи Бовино. — О, а вот и они… — краски схлынули с лица женщины. Колонелло перевел взгляд в окно. К клубу подходила Рехей в компании Ламбо, работающего вместе с ней администратором. Парочка весело болтала, как и полагалось друзьям-коллегам, ничего странного в этом снайпер не видел, разве что Рехей относилась к молодому мужчине слегка покровительственно, как к младшему, хотя в собранной информации говорилось, что они почти одного возраста. Парочка открыла дверь, зашла внутрь, после чего в окне появилось движение, когда Ламбо начал устраиваться за стойкой администратора. Рехей сразу отправилась подготавливать к очередному рабочему дню спортивный зал. Соседний стул со страшным скрежетом отъехал в сторону, когда белая, как мел, донна Бовино резко поднялась и вылетела из кафе. Колонелло бросился следом, кинув на столик деньги за не самый лучший в его жизни напиток. Он боялся, что донна натворит нечто ужасное. Что произошло? Почему она так отреагировала? Краем глаза он успел заметить проблеск черного, пропавшего за дверью клуба, но его самого ручка ударила током, наэлектризованная взволнованной женщиной. Чертовы Бовино и их склонность к элементу Грозы! Когда ему все-таки удалось прорваться внутрь, он увидел растерянную Рехей, топчущуюся возле двери во внутренние помещения. Донна Грация самозабвенно рыдала в объятиях молоденького администратора. Последнее вызывало оторопь: Бовино никогда, став главой, не утрачивала самоконтроля при посторонних, даже общаясь с ублюдком Массимо. — Ты экстремально вовремя! — обрадовалась его появлению Рехей. — Приглядишь за клубом? Нам надо отойти. Колонелло не был собой, если бы не умел быстро реагировать и ориентироваться по ситуации. Причины поведения Грации Бовино ему все равно не объяснят, и лучше не лезть в дела ученых, но вот получить выгоду ему никто не помешает. — Только за свидание, кора! — Свидание? — на лице девушки отразилось непонимание. — С кем ты хочешь экстремально пойти на свидание? — С тобой. Ну, там ужин, прогулка… — А, ты хочешь поужинать! — Рехей засияла солнышком. Понятно, почему клуб так назвали. — Экстремально согласен! Держи ключи, я приду позже. Ну, или вечером… Троица, включая всхлипывающую Бовино, вымелась из клуба настолько быстро, что Колонелло глазом моргнуть не успел, как остался один, сжимая в руке ключи от клуба. Итак, на его глазах сегодня случился Апокалипсис — заплакала Грация Бовино. А еще понравившаяся девушка согласилась на свидание и даже доверила ему дело всей своей жизни. День определенно удался.***
Когда Грация увидела этого парня, сердце пропустило удар. Руки дрогнули при взгляде на смоляные жесткие кудри. Она почувствовала… Ламбо, ее Ламбо… Он разбирал бумаги за стойкой, высокий и стройный, широкоплечий, так похожий на отца донны. Грация пошатнулась, схватившись рукой за косяк. — Ламбо? — драгоценное имя, которое она не позволяла себе произносить вслух долгие годы, прерывистым шепотом сорвалось с губ, упало камнем в стоячий пруд, мигом пустив круги. Молодой мужчина поднял зеленые глаза, в которых отразилось удивление. — Чем могу помочь? Этот голос… Грация не выдержала, со сдавленным всхлипом бросилась вперед, вцепилась в рубашку юноши, уткнувшись носом в дорогую ткань. И зарыдала. Слезы, высохшие много лет назад, на похоронах любимого сына, прорвались через плотину и теперь лились безостановочно, она рыдала, чувствуя, как хлещут сковываемые ранее эмоции. Ламбо, ее Ламбо. Пусть взрослый, пусть старше, чем должно быть, но она чувствовала, что это ее Ламбо. Молнии внутри бушевали, грохотали, откликаясь на само его присутствие. Пусть это чужой Ламбо, но это… ее Ламбо. Грация сама не могла бы разобраться в вихре хаотичных, отрывистых мыслей, захвативших голову. Она так рано потеряла сына… по вине жадной, кровавой Вонголы и брата, вздумавшего торговать ее ребенком. Они оба — старик Ноно и брат — заплатили за свое преступление, но было уже поздно, Ламбо никто не мог вернуть. И вот он здесь, перед ней. Пусть разум кричит одно, но интуиция, молнии внутри шептали-гремели другое. Грация прижималась к широкой груди, впитывая до боли знакомый запах виноградных леденцов, любимых сладостей Ламбо. — Нужно связаться с боссом, — грудь под ее щекой завибрировала, над головой раздался сочный баритон, а на плечи осторожно, нерешительно легли крепкие ладони, от которых по телу заструилось живительное тепло. У него есть босс? Он с кем-то связан? Это все не важно, совершенно не важно. Ей по силам выкупить любой контракт, она бросит все ресурсы семьи Бовино ради Ламбо. Так было всегда. Смутно донесся голос Колонелло и еще один, незнакомый, принадлежащий женщине. Та о чем-то договаривалась с Аркобалено, но Грация не слушала, впитывая, стараясь надышаться самим присутствием Ламбо, ласковыми поглаживаниями, которыми он одарял ее плечи. Не отрываясь от теплого, сильного тела, пусть приходилось с трудом переставлять ноги, она безропотно последовала за Ламбо и его подругой. Что бы ни попросил незнакомый босс, она исполнит, если это позволит ей вернуть сына. Внутренности болезненно стонали, надрывались, а глаза плохо видели из-за наполняющих их слез. — Ламбо? Рехей? Что случилось? — спросил незнакомый голос. Грация подняла голову, сталкиваясь с оранжевыми глазами молодого мужчины, застывшего на половине пути с чашкой чая. В нем вибрировало, жило Небо. Даже не ощущая пламени, Грация знала — перед ней истинный лидер, босс, за которым с радостью пойдет любая семья. И которого по какой-то причине любил Ламбо. — Тсуна, нам надо поговорить. Всем вместе, — немного растерянно произнес ее теленок. — Позови остальных, а я пока чай приготовлю. Думаю, он понадобится. Грация позволила усадить себя на двухместный диванчик, потянув за собой Ламбо, подчинившегося беспрекословно, пока подтягивались «остальные», позванные девушкой. Экзотично красивые, привлекающие внимание мужчины расселись по своим местам, непроизвольно выделив глубокое кресло, в которое опустился босс, принесший целых два подноса с чайным набором и угощением. Грация не ощущала ни жажды, ни голода, ее волновала лишь предстоящая беседа, возможные условия… и странный взгляд светловолосого, зеленоглазого мужчины, вознамерившегося, судя по всему, просверлить в ней дырку своей невозмутимой, молчаливой агрессивностью. Грация сжала ладонь Ламбо сильнее, готовая отстаивать свое место рядом с ним. Тсуна поерзал в кресле, а затем вздохнул, распахивая оранжевые глаза, смотрящие прямо в душу. Слишком серьезный для своего возраста, слишком взрослый. Грация словно видела перед собой другого — мафиозного босса в костюме-«тройке», с пистолетом под пиджаком. От Тсуны исходила уверенность, стопроцентная готовность постоять за свою семью. — Мы могли бы задурить вам голову, обмануть, отправив восвояси, — у него приятный, довольно мелодичный голос, — но так уж получилось, что вы… исключение. Однако если хотите услышать нашу историю, я попрошу принести клятву, что никто не узнает ее содержания… Прежде, чем молодой человек успел закончить предложение, Грация уже клялась на собственном пламени молчать обо всем, что сейчас услышит. Право слово, такая малость за возможность разобраться, вновь взглянуть на Ламбо… Она слушала рассказ о мальчике из японской глубинки, из маленького городка Намимори, вдруг оказавшемся наследником мафиозной семьи Вонгола. О его друзьях-Хранителях и суровом репетиторе Реборне, готовом сбросить ученика в пасть крокодилам, если это хоть чему-то его научит. Слушала и смотрела на сидящего рядом молодого мужчину. Этот Ламбо другой — недолюбленный, брошенный собственной семьей в чужой стране. Этого Ламбо мать чуть ли не с радостью передала Вонголе, гордясь оказанной честью. И ему повезло встретить Саваду Тсунаеши, человека, достаточно доброго, чтобы дождаться взросления Хранителя, достаточно твердого, чтобы отстоять его детство. Ее сыну так не повезло. Грация вспомнила, каким возвращался Ламбо после каждого задания Вонголы — пустым, с потухшим взглядом, перегоревшим. Маленький ребенок, вынужденный убивать. У него не оказалось своего Савады Тсунаеши, который мог бы спасти, помочь, поддержать, вытереть нос и заплаканные глаза, а она сама была слишком слаба, чтобы отстоять его интересы. Печально: ее теленку понадобилось умереть, чтобы она стала сильнее. Какая же она тогда мать? Грация вздрогнула, обхватила себя руками в бессознательной попытке защититься от холода собственных самоуничижительных мыслей. Никто не знает, сколько лет она винила себя в тиши и темноте собственной спальни, грызла себя изнутри, ругая последними словами, вымаливая прощение у холодного надгробного камня. Этот Ламбо не любил свою кровную семью, вернее, ничего к ней не испытывал, он другой, взрослый, далекий и одновременно… Такой близкий. Пламя откликалось на него, и Грация ощущала, что уже не сможет его отпустить. Да, мальчики рассказали далеко не все, пропустив большую часть приключений, от Намимори сразу перейдя к смерти и переходу в другой мир, но это неважно. Грация с горячей благодарностью взглянула на Исиду — Гокудеру — Хаято, взявшего на себя заботы о ее маленьком Ламбо, нянчившегося с ним больше всех остальных. И парень отвел взгляд, покраснев под ехидное хихиканье иллюзиониста. — Я понимаю, — Грация сглотнула комок, устремив взгляд в такие похожие на ее глаза, — понимаю, что я для тебя чужая. Осознаю, что ты не мой кровный сын, но… Ты все равно Ламбо, понимаешь? Ламбо Бовино, и это вот тут, — она прижала дрожащую ладонь к сердцу. — Если та мама не любила тебя, если… — глаза вновь наполнились слезами. Кажется, после сегодняшнего дня ей вернут звание Плаксы. — Если та мама не заботилась о тебе, позволь сделать это мне. Хотя бы видеть изредка, встречаться. Мне не нужно большего, я просто… — Грация почти умоляла. — Я не хочу заменить синьору Нану, у меня не получится, просто позволь иногда видеться с тобой. Прошу… Можно мне приходить? Даже если нельзя, она все равно будет наблюдать. Издалека. Приглядывать. Помогать, чем сможет. Ей хватит того, что она будет знать, каким красивым и сильным мог бы вырасти ее сын, если бы не проклятая Вонгола. Нет, не так — если бы у Вонголы был другой лидер. Истинное Небо, воспитанное Безжалостным Солнцем, готовое укрывать, защищать и драться за своих. Она так гордилась этими мальчишками, так гордилась этим Ламбо. Тем, что вопреки всем усилиям той, другой, Грации Бовино, он вырос в достойного мужчину. Что-то дрогнуло в окаменевшем лице Ламбо, вспыхнуло в глубине зеленых глаз, откликнулось на молнии в ее душе. Мужчина задрожал, а после… красивые губы жалобно искривились, из глаз потекли крупные слезы, и он громко, надрывно заревел, уткнувшись в плечо Грации. Та, после секундной растерянности, обняла его, щекой прижалась к жестким кудрям, припомнив, что на самом деле Ламбо сейчас всего пятнадцать. — А-ага-а-а… Она не пыталась заменить одного сына другим, просто в ее душе скопилось столько нерастраченной нежности, предназначенной именно Ламбо, что это трудно было выносить. Она истосковалась по сыну, застыв в вечном холоде траура, истосковалась по его искренней улыбке, странному смеху, акробатическим выкрутасам, костюмам с коровьим узором. Она стала матерью, старящейся без своего ребенка. А теперь мир буквально подарил ей еще одного Ламбо, такого одинокого, не познавшего материнской ласки, предназначенной только ему одному, а не многочисленному детскому саду. Грации думалось, что ее сын не возражал бы против такого старшего брата. Братьев. Наверняка назвал бы их крутыми. Если бы он только мог простить ее… С губ сорвался болезненный всхлип, пропитанный старой, заржавевшей, но по-прежнему ранящей виной. — Один мой знакомый, — вдруг медленно, с расстановкой, словно подбирая слова, произнес Тсунаеши, с легкой улыбкой смотря на заплаканную пару, — сказал, что этой информации нигде не найти, но однажды она мне пригодится. Тогда я не понял, но, кажется, этот хитрец все же владеет в некоторой степени даром предвидения. Он сказал, что Ламбо Бовино этого мира очень сильно любил свою мать. Чтобы защитить ее, он согласился стать Хранителем Вонголы и, умирая, жалел лишь об одном — что не успел сказать маме, как сильно ее любит. Не думаю, что такой сын стал бы винить вас, донна Грация. Грация всхлипнула, закрыв рот руками, прижалась к Ламбо. Слова, подкрепленные пламенем Неба, проникли в ее тело, отпечатались в ее сердце, которое наконец-то, после долгих лет ожидания, освободилось от сковывающих его цепей, вымывая, выжигая прижившуюся в нем тень. Бовино хранили многие тайны, поэтому она знала, кто мог передать такое послание. Этот… человек… действительно не стал бы лгать. — Мы будем рады видеть вас, синьора, — Тсуна нежно сжал ее ладонь. — В любое время.