Здравствуй, отец

Майклу потребовалось несколько долгих секунд, чтобы наконец-то сообразить, что происходит вокруг: голова упрямо отказывалась работать, разум, казалось, отключился на короткий миг. Мужчина тщетно пытался разглядеть хоть что-то в мутном пространстве комнаты, но не мог из-за накатившей слабости: тьма в глазах не желала проходить так просто, заставляя его вновь и вновь падать куда-то в забытье. Он не мог и свободно вздохнуть, где-то на сработанном подсознании отдалённо понимая, что нужно срочно что-то делать. Что угодно, только бы прекратить это! Майкл и сам не смог понять, откуда у него взялись в тот миг силы – наверняка, сработанный в последний миг инстинкт самосохранения, чтоб его. Афтон просто слепо, не совсем понимая в тот миг, что же будет дальше, схватил второй планшет со стола. Поставив вентиляцию на починку, Майкл непослушными пальцами попытался воспроизвести и аудио. Он чувствовал, что если не сделает это сейчас, то не успеет уже никогда - папа же точно не ждал, когда он очухается, чтобы продолжить свою игру. Наверняка он за это время успел подойти чуть ли не к самому офису, чтобы осуществить задуманное! Наверно именно поэтому Майкл в тот миг не пытался оглядываться по сторонам, да и просто смотреть в то же окно перед ним – липкий страх заставлял его позабыть такие обязанности. Притом он чувствует, как медленно начинает проясняться голова, и накатившая волна радости прокатывается ощутимым холодком. Особенно, конечно, от осознания того, что насчёт отца он, действительно, не ошибся: железные шаги раздались в тот миг совсем недалеко от офиса, но тут же прекратились, как только по аттракциону прозвучал задорный детский смех. Они постепенно отдалялись, и от этого Майкл только ещё глубже вздохнул от накатившего облегчения, невольно осев всем своим телом в кресло. Диву только оставалось даваться, как Спрингтрап не напал на него, пока он находился в «отключке». Именно это удивление рождает вопрос, от которого Афтон невольно задумывается, пока проверяет камеры. Может, отец, всё-таки, не убьёт его, как обещал? Может, он только припугнул его, только чтобы сынок задумался о скором отъезде и уехал?... Но эти вопросы испаряются достаточно быстро. Что одна, что другая мысль хлестнула Майкла в самый мозг – как он только мог подумать об этом, когда папа чуть не задушил его прошлой ночью? На что ему ещё остаётся надеяться сейчас, если даже последний во всей этой истории родной человек оказался тем самым убийцей?! Оказался обезумевшим от той жизни, что сейчас проживает, не в силах совладеть с самим собой. Правда, мысли перекрываются в тот миг новой волной. Ведь Майкл помнит, что отец хоть и хотел, но всё равно ведь не задушил его. Если бы он хотел сделать это без вопросов, то Спрингтрап, а тем более и отец, сделал бы это во вторую же ночь, прямо за их разговором… Майкл невольно чувствует, что теряется во всех догадках и думах. Как же сложно рассуждать, когда ты сам не знаешь, что ожидать, особенно от родного человека…. Хотя, даже здесь был своё противостояние – мозг до сих пор отказывался считать кролика отцом до конца. Упрямо не хотел считать найденным пропавшего без вести, и это было неудивительно. Притом, от этого становилось только хуже, как сейчас. Со вздохом, стараясь хоть немного отбросить эти мысли, Майкл переключает какой-то миг камеры. Он подозревает, что ситуация ухудшилась вновь, и следить теперь не так-то просто. Да, что и следовало ожидать – Спрингтрап вновь стал пробираться хитрым способом, в слепой зоне камер. Приходилось напрягать и так уставшие глаза, чтобы выведать знакомую тень в мерцающих помехах. Это было до сих пор сложно Афтону, даже не смотря на то, что на его памяти уже отработаны три ночи. Три ночи…. Майкл невольно скосил глаза на наручные часы. Он не сильно надеялся на то, что увидит там долгожданные шесть часов, но какой-то комочек радости внутри него всё равно зародился. Уже почти два часа живёт! Хоть и немного, но уже что-то по сравнению с теми пятью минутами, которые он в начале ночи так глупо упустил за разговором. Хоть какая-то точка опоры, за которую он может сейчас держаться и не сдаться папе. Наверно, подумав вновь именно об отце, Майкл постарался забыться, и сконцентрироваться на камерах: главное действовать в первую очередь, а не размышлять на этот счёт. А-то точно попадётся, если что будет не так. Особенно если на весь офис вновь задребезжала красным светом сирена…. Афтон кинулся ко второму планшету очень вовремя – по всему аттракциону вновь стали прокатываться удары изнутри вентиляции, свидетельствующие о том, что Спрингтрап решил пробраться к охраннику упрощённым способом. Перекрыв шахту, Майкл крутанулся в кресле, стараясь тут же починить и систему видео: она уже тоже начинала надоедающе пищать, пока он провёл время за всеми своими манипуляциями. А потом мужчина непроизвольно вздрогнул, чувствуя, как сильно подскочило к горлу сердце. Это был вновь он. Фредди Фазбер. Расплывчатый силуэт медведя вновь плёлся за окном, потешными прыгающими шагами пересекая коридор, будто и не замечая охранника на посту. Только вот, Майкл понимал, что это не так – медведь вполне может через какую-то долю секунду напасть на него, вновь выведя из строя вентиляцию, если этот самый охранничек не предпримет что-нибудь. Повторять ему прошлый опыт ой как не хотелось. Притом, ничем хорошим это не кончилось, что уж тут говорить. Поэтому, стараясь игнорировать фантома, мужчина постарался, отгородившись планшетом, сконцентрироваться на камерах вновь, только бы не видеть перед собой знакомый силуэт медведя. Да, может быть, это было по-своему глупо, но где-то на подсознании Майкл соображал, что именно это и сможет его спасти. Может, не сразу, может, не так легко, но спасёт. Главное выждать. Главное не смотреть, и тогда он пройдёт эту часть игры. Поэтому, Афтон и ждёт, пристально разглядывая каждую мелкую помеху на экране – он наконец-то смог заметить знакомую тень кролика, и из-за этого больше не церемонится. Он отгоняет его аудио всё дальше и дальше, пока то ещё способно работать, и Майкл невольно вздыхает от облегчения. Теперь, отец на десятой камере – потребуется время, чтобы он успел так просто дойти до офиса охраны. А это, как считает сам Афтон, не сразу должно произойти. Вентиляция и так в том районе перекрыта, значит, упрощённым способом сделать это не получится. Правда вот, последнее и сыграло с охранником в тот миг злую шутку. Вентиляция вновь выходит из строя, и фантомы вершат судьбу Майкла, притом, на этот раз, довольно безжалостно. Он осознаёт это практически в тот же миг, хоть и вяло – воздух вновь обдирает лёгкие, нехотя снабжая их кислородом. Но это не мешает Майклу сообразить, кто именно его пугает в этот раз, словно на потеху железному кролику. Не зря он говорил про «дружочков из вентиляции», вот уж точно. На этот раз из планшета на Афтона опять же выпрыгнул кругленький знакомый человечек с пропеллером на шарообразной голове, а когда мужчина попытался переключить камеру, чтоб хоть немного помочь ситуации, то тут же понял, что ошибся и здесь. Он даже не сразу сообразил, что на одной из камер отразилась странная морда где-то в районе игровых автоматов…. Неведомая сила вырывает планшет Майкла из рук, и потому он невольно охает, едва не срываясь на крик. Чёрный фантом расплывчатым силуэтом бросается прямо на мужчину, ослепляя его короткой белой вспышкой в глазах, отчего он слепнет на миг. Где-то внутри проскакивает догадка, что этот самый силуэт похож на знакомую курицу Чику из пиццерийной банды, но он тут же забывает. Всё в его сознании опять похоже на отключку, и Афтон это осознаёт, злясь на себя за невнимательность. Ведь каждая мелочь сейчас стоит жизни, даже эта дурацкая вентиляция, почему он опять не понимает! Майкл быстро, стараясь сделать это как можно более осторожней, вновь чинит систему – он невольно боится, что фантомы опять сделают своё дело. Благо хоть, что в этот раз он смог быстро придти в себя без каких-либо больших побочных эффектов. Может, именно это и помогают ему совладеть с собой и дать возможность вновь взяться за поиски кролика на камерах . Тот оказывается в те секунды недалеко от офиса, и Афтон вновь отгоняет его аудио, пока система не ломается. И пока мужчина чинит её, по аттракциону вновь начинают прокатываться знакомые удары из вентиляции. Настолько знакомые, что Майкл невольно шипит сквозь зубы, будто от боли. Он и сам не замечает, как ударяет кулаком по столу от накатившего на него бессилия от ситуации. Да, ещё полно времени, чтобы выжить, но Майкл всё равно не способен сдержаться – расшатанные нервы сдают, и он невольно хочет, чтоб всё поскорее закончилось. Такое желание появляется спонтанно, случайно возникает в голове, но Афтон чувствует, что не способен ему противостоять. И почему только время летит так медленно?! Где шесть часов, где?! Он вновь не даёт прохода в вентиляции, и как только кролик отходит в десятую камеру, снова открывает воздушный проход, внутренне молясь, чтобы такая простая манипуляция дала ему на этот раз спастись от фантомов. И он не ошибается, облегчённо понимая, что действительно у него получилось это сделать – сколько он не вглядывается в тот миг по сторонам, расплывчатых силуэтов пиццерийных маскотов не наблюдается. Не наблюдается и Фредди, который, всё-таки, не напал на Майкла в минувшие минуты. Тот невольно улыбнулся – он теперь знает его тактику. Знает он теперь и тактику этого кругленького толстячка с камер: переключаешь быстро комнату, и ты уже спасён. Простое, но такое нужное действие. А потом всё идёт вновь своим нескончаемым чередом. Майкл еле успевает нажимать на нужные камеры и искать кролика – уж слишком всё спонтанно и быстро происходит, отчего он сам уже не соображает. Не соображает, потому что не может из-за накатившего напряжения. Опять ломается аудио, и Афтон быстро кидается ко второму планшету. Потом опять к основному, с камерами, стараясь отогнать отца вновь в дальнюю комнату, пока смех ребёнка ещё способен его вести. Уж слишком долго оно перезагружается, и это даёт Спрингтрапу небольшой бонус – именно в это время отключается система видео, повествуя о том, что ушастый сделал ещё одно дельце для усложнения игры. А пока Майкл пытается хоть немного починить эти два составляющих аттракциона, по вентиляции вновь прокатываются громовые раскаты. Мужчина слепо перекрывает её, пока не понимает, что сделал кое-что в пользу фантомных дружочков. Создаётся такое ощущение, что они сами соображают, когда лучше нападать на охранника, и не дать ему возможности выиграть. Если же нет, то, может быть, был бы ещё хоть какой-то незаурядный шанс, но его нет. Они опять наваливаются всей гурьбой: медведь за окном, круглый человечек с пропеллером, курица с белыми глазами, а потом эпогеем становится и новый чёрный силуэт, оказавшийся, на этот раз, прямо в офисе. Понять, правда, кто же это был, никак не удалось – мозг упрямо отказывался работать во всей этой кутерьме, потому Майкл только отгораживается планшетом с камерами, внутренне надеясь, что это ему поможет. Хотя, в большинстве случаев это, действительно, было полезно – игнорирование фантома и помогало ему жить дальше. Но, только если бы это закончилось прямо сейчас! Всё повторяется в тот миг ещё несколько раз, вновь и вновь по накатанной. Вновь отогнать Спрингтрапа – чинить аудио. Фантомы – не смотреть. Вентиляция – перекрыть, если там окажется кролик. Пропадает видео – вновь чинить…. Водоворот этих событий становится невыносимым. Майкл не может и сказать, сколько прошло времени, пока всё это происходит, но где-то на подсознании соображает, что немало. Это его, хоть и немного, но подбадривает. Ведь это значит, что до шести часов совсем недалеко! А потом, он сам смог в этом убедиться – не хуже грома, или какого-то там постороннего звука, в голове у мужчины проносится знакомый, и при этом такой желанный, писк наручных часов. Писк, который он сам же установил себе на этот агрегат, чтобы самому знать окончание смены. Зачем именно, если в самом офисе были часы на столе – неясно. Тогда он, именно из-за этого и не сильно надеялся, что это ему поможет, но сейчас всей душой радовался, чувствуя, что невольно ликует – он продержался, он смог! Папочкина игра на сегодня закончена, всё получилось, он выжил и не попался! Он чуть не кричит в тот миг от радости, и не может, чувствуя, что голос сорван. А потом, усталость берёт своё, и убаюканный именно этими сладостными мыслями, этим знакомым звуком, Майкл невольно откинулся в кресле, на какой-то миг совершенно забывая, что пора уходить. Все его тело тяжелеет, конечности, кажется, наливаются свинцом, веки смыкаются сами собой. Напряжение, усталость и сонливость управляют в тот миг им самостоятельно, независимо, и Афтон как-то не сопротивляется. Он медленно, но осознанно проваливается в тот миг в вязкую тьму полудрёмы, чувствуя, как же всё-таки сейчас хорошо находиться в этом покое, и хоть немного отдохнуть от этой дурацкой игры. Он не чувствует самого себя, не чувствует и ног с руками. Казалось, он становится с этими сумерками одним целым – сон так приятен и манящ, что он не хочет просыпаться. На какой-то миг он даже поверил, что всё происходящее вокруг него – один большой глупый кошмар, совсем как те же надоедающие воспоминания. Но только до одного момента. Громовые раскаты из вентиляции просачиваются сквозь полудрёму очень и очень неощутимо, и Майкл не сразу соображает наличие этих странных, но таких знакомых звуков. Притом, овладевший им сон упрямо приковывает его всем телом к креслу, и какие-нибудь рамки понимания насчёт происходящего попросту исчезают. Может, именно из-за этого он даже и не удосужился попробовать разглядеть что-нибудь вокруг себя. В особенности, конечно, того, кто издаёт в тот миг около него знакомый скрип несмазанных механизмов. Он слышит, как отец медленно, словно бы стараясь не ошибиться в своих движениях, выползает из вентиляции…. - Чего спишь-то? Не боишься, что директор увидит? - Не-не… - мужчина только на короткий миг пугается этого знакомого сильно искажённого голоса, слыша в полудрёме тяжелые железные шаги около себя. Правда, наверно, именно последнее и заставило его в тот миг, совсем как в каком-то глупом мультике, подскочить в кресле, чуть ли не с коротким криком от неожиданности. Хотя, закричать он тогда всё равно не смог – в горле пересыхает, отчего выдавить получается только болезненный вздох. Но, Майклу хватило в ту секунду и этого, чувствуя, как сильно подскочило сердце. Он еле сдержался, чтоб не чертыхнуться под нос от той же неожиданности. М-да, даже после смены никто от тебя не захочет отстать, даже если ты выполнил все обязанности игры пробитого кролика. Выполнил все правила и выжил, несмотря на то, как сильно папочка хотел сегодня победить. Может, именно из-за пробуждения от вполне заслуженного отдыха, Афтон не сильно-то и решил церемониться – заспанный мозг не желает соображать в полной мере. А особенно не желает пробуждаться, и хоть как-то попробовать ответить отцу на его вопросы. Он сам задаёт их в тот миг непослушным ртом. - Чего пугаешь-то, пап? – Майкл нехотя попытался разлепить веки, медленно и осторожно массирую виски. Хоть бы головная боль не началась, а дальше он справится и сам. Всё-таки, не самое большое удовольствие испытывать подобные ощущения. Не хочет он показаться прямо сейчас перед папой уж настолько беспомощным, как те две ночи. Может, именно это желание рождает раздражение, а последнее и вопрос. Майкл резко зыркнул заспанными глазами в сторону выхода из офиса, не пытаясь взглянуть в сторону отца. Он только чувствует, как тот громко и хрипло дышит из-под железной оболочки. Молча и устрашающе. Майкл глубоко вздохнул: - Не видишь, что ли? Прошёл я сегодня твою игру, прошёл! Майкл попытался встать со сломанного кресла, молясь про себя, чтобы не упасть на ватных ногах снова. Уж очень сильно они задрожали от напряжения в следующий миг, словно в лихорадке. Очень захотелось опуститься на заслуженный покой вновь. Но Афтон и не подумал, чувствуя на себе взгляд белых роботизированных зрачков – не стоило даже и предполагать, что Спрингтрап пристально следит за ним уже какую минуту. Особенно, конечно, если считать ещё и те минуты, в которых прошла эта самая дрёма. Диву только оставалось пока даваться, как ещё Майкл не убежал отсюда с таким раскладом восвояси, оставив какие-либо вопросы. Безумие от всей этой жизни, не иначе – хоть в чём-то это безразличие ему сейчас помогает. Так он, хотя бы, не боится сейчас быть укокошенным кроликом: безразличие и желание хоть немного отдохнуть играют в тот миг значительную роль. Майкл тщетно старается в тот миг оставаться на ногах, и не дать себе опуститься, только бы папа не подумал о чём-то насчёт него. Только бы тот отпустил его спокойно, и не попытался задавать ему какие-то дурацкие вопросы. Просто бы не попытался! Поэтому Майкл небрежно в тот миг, одним движением, стараясь это сделать как можно быстрее, застёгивает кожаную черную крутку, резко крутанувшись в кресле прямо к выходу из офиса. Ноги, правда, до сих пор дрожат от напряжения, когда он встаёт из сидячего положения. Может, и не сильно, позволяя Майклу двигаться, но дрожат, заставляя его на какой-то миг помедлить – колени уж очень начинают в какой-то короткий миг побаливать. Но, хоть этот миг и был коротким, его вполне хватило кролику, чтобы совершенно неожиданно подать голос, от которого Афтона невольно передёрнуло всем телом. Он, действительно, не ожидал, что отец решится сделать это в последний миг, будто бы он всё это время выжидал. Выжидал, словно ту же жертву много лет назад. Навыки, чтоб их. За спиной хрипло вздохнули, отчего невольно вздрогнуло сердце. - Постой, Майк. Этот искажённый знакомый голос парализует Афтона в ту же секунду, отчего тот останавливается, совершенно не повинуясь каким-либо желаниям уйти. Совершенно не повинуясь самому себе – этот хриплый голос вновь, словно заколдовывает его. Майкл попытался дернуться и убежать, но не смог. Он сам удивлён тому, что так просто решился остановиться всего в нескольких сантиметрах от выхода из офиса, будто бы отвечая таким образом на отцовскую просьбу. Без слов, без каких-либо пока пониманий, но он начинает ждать продолжения столь неосторожного «разговора», хоть и до сих пор не соображает, что же именно ему хотел бы донести кролик за спиной. Ну неужели он решил и сегодня устроить какую-то дурацкую промывку мозгов, совсем как маленькому мальчику?! Ну уж нет! Если это случится – он тут же убежит из аттракциона, и даже не попытается слушать. Слишком много чести, чтобы подчиниться в этом плане. Поэтому Афтон и не церемонится. Ему совсем не хочется слушать Спрингтрапа, но он всё равно повинуется. Всё равно ведь не отстанет папа, что уж тут говорить. Придётся ответить. - Чего тебе? – Майкл рывком крутанулся на каблуках, стараясь не смотреть на отца. Да, он почти сразу ответил, но ему не хотелось сейчас пытаться показать, что всё происходящее доставляет ему хоть какой-то интерес. Они и так разговорятся и без помощи друг друга, если всё пойдёт дальше. А как чувствовал сам Афтон, такое вполне могло произойти в последующие секунды, совершенно независимо от него самого. Противореча его желанию, которого у него сейчас и нет. Правда, мужчина всё равно в тот миг взглянул на отца. Кролик, действительно, был в офисе, прямо перед ним: Спрингтрап стоял у стола с планшетами, не так далеко от знакомого вентиляционного прохода. Как только не заметил Майкл так близко папу раньше, хотя бы, краем глаза – загадка. Действительно, усталость брала своё, что уж тут говорить, ничего даже понимать не выходит. Только вот, в отличие от мужчины железный кролик уставшим, на этот раз, не выглядел. По крайней мере, если сравнивать с прошлыми ночами, сейчас он выглядел вполне себе живучим, особенно для конца ночи. Майкл даже невольно усмехнулся – вот, точно, он для ночи ещё как подготовлен, не то, что его «дорогой» сынок. Да, папа, действительно, был в эту ночь не таким уж и медленным – что на движения, что на вид. Что-то было вновь в его застывшей игрушечной морде искажённое, насмешливое. Что-то было в его движениях спокойное. Вот только, даже так, во всём виде Спрингтрапа сейчас, что-то, всё равно не укладывалось. Не укладывалось, потому что Майклу ещё не доводилось за все эти три ночи наблюдать именно это – маленькую, до сих пор незаметную детальку, которую тот не раскрывал до сегодняшнего момента. Взгляд. Если до этого он у него был страшным, тяжёлым, знакомым для мужчины из ненавистных ему воспоминаний прошлого, то сейчас он был другим. Только вот, то, что не до конца, это точно – Майкл до сих пор узнавал в них какую-то неподражаемую искорку, которая у него всегда была. А вот остальное – видел впервые. Впервые ему удалось в тот миг уловить нечто новое в глазах отца. То, что тот не желал и не хотел показывать. Или же, просто не мог, подстрекаемый всей этой жизнью…. Только вот, сказать, что же именно читалось в его глазах, Майкл не мог. Это было слишком ново для него. - Ты…. – папа булькающее вздохнул, на какой-то миг хрипло булькнув откуда-то изнутри. Казалось, он и сам не знал, о чём ему говорить дальше. По крайней мере, никак не было это похоже на вчерашнюю ночь, когда он без зазрения совести темнил направо и налево, даже и не пытаясь остановиться. И уж точно такая словоохотливость не соответствовала ему самому в тот миг. И Майкл даже и не понимал, радоваться ему на это, или нет. Хотя, наверно, всё-таки, нет. Совсем нет. - Ты…. – кролик залпом вздохнул, переводя и без того затруднённое дыхание. Оно до сих пор было тяжёлым. Папе до сих было трудно разговаривать, и Майкл понимал, почему. Всё-таки, он всё ещё мертвец. Но хоть и мертвец, совершенно не пытающийся промолчать. Хотя, мужчина был бы не против этого, что уж тут скрывать. Но он слушает. Слушает, потому что не может заставить себя уйти не узнав. Папа хрипло вздохнул вновь, стараясь что-то сказать. А потом задаёт этот самый вопрос. - Ты… ты помнишь свою маму? - Ч-что?! Афтон дернулся, чувствуя, как неприятно в тот миг похолодел в районе спины. Неужели именно из-за этого Спрингтрап какие-то секунды всё его выслеживал, только чтобы задать вновь какой-то дурацкий вопрос?! Да, ожидал, конечно, Майкл какой-то подставы, но не такую же. Совершенно не такую. И почему только он решил об этом спросить, словно ему сынок просто так ответит? Наверно, именно из-за этих мыслей внутри мужчины рождается раздражение. Он не хочет и не может отвечать. Зачем только отец вообще ему об этом напомнил?! Создаётся такое ощущение, что Спрингтрап специально пытается надавить на прошлое, где был самый родной для них всех человек. Мама. Та самая женщина, которая была с папой всё это время, и пропала после того, как погиб Кевин. Пропала бесследно, не оставив им никаких средств для поисков. И Майкл никогда до начавшихся сейчас событий не размышлял, почему она ушла и покинула их. И только сейчас, став взрослым, у него появлялись какие-то зачатки. Правда вот, очень блёклые – он не хотел вспоминать ту ночь. Просто не хотел, отчаянно перекрывая себе хоть какие-то идеи. Потому что не мог предположить так просто. Он любил её. Любил, как и любой другой сын. Любил всем сердцем, и в отличие от папы хоть как-то пытался тогда разузнать, где она может быть. Куда она ушла, зачем. Ведь папа не смог её удержать…. Майкл сглотнул, чувствуя, что вновь отдаляется куда-то в дебри разума. - А ты зачем спрашиваешь?... – этот вопрос срывается с языка Майкла сам собой. Язвительный, колющий вопрос, который не хочет оставаться где-то внутри. Сама собой появляется и нотка издевки. Она настолько большая, что Афтон и не сопротивляется. Как-то не хочет он просто взять, и ответить на этот вопрос без прикрас. Только вот, кролик, похоже, не совсем понял его манипуляции на этот счёт. Захрипев, отец залпом попытался повторить вопрос вновь, будто бы боясь, что сын прямо и уйдёт перед ним, так и не ответив. Хотя, Майкл того и хотел, что уж лукавить. Но только не отец. Его голос звучит в тот миг хрипло, пугающе, и при этом очень жалко – каждый его вопрос угасает в еле уловимом ухом хрипе. В громком угасающем дыхании, похожем на новую волну безмолвного крика, который он не может воспроизвести. Он вновь повторяет: - Ну, ты помнишь её, или нет? Ответь, Майк! Спрингтрап на короткий миг прикрыл глаза, казалось бы, не пытаясь взглянуть на сына. Понять, что же в эту секунду им двигало было невозможно. Только вот, где-то на подсознании Афтон-младший соображал, что, всё-таки, что-то существенное, нежели простая жажда досадить сыну и пожурить насчёт прошедшей ночи. Всё-таки, уж слишком сильно звучала в его искажённом голосе эта новая, до коле незнакомая Майклу нотка. Нотка, которая сильно отразилась в булькающем вздохе папы. Та нотка, которая была в этих угасающих под конец репликах. В бессильном крике. Если бы только мужчина был способен поверить в это, он бы отметил в тот миг, что отец, казалось, хрипло всхлипнул. Всхлипнул, будто бы пытаясь подстроиться своим искажённым голосом под новую охватившую его эмоцию. Только вот, всё тщетно и здесь, даже без его пыток. Потому что это невозможно, хоть тот и пытается…. Мертвецы не умеют плакать. Мужчина, теперь, не способен его остановить. Он невольно боится, что все эти реплики могут перетечь в действия. Всё-таки, папа просит, похоже, не просто так. Кролик вздыхает перед ним беспомощно, безвольно протянув Афтону железную руку. Казалось, он уже сам не понимал, что происходит – им движило только желание. Только прошение. - Прошу, Майк. Пожалуйста. Скажи, пожалуйста…. – кролик перед Майклом булькающее вздохнул, на какой-то миг прикрыв глаза пятипалой конечностью. Это выглядело сейчас довольно жалко по сравнению с прошлыми ночами, но Майкл и не пытается сопротивляться. Он невольно оставляет попытки уйти. Нет смысла, если дело приняло такой оборот. - А ты разве сам не помнишь? – удивился в тот миг Афтон, всеми силами стараясь не дать проникнуть нотке издевки. Что-то внутри него бьёт сигнал тревоги и просит не дать отцу ещё больше сойти с ума. По крайней мере, Майклу в тот миг и кажется, что если он не ответит на папин вопрос, то сценарий прошлых ночей может повториться. Повториться, и уж точно не даст мужчине уйти отсюда. Ведь такое вполне может произойти…. Нет, он не даст, нет! Он не должен дать этому случиться. Не в этот раз. - Не помню. Почти забыл, Майк. Искажённый голос отражается в стенах офиса неожиданно, отчего Майкл вздрагивает. Но, даже так, не может прекратить слушать. Не может, потому что боится что-то упустить. Отец невольно начинает пугать его. Кролик утробно вздохнул, словно бы пытаясь сказать что-то ещё, хоть и безуспешно. Сил всё равно не хватает. - Забыл, Майк. Я даже уже не помню, как она выглядела! Тридцать лет, Майки, тридцать лет…. Спрингтрап на короткий миг прикрыл глаза. Изнутри костюма вновь послышалось неразборчивое бульканье, похожее на горький смех. Вымученный, больной смех. Тот смех, который сопутствовал ему на прошлой ночи. И тот смех, что не может его отпустить сейчас, потому что он не знает, как ещё выразить недосягаемые ему эмоции…. Афтону становится страшно. - Прошу тебя, Майки…. Напомни её, прошу. – кролик хрипит это прошение ещё раз, и мужчина не может сдержаться от вздоха. Он невольно взглянул в тот миг глаза отца, и понимает, что медлить нельзя. Если он ещё хоть немного заставит его ждать, папа сорвётся. Сорвётся с этой накатанной дорожки, и им вновь овладеет страшное безумие. То безумие, что овладевало им раньше овладеет и сейчас. Майкл должен ему помочь. Прямо сейчас, прямо здесь. Подсознание не вовремя напоминает ему, что отец не достоин каких-то поблажек, потому что он тот самый «Фазберский» убийца, но Афтон не хочет слушать этот ленивый внутренний голосок. Такой ехидный и колючий, что Майкла передёргивает от мимолётного отвращения. Он и сам ненавидит его до сих пор, и до сих пор не хочет иметь с ним хоть какое-то дело. Но не может выбросить из головы всего одну мысль. Надо что-то делать. Он не хочет, чтобы отец так просто сейчас опустился…. Он поможет. Да, да, он знает, что это похоже на глупую сказку из детства. Что это похоже на того же великана Тома из книжки, который помогал без ожидания награды. Знает он и то, что убийцы, преступники, безумцы не исправимы по своей природе, и только сила свыше способна их изменить. Но Майкл не может вынести в тот миг то, что видит перед собой. Он не может и не хочет дать отцу погрузиться в безумие ещё раз. В нем хоть немного, да осталось что-то человеческое. И он за это ухватится. Ухватится, и сразу же пустится бежать. Папа не успеет его убить, если что. Потому Майкл неразборчиво в тот миг кивает, приговаривая что-то невнятное себе под нос, только бы успокоить и отца, и себя. Дневная смена же скоро должна придти, а он тут о семье вспоминает! Надо поторопиться. Надо немедленно поторопиться. Немедленно! - О-она…. – Майкл сам не замечает, как из его рта вырываются подобные слова. Его сердце дрожит в лихорадке, он не может в тот миг сказать что-то ещё помимо этого короткого буквосочетания. Становится жарко макушке, хоть и ненадолго. Афтон слышит, как стало в один миг тихо в офисе. Он не смотрит в тот миг на отца, и не пытается установить с ним зрительный контакт, но всей душой желает, чтобы тот просто слушал. Ничего бы не говорил, не перебивал, а просто слушал. Хотя бы минуточку, только бы просто смотрел. Время идёт на секунды. Он чувствует, как тесно сейчас он играет на тот момент с реальностью. Скоро должна придти дневная смена – он очень сильно рискует. Рискует, но продолжает рассказывать. - Она была красивой, пап… - Майкл невольно сглотнул от напряжения, краем глаза поглядывая на железную дверь выхода. Он боится, хоть не хочет и подать виду. Надо рассказывать дальше, пока он ещё в силах. Пока воспоминания ещё циркулируют в его голове, и он не забыл её полностью сам. Какой ведь она была, действительно?... Афтон невольно напрягает память, заставляя заржавевшим шестерёнкам вновь двигаться в голове с подобающей быстротой. Он же отлично помнит её, помнит.... ….Помнит, как маленьким мальчиком прижимался к ней вечером, когда они всей семьёй сидели у телевизора на и маленьком диванчике в гостиной, и смотрели чёрно-белый мультик про маленького чёрного мышонка с круглыми ушками. Они смотрели вместе Микки Мауса, и мама всегда очень смеялась, пока смотрела эти странные, но такие забавные комедии про маленького непоседу со своей подружкой Минни. А Майкл не мог нарадоваться в тот миг тому, что он вместе с мамой и папой, и никого больше рядом нет. Они одни. И вместе проведут этот вечер за мультфильмами…. Воспоминание возникает в голове короткой вспышкой, но Афтону этого достаточно. Он невольно встрепенулся, будто бы боясь. Хотя, так оно, по сути, и было. - Она была веселой, пап, - Майкл невольно возводит глаза к потолку, на какой-то короткий миг останавливаясь на тусклой лампочке под потолком. Он и сам не понимал, зачем именно. Просто, так лучше думалось, вот и всё. По крайней мере, он очень надеялся, что это поможет ему лучше думать. Время и так поджимает. - Она любила смотреть с нами телевизор, смеялась над передачами, если там показывали что-то смешное… Она и со мной, когда я ещё был маленьким, смотрела часто детские передачи. Помнишь, всё Диснея крутили? ….Да, её смех и эти минуты, проведённые за мультиками, он тоже никогда не забудет. Этот смех был простодушным, звонким и негромким. Папа всегда говорил, что любит её именно ещё и за этот дар природы…. Говорил он ей много всего милого – хотя, Майкл, будучи маленьким, считал это телячьими нежностями – и про неё саму, и про волосы. Ах, да. Они же, действительны, были у неё роскошными…. В глазах возникает сам собой такой знакомый, но такой и далёкий образ. Образ мамы. Той женщины, которую он больше никогда не сможет увидеть. Не сможет услышать её звонкого смеха, не сможет и обнять. Но он не хочет об этом сейчас думать – он вспоминает основное, что может теперь донести отцу. - У неё были каштановые волосы, пап. Знаешь, такие, с рыжинкой. Ты их ещё рыжими всегда нарекал. – Майкл вновь вздыхает, навострив слух. Ему уже какую секунду кажется, что в замочной скважине давно рыщут ключом. Но нет. Ему пока именно кажется, и он рад этому. - У неё были карие глаза, а само лицо было худым. Помнишь, её утончённые черты?... Именно такой она и была. По крайней мере, именно такой я её и запомнил, пап… Слова застывают в горле сами собой, потому что поток словоохотливости постепенно иссякает. Он не знает, и не понимает, что же ему рассказывать дальше. Ему кажется в тот миг, что всё самое главное он успел донести в полной мере, и что любые другие слова только исказят в папином представлении маму. Исказят образ этой самой женщины, которую он так любил. И которую так и не смог удержать. Майкл пытается в тот миг злиться, но не может. У него нет сил сказать папе что-то ещё в «лицо». Хотя, даже последнего сейчас невозможно у него увидеть – все эмоции он слышит только в искажённом голосе. В белых, мутных зрачках из-под застывшей маски кролика, которого он некогда нарекал СпрингБонни. Так же нарекала его и мама…. А потом, он понимает, что не может говорить дальше ещё из-за того, что из офиса доносится вымученный смех папы. Такой же искажённый, булькающий звук изнутри костюма, который несколько минут назад вещал ему прошение по поводу мамы. По поводу напоминания ему его же жены…. Неужели он, действительно, забыл её за все эти годы? - Ты чего, пап? – вопрос срывается с языка сам собой. Уж слишком хрипло и невнятно в тот миг пытается что-то донести до него высокий пробитый кролик. А, может быть, и не донести, стараясь показать Майклу, что разговор окончен полностью. Но, нет. Это не похоже на то, что он замечал за папой эти три ночи. Он пока не хочет, чтобы Майкл уходил. Он хочет сказать ему что-то ещё. - Ты… - Спрингтрап посмотрел в тот миг на Афтона вымученно и устало. Сыну даже показалось, что игрушечные веки аниматроника припустились под углом. Белые глаза из-под маски всеми силами хотели заплакать, пролиться слезами, но у папы это не получалось. И понятно, почему. Понимал это и мужчина. Но продолжал слушать. Продолжал слушать, потому что не хотел дать отцу окунуться в безумие даже в конце. - Ты… - кролик прищурился, медленно кивнув в сторону охранника. Казалось, он всё никак не мог вновь собраться с мыслями, и дать искажённым словам вырваться наружу должным образом. У него выходит это с трудом и сейчас, но он пытается. И не зря. - Спасибо тебе, Майк…. Спасибо, сына. – Спрингтрап булькающее вздохнул вновь, после чего пристально взглянул прямо на мужчину. Вот именно в тот миг Афтон и понял, что пора уходить. Нет, с папой всё было в порядке, и он не хотел в тот миг наброситься на него, но мужчина всем своим существом смог как-то разгадать этот безмолвный посыл. Впрочем, не настолько и безмолвный – отец и здесь что-то хрипло прошептал прямо из-под маски, отчего Майкл невольно вздрогнул. Вздрогнул, и тут же попятился в сторону, когда увидел, что папа резко, невольно захрипев, казалось, от внезапной боли, крутанулся в сторону вентиляции. Белые глаза на секунду взглянули на Майкла, будто бы прощаясь на сегодняшний день. Особое сходство состояло в том, что всё-таки одна из пятипалых конечностей, казалось, махнула в сторону сына. А потом, папа исчез в вентиляции. Миг – и он уже скрылся в вентиляционной шахте, раздаваясь знакомыми железными раскатами. И прежде чем Майкл попытался понять, почему он оставил его в ту секунду так быстро одного, он тут же услышал за своей спиной нарастающие шаги за дверью. Дневная смена. Майкл тут же сорвался с места, не пытаясь больше задержаться. Он не хочет показаться на глаза персоналу, не хочет больше здесь и оставаться. На какой-то миг возникает злоба на папу за то, что тот так глупо попытался его подставить, но тут же соображает, что это не имеет смысла. Он бежит по коридору, быстро огибая нужный поворот, чуть не сталкивается с каким-то высоким дядькой с дневной смены, и неразборчиво извинившись, тут же выскакивает в редеющие сумерки к машине. Туда, где он может окончательно придти в себя. Хотя, это до сих пор по-настоящему невозможно. Четвёртая ночь в хоррор-аттракционе «Fazbear’s Fright» пройдена.