Здравствуй, отец

Он ехал быстро, словно бы боясь, что не успеет. В старенькой магнитоле трещали какие-то песни, а из приоткрытого окна веяло холодом, и порывы ветра рвали непослушную чёлку на лбу Афтона. Ему уже какой раз хотелось дотянуться до заветной чёрной ручки под стеклом, но это желание пропадало практически сразу – сейчас было не до этого. Мысли до сих пор не давали ему успокоиться, и сердце начинало лихорадочно биться. Мигрень тоже не желала так просто проходить – приобретённые в аптеке таблетки от головной боли здесь явно не помогли. Дурацкая система рекламы. Майкл устало вздохнул, вглядываясь в освещённую фарами дорогу. На улицах было пусто и тихо. По шоссе только изредка, очень и очень редко, пролетали встречные машины. На какой-то короткий миг Майклу захотелось удивиться такой странной картине, но он тут же опомнился: все нормальные люди уже давно спят, а не мотаются по проезжей части и тротуарам. Все уже давно скрылись в своих коморочках, и никому нет дела до чего-то ещё. Никто не собирается, как он сам, на какую-то там ночную смену, где его поджидает нерешённая проблема и мистические загадки. Насчёт последнего даже размышлять не хотелось – слишком очевидно. Доехал он до места быстро. Выйдя из машины напротив хоррор-аттракциона, Майкл уже хотел бежать к железной двери входа, но остановился на короткий миг. Что-то не давало ему так просто взять, и войти в это одноэтажное здание с мигающей рекламой. Казалось, его ноги приросли к мостовой, и он просто не способен сдвинуться с места. Он до сих пор не хотел это утверждать, но его всё больше охватывал смутный страх: если бы не шалящее сердце, он бы, наверно, отбросил все навязчивые мысли, и не придал никакого значения. Но сейчас ничего не получалось – что-то внутри него начинало бить тревогу. Мужчина фальшиво засмеялся; будь, что будет. Ведь отец не сможет его убить, так ведь?... Но подумав об этом, Майкла невольно передёрнуло от воспоминания прошлой ночи – он до сих пор помнил железную хватку механических пальцев, металлический привкус во рту. Не верилось ему до сих пор, что все эти действия совершил огромный робо-кроль. И уж особенно не верилось из-за этого, что он является его папой. Но, тогда, почему он сделал это? Мужчина невольно скривился, будто от боли, когда он подумал о том, что, возможно, тот просто обезумел от столь долгого пребывания в этом костюме. Просто сошёл с ума от осознания того, что произошло с ним. Ведь очевидно, что ни один человек не способен остаться в здравом уме, когда тот, можно сказать, перестал существовать. Перестал существовать в человеческом мире, став обыкновенной игрушкой для потехи. Став зомби в костюме кролика. И никак иначе он бы не мог поступить, когда увидел живого человека. Хотя, может, есть и другая причина?.... Майкла передёрнуло. Поутихшая мигрень вновь запульсировала где-то в затылке, но он и не заметил. - Продержусь. Афтон резко сорвался с места, боясь в очередной раз остановиться. Надо действовать. Лучше узнать всё сегодня, чем после бесчисленных часов раздумий. Узнать всё от самого отца. Его не остановят его глупые наказы – и кто теперь тут старший? Майкл невольно усмехнулся, осознав, что сам сходит с ума от этих мыслей: каким же он, всё-таки, стал безумным за это время, проведённое здесь. И не пойдёшь назад теперь. Сейчас или никогда. Он удивился тому, что дверь заперта – ключ пришлось найти из-за этого - а знакомый длинный коридор с детскими рисунками был пуст, и поднадоевшего Ника, того самого директора, не наблюдалось на своём месте. Вдаваться в подробности насчёт того, что именно послужило причиной для столь необдуманного поступка, Майкл не стал. Так даже лучше: нет посторонних лиц, кто мог бы ему помешать. Нет посторонних глаз, что могли потом уследить какие-то там признаки шизофрении, как им могло бы показаться. Хотя, по правде сказать, Афтон, действительно, на каком-то подсознании начинал уже какой раз думать, что он обезумел, и начал видеть того, чего не должен. Ведь такое вполне вероятно, особенно с учётом того, как много он перевидал всего на своём веку. Майкл в тот миг горько усмехнулся: он был бы даже рад в тот миг своему сумасшествию. По крайней мере, было бы не страшно думать, о каком-то там кролике, и о том дурацком разговоре вчерашней ночью. И что отец заточен в костюме маскота с пружинными фиксаторами. Ведь, этого не может быть, так ведь? Так. Но тогда почему он так боится?... Почему? Майкл быстро проскочил по коридору, стараясь как можно быстрее обогнуть поворот: сталкиваться с костюмом массивного Фредди ему совсем не хотелось. Да и времени не было, что уж тут говорить. Нужно как можно быстрее оказаться в офисе, а там и приступить к задуманному плану. Афтон знал, что теперь будет делать. Ему пригодится для выполнения всего одно устройство, и всё будет в порядке. По крайней мере, он очень надеялся на это, и старался держаться этого чувства. Всё-таки, только это и остаётся делать, если ты так близок к намеченной цели. Притом, на этот счёт ещё в дороге пришло очередное воспоминание. Афтон в какие-то два прыжка проскочил офис, тут же оказавшись прямо около знакомого сломанного кресла и стола. Стараясь проделать всё как можно быстрее, мужчина схватил со стола оба планшета: осталось только включить их, и всё будет в порядке. Главное, чтобы не произошёл сбой в системе. Ведь тогда он точно не сможет воспользоваться даром аттракциона в виде этой заманчивой кнопочки. Хотя, кто знает, если бы он вспомнил кое-что вчера на этот счёт, может быть, он и не встретился бы с отцом, отгоняя его в дальнюю комнату при помощи аудиосистемы, расположенной по всему аттракциону…. - В костюмах же есть функция детского голоса, как и в твоём, не так ли, папа? Майкл не узнал своего голоса – настолько он был в тот миг хриплым и несвязным от накатившего волнения. В горле в один миг встал колючий комок. Афтон невольно сглотнул, стараясь как можно глубже и медленнее вдыхать воздух. Стараясь проделать это несколько раз, даже на какой-то миг запрокинуть голову, да и просто постараться размять затёкшую шею. И где это он только слышал, что столь простые манипуляции могут помочь? Похоже, так его учили перед экзаменами в школе мама с папой, если он не ошибается…. Папа. Нужно проверить свою догадку, немедленно. Нельзя терять ни минуты. Мельком взглянув на наручные часы, Афтон смог подтвердить свою догадку – ровно двенадцать. Смена началась, значит, подозрений никаких возникнуть не должно. Никого, кроме него в аттракционе с кроликом нет, можно и приступать. Майкл на какой-то миг, правда, всё равно испугался, как бы директор не заявился в столь поздний час. Наверно, из-за этого Майкл и пошёл в тот миг закрыть двери на ключ – уж лучше быть уверенным на сто процентов, чем думать об этом всё время. Он вернулся в офис быстро, практически пробежав по коридору. Он всё больше начинал бояться, что не успеет, или же всё сорвётся из-за какой оплошности. Ведь этого никак нельзя допустить, нельзя. - Что ж, папа, - Майкл, не стараясь воспользоваться удобствами кресла, быстро схватил со стола планшет, как можно проворнее нажимая на кнопку включения, внутренне молясь, чтобы всё прошло нормально. Он не очень был уверен в исправности экрана после «радушной» встречи с аниматроником на прошлой ночи, но будь, что будет. Потому Майкл облегчённо вздохнул, чувствуя, как ёкнуло сердце – камеры послушно отобразили соседний коридор, всё также назойливо треща разрядами помех. Всё было теперь нормально. Пора действовать: - Что ж. Иди сюда, папа, давай. – Афтон, стараясь совладеть с собой, нажал на первой попавшейся камере на кнопку аудио, приводя в действие систему аттракциона. Он не ожидал в тот миг чего-то необычного, но всё равно вздрогнул, когда услышал из глубины аттракциона задорный детский смех. На фоне побитого кафеля и заброшенных коридоров он казался довольно жутким. Вот уж точно, хоррор-аттракцион, ничего не скажешь. Майкл прислушался, стараясь понять, сработал ли его план, и не обманчивым ли оказалось его воспоминание. Всё-таки, такое бывало с ним, и неоднократно. Слишком много знаний и переживаний забивали его голову, что уж тут говорить. Потому он смог вздохнуть свободно только тогда, когда услышал где-то далеко в коридорах приглушённые шаги. Степенные шаги, отдающиеся во все концы аттракциона гулким эхом железных оголённых ступней по каменной плитке. Кролик шёл сюда. Костюм отреагировал на аудиосистему. Папа медленно двигается прямо к офису. - Отлично, - Майкл потянулся за планшетом, внимательно всмотревшись в систему камер. Отслеживать, где аниматроник на данный момент, всё-таки надо. А-то ещё, чего доброго, ушастый решит повернуть не туда. А, может, ещё и заподозрит благие намерения «дорогого сыночка». Ну, уж нет. - От меня теперь не скроешься, пап. Афтон нашёл его не так далеко от офиса: его отделял от комнатки охранника только каких-то два коридора, не больше. По крайней мере, если верить карте в углу экрана, то всё именно так и было. Мужчина невольно усмехнулся: что и говорить, а детский голос до сих пор был в своём репертуаре, даже спустя столько лет. Майкл невольно поблагодарил про себя дядю Генри – если бы не его больная голова, как и у папы, то точно бы не сделал этого с такого рода костюмами. Всё-таки, его идея, не только отцовская. Или же, не только «Афтонская», как выражались рабочие на производстве. Майкл быстро щёлкнул по кнопке аудио, вновь невольно вздрогнув от нового звука в аттракционе. Задорный смех ребёнка, который он услышал в первый раз, сменился на короткое слово: «Привет!». И это было как-то жутко. Даже если и было ясно, что это просто компьютер, встроенный по всему аттракциону. Хотя, это, может, и пугало в тот миг мужчину, как и любого человека, оказавшегося в таком положении. Стало теперь понятно, почему же прошлый охранник уволился, проработав только неделю. Не каждый способен выдержать такое давление на психику. Майкл невольно встряхнул головой, стараясь упорядочить мысли, и тут же вновь нажал на кнопку аудио, приводя в действие динамик, расположенный, на этот раз, совсем рядом с офисом. Ему почему-то начинало казаться, что папа что-то заподозрил. Уж как-то больно медленно стал передвигаться по камерам поломанный кроль, словно бы стараясь переселить сработанный механизм костюма. Словно бы стараясь остановиться, и повернуть назад. - Ну и пожалуйста. Я сильнее. – Афтон скривился, упрямо воспроизведя синтетический смех на том же месте. Руки от напряжения начинали нешуточно трястись, поэтому он не сразу смог переключиться на нужную камеру. Заметить кролика в этот раз было довольно сложно: то ли новую тактику решил выбрать, то ли, наоборот, решил ничего не предпринимать, лениво оставшись где-нибудь на месте, на десятой камере. По крайней мере, знакомый силуэт с поломанным правым ухом всё никак не желал появляться в назойливых помехах. Но в тот миг, когда Майкл попытался отвести взгляд от экрана, он сообразил, что тот был в этот раз просто хитрее. Намного хитрее, чем эти две ночи. Слепая зона камеры – и ты уже стоишь прямо перед окном офиса, смотря невидящими белыми глазами прямо на охранника. Он был, действительно, здесь. Пробитый, грязно-жёлтый кролик стоял прямо за стеклом, смотря на Майкла своими, казалось, безжизненными светящимися глазами. Наверно, именно из-за этого странного стеклянного взгляда Афтона на какой-то миг кольнула иголочка сомнения, что внутри костюма вообще может быть человек, и уж, тем более, папа. Уж слишком не живо, словно бы у большой заводной куклы, смотрели сейчас на мужчину эти два белых роботизированных зрачка. Майкл почувствовал, как невольно задрожали у него в тот миг колени, но даже и не подал виду. Будет он бояться в полной мере потом. Пора действовать. Афтон медленно, степенно переступая ногами по плитке и разбросанной бумаге, подошёл прямо к окну, стараясь быть наравне с робо-кроликом за стеклом. Он постарался поднять глаза, установить и зрительный контакт с собеседником, но тут же понял, что невольно передёрнулся всем телом от неожиданности. Воздух задрожал от визга механизма: аниматроник за окном медленно приложил обе железные руки прямо к стеклу. Майкл не хотел это утверждать, но ему стало казаться, что изнутри костюма послышался булькающий звук, похожий на… усмешку? Роботизированные глаза прищурено взглянули прямо на мужчину: - Решил так просто проиграть в третью же ночь, а, Майк? Нехорошо. Очень нехорошо. Знакомый, сильно искажённый голос больно врезался в ум Майкла – не мог он теперь не поверить тому, что это отец. Уж слишком он пробирал его, заставлял дрожать и бояться, словно маленького мальчика. Словно как в детстве, где он вновь совершил что-то не так по отношению к семье, к Лиззи с Кевином, и, напоследок, ко всему городку Харрикейну в придачу. Да, это казалось, может быть, смешным, но Майкл не мог по-другому охарактеризовать такой тон. Хотя, может, он был прав насчёт того, что папа обезумел?... Ничего, он узнает сейчас это. Он узнает сейчас всё, и ничто ему не помешает. Папа не может его убить сейчас, даже если и сошёл с ума. Убить собственного сына. Нет. Не в этот раз. Глубоко вздохнув, стараясь хоть немного утихомирить шалящее сердце, мужчина взглянул в белые глаза аниматроника. - Я и не собирался играть в твою игру, пап. – Афтон демонстративно скосил глаза в сторону планшета. Кролик за стеклом, казалось, с интересом проследил за движением мужчины. В прищуренных глазах до сих пор читалось что-то вроде усмешки. Других догадок здесь не было. - Ты, давай, заходи сюда, дело есть. Игра подождёт, у меня ещё целый испытательный срок впереди. В игру на выживание успеешь сыграть. – Майкл быстро щёлкнул по кнопке на первой камере, прямо перед железной дверью. Той дверью, которую он запирал несколько минут назад. - Привет! – аудиосистема не заставила себя долго ждать. Синтетический голосок прокатился гулко и громко прямо у офиса, отчего захотелось зажать уши. Особенно, конечно, от звука несмазанного грубого механизма. Только сейчас Майкл и увидел, что же творилось с папой по пути сюда. По правде говоря, если бы Афтону напомнили это зрелище, ему бы стало не по себе вновь – было довольно-таки жутко наблюдать. Аниматроник с громким хрипом, словно бы протестуя, резко развернулся прямо по направлению коридора. Прищуренные глаза, казалось, остекленели, став неживыми, а вместе с этим усталые движения отца стали отточенными и роботическими. Кролик безвольно понёсся мимо окна, не стараясь больше сопротивляться. Механизм безжалостно управлял его телом, гулко неся его прямо к проёму офиса. Кролик хрипло вздохнул, только тогда, когда его «отпустило» из роботического оцепенения костюма. Движения вновь стали прерывистыми и усталыми, отчего сложилось впечатление, что он в любой момент упадёт. По крайней мере, именно об этом подумал мужчина на короткий миг, когда вновь взглянул вперёд. Но практически сразу понял, что этого не произойдёт: в костюме хоть и мертвец, но совершенно не собирающийся так просто опуститься. Глаза аниматроника взглянули на Афтона в тот миг рассерженно. Майкл не сомневался, что сюда бы подошло ещё и слово «гневно». Глаза из-под маски смотрели на него теперь утомлённо, и без какого-то там особого интереса. Казалось, папа медленно соображал, что же именно происходит, хоть и не пытался об этом так просто думать: - Ну, что тебе надо от меня, сына?... - Ты сам знаешь, что. Майкл не собирался в тот миг сказать ему в лицо, зачем он его позвал – слишком много чести. Если папа знает сам, то не стоит и напоминать. Его проблемы, если он вновь начнёт «темнить», и говорить какие-то несуразные глупости. Его проблемы, что он не захочет ничего рассказывать, но не Майкла. Тот может сейчас только попробовать «подтолкнуть» его к ответу, вот и всё. Даже если это будет очень сложно. Сложно. Он даже сейчас осознавал где-то на подсознании, как ему будет сложно. Что-то начинало в нависшей атмосфере напрягать Афтона, заставляя его покрываться мелкой дрожью. Где-то внутри он осознавал, что точно не сможет уладить всё так на «раз-два», как ему казалось ещё днём. Нет, он не должен сейчас размышлять. Нет времени думать об этом, он же знает. Майкл глубоко вздохнул, стараясь не поддаться приступу страха. - Ты знаешь сам, пап. Ты отлично знаешь, что мне надо. Прекрати «темнить», слышишь?! Да, он практически прокричал последний вопрос, чувствуя, как сильно взорвалось в груди сердце. Майкл вновь не узнал своего голоса, чувствуя, что медленно холодеет: никогда ему не приходилось разговаривать таким тоном, как сейчас. Никогда ещё он не пытался именно так достучаться до правды, практически выкрикивая, чтобы доказать свою правоту. Если он и делал это раньше, то только пытаясь потешить себя, показать себя сильным перед теми же боссами и начальниками. Но никак не достучаться до кого-то, чтобы узнать необходимые сведения. Только вот, похоже, кролик в проёме двери даже и не попытался в тот миг услышать вопрос: Майкл невольно вздрогнул, когда вновь взглянул на отца. Из-под маски всё так же холодно смотрели усталые больные глаза. Этот взгляд он помнил очень хорошо, просто отлично. Он уже неоднократно видел его на своём веку. Сколько не притворяйся и не говори, а этот взгляд не предвещал никогда ничего хорошо – именно его невозможно было ослушаться, будучи ребёнком. Именно его Майкл боялся всем своим существом, особенно после инцидента с его погибшим братиком…. Майкл понял в ту же секунду – он ничего ему не скажет. Совершенно ничего. Он будет вновь увёртываться и уклоняться, пока им обоим не надоест эта шумиха. Он просто будет молчать, если уж на то пошло. Но не говорить и объяснять. Майкл смог в этом убедиться, когда вновь поднял взгляд к проёму в офис. Кролик, казалось, только короткий миг пребывал в замешательстве. Хрипло вздохнув, он с усилием выдавил тогда эту короткую фразу, словно стараясь в тот миг отвязаться от сына, и больше не стараться его услышать ещё раз. Из костюма послышался булькающий усталый вздох, отчего мужчина невольно вздрогнул: - Нет. Перестань бузить, Майк. Эти слова обжигают слух Афтону. Он не верит тому, что отец так просто говорит ему эту фразу, словно бы ничего не произошло. Словно бы ему не кричали только что все эти слова, будто не прошло этого дурацкого тридцатка, и он, как ни в чём не бывало, говорит эти слова, словно маленькому капризному мальчишке. Словно малышу, которому не додали порцию игрушек в очередном магазине. Разве не в этом случае родители обычно говорят ему такие слова, а потом отводят его за ручку из игрового отдела? Да, именно так. Но он уже давно не маленький мальчик! Майкл почувствовал, как внутри него медленно закипает что-то похожее на обиду. Он невольно начинает злиться – неужели папа не может даже сейчас перестать видеть в нём этого подростка, с которым можно сделать что угодно? Ну неужели отец не может по нормальному поговорить с ним на равных?! Он уже давно вырос, и если кто и бузит сейчас, так это пробитый кролик перед ним. - Сам перестань, слышишь? – Майкл чувствует, как начинает дрожать от пробивающего его гнева. Он не может сдержаться дальше от выкрика: - Я уже давно не ребёнок! Ответь уже наконец, что произошло! Просто ответь! - Почему это я должен тебе отвечать, Майк? – кролик даже не шелохнулся, продолжая всё таким же скучающим взглядом рассматривать охранника. Если бы мужчина был в состоянии сейчас раздумывать, то он бы не ошибся в том, что в хрипящем тембре прозвучала нотка издевки. Еле ощутимая, почти незаметная, но прозвучала. Искажённый голос остаётся нейтральным, пугающим, и Афтон не может в первую секунду сообразить, что именно он пытается до него донести. Но закипающий гнев больно ударяет в мозг, отчего тут же хочется просто закричать во всё горло от гнева, только бы прекратить этот маразм. И почему он только думал, что всё будет так просто?! Майкл сам не замечает, как отвечает в порыве несколькими фразами. Это похоже на перепалку, которой нет ни конца, ни края. На бой, который будет продолжаться вечно, пока оба бойца не упадут замертво. - А ты почему молчишь, почему ты продолжаешь это делать?! Майкл вздыхает вновь, судорожно перебирая в голове все варианты дальнейшего ответа, но так и не успевает: искажённый голос со стороны двери перекрывает его слова, не давая и шанса продолжить. - Прекрати, Майк. Просто прекрати. Опять. Опять кролик делает это, не давая ему узнать, что именно здесь произошло. Как же всё-таки это похоже на отца в последние месяцы пребывания с ним в доме. Последние дни, когда он уже был с ним один, и он также перекрывал ему каждое слово, даже и не пытаясь остановиться. Даже и не пытаясь дать осознать сыну, что теперь делать, когда Кевина с Лиззи больше нет, а мама ушла. Когда он теперь один. Сердце вздрагивает вновь, и Майкл чувствует, что начинает дрожать. Давно забытая обида ещё только больше разгорается в его груди, и он долгие секунды не пытается это осознать. Он ведь уже давно забыл её, почему она разрастается сейчас с новой силой? Афтон чувствует, что ему уже всё равно, как именно он узнает правду. Главное узнать, а остальное не важно. - Не прекращу. – он с усилием процедил эти слова, стараясь где-то на подсознании сдержать себя от того, чтобы не кинуться к кролику перед собой, сжав кулаки. Его начинало раздражать его напускное спокойствие. Начинал раздражать этот искажённый усталый голос, словно бы ничего не произошло. Словно они до сих пор в их домике, как много лет назад: подросток и строгий отец. Афтон-младший и Афтон-старший, и больше никого. Никого, потому что всё давным-давно решено. Это воспоминание прокатывается в голове яркой короткой вспышкой, но этого достаточно, чтобы Майкл всё-таки не выдержал. Его ладони сжимаются в кулаки, и он сам не замечает, как кричит отцу эти слова. Ему всё равно, как всё пройдёт. Они уже давно не дома. Они уже давно не вместе. Сейчас всё по-другому. - Просто скажи уже, хватит! Почему ты ещё жив?! Ты же сам говорил, что от пружинных фиксаторов никто не способен выжить! С последним словом он срывается, и по аттракциону на короткий миг прокатывается гулкое эхо: Афтон со всей силы ударяет кулаком по столу. Фигурки маскотов падают от столь громкого надругательства. Становится больно костяшкам, но мужчина и не замечает. Жар от разрастающейся обиды только ещё больше заставляет совершать немыслимые дела, которые только можно сейчас придумать. Притом, Майкл в тот миг осознаёт всего одну мысль. Отец не сможет вечно его слушать. Даже у него должно хоть когда-то кончиться терпение, которое он сейчас так выставляет напоказ. Которое, кажется, нескончаемым, и ничто не способно дать ему так просто разорваться. Раз он пытается показаться всё ещё сильным, то у него это выйдет только на некоторое время. Совсем как у Майкла сейчас. Ни один человек, даже мертвец, не способен быть терпеливым до конца своих дней. И Афтон это осознаёт в тот же миг. - Я же знаю, что ты не собираешься мне отвечать, да? – Майкл невольно постарался придать своему голосу хоть небольшую нотку издевки. Но голос получается хрипловатым и осипшим, отчего ему кажется, что он сорвал его. Потому у него не получается, но он всё равно продолжает. Счёт идёт на секунды: - Раз на то пошло, то и не отвечай. Я всё равно никуда не уйду отсюда, пока сам всё не узнаю. Лучше тебе сказать, пока я здесь не остался до конца своих дней. Майкл пытается хохотнуть, но у него не выходит – не хватает дыхания, чтобы так просто сделать это. Горло перекрывает, и он на короткий миг соображает, что его шутка может перерасти в реальность. Может, даже и сейчас: со стороны проёма больше не слышно какого-то там движения, или что-то наподобие этого. Атмосфера становится слишком напряжённой, чтобы не заметить. Становится очень и очень тихо. Настолько, что Майкл слышит своё собственное сердцебиение. А он даже и не замечал, как шалит сердце. Стоп. Неужели у него получилось?... Похоже, отец задумался над сказанными словами. Может, это и есть то названное терпение, которое в конечном итоге закончилось? А как себя вёл отец тогда, когда у него заканчивалось терпение? Майкл даже это припомнить сейчас не может – туман в голове блокирует ему все мысли, и он не способен даже и попробовать. Он просто чувствует всем своим существом, что что-то происходит. Что его последние слова как-то смогли здесь повлиять, и никак иначе. И почему ему только становится невольно страшно?... - А ты не изменился, Майк. Майкл вздрагивает, невольно поворачиваясь в сторону проёма. Как же сильно изменился папин голос в один короткий миг: что-то стало в его искажённом тембре другим. Афтон чувствует, как он начинает дрожать: он добился своего. Добился, но теперь всё намного сложнее. Он никогда раньше не слышал таких странных ноток от отца. Что-то внутри него начинает бить тревогу, хоть он и не пытается это показать. Папа в проёме двери медленно скосил глаза в офис. Послышался звук механизма. - Совсем не изменился. Всё также в борьбе за правду стоишь, да, сына? – кролик, казалось, хрипло вздохнул. Это похоже на усмешку, но очень и очень хилую. Что и говорить, а разговаривать ему всё равно трудно, как и вчера. Майкл понимает прекрасно, но не пытается сделать это причиной, по которой можно закончить разговор. Нет. Не в этот раз. Нужно закончить начатое. Хоть как-то, да попробовать всё выяснить. Потому он и отвечает, стараясь ответить так же «по-дружески». - Да и ты тоже, пап. – мужчина хрипло хихикает. У него плохо получается это сделать: голос сорван, и лёгкие обдирает. Ему совсем не нравится, что кролик в проёме двери так изменил свою позицию. Это ничего хорошего совсем не предвещало. Но, как говорится, если и стоять, до последнего. Лучше всё равно не станет, это и так понятно. - Совсем ты не изменился сам, пап. Всё так же продолжаешь «темнить», будто ничего не произошло. - А потому что незачем тебе это знать, Майк. Афтон непроизвольно дёрнулся, когда аниматроник перед ним пришёл в движение. Медленно, словно бы боясь какой-либо осечки, отец поворачивается в его сторону, степенно переступая по плитке железными ступнями. Пятипалые конечности вновь хватаются за стены, дабы помочь себе проделать такое незамысловатое движение. На фоне вышесказанных слов это выглядело сейчас довольно жалко. Правда, всего на миг – Майкл невольно сглотнул, когда посмотрел на него вновь. Прищуренные белые глаза смотрели на него из-под маски устало и гневно. Отец тоже держался из последних сил, чтобы не сорваться. Майкл это понял в тот миг прекрасно. Слишком очевидно, чтобы размышлять. Особенно когда папа заговорил в тот миг вновь, громко хрипя, проговаривая все эти приевшиеся слова: - Незачем тебе знать то, что не надобно. Особенно то, почему я ещё жив, Майк. Не вздумай делать догадки сам, ясно тебе? Кролик медленно поднял в воздух дырявую руку. Казалось, он в тот миг с нескрываемой ненавистью взглянул на покорёженный металл, на какую-то секунду забыв о Майкле. Но это продолжалось недолго. Белые зрачки вновь взглянули на охранника, отчего тому очень захотелось сжаться. Взгляд больно врезался куда-то глубоко внутрь, заставляя поутихшим воспоминаниям возрождаться. Наверно поэтому Афтон и не воздержался в тот миг от короткого замечания: - Незачем знать, потому что я всё ещё жив, да? Почему же тогда не убил вчера? Майкл резко похолодел, чувствуя, как невольно вздыхает от накатившего на него страха: он сам не заметил, как проговорил эти слова. Нет, он даже и не собирался об этом вспоминать, и хоть как-то пытаться папе об этом напомнить. Каким шестым чувством он чувствовал потому что, что эти вопросы могут только больше усугубить ситуацию, и никак иначе. Особенно если его догадки прямо сейчас подтвердятся насчёт того, что папа действительно обезумел от всей той жизни, что он сейчас проживает. Ведь по-другому быть не может с человеком в такой ситуации. Майкл старается быстро что-нибудь сказать, пытается быстро в тот миг каким-то образом заглушить эту реплику, перевести разговор в другое русло, но тут же понимает, что не способен. Правду говорят, что «язык мой – враг мой». Афтон это осознаёт в тот миг прекрасно, потому что соображает, что отец действительно не мог стерпеть этого вопроса. Просто не мог стерпеть, как и весь этот разговор в целом. Но и Майкл не способен остановиться. Его непослушный рот говорит и следующий вопрос, который сам по себе, казалось, вырвался наружу: - Зачем ты хотел это сделать? Почему ты пытался убить меня вчера, за что?! - Майк, ты…. – кролик перед мужчиной рывком вздыхает, пытается подстроиться хриплым дыханием, что-то ответить на столь большую словоохотливость сына, но не может. Теперь перекрывают его слова, не давая и возможности что-то сказать в ответ. Они меняются ролями, и Афтон-младший это понимает: он не замечает, как говорит дальше. Рот, кажется, и не слушает его в тот миг: до того быстро и просто вылетают все слова, словно и не замечая, на что именно с самого начала был настроен хозяин. Ведь никак не разозлить отца, а дать ему возможность высказаться. Но он не может остановиться. Майкл кричит вновь. - Скажи, просто ответь мне, что же произошло!? Я не желаю больше выпытывать всё из тебя, просто скажи по-хорошему! Ты хотел меня убить, так? Майкл переводит затруднённое дыхание, стараясь вновь прокричать аниматронику какое-то слово. В его груди сердце давно уже шалит, но он боится в тот миг не отца. Он боится в тот миг, что его жаркий пыл просто иссякнет в любой момент, и всё будет зря. И всё сорвётся, и он так ничего не узнает. Но всё оборачивается за несколько секунд. В тот же миг, он содрогнулся всем своим телом от ужаса. Он не хотел этого в тот миг утверждать, сказать самому себе, что испугался, но ничего не получилось. Он действительно очень испугался в тот миг этого хриплого, искажённого рёва со стороны двери. Этого страшного, громкого крика, совершенно не похожего на человеческий обычный возглас: папа отчаянно пытался сделать это, но у него получилось только зареветь, словно он раненый зверь, но никак не человек. По-другому охарактеризовать не получалось. Слишком стало в один миг страшно. - Просто прекрати, Майк! Прекрати, кому сказал!! – отчаянно скрежеща на весь офис сломанными механизмами, взревел в тот миг отец. Мужчина больше не мог в ту секунду что-то ответить на этот страшный, ни на что не похожий возглас: ноги попятились сами собой в глубину офиса, и Афтон сам не заметил, как прижался к стене. Да, если вы никогда не видели, как ревёт своим искажённым голосом огромный поломанный робот-кролик, то вы не знаете, каково это. Майкл лихорадочно попытался что-то ответить, как-то исправить ситуацию, но практически сразу осознал, что не способен. Его язык заплетался, сердце стучало, похоже, где-то в горле, и он не мог выдавить и слова в ответ на этот страшный крик. Крик, похожий на отчаяние. Крик, от которого каждому живому существу стало бы очень страшно. Крик, который ещё долгие секунды не хотел исчезать, вновь и вновь отражаясь в стенах хоррор-аттракциона. Крик, который Майкл запомнит теперь надолго, и никак иначе. - П-папа, постой! – рот сам по себе тогда выдохнул эти слова. Ужас охватил всё его существо, и он не смог в тот миг сказать что-то ещё. На какой-то миг он хотел сказать самому себе, что уже давно не ребёнок, да тут же осознал, что это слишком глупо. Какая разница, если он теперь, точно, ничего не сможет узнать?! - Папа, я не хотел, хватит! Я-я просто… Я.... Майкл пытается сказать в тот миг что-то ещё, но его язык заплетается, и изо рта вылетают только какие-то жалкие обрывки фраз. От его спокойной и связной речи не осталось в тот миг ничего. Как же он всё-таки в тот миг испугался, словно маленький мальчишка. Как же он сейчас в своих собственных глазах становится жалким, не способным ничего сделать. Но только не у отца перед ним. Казалось, этот страшный крик только подогнал его к тому, чтобы он смог высказаться. Правда, Майкл после того, что он сказал, долгие минуты не мог придти в себя от непонимания и страха. Ему хотелось тогда сказать самому себе, что папа сказал это в порыве гнева, и это ничего не значит. Но, кто ведь говорил ещё, что именно в это время человек, сорвавшись, говорит только самую сокрытую правду? Только то, что тревожит его, и не даёт просто высказать всё в полной мере?... Быстро, будто бы это не составляло никакого труда, кролик проворно пересёк офис, гулко стуча железными ногами по плитке пола. Майкл не пытался в тот миг сопротивляться – не было смысла, раз теперь всё так приняло именно такой оборот. Не жалел он в полной мере и о том, что они оба друг на друга накричали, даже если ужас до сих пор не хотел его покидать, сковывая его всё сильнее. Притом, так было спокойней. Наверно из-за этого ещё он не смог отреагировать тогда в первые секунды на сказанные отцом слова. Пробитый высокий кролик со скрежетом тогда подошёл прямо к Майклу. Тот не вслушивался, но чувствовал, как трудно ему вновь совершать столь простые движения, и как же ему больно проделать даже простой поворот головой. Но папа, казалось, и не пытался тогда на это обращать внимания: разрастающийся гнев заглушал какие-либо понимания. - Почему я тебя убить пытался, говоришь? – он неощутимо, почти хрипя, тогда прошипел эти слова. Похоже, ему было так говорить ещё труднее: из разодранного горла со свистом вырвалось дыхание, от которого Майкл невольно дёрнулся. Страх вновь кольнул его, мигом парализовав. Впрочем, так даже лучше – он не будет отвлекаться. - Так я тебе скажу почему, сын. Кролик со скрежетом поддался вперёд, отчего Афтон только ещё больше вжался в стену. Железная рука аниматроника вытянулась, и папа тут же опёрся ладонью о кафель. У Майкла путь теперь был точно отрезан. - Да потому что я теперь один из них. Они сделали меня таким, понятно?! - кролик со свистом вздохнул, стараясь перевести затруднённое дыхание. Казалось, оно стало после этой фразы только чаще и прерывистей. Последний его слог потонул в хрипе, а затем и в шипении. - К-кто? – неощутимо прошептал Афтон, всем своим существом молясь, чтобы всё имело нормальный исход. Отец начинал пугать его теперь только больше. Даже больше, чем на прошлой ночи. Даже больше, чем на первой. Даже больше, чем в детстве. И почему только он боится ещё больше…. - Кто, спрашиваешь, да? – белые зрачки глаз прищурено взглянули в тот миг на сына. Тот же самый взгляд, которого ни в коем случае нельзя ослушаться. Майкл холодеет, но взор с этих страшных глаз не спускает. Пусть отец знает, что он ждёт ответа. Пусть он знает, что он слушает, и хочет знать. Похоже, кролик это и понял. Продолжение не заставило себя долго ждать. - Это сделали они, Майк. – игрушечная кроличья улыбка, казалась, исказилась в сумерках, став в один миг только шире. Афтон почувствовал, как же сильно в тот миг задрожал отец от пробирающего его булькающего смеха, зарождающегося в его проломленной груди. Вымученного, больного смеха. - Они. Те дети, которых я убил в пиццерии «Фредди Фазбера», Майк!... Кролик перед Афтоном засмеялся булькающим искажённым смехом, с каждой секундой постепенно перерастающим в несвязный долгий хрип. Такой жуткий, из-за которого стало каждому бы не по себе. Если бы только Афтон мог в тот миг выслушать его и дальше, попытаться ещё немного вникнуть, то отметил бы, что он затихает и затихает. Как несвязный хрип отца, полный затруднённого дыхания, всё больше, казалось, исчезает, постепенно превращаясь в неравномерный всхлип откуда-то изнутри….