Золотой век моего порабощения

Место незнакомое, Бен впервые его видит. Совершенно пустые коридоры какого-то здания, заведения, он точно не уверен, но это ничуть не успокаивало. Как такое могло произойти? Кому это надо? Кому в эту минуту понадобилась омега с сомнительной репутацией? Бэкхен уже и сам не уверен в том, что все происходящее сон или разыгравшееся воображение. Ведь, кто он он такой по всей своей сути? Игрушка из борделя? Подстилка для богатых отпрысков? Тонкая нить на ушке иголки, переброшенная через неё, связывая эту тонкую ниточку со своей судьбой, которой больше нет. Обидно осознавать, что когда-то ты всё-таки был кому-то нужен, кому-то небезразличен, кем-то любим. А потом самое ужасное в мире прозрение. Отвращение к самому себе скапливается в чаше терпения алыми каплями собственной крови. Не зря говорят, что из нас выжимают буквально все соки. Вот и из Бена все выжали до последнего. Сейчас он похож на серое существо, которое не живёт, а существует, просто потому, что на его глазах убили его истинного. А может и не его, этого Бекхену пока не понять. Выстрел и какой-то странный рычащий звук вырвались из горла Чанеля в тот дождливый вечер, после того, как он покинул здание больницы, где лежал Чимин - самый добрый лучик на земле, который видел своими глазами Бэк. Что если он больше никогда не увидит единственного настоящего друга, с которым можно было поговорить, не опасаясь, что ты нарушишь правила? Что если он больше никогда не увидит этот мир, не почувствует запахи, не услышит звуки, не потрогает окружающие его предметы? Не услышит, в конце концов, первый крик малыша или толчок крохотной ножки у себя в животе, как давно того хотел? На милость он мог не рассчитывать, потому что ведущие его в неизвестном направлении двое альф особого доверия не внушали. — Ч-что, куда…куда мы? — Для справки, чтобы понять на всякий случай, где он захочет расстаться со своей жизнью. Омеги впечатлительные существа и им свойственно воспринимать ситуацию в своей манере — быть робким и напуганным или вести себя как последняя сволочь до самого конца. Вот только альфам это не по душе. Не все они мягкие и добрые, большинство из них жестокие и холодные, растопить сердце одной такой личности — это значит проделать вечный труд, чтобы получить взаимность. Альфы ничего не ответили. Их безразличный взгляд не вселял надежды, так что оставалось только молиться неизвестным богам. Бекхен не был верующим, потому что давно понял: верить, собственно говоря, в некого. Но почему-то сейчас начали в памяти всплывать отдаленные строчки молитвы, которые иногда в детстве зачитывал вместе с матерью сам Бен. Будучи ребенку понять молитву будет немного сложновато, но проживая год за годом это становится в разы легче, да и запоминается лучше. А что если тебе уже двадцать три? Кому верить или в кого? Остаётся только надеется на милость тех, кто стоит выше, а выше могут быть только судья-альфы. Те буквально вознесли себя до небес, принизили богов и стали вершителями судеб. И дальше по коридору, снова этот нескончаемый лабиринт, утягивающий Бёна куда-то в неизвестность. Он уже готов принять себя в лапы темноты, поглощающей все на своем пути. Он знает, что неизвестный, который скрывается в этой непокорной времени тьме, не будет долго церемониться с его телом, давно проданным на распродаже для быстрых утех. Двое альф остановились так же внезапно, как и взяли его грубо под руки там, в машине, мерное рычание которой ни чуть не успокаивало его. В руке одного из них сверкнул металлический предмет. Фантазия Бена дала фальшивое представление, что это мог быть бы нож, но нет, обыкновенный ключ сантиметров пять в длину. Поворот ключа по часовой стрелке и вот дверь уже открыта. За ней же ни намека на свет и какую-либо живую душу. Но так по крайней мере думал сам Бэк, пока один из альф не включил свет в небольшой комнате. Около окна, прикрытого длинной шторой, стоял высокий мужчина, немного отодвинув эту же самую штору, выглядывая из-за нее. Его тело не дернулось ни на секунду. Он оставался спокойным, несмотря на довольно грубое замечание другого альфы. — Возьми свою подстилку себе, иначе я порву его прямо здесь и сейчас. Устал слышать его скулёж — он рычал на мужчину, стоящего у окна, но тот был спокойнее удава. На секунду его лицо озарилось мимолётной горькой усмешкой, а потом он перевел взор на двух мужчин, стоящих у порога. Ему было все равно, что они сделают с ним, но ему было противно осознавать, что беззащитную омегу могут так унизить. Нет, Чангюн никогда не считал омег подстилками или игрушками для изощрённых извращенцев. В этом альфе еще оставалась та капля человечности и сострадания, которой так не хватает всем остальным. — Эй, если оставишь на нем хоть след, хозяин с нас шкуру спустит и отдаст на съедение своим питбулям. Оставь эту затею, — второй альфа видимо смекнул, что дело запахло жаренным, так что поспешил вмешаться, чтобы не заработать проблем. Он знал, каков босс в гневе, а уж в разъяренном состоянии его лучше не видеть. Это сам Бог, скрещенный с Сатаной. Первый лишь предупреждающе зарычал, но Бена отпустил, не слабо так толкнув его к Чангюну. Тот оступился и упал прямо к ногам альфы, шмыгнув носом. Почему-то слезы на глаза навернулись просто так, а где-то глубоко в себе плачем и воем разрывается собственный зверь, скрябя когтями по душе. Альфы решили покинуть их, закрывая дверь на ключ. Ну как, второму альфе пришлось буквально взять первого под локоть, утягивая за собой. Тот еще что-то пробурчал себе под нос, порыкивая, а потом, попыхтев, сдался. Когда они ушли, Чан облегчённо выдохнул. Он поправил пиджак и опустился рядом с омегой, полностью садясь на колени. Сейчас было просто плевать. Перед ним омега, так что надо что-то делать, успокоить и вселить доверие в это трясущееся тельце. Малый явно напуган, раз пришел с видом бледного мертвеца. — Эй, все в порядке, слышишь? Я не причиню вреда. Для начала, как тебя зовут? — Чангюн старался, очень. Хоть он и не психолог, но особенности психики и поведения омег должен знать каждый альфа, если конечно тот хорошо учился в школе, изучая вместе со всеми психологию и биологию. Омега боязливо поднял голову, сверкая слезами в глазах, что тонкой пленкой заволокли глаза, которая вот-вот рухнет, порвётся и из глаз хлынет целый ручей из эмоции и скрытой боли. — Б-бен Бэкхён. — Отлично. Ты молодец. Мое имя Им Чангюн. Не пугайся ты так, я такой же заложник во всем этом, как и ты. Так что, давай мы сядем на кровать. У меня есть платок, так что ты сможешь вытереть свои слезы. Мне больно смотреть на них, — альфа встал и протянул руку омеге. Бен доверился, потому что мужчина и вправду старался специально для него, зная, что тот напуган до смерти. Он коснулся руки альфы. Удивительно, но та не оказалась грубой или шершавой, как у тех альф, наоборот, приятной и нежной, словно руки его альфы. При мыслях о руках его Чанёля, Бен прикрыл глаза, втягивая медленно воздух, стараясь снова не заплакать. Хоть он и не любил, когда лгали или скрывали, но он все равно любил Чанёля даже за то, что тот знал: Бэк — обыкновенная омега, созданная для борделя, пришедшая туда чисто ради выгоды и лёгких денег, но от этого не становилось лучше. Только Чанёль смог принять его таким, присвоив себе и не отпуская. Они сели на кровать. На минуту воцарилась тишина, которая говорила многое. Первое это то, что нет на свете обречённого состояния, когда хочется буквально на стенку лезть от безысходности, второе — если заперли одного с альфой, то сдерживай гормоны и порывы, доверься лучше, чем будешь убит сразу же, как щенок. — Тебе немного полегчало? Я знаю по опыту, что вам — омегам — иногда трудно сдерживать эмоции, поэтому часто в поведении задействованы все ваши переживания и чувства. Ты же заплакал не просто так? Есть что-то, что тебя гложит? — Мужчина достал из нагрудного кармана платок и осторожно вытер засохшие, неровные дорожки слёз. — Я не знаю, я…всё это так сложно. Скажите, что со мной будет? — спросил Бэкхён шмыгнул носом. Мужчина пожал плечами, будто так и надо. Он сам не до конца понимал в какой именно круг ада из девяти он попал. Варианты один за другим проносились в голове и каждый оставлял свой неизгладимый след на теле. Взять те же самые шрамы - доказательства того, что когда-то ты получил сильную, неизгладимую травму, в последствии оставив только неровную дорожку. Некоторых это красит, а некоторых уродует. — Я знаю столько же, сколько и ты. Мне совершенно не понятны мотивы этих ублюдков и их главного пса, который следит за всем этим. Но втягивать омег это уже абсурд. Ты что-нибудь им сделал? — Альфа заглянул ему в глаза, ожидая ответа на дне этих двух чёрных глубин. На секунду Бэкхёну показалось, что что-то дрогнуло в нём, отозвалось еле слышимым писком, зовом, а потом внезапно пропало, оставив чувство опустошения. — Нет. Во всяком случае не пытался. — Я рад, что ты сейчас можешь свободно говорить, не заикаясь, но скажи, ты имеешь какое-то отношение к Чанёлю? — При упоминаний знакомого имени Бэкхён оживился, глаза заблестели, но он тут же сгорбился и опустил голову, жалобно всхлипнув. — Д-да… — через силу проговорил омега. — Так и знал. От тебя им пахнет. — Вы знали его? — Омега поднял на него горящие глаза, его нижняя губа дрожала, он всячески пытался скрыть это, поджимал губы, но всё равно боль и обида накрывала разрушительной волной. — Нет. Я не был знаком с ним лично, но пару раз видел. Тебе повезло, что у тебя был такой честный и отличный альфа. Знаешь, я думаю, что он не хотел такой судьбы ни для себя, ни для тебя. — Альфа убрал платок обратно и осторожно прикоснулся к рукам омеги. Получив молчаливое разрешение, он взял маленькие ручки в свои, — Это…сложно объяснить, но…преступный мир не для честных людей, не для сильных душой и уж тем более не для омег. Но всем нет до этого никакого дела. Везде грязь, разврат, агрессия. Никто не задумывается о том, что будет завтра и наступит ли это «завтра». Боюсь, что сейчас всё делиться на богатых и бедных, сильных и слабых, на альф и… — Омег, — продолжил за альфу Бэкхён. Ему не впервой такое узнавать. Если проживать жизть по этим признакам - долго не проживешь. Везде найдётся одно «но», а может и несколько, готовых поставить на тебя ставки, а там уже решает фортуна. Это как естественный отбор — сумел приспособиться к условиям для жизни, значит проживешь хоть тысячу лет, тебе закон не писан. А тем, кому не суждено — просто погибают. Жестоко, но правдиво. Если не выживешь, тебя растопчут, оставят различные метки принадлежности к грязному делу. — Я не хочу говорить что-то плохое или ужасное для тебя. Просто, осознавать, что твоя половинка больше никогда не будет рядом, чертовски больно, — альфа грустно улыбнулся. Бэк заметил, что мужчина иногда посматривает на него с какой-то теплотой, не свойственной альфам его «калибра», а иногда уставиться в никуда и говорит с немигающими глазами. — У вас тоже кто-то был, раз вы так говорите? — В обществе альфы было спокойно, безопасно. Омега доверился и слушал крохотное излияние души. Мужчина усмехнулся, убирая руки с рук Бэка. — Ну, уж любовью с его стороны это было сложно назвать. Я ему был нужен чисто ради секса, — омега услышал в этом голосе всю горечь, но одновременно и искреннюю любовь. Этот альфа здорово влюбился, раз готов простить объекту обожания все его поступки, — это было что-то вроде привязанности, я чувствовал его совместимость, но он этого не понимал. Скажи, нормально ли любить своего же босса, когда он еще и альфа? Сердце Бёна ухнуло куда-то вниз. Альфа? Бён не слышал ничего о таких отношениях. Знал только то, что есть отношения между альфами и бетами, между бетами и омегами. Но альфа с альфой? Это был новый прорыв во всём понимании омеги. Альфа заметил как переменилось лицо парня. — Знаю, это неправильно, нонсенс, но это так, — он усмехнулся и упёр локти в колени, берясь за голову. Что же на душе у этого альфы? Втайне думал Бэкхён, осторожно следя за каждым его движением, - в голове не укладывается. Хотя у любви же нет границ, да? Бэкхён кивнул. Кого бы этот альфа не любил, где-то в глубине своей души он был признателен жизни за такую судьбу. Жизнь сделала из него пародию на бойца, способного выживать самому в условиях полного бесконтроля и раздора. После смерти главы Мина Чангюн и не знал куда деться. С одной стороны есть хорошие люди, готовые управлять делами умершего «вождя», а с другой стороны Чангюн тогда был ещё юн — двадцать лет — в мафии это был самый молодой возраст. Но обладал всеми задатками информатора и имел опыт хакерства. Только тогда-то глава Мин и увидел в нём все качества для «семьи». Вспоминая каждый прожитый день, Чангюн не жалел, что остался на посту консильери. Смиренно ждал, когда же объявиться законный наследник. Однажды Мин обмолвился, что у него есть сын, но это было сказано туманно и без пояснений. — Был и был, что взять с этого юнца. В случае неудачи Чангюн мог просто передать место кому-нибудь другому, более опытному человеку, способному управлять погасшей династии в сфере преступности. Но нет. Чангюн не позволил. Молодой парень сам взял всё в свои руки и не дал мафии умереть окончательно. Много времени ушло на поиски нужного человека. Движимый лишь целями и любовью, что не угасла даже после смерти главы, Чангюн всё-таки нашёл его. Но было рано радоваться. Мальчишка наотрез отказался от этой затеи, не признав никакого главы Мина. — Ты же Мин Юнги, верно? — Это не меняет дело. Всю ту грязь, который перебрал мой папаша, я разгребать не буду. Мальчишка был дерзким и нахальным, в точности копировал отца в молодости, ведь Гюн рос вместе с ним в одном доме. Он был сиротой, но папа-омега Мина принял его за своего, дал новую жизнь в новом доме, не сказав и словечка презренного в сторону его жалкой, осиротелой сущности. Всё поменялось, когда тот подрос. Стал более мужественным, лицо приобрело отцовские черты, только вот глаза папы, глубокие, проницательные и ничуть не угрожающие, как у отца. Из тела парнишки он перешёл в тело мужчины, настоящего альфы. Тогда он пришёл не один. Спустя столько времени он соизволил назначить встречу в личной резиденции главы Мина. Его лучший друг, его тренер, его надзиратель, его наставник вышел на свет вместе с его повзрослевшей натурой. Чангюн его не узнал, уж очень он изменился. — Так ты всё-таки надумал? Вместо ответа послужило молчание, а потом то, что заставило кровь в жилах Гюна застыть. Юнги достал пистолет и навёл дуло в точности на лоб Гюна. — Через несколько минут мои люди подъедут сюда и ты не успеешь сказать свои последние слова, как тебя убьют, так что будь послушным и сгинь с моих глаз. Я не знаю, что ты предпримешь, какие связи ты используешь для этого, но знать я тебя больше не хочу. Ты скрывал отца, так скрой себя, не появляйся больше. Чангюн остолбенел. Даже тон, которым эти слова были произнесены, был угрожающим, пугающим и твёрдым. Вылитый глава - подумал Гюн, но уступил место на пьедестале законному наследнику — Мин Юнги. Чин консильери отпал сам по себе. Больше Чангюн не видел Юнги, не знал о нём ничего. Просто потонул в неизвестности и стал обычным. До того момента, как Тэхён узнал о нём, буквально пригвоздив к стене, загнал в угол и держал ради собственной выгоды. — Знаешь, лучше бы меня Юнги убил тогда, — совершенно неожиданно в мрачной тишине произнёс альфа. — Что? Юнги? — Бэкхён узнает это имя из тысячи, но лицо — никогда. — Сын главы. Опасный мальчишка как ни посмотри, но я чувствую только гордость за него. Я не знаю чем он занимается, но отдал бы всё на свете, чтобы увидеть его ещё раз, узнать, как живёт кровь и плоть моего возлюбленного. Бэкхён на какое-то время выпал из разговора с мужчиной, да вообще из реальности. Что происходит? Всё так запутанно и непонятно. Как его скудная жизнь превратилась в насыщенную и полную вопросов? — Уж лучше так, чем искать ответ на каждый, — Бэк не сразу понял, что сказал это вслух. — Что? —;Простите. Мысли вслух, хотя… — он взглянул на окно, прикрытое одинокой тёмной шторой, — знаете, я всегда думал, что у меня что-то получится в этой жизни. Знаете почему я пошёл на это? Знаете, почему спал с людьми за деньги, до прихода Чанёля в мою жизнь? Всё дело в моей семье, а точнее в маме. Отец бросил или умер, я так и не знаю, что с ним произошло. Все будто в тумане. Болезнь съедала ее изнутри, делала далёкой от меня, я всё боялся того дня, когда обнаружил бы ее мёртвой и бездыханной. Это и подтолкнуло меня на это. Я не хотел, правда, но у меня не было другого выбора. Мне бы не дали больше десяти тысяч, этого бы не хватило даже на лекарства, что уж говорить об операции. У мамы была опухоль головного мозга. Прогнозы не предвещали скорого выздоровления, но какие-то лекарства имелись, даже если их и было не так мало, я старался. Мне рассказали, как можно подзаработать и вот… — Бэкхён опустил голову. Комок в горле сделался просто невыносимым, говорить стало так сложно, а слёзы уже подступили к глазам, — я заработал достаточно, чтобы помочь ей, а потом Чанёль… — голос Бёна дрогнул, — он оплатил дорогостоящую операцию. Я так был благодарен. Взамен он попросил…моё тело и душу, чтобы я принадлежал только ему. — Где же ты был всё это время? — В борделе. Мужчина стушевался. — Но как? Был же владелец заведения, он определённо мог бы тебя сплавить. — Чанёль смог бы подговорить даже мэра. — Но всё равно. Не все чисты на совесть и на поступки. — Я знаю. Знаю, — немного раздражённо ответил омега и поднялся с кровати, — это так сложно. Вы просто никогда этого не ощущали вы… Но омега договорить не успел, так как где-то совсем рядом раздался злобный рык, а потом выстрел и звук падающего тела. То же самое повторилось ещё три раза, а потом всё стихло. За всё то время, пока снаружи стреляли, ни один из них не пошевелился. Омегу, казалось, просто пригвоздили к полу. Но потом что-то изменилось. Бэкхён затрясся и неожиданно заплакал. Запах. Его любимый аромат дикой орхидеи и лёгкой свежести морского бриза, омывающие горячие пески. Он сделал шаг к двери. Нет того противного аромата цитрусовых, которыми брызгался он, чтобы скрыть свой природный запах. — Бэкхён, стой! — Крикнул альфа, но его замечание потонуло в оглушительном выстреле в замочную скважину. Дверь распахнулась, чуть не слетев с петель. В проёме стояла фигура. Бён не выдержал и подбежал к ней, прижавшись к нему, обвивая руками. Живой. Живой и невредимый, дышит и обнимает в ответ. — Чанёль! — Ну что, похож на того двойника? — Шутливо произнёс альфа, целуя омегу в макушку. Горячая слеза скатилась по щеке альфы. Впервые в жизни он плакал от того, что нашёл свою омегу. Своего Бэкхёна.