Здравствуй, отец

Где-то за стеной отдаленно пели птицы, а через расщепанные доски проникали тонкие лучи солнца. Из-за заката они казались в наступающих сумерках оранжевыми, но Майкл как-то и не заметил этого в тот миг. Голова была забита совершенно другим, скрывать этого не было смысла. Притом, от сонливости глаза не сильно желали воспринимать пространство, уже какую секунду медленно закрываясь от охватывавшей мозг усталости. Может, именно поэтому мужчина долгое время просидел именно так, устремив взгляд всего в одну точку. На обшарпанную, с треснувшими обоями, стену их старенького дома. Стену родительской комнаты, которую он так хорошо знает. Здесь, в дальней от дороги комнатке, было очень тихо. Настолько тихо, что у Афтона начинало в те секунды звенеть в ушах – он невольно закрыл их руками из-за этого. Хотелось побыть в тишине, да, но без каких-либо эффектов. По-другому совершенно не хотелось: если чего и желал в тот миг Майкл, то только просто подумать. Просто подумать. Повспоминать. Немного придти в себя после ночи и отдохнуть – удовольствие спать в машине ещё то, конечно, не то, что в обычной кровати. Но вот возвращаться в мотель он пока не хотел: последнее дело. Его он, может, осуществит только на выходных. Но не сейчас. Сейчас хочется отдохнуть. Окунуться в тёплые воспоминания детства, и забыть настоящее. Он не хочет потерять то, что так любил в то время. Даже не смотря на то, как всё закончилось. Поэтому, сидя на слежавшемся матраце кровати, Майкл невидяще обводит взглядом некогда свои покои. По крайней мере, то, что от них сейчас осталось. А осталось не так уж и много – он был прав насчёт того, что не первый посетитель здесь. За этот жалкий тридцаток здесь побывало много людей, и многие из них были не очень-то почтенны к оставшемуся имуществу. О том говорили разорванные бумажки, поломанные доски от шкафов, та же посуда в кухне и прочий ненужный мусор. По крайней мере, считающийся ненужным. Только вот, Майклу от этого совсем не становилось легче. Он только лучше понимал от этого, что ему не суждено ничего найти путного в развалинах домика – столь простая истина только угнетала, заставляя сработанному внутри страху вновь гнуть своё. Поутихшие мысли только пуще разрастаются в его уставшем разуме. Даже сейчас мысли всё одни и те же: и что он чужой здесь, и что больше никогда не сможет назвать тем самым Майком из Харрикейна, и что внутри него нет вновь той самой глупой спасительной ниточки, что связывала бы его с этим местом. Да, он отлично понимал, что это всё глупости, но не мог остановиться…. Просто не мог, потому что лучше всё равно стать не могло. Стало вновь жутко. Стараясь хоть немного отогнать все эти мысли Афтон в тот миг резко поднялся с кровати, с отдалённым страхом чувствуя, как сильно под его подошвами прогнулись доски. Пол здесь, действительно, был не ахти, но он тут же об этом забыл, когда решил выйти из комнаты. Его невольно пробило на смех, когда он нагнулся прямо на пороге, чтобы не встретиться с обвисшей балкой – всё, казалось, просило его в этом доме остаться. Словно бы просило забыть все старые обиды, и дать ему вновь поверить, что ещё не всё потеряно. Только вот Афтон знал, что это не так. Всё уже давно кануло в лету. Даже он сам. Даже его семья. Даже его отец, хоть тот до сих пор и жив. Майкла невольно передёрнуло, когда он подумал о нём – ему вновь сегодня снились всякие дурацкие сны насчёт смены, и он ничего поделать уже с этим не мог. Просто не мог, потому что понимал, что обыденные способы тут бы совсем не помогли. Даже таблетки, даже бы обычный поход к психиатру оказался бы бесполезным – он-то это знал. За этот тридцаток он уже пересчитал их всех по пальцам, что уж тут лукавить. Если ему не изменяла память, он сейчас мог даже номер назвать парочек таких психотерапевтов, что сулили исцеление от всех недуг. Только вот, это было ему ненужно из-за бесполезности. Майкл невольно вздохнул, по привычке пригладив на голове непослушные вихры. Мужчина тихо завыл сквозь зубы, будто от боли. Каким же он, всё-таки, стал безумным из-за всей этой жизни…. Когда же он наконец перестанет мучиться этими дурацкими кошмарами? Когда же он наконец-то перестанет бояться и начнёт жить, как все нормальные люди?! Наверно, никогда. Афтон быстро, стараясь не задерживаться, постарался пересечь длинный узкий коридор. Проходя по пыльным, покрытым известкой доскам, на которых когда-то очень давно был узорчатый ковёр, он невольно улыбнулся. Именно здесь Майк очень любил бегать маленьким мальчиком, когда был ещё единственным ребёнком в семье. Да, в это трудно поверить, но он не всегда был с сестрёнкой и братишкой – как-никак, старший. Всё происходило именно на его веку, именно он следил за тем, как их семья пополняется, и как становится всё больше. Семья…. Майкл невольно огляделся, крутанувшись на каблуках. Пол под ним опять затрещал, но он даже и не заметил. Он всё больше всматривался в сумерки уходящего за поворот коридора: старое воспоминание вновь стало зарождаться в его мозгу. Ведь он отлично помнит, что именно на одной из этих стен висела небольшая фотография, снятая практически после появления последнего члена семьи – Кевина. Фотография их семьи. Их семьи Афтонов, которой больше нет…. Он знает. Он отлично помнит это. ….Помнит, как тогда он был непоседлив перед камерой. Ему всё это время, на правах юркого пацанёнка, хотелось куда-то бежать, прыгать, скакать. Помнит, как мама пыталась убаюкать на руках Кевина, и как братишка немного хныкал от непонимания ситуации. Как Лиззи всё вертится на своём стульчике, и мама уже какой раз делает ей замечания, а сестрёнка только больше хлопает большими круглыми глазками, наполненными удивлением. Ведь она впервые в жизни, как и Кевин, принимает участие в настоящих съёмках! По крайней мере, Майкл чувствовал себя в этом плане более не обделённым: он уже видел, как папа фотографирует. Много раз наблюдал, как он заряжает небольшой чёрной лентой плёнки небольшой аппарат, и только потом всё настраивает, стараясь поймать тот самый кадр. По крайней мере, Афтон-младший всегда именно так нарекал те секунды, когда отец говорил о так называемой «птичке» из объектива. Да и сам старший много раз использовал именно это понятие, скрывать тут нечего. И Майкл ждал этого случая как никогда раньше. Наверно, именно из-за этого ещё он не мог усидеть на месте, чувствуя, как же сильно дрожит от радости детское сердечко - Детишки, сейчас вылетит птичка! Вспышка ослепила глаза Майка, отчего он зажмурился, слыша, как папа хохочет. Тогда ему было обидно, что тот отреагировал именно так, и мальчик только уж через некоторое время смог успокоиться. Хотя, даже подростком не мог иногда спокойно реагировать на получившуюся фотографию, где у Майкла так и остались зажмуренными глаза, а у Кевина с Лиззи они были широко распахнуты от удивления…. Как странно, что это воспоминание настолько ярко отразилось в его разуме. Будь не ладно всё это безумие, вот точно. Но, хоть и так, Афтон в тот миг сладостно улыбнулся. Он был, действительно, рад тому, что такой маленький эпизод ещё не стёрся из его памяти. Ещё остался жить внутри него, а папин добродушный хохот до сих пор дрожит в его ушах. Он такой приятный, добрый…. Он совсем не похож на вымученный хриплый смех кролика из аттракциона. У Майкла вновь невольно защемило сердце от осознания того, как всё изменилось и утратило важные черты. По крайней мере, даже главное составляющее маленькой истории с фотографией он так и не сможет теперь увидеть…. Майкл, чувствуя, что невольно холодеет от пробирающего его страха, бежит прямо по коридору, к заветной стенке с ещё уцелевшими обоями в вертикальную полосочку - именно такие были когда-то расклеены по всем коридорчикам. Он бежал, после резко останавливаясь, боясь треска досок под ногами. И тут же вновь непроизвольно заскулил, будто от удара. По крайней мере, Майклу именно так и показалось, когда он взглянул. Да, он отлично знал, что шансов совсем немного, знал и то, что глупо надеяться на такой подарок судьбы в их заброшенном домике, но всё равно не мог сдержать порыв пробудившегося гнева. Картины на месте не оказалось. Обшарпанная, с оголёнными досками, стена была полностью пуста. Единственное, что напоминало о некогда висевшей здесь фотографии, были выбитые гвозди. Будто кто-то специально вынимал их отсюда, дабы снять драгоценную рамку…. Даже её не пожалели эти проклятые искатели приключений. Майкл невольно задрожал от пробирающего его гнева. Грубые ладони тут же сжались в кулак, и Афтон сам не заметил, как со всей силы ударил по ненадёжной стене дома. Глухое эхо отдалилось во все конца дома. Со стены посыпалась известка. Разум в тот миг не работал, и какие-либо рамки здравомыслия для него в тот миг не существовали. Он просто не мог сдержаться, где-то внутри всё больше начиная ненавидеть этих людишек, что решились вообще сюда заходить. Даже не смотря на то, что весь дом зарос до основания деревьями и плющом, они всё равно как-то пробрались сюда! Пробрались, словно бы специально сделать больно Майклу. Да, он не сразу сумел в тот миг успокоиться – разум упрямо не хотел размышлять о чём-то другом. Ему потребовались долгие секунды, чтобы придти в себя, и наконец-то понять ещё раз, что всё закончилось, и ничто не способно сейчас измениться в лучшую сторону. Майку даже показалось странным, что он вообще так отреагировал на столь обычное для всех заброшек явление. Только вот, конечно обычное для посторонних людей, а не для тех, кто здесь жил раньше…. Как же ему всё-таки больно сейчас это понимать, даже если это простая и понятная истина. Но как же она пробирает его, словно маленького мальчик. Как же она гложет его изнутри, заставляя вновь завыть на какой-то миг сквозь зубы. Майкл пошёл дальше по коридору, стараясь как можно быстрее покинуть место «преступления». Оставаться в этом районе ему больше не хотелось, потому что чувствовал, что не может. Уж очень захотелось попросту сжаться и уйти отсюда, а там уж и дом покинуть. Но он не повернул назад к выходу, продолжая свой осмотр – что-то всё равно заставляло его всё ещё верить в то, что он сможет найти. Может, и не сразу, но сможет. Здесь, прямо за поворотом коридора, было всегда темно, и из-за этого на стене висела небольшая лампочка, освещающая дверь в комнатку Майка. А сейчас здесь было светло из-за покоробленной крыши в углу, открывшая небольшой кусочек неба. Афтон невольно в тот миг взглянул в этот светлый проём, на короткий миг удивившись тому, как же быстро наступил сегодня вечер – облака были розовыми, тонкие лучики солнца до сих пор оставались оранжевыми, играя на растрескавшейся стене с обоями. Солнечные зайчики переливались, и было видно, как над домом качаются ветки деревьев. Майкл невольно в тот миг сжался от осознания того, что они в любой момент вполне могут рухнуть на их покосившийся домик, не оставив и здесь шанса на жизнь. Как иронично, что все эти нагромождения вокруг могут убить и так уже мёртвое существо…. Афтон невольно горько усмехнулся, а потом и глубоко вздохнул – на его пути осталась последняя комнатка, которую он бы хотел на сегодня изучить. Его комната. Там, где он и жил всё это время. Где и были все его любимые вещи, и где он прятался от сестрёнки с братишкой, если те уж очень надоедали. Майк невольно усмехнулся, хрипло хихикнув, после чего медленно переступая по трещавшим доскам, не быстро нажал на ручку облупившейся двери. Она поддалась не сразу, открывшись с трудом из-за скопившейся у подножия известки, отчего Майклу пришлось дёрнуть её посильнее. Петли противно завизжали, и мужчина наконец-то смог переступить порог. Но и тут он на какой-то миг застыл, медленно обводя взглядом пространство. Что и стоило ожидать – участь в виде обвалившихся балок, и развалившейся стены с одного края постигла даже эту часть дома, совершенно не церемонясь в своих планах. По крайней мере, по мнению времени. Действительно, не всё способно выдержать натиск ценой в тридцать лет, и Майкл вновь смог убедиться в этом, когда окинул продолжительным взглядом комнату. Хотя, от этого, вновь же, стало не легче, хоть и терпимо. Потому что его комната хоть как-то, да осталась более не тронутой, в отличие от остальных…. Он чувствовал это где-то внутри, хоть и не хотел этому так просто верить. Мужчина, чувствуя под своими ботинками крошку от обвалившейся штукатурки, постарался быстрее пересечь комнату, обогнув оставшийся от кровати остов, а там и небольшой комод. Он подошёл к своему столу, доверху забитый разнообразными бумагами и осколками, скопившимися под подоконником. Не стоило даже и размышлять, что, всё-таки, эту часть ветки задели, принося свои убытки. А окно-то было немаленьким, что уж тут говорить, да и стекло прочным. Вот уж точно, время не щадит – осколки в этой части были повсюду. Майкл невольно отпрянул, быстро переступая ногами: участь порезаться стала очень даже реальной. Та же ситуация была и на столе, но вот здесь Афтон не отступил. Бумаги лежали мёртвой грудой, невольно маня, и мужчина не стал сопротивляться этому тихому зову. Что-то притягивало его, и тут он уже не мог не согласиться, потому что чувствовал, что, может быть, именно здесь он может что-то найти. Хотя, это было до сих пор так глупо в таком месте…. Он не остановился. Он медленно, стараясь не порвать пожелтевшие листочки, стал вытягивать их одну за другой, стопочкой складывая их себе на руки. Сначала, он не мог разобрать и буковки в выцветших от солнца строчках, и только получше смотревшись, Майкл понял, что же держит у себя в ладонях. Это были его старые тетради со школы, но уже так давно забытые им самим. Афтон даже и не мог предположить, вспомнил бы он их, если бы не его сегодняшнее любопытство, которое, на этот уж раз, было довольно-таки уместным. Майкл не смог в этот миг сдержаться от усмешки – он, действительно, в этот миг действовал не так уж и плохо. Кажется, он наконец-то смог сделать что-то стоящее. Будто бы он смог хоть дин раз в жизни повести себя не по-дурацки, и свернуть в нужное русло. А, может, даже и найти что-то нужное…. Афтона окатила волна горячего пота, отчего стало холодно макушке. Он невольно положил все собранные листочки обратно на стол, крепко сжав в пальцах так неожиданно подвернувшийся ему под руку предмет. Схватившись за него, словно за спасательный круг, он уже не сильно соображал насчёт тех старых тетрадок, чувствуя, как его всего пробирает волна ощутимых мурашек. А он, сам того не замечая, только сильнее сжимает этот небольшой, толстый блокнотик, обтянутый настоящей чёрной кожей – настолько роскошная для тех времён вещь. Роскошная, может, просто потому, что на прилавках их было совсем мало, и единицы стоили очень даже недёшево. А вот у Майкла она была. И блокнотик этот тоже был. Блокнотик, который он брал с собой в школу, после всего, что произошло. Который он брал, как некий талисман от всех недуг – от смотрящих на него косо одноклассников после инцидента, от кричащего отца, да и просто от всех тех горестей, что его настигали. Блокнотик, который он просто носил везде с собой, а в какие-то дни даже клал себе на ночь под подушку, чтобы не было так страшно. Хотя, последнее не всегда можно было провернуть из-за отца – в последний год их совместного пребывания он уж очень тщательно следил за сыном, и вполне мог увидеть то, чего Афтон не желал с ним обсуждать или показывать. Нет-нет, он не записывал туда смазливые письмена по поводу несправедливой жизни, совсем как те же девчонки из его класса. Не писал он и какого-то там дневника, хотя, несколько раз подумывал об этом. А потом, так и забывал, потому что знал, что это будет ещё одним поводом, чтобы отчитать Майка для его сломленного после бед отца. Он и так в тот год не простил его по нормальному за то, что сынок стащил из семейного альбома маленькую фотокарточку с их семьёй. Афтон не помнил, в чём именно он его тогда обвинял, но знал, что ни в чём ином, как в надругательстве перед их умирающей семьёй. В том, что сын этакий уголовник и не патриот, раз так бездумно, безвозвратно взял её без разрешения. Только вот, Майк не выбросил её, как думал отец. Не порвал, не изкромсал ножницами, не просто оставил её где-то в том же парке, или за гаражами. Она была здесь. В секретном, маленьком кармашке на изнаночной стороне корочек его чёрного маленького блокнота. Её нельзя было найти так просто из-за толщины, и нельзя было так просто достать. И только Майкл знал, что именно нужно сделать, чтобы в очередной раз посмотреть на улыбающиеся лица с чёрно-белой фотокарточки. На лицо мамы, Лиззи, Кевина, его собственное, и даже папино – не он тогда фотографировал, а сам Генри. И как считал сам Майк, это было прекрасно. Потому что тогда он ещё раз мог поверить в то, что папа когда-то был весёлым и жизнерадостным, а не только раздражительным, плачущим, кричащим, и уж тем более убийцей, каким стал потом. И уж тем более тем, кого он теперь видел в хоррор-аттракционе…. Майкл, до сих пор не веря своим глазам, медлил открывать драгоценный блокнотик, чувствуя, как же сильно заколотилось сердце и задрожали вновь пальцы. Он не мог поверить, что эти дурацкие людишки так просто оставили его здесь, даже и не найдя его. А, может быть, и найдя, но так любезно оставив. Оставив пустым. Афтон боялся только от одной этой мысли открывать его. Боялся, что фотографии он так и не найдёт, и вся его находка окажется совершенно ненужной, и всё вновь пойдёт насмарку. Ведь закон подлости все равно может сработать, даже если всё идёт слишком гладко. Кто ведь говорил, что это первый его признак? Многие, ведь это действительно так. Он и сам это знает. Вот именно поэтому ему стало в тот миг страшно. Оглянувшись на дверь, в окно, будто бы боясь, что за ним подглядывают, а сам он здесь уже не один, Майкл резко открыл блокнот, после чего быстро попытался нащупать содержимое того самого маленького кармашка. Сердце забилось в тот миг слишком быстро, и Афтон, до сих пор не понимая, что же будет в следующую секунду, приоткрыл тайничок, и нащупал нечто маленькое и тоненькое…. Она была здесь. Маленькая чёрно-белая фотокарточка лежала нетронутой, целой и невредимой. Он резко вытянул её из убежища, чувствуя, как же жарко стало голове. Так странно, что в тот миг жар прокатился где-то и в груди, а зрение невольно исказилось из-за выступивших слёз. Майкл, сам того не соображая, невольно заныл сквозь зубы от накатившего на него облегчения. Точно, он не верил, что это произойдёт. Просто не верил, что у него получится найти её, кусочек из прошлого. Маленькую фотографию их семьи. Здесь были все они. Мама, папа, Лиззи, Кевин, он сам, и все они с улыбками смотрели прямо в камеру. Наверняка, именно в тот самый миг, совсем как отец, дядя Генри проговорил ту самую кодовую фразу про птичку. А потом была вспышка, и вместе с ней родилась маленькая фотокарточка. Да, она была совсем маленькой, умещалась в ладони Майкла, но он этого и не заметил от радости. Притом, от выступивших слёз очень сильно уж искажалось пространство – пришлось срочно вытереть глаза рукавом. Очень уж не хотелось разводить сырость сейчас, когда время уже поджимает. Поплакать он и так успеет, если, конечно, придётся. Всё-таки, он и от этого уж отвык, что скрывать. И, кстати, насчёт времени он, действительно, не врал. Взглянув на на свои наручные часы, Майкл смог сам в этом убедиться – до двенадцати оставалось совсем немного, буквально час. Да, по сравнению с картинкой за окошком, такие цифры никак не совпадали: солнце уже успело за это время скрыться, но на улице до сих пор было светло. Даже в сумерках комнаты Афтон видел всё прекрасно, и потому невольно поблагодарил судьбу, что и здесь она не повернулась к нему спиной. Всё-таки, напороться в потёмках на какой-нибудь гвоздь или стекло ему совсем не хотелось. Конечно, может, от этого известия стало бы одному живому существу очень даже приятно, но зацикливаться на этом, всё равно, не хотелось. Слишком много чести угождать кому-то одному, особенно из родных, что в аттракционе сидят. Поэтому, стараясь быть на этот раз побыстрее, Майкл повернулся к выходы из комнаты, но тут же остановился. Его пальцы до сих пор крепко держали чёрную кожу, и Афтон не мог себя заставить бросить своё найденное вновь сокровище. Просто не мог, и всё, чувствуя, что если он сделает это, то в этот раз, точно уж, предаст свою ушедшую семью. Если искатели приключений опустошили их «святилище», не оставив ему ничего взамен, то Майк совсем не обязан повторять их глупый опыт. Он не даст им ещё одного шанса. Афтон быстро положил блокнотик в карман куртки, чувствуя, как сильно стало биться сердце, выбрасывая в кровь адреналин. Наверно, ещё именно из-за этого мужчина тогда побежал, чувствуя, как с каждым его шагом сухо трещат доски под подошвами. Как сильно прогибается ненадёжный пол, грозясь в любой момент дать Майклу упасть. Но он не боялся в тот миг, что провалится. Главное выйти к машине, а там уж и волноваться можно на этот счёт. Сейчас просто нужно оперативно выйти и поехать к аттракциону. Он понимал, что ехать обратно туда до сих пор опасно. Но не прибыть на ночную смену – опасней вдвойне. Тут даже не было никаких правил, Майк просто это понимал. На заросшем крыльце, когда мужчина вышел, уже было совсем темно, сумерки медленно за это время переросли в ночь. Даже летнее белое их подобие тут не сильно помогало – пробираться сквозь кусты и заросли пришлось наугад, раздвигая руками тугие ветви, чувствуя, как они сильно хлестнули его по щеке. Афтон невольно зашипел от боли, прибавив шагу. Многоэтажки вокруг зарослей светились со всех сторон жёлтыми квадратиками окон, поэтому на парковке было намного светлей. По крайней мере, не то, что в домике. Притом, Майк в тот миг невольно улыбнулся, когда смог распахнуть глаза пошире – здесь было светло не только от людского жилища, но и современных технологий в виде фонарных столбов. В этот вечер их, всё-таки, удосужились включить, словно бы на радость заспанным работникам, по типу Майкла. Поэтому, названный работник невольно усмехнулся из-за этого, когда сел на водительское сидение. Всё-таки, так будет намного удобнее доехать до места, если не только фарами путь освещать. Воодушевлённый всеми свалившимися на голову приятностями, Афтон быстро завёл мотор в тот миг, стараясь как можно проворней приехать к аттракциону – уж что-что, а получить вновь какой-то там штрафной от Спрингтрапа он совсем не хотел, даже ни капельки. Притом, очень хотелось в тот миг сказать самому себе, что игра ещё продолжается, и отдохнуть получится только на седьмой, выходной день. По крайней мере, Майк очень надеялся, что у него получится – непонятно ещё было, что выдумает Ник на этот счёт. Как-никак, а открытие этого дурацкого заведения уже послезавтра. Ещё какую-нибудь работу может ему дать, если захочет. Афтон невольно фыркнул от этих мыслей, начиная сильнее давить на газ. Сейчас он увидится с этим директором, если тот не ушёл, и задаст ему хороший скандал. Насчёт него Майкл почему-то не сомневался, вновь начиная продумывать этот неравный «бой». Сила привычки с первой ночи, что поделать. Хотя, нет. Кое-что, всё-таки, есть. Как бы это ни было странно, Афтон чувствовал сейчас себя намного лучше, по сравнению с тем днём, как он приехал сюда. Намного лучше, чем во все предыдущие ночи. Он чувствовал себя сейчас живым. Он чувствовал себя, как бы это звучало, не забытым. Казалось, маленькое найденное им сокровище в развалинах дома снова приобрело свои спасительные черты, как и любой талисман. Талисман, что смог его в очередной раз избавить от недуг, исцелить и успокоить. Его семья с ним. Теперь, она точно с ним – он больше никогда-никогда не даст вновь исчезнуть этой маленькой фотокарточке. И он знает, с кем ещё следует поделиться этой находкой. Мозг отчаянно твердит ему в тот миг, что это безумие, и названный объект не достоин такой блаженной участи, но Майкл не слушает. Он вспоминает отца прошлой ночью. Вспоминает и его молящий взгляд из-под маски, эти игрушечные приподнятые веки, будто пытающиеся выразить недосягаемую человеку эмоцию. Это так не похоже на отца в предыдущие ночи, и потому Афтон невольно начинает в ту секунду размышлять. Раз отец хочет вспомнить, что было раньше – то он даст ему возможность. Даст, если всё будет оборачиваться именно таким клином. Папа не должен его убить после их вчерашнего разговора. Даже если всё пойдёт наперекосяк, и убийца вновь вырвется наружу, Майк не промахнётся. Он знает, что делать. Майкл, поддав газу, быстрее понёсся по улочкам Харрикейна, внутренне молясь, чтобы и в этот раз удача не решилась обернуться против него. Потому что, он постарается и здесь. И никак иначе. Он должен уже давно сделать что-то стоящее.