Сегодня кто-нибудь умрет...
18 марта 2019 г. в 19:00
Он всегда приходит перед самым закрытием, и только если в баре уже никого нет. Раз в месяц, а то и реже.
Он не разговаривает. Не немой, конечно, пару фраз я от него слышу, но он не треплется о чем попало, как все те, кто заходят ко мне согреться и излить душу: весь Керес знает, что дядюшка Римус чужими секретами не торгует. Ну, это они так думают, что мне на руку.
Конечно, мало кому интересны разборки мелких банд и страдания какого-нибудь монгрела по неверному партнеру. Но иногда в этих пьяных разговорах проскальзывает кое-что интересное, и вот эти-то мелочи и стоят тех денег, которые платят за них люди посерьезнее.
Я, если можно так выразиться, одно большое ухо. Или даже локатор. И «жучки» у меня в заведении распиханы по всем углам, даже в сортире. Особенно в сортире — местная публика почему-то любит выяснять отношения именно там. Впрочем, если они займутся этим в зале, я достану шокер. Не даркменовский, но его вполне хватает, чтобы угомонить особенно буйных посетителей.
Впрочем, я отвлекся.
Этот редкий гость никогда не снимает капюшон, а летом, если жарко, является в бейсболке, надвинутой на самые глаза. Он ходит в мой бар уже два года, а я до сих пор не сумел рассмотреть его лица. Даже на записях с камер его не видно: этот тип умеет садиться так, чтобы не попадаться в объектив.
Он меня здорово заинтриговал, но я помалкивал, как обычно. Время от времени пытался расспросить завсегдатаев, но они такого парня не знали. Да и как его опознаешь, без особых-то примет? Одет обыкновенно, татуировок на виду нет, каких-нибудь висюлек и побрякушек — тоже. Приходит пешком, я проверял камеры, так что по байку его тоже не опознаешь. А откуда он является... в каждый переулок камеру не поставишь.
Платит наличкой, как все остальные. Когда протягивает деньги, можно увидеть руки — самые обыкновенные. Да я ведь не детектив из старинного романа, чтобы угадать, гайки этот парень крутит или по клавиатуре в Нил-Дартс стучит. Руки как руки, чистые, без мозолей и шрамов. Даже ногти аккуратно подстрижены.
Весь он какой-то... незаметный, что ли? На улице увидишь — взгляд скользнет мимо. Вот только когда он сидит напротив меня за стойкой, низко опустив голову в капюшоне, я остро ощущаю его присутствие, даже если он на меня не смотрит. Бар становится каким-то ненастоящим, будто нарисованным, да и я сам — тоже. И только этот странный клиент кажется настоящим, весомым... даже, скорее, увесистым, проминающим ткань мироздания. Наверно, это у меня к концу рабочей ночи воображение шалит.
А вот когда он заговаривает...
— Сегодня кто-нибудь умрет, — слышу я.
Слова падают, как кубики льда в хорошую выпивку. Я лёд не держу, кто ж добавляет его в самогон?
— В Кересе каждый день кто-нибудь умирает, — отвечаю я и начинаю протирать стойку, чтобы занять руки.
— Не так, — загадочно произносит он и отпивает из стакана. Он никогда не берет закуску, пьет, не морщась, и я еще ни разу не видел, чтобы его забрало даже самое крепкое мое пойло.
— А как? — интересуюсь я между делом. Припоминаю даже старую шуточку, с детства ее помню: — Ты знаешь точно наперед — сегодня кто-нибудь умрет? Ты знаешь, где, ты знаешь, как, ты не гадалка — ты маньяк?
— Я не маньяк. Просто знаю, — кажется, он улыбается, но в густой тени капюшона я могу разглядеть только подбородок.
Что знает, откуда знает? Лучше не спрашивать. У меня есть версия: этот парень работает на даркменов, сдает им чересчур зарвавшихся монгрелов. Возможно, подстраивает ситуации, в которых даркменам ничего не остается, кроме как применить излюбленные методы. А останавливаться вовремя они не умеют. Или не хотят, кто их разберет...
Впрочем, с тем же успехом неизвестный может сотрудничать с Бригадами. Это даже более вероятно: даркменам лишняя головная боль ни к чему, а вот Бдительные не откажутся заманить добычу в подходящее место и от души поохотиться, перед тем как добить. Это ведь проще, чем целыми днями выслеживать монгрелов в Мидасе с риском упустить намеченную жертву.
Если кто-нибудь узнает, чем промышляет этот тип, ему не жить. Наверняка у многих найдутся к нему счеты. Скорее всего, именно потому он и старается не светиться. Мало ли...
Мне нравится эта версия. Жаль, парень неразговорчивый: на его информации можно было бы неплохо заработать. Но я отвык жадничать — опасно это.
Он уходит, оставив деньги на стойке, а я закрываю заведение и отправляюсь спать. Тут рядом, за угол завернуть — прошли времена, когда я ютился в баре на диванчике. Квартирка небольшая, но довольно уютная даже по меркам моей родины.
В небе видны серпы обеих лун. Темновато, ну да мимо своей двери я не промахнусь.
Вот только меня поджидали. Я не успел среагировать — удар под дых согнул меня пополам, а потом кто-то схватил меня за горло.
— Д-денег с собой нет... — просипел я. Что еще могло потребоваться кому-то ночью в Кересе? Не моя же старая задница!
— Это ты сдал банду Хокса, — негромко ответили из темноты.
— О чем ты?
— Ты знаешь, о чем. Их замели вчера, я чудом выскочил. Хокс никому не говорил о наших планах. Но тебе — протрепался. Удобно, Римус, а? Все в курсе, что ты — могила! А кто знает, что ты очень даже болтлив, ничего уже не расскажут! И ты, сука, тоже замолчишь...
Хокса действительно сдал я, но каяться и предлагать деньги было глупо и бессмысленно. Все равно ведь убьет — я уже почувствовал лезвие ножа у горла...
Только оно вдруг куда-то исчезло. Пропала и рука, сдавившая мне горло, а под ноги рухнуло что-то тяжелое.
— Сказал же, — раздался знакомый голос. — Сегодня кто-нибудь умрет.
Я всмотрелся — это был мой таинственный клиент. Сейчас мы стояли лицом к лицу, и... чтоб мне провалиться — под его капюшоном было пусто. Только искры какие-то сверкали.
— Почему не я? — выговорил я шепотом.
— Мне нравится твоя выпивка, — сказал он после долгой паузы и исчез в темноте.
Что ж, подумал я, когда обрел способность мыслить здраво, если даже Смерть предпочитает мой самогон стауту, у меня есть все шансы дожить до старости!