Нянька для бантан

Мы уже прошли проверку и пересекли контрольную линию, так что помочь я не могла ничем, даже если бы знала, как. Да и фраза Чимина выбила меня всерьез. Не сказать, что я не чувствовала некой тени за кулисами этой игры, какого-то напряжения, которое в любой момент может прорваться …но почему-то не рассчитывала, что все покатится так быстро и так кувырком. И Чимин, артистичный Чимин! Брехло трусливое! Шпион недоделанный! Врешь, не уйдешь! Ты мне все сегодня расскажешь… Даже то, что и не знаешь. Рефлекторно хватаю хитрожопую Плюшку за плечи, притягиваю к себе: «Что за хрень ты только что сказал?!» И тут мимо меня, рванув прямо с места в баскетбольном стиле и стремительно набирая скорость, метнулся назад к турникетам Юнги. А если Мин бежит, то точно знает, куда и зачем. Так что, оставив наши разборки, мы с Чимином устремляемся за ним. Но ладонь Его Хитрожопости я на всякий случай не выпустила. Тренированно-маневренный Юнги стремительными виражами огибает двигающихся ему навстречу пассажиров, мы отстаем безнадежно, хотя и стараемся. В итоге уже мой пленник-заложник перехватывает инициативу, волоча меня за собой, но мы все равно не успеваем. Видим, как уводят Джина, как следует за ним Господин Чхве, и тогда Юнги орет ему вслед, перегнувшись через ограду, во всю рэперскую мощь натренированных легких: — Это могут быть приправы с рынка! Господин Чхве, травы с рынка! И, прежде чем исчезнуть за дверью служебного помещения, наш Акул, не оборачиваясь, сигналит, вскинув руку над плечом, «Понял. Спасибо» на зашибись каком тайном бантанском языке жестов. Юнги слегка зависает, не понимая откуда у безопасника такие познания, но потом все равно трижды кивает, отступая от ограды. — Это что сейчас было? — спрашивает не то себя, не то окружающий мир. И получает неожиданный ответ Седжина: — Нашли тоже тайну… — сердито высказывается наш менеджер. — Кто на сцене был, тот… — и резко обрывает себя. Седжин тоже здесь. И запыхавшаяся бантанская команда — тоже. Ну конечно… Юнги бежит? Бежит. Ну, значит, все бегут. А теперь еще и смотрят на нас, троих, как будто мы что-нибудь в чем-нибудь понимаем! Бедный мой мозг пытается работать в режиме многозадачности… и процессор, увы, откровенно не тянет. Акул? Акул и сцена? Кем, как, когда? Джин. Травы. Рынок. Юнги, осторожно отговаривающий меня от покупки травок в шарлатанской лавочке. Седжин. Он у нас снова за старшего… мелкий засранец Се. Надо маме позвонить. Или не надо. Да БЛИН! Что делать-то? Чувствую, как рука моего заложника начинает потихоньку выкручиваться у меня из ладони. Э, нет. Ты мне сейчас всё скажешь. — Чимин, о чем ты говорил? Да, я ниже, слабее, но сейчас жертвой тут выглядит именно Пак, понявший, КАК прокололся. Теперь я его крепко держу за рубашку, притягивая ближе, чтобы глаз не отвел. И да… Поднимаюсь на цыпочки. — Нуна… — начинает парень. — Э нет. Сейчас ты не придумаешь никакой отмазки, — чуть-ли не рычу, потому что надоели эти тайны, это недоверие и взаимные подозрения, едва прикрытые неубедительной страусиной игрой во «Все в порядке, нуна!». — Говорить будем, когда зайдем в зал ожидания. Думайте, что делаете под камерами! — тихо рявкает над ухом Намджун, и я наконец-то понимаю, чем мы тут занимаемся. И что он прав. Намджун хватает Чимина за свободную от меня руку и тянет к выходу. Приходится выпустить свою добычу, не тянуться же мне следом паровозиком? Мы следуем за лидером. Молча. Злость кипит внутри меня, внутри каждого из нас. Лично меня прежде всего выжигает, что вся информация пролетела мимо нас всех, за исключением Чимина. И он ей с нами не делился. И все могло бы быть очень иначе, не начни Чимин замыкаться, не воспользуйся мы его откровенностью, не будь этих чертовых хейтеров, ни на минуту не позволявших остановиться и подумать, и чертова придурка Яотинга… Не превратись тур просто в перманентный кризис, где что ни день, то подарок, только и успевай уворачиваться. По примеру Джуна оставляем свою ручную кладь горкой у нужного выхода, игнорируя шушуканья стаффа, и уходим в самый дальний угол в этом зале, чтобы никто не слышал, но и нас было видно (все для охраны). Там Намджун в бешенстве, тихом, опасном и рассудительном, какое доступно только Девам, складывает руки на груди и разворачивается лицом к Чимину, что-то высчитывая в уме. Сам факт того, что калькулятор в этой голове включился, несколько успокаивал. Чимин стоит напротив, видимо, в панике пытаясь снова что-то придумать. — И что вы скрываете? — наконец спрашивает Ким, внимательно глядя почему-то еще и на меня. Как и остальные, кстати. — Ничего! Я тут вообще не причём. — Ага, но только все время рядом, — отмечает Намджун, а я чуть задыхаться не начинаю. — Да мы все здесь рядом! — напоминает почтенному собранию мрачный Юнги. Он тоже о чем-то все время думает, только ему никак сосредоточиться не дают. — Хен! У нас доклад есть! — вклинивается Тэхен, начиная что-то листать в телефоне, а глаза Чимина расширяются. — Только попробуйте! Я сам… — Что сам, хен? Да видели мы твое «сам»! — хмуро смотрит на Пака Ким, продолжая что-то листать в телефоне. — Нуна нас с Чонгуком попросила проверить сообщения под нашими постами, и мы кое-что нашли. — Так значит, не причём? — хмыкает Намджун, забирая телефон младшего Кима. — Так что вы нашли? — Вот эти два аккаунта с одного адреса зарегистрированы в Сеуле, однако, писали не из Кореи. — Один и тот же человек? Такое бывает. Откуда писали? — Почти из всех городов, начиная с Чикаго. Будто преследовал. — Прекрасно, у нас сталкер, — хлопает в ладоши Хосок, тоже вглядывающийся в текст сообщений. — Эй… тут есть кое-что. Хосок стучит пальцем по экрану, передавая телефон Намджуну. Ну да, самый умный… но нам же тоже интересно! Намджун тем временем тупит в текст на экране. — Так, — начинает он, и мы тут же замолкаем в предчувствии, — когда мы вместо аэропорта в Шиллере отправились в Лос-Анжелес на автобусах… Поправьте меня, если я ошибаюсь… но фанаты не должны были знать об изменении маршрута до нашего отъезда. — То есть… Стоп. Когда мы выехали? Ну, это я могу сказать. Привычка скринить сообщения у меня недавняя, но очень полезная. Учитывая привычку Зиана свои сообщения удалять. У всех! Листаю странички: выехали в четверть седьмого. — Планировали ровно в полшестого, но что-то там не срослось с багажом. Зиана можно спросить. — Не будем мы Зиана спрашивать! — обрывает меня Намджун. — Почему это? — Потому! Смотри! — «Мелкие засранцы». — Ну, блин! — Да нет! На время отправления смотри. — То есть, наш сталкер знает не только плановое, но и реальное время? — И посмотри, во время остановки… Намджун и Хосок стукаются головами: — Ой! — Бл…! И смотрят на меня. Снова листаю телефон: — Седжин звонил мне, когда мы останавливались на отдых, помните, на заправке? А никого больше на заправке в тот момент не было. — Короче, можно считать доказанным, что наш мистер Z все это время был среди нас. — А почему Z? — А нас, это кого? — А потому что зараза… — Ну, не нас, в смысле НАС, — Намджун обводит ладонью наш узкий круг, — а нас, в смысле… стафф, охрана… — Операторы. — Менеджеры. — Айдолы, — подхватываю я в тон, обидевшись за менеджеров. Ага. Какие мы умные. Чимин невесело смеется: — Спросили бы меня, я бы вам и без ваших высокоумных рассуждений это сказал. — Спрашивали. Ты врал. И выкручивался. — Я не врал насчет записок, которые я находил в номерах, — тяжело выдыхает Пак, а я чувствую некий укол. — Где они? — тихо спрашивает Хосок, уже становясь похожим на нечто острое, готовое порезать одним словом, а то и взглядом. — Выбрасывал, конечно! Мне их в рамочку и на стеночку надо было? — взрывается Чимин. — Да у меня по сумкам шарят все, кому не лень! — Я уже постирал и обратно положил! — тут же палится Чонгук. — А моя футболка? Которую она носила? — палец Чимина утыкается в меня. — Ты ее у меня в комнате бросил, еще перед отъездом! — возмущенно отзывается Юнги. — Блин, — тормозит Чимин. — А я такую стройную теорию создал! — Какую еще теорию?! — спрашивает Юнги, теперь еще и с угрозой в голосе. — Я могу даже сказать, что нашел зацепки, говорящие что это нуна! — Чимин, — теперь я смотрю совершенно по-иному на этого мальчика. Снова. — Я знаю, что это не ты! Сейчас. Но тогда я был уверен почти на все сто процентов! Сама посмотри. Ты так резко отмела то, что реально со мной происходило, будто хотела скрыть. — Ну, не она одна. — Юнги не считается. У него любовь. — Э? — Чо? — А еще я заметил, что эти письма писал мне явно столичный житель и, скорее всего, элита, точно не из бедных, с классическим образованием! А таких здесь немного. — Ну и что, у нас и Акул так говорит, и Седжин, и… — И нуна! — завершает Чимин. — Я и элитарный стиль, с классическим образованием? — от удивления даже пальцем на себя показываю, переспрашивая. — Ну да, элитный такой. И да, я много раз замечал, как ты иногда разговариваешь. Именно таким образом. Я смущенно и совсем не элитарно чешу затылок. Ну, до того, как переехать к бабушке, я жила немного в другом обществе, так что не удивительно. Да и в университете тоже бывало, прибегала к этой лексике. В целях самообороны. И мимикрии. Все взгляды сходятся на мне. Подозрительные. Но всех убедительней кивает Чонгук. — Слышали бы вы, как она тогда в школе разговаривала! — Ну, слышали, — бурчит Юнги. Который «не считается». — Нет, не тогда, а в первый раз. — Наверное, я очень нервничала, — вынуждена признать я, — вот и полезло всякое. — Ну, у меня тоже чеджу прорывается, бывает… — поддерживает неожиданно Тэхен. — Да никто и не против! Но откуда? — Из детства, блин! — рявкает Юнги. — Мы тут чаги обсуждаем, или твои проёбы наркоманские? — А когда понял-то, что не я? Чимин мнется, отводит взгляд. — В Лос-Анжелесе. Когда таблетки у тебя нашли. — Логично, чё. Нашли таблетки, и сразу я не под подозрением. — Это были те, старые таблетки. Которые у меня отобрали еще тогда. В самом начале. Я и не думал, что они сохранились… Столько лет… — Ты уверен, что те самые? — осторожно спрашивает Хосок. — Уверен. Я их навсегда запомнил. И дату, и где краешек надорван. Они на столе лежали, и пока меня… Короче, я на них все время смотрел. Я их до смерти не забуду! — И ВСЕ РАВНО НАЧАЛ ПИТЬ? — Да другие это были, другие! — Стоп. А какие нашел тогда в номере Хосок? — Те. Да я сам офигел! — Так. А можно еще раз и по-корейски? — пытаюсь въехать в ситуацию я. — Просроченные, старые, отобранные нашли у тебя в номере, а потом у меня тоже, но рвало тебя другими? Чимин несчастно кивает. — А как они там оказались? И те, и другие? — Не знаю. Я думал, сначала, это ты принесла? …Ну или Хосок! — добавляет Чимин несколько испуганно. — Ага. Меня-то обвинить морально легче! Не свое – не жалко! — Да не в этом же дело! — вот когда правда из человека полезла и не удержишь! — Просто я думал, ведь это все так хитро и умно придумано, ну не всякому такое по силам! А нуна и в самом деле …умная, — завершает свою речь Чимин убитым голосом. — А моральный аспект ситуации рассмотреть ты даже и не попытался, — подвожу я печальный итог. — Вот! Снова она так разговаривает! — Некоторые люди не делают гадости не потому, что не могут, а потому что просто не делают гадости! — переводит Юнги с корейского на …другой корейский. Специально для Чимина. — А давайте мы вернемся к главной теме? Насчет Джина и «все это время был он?» — говорю я мамулиным голосом. Ибо достали. — Секундочку! — доходит до Хосока. — То есть ты меня не подозревал, потому что у меня бы ума не хватило, а не потому, что я твой друг уже хрен знает сколько лет? — А ты попробуй поживи вот так! Когда уже вообще ничего не знаешь! Кто друг, кто враг! Откуда-то чертовы записки появлялись! Прямо в номере? Или в гримерке? Все время. Понимаете, он РЯДОМ! Или она. — Да… Так и свихнуться недолго. Тэхен с Чонгуком переглядываются. Интересно, о чем они сейчас думают? О том, чем именно заслужили доверие Чимина? — Ладно. Допустим. Какая-то добрая душа подкинула тебе целебных таблеточек. А с каких херов ты их пить-то начал? Сам, б…! Никто ж не заставлял! — Юнги всегда найдет верный тон. Чимин упорно смотрит в пол. Ну, реально, с точки зрения упертого и самодостаточного Мина душевные терзания — отдельно, поступки — отдельно. И я с ним, кстати, абсолютно солидарна. — Э… Хен… — начинает Чонгук, зачем-то уже минуту листающий телефон, — взгляни. И, соответственно, передает телефон Мину. — Еп! — тихо выдает Мин по прочтении пары страниц. — Не надо! — вскрикивает жалобно и тоненько Чимин. Но поздно. Намджун читает через плечо Юнги, нависая сверху, Хосок пристраивается сбоку, Тэхен уже читал, поэтому смотрит по сторонам с нейтрально-безразличным выражением лица. Чимин просто сдувается на глазах, что-то в нем ломается сейчас внутри, да так, что мне хочется просто вырвать телефон из рук Мина и прекратить это… Что бы то ни было. — Так. Хватит, — Юнги отключает телефон и молча вручает Чонгуку. — И так все ясно. Да что ж там такое-то? — Хейтеры. Целая команда, — поясняет Хосок, передернувшись. Реально, он выглядит будто его сейчас вырвет, такой… зеленоватенький. — Это за какое число? — запоздало спрашивает Намджун. — Ну, там всегда было понемножку. Но вот когда отпуск начался – как с цепи сорвались. И чем дальше, тем хуже. — И ты не придумал ничего умнее, чем не жрать еду? И жрать таблетки. — Там не все так просто, хен, — поясняет Тэхен. Сегодня он у нас в режиме гения, лишь бы это подольше не кончалось: — Обрати внимание на акк 11111. Такой… Добрый следователь. Стая загоняет, а он подсказывает выход. Теперь и Юнги передергивается. И упирается взглядом в пол. Чимин мог бы прийти с этим к любому из нас. И не пришел. И здесь не только вина Чимина. Здесь все …отметились. В очень печальной тишине Чимин добивает: — Знаете, как я понял, что он из наших? Не кочующий фанат или сталкер? Во время концерта в Мехико. Он прислал что-то вроде: «Ну что, Чимин-ни, помогли тебе твои бантаны? А надо было молчать и слушаться». Я имею в виду, из зала же все выглядело прекрасно, типа дружба-братство, ля-ля-ля и все такое. А этот — видел то, что за кулисами. Он из нас. И он РЯДОМ. Ну, это мы все уже поняли. РЯДОМ. В смысле в гримерке? Хотя, женская команда ведь, могли и протрепаться. Любимому. Хотя… не успели бы. С Акулом охране не до трепа. И операторам тоже, кстати. А сами увидеть тоже не могли, на съемках бомбочек из детей дружелюбие дисциплинированно плещет во все стороны… — Ну? — вдруг спрашивает меня Хосок. — Что – ну? — Ты до чего-то додумалась? — Чимин, когда было сообщение? Во время концерта или после? И насколько после? — Только в машину сели. — Ага. — Что – ага? Только стилисты-визажисты. И менеджеры. Больше ни до кого информация дойти не могла. Просто не успела бы. Мы мысленно перебираем немалый такой женский коллектив мастериц красоты, и тут наш калькулятор Намджун подтверждает все свои Ай-Кью: — Чимин, почему ты всегда говоришь о нем — «он»? А и в самом деле, даже когда речь шла обо мне, все равно «он». — Не знаю… — растерянно отвечает наша общая ходячая проблема, — такое ощущение, что там мозг мужской. Ну, спасибо тебе, Чимин! Гримерка… Визажисты-стилисты… Мужской мозг. — А ведь он всегда требовал от нас… Стройность-гибкость-изящество! Совершенство! — цитирует с пальцами в воздухе что-то просекший Хосок. — Только Шинлин-нуна его обломала! — Чонгук улыбается с тааакой гордостью, словно лично в свое время изгнал Мистера Совершенство из комнаты отдыха пожеланиями недельной бантанской диеты. — Так что у нас теперь не мистер Z, а мистер С? — Он сеульский, кстати. С родней расплевался, ушел мечту воплощать. Как Юнги. — Шинлин, он когда к тебе подваливать первый раз начал? — спрашивает Намджун. — В Сиднее, — хмуро информирует Юнги. — И как сейчас? — калькулятору Намджуна нужна информация, так что нафиг деликатность. — Извинился. Успокоился. Юнги кивает, подтверждая. Я перебираю в памяти события, но маска таинственного мистера Z как-то криво сидит на заявленном персонаже. Нет, могла бы и поверить, если бы за эти дни не узнала человека получше. И с этой полной детской обиды Чикагской попойкой, и детской подставой Ким-Может-Все, скорей уж жестом восхищения, чем подставой, и самое главное — аэропорт Сиднея, и мы идем сквозь злобную толпу… Нет. Он тогда действительно достойно держался. И извинялся — достойно. Как мужчина. Блин. Мужской мозг. Конечно, я могу быть субъективной. — А других вариантов у нас нет? — спрашиваю я Намджуна с надеждой. — Ну, вот Зиан, например… Мы снова зависаем. А что, идеальная кандидатура. Все время рядом. Не просто рядом, а РЯДОМ! — Бля. Скоро самих себя начнем подозревать! — бурчит Юнги. — Воот! — возрождается к беседе Чимин. — А я так уже месяц живу. Смотрю на каждого и думаю… — Думает он! Если б думал, уже бы к нам пришел. И херню свою хейтерскую принес. — А сам бы ты такое принес? Кому-нибудь? Ты вон даже нуне не показываешь. — А смысл скрывать? Вся Корея читает, — никак не понимает Намджун. — Да нафиг Корею! Мне важно, что вы прочитаете! — Ой, блин, хен, определись уже, что важно, что не важно, мы тебе кто, друзья или подозреваемые! — Да я рад бы. Только — как? — Каком кверху! Хитровыдуманный! Не поняла. А что это Юнги так разозлился? — Ну, рассказывай, дружочек, как с Шинлин и таблетками получилось?! Я, блядь, думал, что инфаркт словлю, а она его так по ходу и словила! После твоих дебильных экспериментов на людях! Во тут уже я ничего не понимаю. Это история с таблетками в моем чемодане. И Юнги уже что-то понял. А я торможу. Чимин отступает, мечется взглядом то испуганным, то умоляющим… — Это не я! — начинает он. И вдруг на половину посадочной зоны разносится трубный рев раненого слона… Ой! Возмущенного Седжина. От которого я воплей и криков вообще ни разу не слышала. Ну, с Нью-Йорка. Когда мы с Зианом чуть в магазин не ушли. — Скооолько, блядь?! Это Седжин разговаривает по телефону. — Ахуеть! — продолжает он чуть тише, очевидно, принимая неизбежное строго в соответствии с классическим «отрицание-гнев-торг-принятие». — И из зарплаты я у него вычту все, до последнего вона! — завершает разговор Седжин. И смотрит на мир злобно и многообещающе. Так. Хана Джинову заработку. Все на уплату взяток и штрафов пойдет. И правильно. Нефиг всякое неизведанное тягать через границу. — Ну, слава Богу, наконец-то хорошие новости, — делает неожиданный вывод Намджун. Ну, для кого неожиданный, а для кого и очевидный. — Значит, скоро выпустят… — поясняю я недоумевающим макнэ. — Что смотрите, — ворчит Юнги, — если так орет, значит договорились, — и делает характерный жест «считаю наличные». Мы облегченным хором выдыхаем. Седжин обводит территорию красным взором легкораненого слона в поисках жертвы. Мы аж замираем, старательно не привлекая внимания. Но Седжину не до нас! — Визажист Цхай! — орет он. И мы молча переглядываемся. Теперь у нас трое подозреваемых. *** Намджун, разум которого переполнен всяческой, увы, несистематизированной информацией по любой теме, вплоть до управления группами, объявил технологический перерыв. — Мы тут сейчас до такого додумаемся-договоримся! — сказал он, прекращая прения. Не поняла, конечно, почему это так плохо. Вот в бабских скандалах именно на пике эмоций правда вылезает наружу. Даже и не вылезает, а бьет мутной струей да под самое небо. Жаль, что и нам так же нельзя. Слишком много свидетелей. Слишком хрупкий мир внутри команды… Так что мы молчим. Сидим, правда, все вместе. И вместе со всем стаффом наблюдаем, как Седжин устраивает разнос Джинову другану-подельнику. Любителю, блин, экзотической кухни и не менее экзотических приправ и чаев. Чонгук с Тэхеном снова в виртуальном мире, дай бог им удачи, Хосок защитно пристроился рядом с Чимином, ах, настрадалась деточка в одиночестве, Намджун снова в суровой блокнотной переписке с Юнги. Сокджин в узилище. Одна я не при делах. Все перебираю и перебираю в голове Миновы слова. Об экспериментах на живых людях. Ну и судьба «тех самых таблеток» тоже крайне интересна. Где они провели эти два года? И откуда так внезапно вернулись? Ох, как не вовремя Седжин заголосил! Вот почему не на минуту позже?! Или две. А теперь сиди, гадай. Анализируй. Не судьба. Публично и прилюдно, а чтоб другим неповадно было, Седжин объясняет визажисту-любителю кулинарной экзотики, как он неправ и чем это для него может закончиться. Парня реально жалко. Так-то он мужик неплохой, ну с кем не бывает… Видно же, виноватится, переживает… Но пытаться остановить гневающегося Седжина… Не, я жить хочу. К нашим диванным посиделкам присоединяется Зиан. С шоколадкой. Правда, прежде чем протянуть ее мне, взглядом испрашивает позволение у Юнги. Охренеть. Забираю подношение. Так же, мрачным взглядом интересуюсь: «Чо надо?». — Отсюда лучше слышно. И видно, — кивает Зиан на публичный разбор полетов с Сокджиновым визажистом. Удивляюсь молча, но выразительно. Неужели Зиан из тех, кого радуют чужие беды? Вроде не замечала за ним. — Да ничего не будет, — авторитетно поясняет Зиан, — можно подумать, визажист Цхай на свою зарплату машину купил… Или на зарплату по ночным клубам рассекает… Да выплатит он и штраф, и взятку, и не поморщится даже. У его семьи бизнес косметический, а здесь он типа «с самого низа начал», опыт получает, репутация, знакомства, все такое… Так что хен он Ким Сокджину не только по возрасту, там и со статусом тоже не все так просто. Задумчиво наблюдаем, как Седжин толкает речь, ну понятно, долг, ответственность, ущерб репутации… — У них компания с БигХитом договор заключила, — рассказывает Зиан небрежно и как бы между делом, — еще в самом начале, только раньше этот договор был взаимовыгоден, а теперь наоборот. Ну, понимаете ли, обороты-то у БигХит растут, а в договоре фиксированные проценты. Уж прямо золотая косметика получается. Да еще и реклама… Юнги с Намджуном перестали шуршать бумажками, внимая Зиановой речи с запредельным вниманием. — Приношу свои глубочайшие извинения, менеджер Седжин, — доносится до нас голос Цхай Пао. — Приложу все усилия, для того, чтобы компенсировать ущерб, ненамеренно нанесенный компании. — Что говорит и говорит, как пишет! — крутит Зиан головой не то в восхищении, не то в недоумении. И Хосок поднимает голову и осторожно спрашивает: — Он же из Сеула, да? Теперь у нас трое подозреваемых. *** Седжин почти успокоился. Настолько, что наш осторожный Зиан рискует выбраться из укрытия и подойти к нашему злобному слонику. Вняв, видимо, его уговорам, менеджер Седжин направляется к нам: — Сокджин полетит следующим рейсом, вместе с Господином Чхве, — сообщает он нам, — скорее всего к началу концерта успеет, недоразумение разрешено, но… Очень надеюсь, что информация об инциденте не покинет пределов компании. Киваем понимающе. Ну-ну. Пригрели на груди представителя чужой фирмы и ждут от него верности. И сохранности тайн. — И почему мы этого не знали раньше… — аккуратно и вежливо предъявляю я Зиану от имени команды. — А что, вы реально не знали? — удивляется теперь и Зиан. Парни синхронно кивают. — Что, и Сокджин? Хороший вопрос, кстати. — Да я сам недели две как узнал, — почти оправдывается Зиан. — Седжин с Йонгом рассказали. В Чикаго, вечером, под пиво и твой тортик. — Пиво и тортик – да вы извращенцы! — То есть они-то давно знают? — вцепляется Намджун, как клещ. — А что они сделают? Даже если и знают? И Седжин ничего не сделает. И Акул ничего не сделает. Потому что большие люди, серьезный бизнес… В общем, проораться – это максимум, что Седжин вообще может. — А когда контракт заканчивается? — просыпается Юнги. — А хрен его знает, — чешет Зиан затылок. — Но что-то скоро. — Ну… Многое можно объяснить, — признает Хосок. — И Чон Сунан тогда не так просто палки в колеса вставлял… — Но ведь Сунан отбыл… — …но дело его живо! — Гробить курицу, несущую золотые яйца? — Ослаблять переговорную позицию второй стороны! — прозревает Намджун. — Никогда не пойду в бизнес! — выдает Тэхен через пару-тройку минут тишины. — Все время какие-то тайны и хитрости. Ну нафиг! — Ага, а вот у вас, актеров, все не так… — хмыкает Шуга. Вот он-то явно строит бизнес-планы на будущее, Мин Юнги – рэпер и завхоз. Мы созерцаем высокий потолок еще некоторое время. Я думаю об актерах и актерском мастерстве. — Джин обо всем этом знал, сто процентов, — сообщаю я пространству. — О чем, обо всем?! — подрывается Чимин. — Я неправильно выразилась. Я имею в виду, о Цхай Пао, статус, деньги, принадлежность компании. Про непонятки с контрактом мог и не знать. А вот что Цхай стучит в семью – очень похоже, что знал. — Ты думаешь, он и сам… — Что – сам? — Сокджин-хен сам? Не мог …эээ, ну… Мы снова зависаем. «Да ты что, как ты мог подумать такое, Сокджин-хен не такой!!!» — хочется сказать нам всем и сразу. Но мы молчим. Мы уже обожглись несколько раз, тайны-тайны, секреты-секреты. Доверие, аууу, где ты? Нет ответа… Мы молчим и думаем. Ну, по крайней мере, некоторые из нас. — В Мельбурне. В аэропорту. Помните? Он не остался с нами, ушел с макнэ, — припомнил Намджун. — И потом, в самолете, со мной поменялся местами, типа учиться мы ему мешаем. — Мы как раз тогда начали о Чон Сунане… — говорит Юнги. Намджун подпирает подбородок, крутит в пальцах исписанный блокнотный листочек. — Создается впечатление, что он не собирал информацию, а вовсю ее избегал. — Демонстративно. — Кому – демонстративно? — А вот это – правильный вопрос! — Да уж понятно, кому! Цхаю, агенту этому, бля, тайному! — А когда Чимина прижали, (Чимин ежится), Сокджин приходил к нам с оппой, рассказывал, что-как, кто-где, — сдаю я нашего старшего хена с потрохами. Намджун и Хосок переглядываются, видимо, для них это — новость. — Так что в играх-то он участвует, вопрос в каких и как? — подводит итог Мин-задумчивый. И вот теперь мы замолкаем окончательно. Хотя и есть у меня вопросы. Много вопросов. Но не все сразу. Сознание упорно защищается, не позволяя переворачивать стабильно-уютную картинку мира в очередной раз. И слишком резко. И история с таблетками в моем чемодане уже не на первом месте в моем личном списочке, там теперь еще и Зиан, который слишком много знает для полуменеджера и слишком вовремя нам помог, и Сокджин со своей личной и тайной игрой, а еще загадочный Акул и «хоть раз на сцене», зачетная оговорочка. Маме надо позвонить! *** На диванчике нас пятеро. Чимин сидит на краешке, опасливо косится на Юнги, Юнги – многообещающе на Чимина, Хосок старается держаться между. Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, разборка между этими двумя при мне не начнется, есть там что-то, что оба хотят сохранить в тайне от меня, так что – не дождетесь! Молодое айдольское поколение в полном ахуе от сложностей жизни было послано Юнги в дьюти-фришный магазинчик с приказом потратить всю собранную по карманам местную наличку. Зиан ушел, Сокджин мотает срок, Намджун печально смотрит вдаль, а я переживаю за Пабло Черр-Бурр-Генна, летящего на другой континент в моем-Чиминовом чемодане, аккуратно обложенный одеждой, завернутый в три пары джинсов, одни из которых Миновы. Вот так… Сразу и на другой континент. Седжин сказал сегодня на совещании, что самолет изумительно комфортный: и кормить будут, и спать уложат, и колыбельную споют. Так. Сколько нам там лететь? Ага, время вылета, время посадки, что, двенадцать часов с минутами? Нет, что-то многовато. А ведь еще и часовые пояса, сколько-то, тааак… Их складывать или вычитать? Прикрыв глаза, вращаю рукой в воздухе… Если с востока на запад, то отнимать, а наоборот… Ой, мама! Прибавлять… Нет-нет-нет! Дрожащими руками набираю в поиске, ошибаюсь, еще раз набираю… От Чили до Тайланда? 21 час и 41 минута. Если ветра не будет!!! Да я не выдержу столько! Ладно если несколько часов, но чтоб сутки! Меня начинает бросать то в жар, то в холод. Судорожно смотрю на часы — куда делись три часа, мы же всегда заранее выезжаем? Это что, уже скоро на борт? Дети возвращаются с какими-то сувенирчиками: кружочки с перышками, ловцы снов на всех, шоколадом и стеклянно позвякивающим пакетом. Игнорирую. Мне не до того. Конечно, я борюсь. Конечно, я пытаюсь. Туалет, умывание, кофе из автомата. Я стараюсь, честно! Я считаю до ста и все время сбиваюсь, я пытаюсь читать мамину книгу-гороскоп и не понимаю ни слова. Я сижу на краешке дивана, сжав колени и прижав рюкзачок к груди. Серия яростных перешептываний на периферии сознания и из бантанской команды делегируют… Хосока?.. — Нуна, — начинает он. — …не-не-не… — сообщаю я ему. — Послушай, там Тайланд, там хорошо, там манго! Там отпуск три недели! В тишине и покое! Отдельный дом, сад, бассейн… Никаких фанатов, никаких концертов, тишинаааа… Ну вот подумай, раз и ты на борту. И все. И тишина! — Ну вставай давай, посадку объявляют, пошли уже, все ждут, все переживают… — Нуна, ну хочешь, мы тебя будем обнимать всю дорогу? — с надеждой спрашивает Тэхен. — Идем с нами, у нас есть печеньки! — И шоколад! — Хочешь успокоительного? — Не, нельзя, мне еще работать… — Или выпить? У нас есть. — Нуна, ну это не рационально, так далеко забраться и отказаться возвращаться? — Ну вот как ты домой вернешься, если не полетишь самолетом? — Пешком… Через Мексику. Через Америку. Через Канаду, — вспоминаю я географическую карту. — А потом через Аляску и Берингов пролив! — А через пролив как? Тоже пешком? — осторожно спрашивает меня … кто-то. Да, с психами не спорят. — Вплавь! Подумаешь, всего 4 километра. А там считай уже рядом! Россия и… И? — Россия? А ты медведей не боишься? — Нет. Я только собак боюсь. И летать. — Не. Не выйдет, — авторитетно заявляет Зиан. — Потому что придется еще через Северную Корею. А у тебя документов нет. А ведь и в самом деле… Придется лететь. Ну, что сказать, мимо стойки меня провели, интенсивно заговаривая зубы, обещая все и сразу, только войди и …все. Металлический коридор посадочного рукава неумолимо приближается и …я встаю! Я начинаю упираться, торможу пятками, пищу. Не хочу! Я не могу туда пойти! Нет! Не ведите меня туда! Там страшно! Там опасно! Этот огромный самолет, этот бесконечный полет, эти идущие как ни в чем ни бывало люди… Да не полезу я на эту страсть! Проходящие на посадку люди сначала обходят нашу немаленькую группку, потом нас отжимают в сторону, потом почему-то и кучка уговаривающих меня сокращается, просто пойдем, ну чаги, ну всего-то один шажочек, ну не смотри, просто закрой глаза, я тебя сам поведу, ну и стой тут как дурочка, ну давай, ну пойдем, ты ж у меня офигеть какая смелая, да блядь, Лин-Лин, уже все ушли, ну, ну отпусти ты эту стойку, ты же раньше не боялась, да что случилось то, вон папа на тебя с неба смотрит и говорит: иди, дочка… — Лин-ни, — тихо зовет меня спокойный голос. Коридор пуст. Все уже на борту. Только мы двое. — Я не могу… просто не могу. — Тогда не лети. Что? — Не лети. Оставайся. Вот так просто? — Дальше мы сами. Остаться я не могу тоже, — спокойно говорит Юнги. — Ты остаешься здесь? — Я… — пытаюсь сделать хотя бы небольшой шажок вперед, но не могу, — …не могу. — Тогда я пошел. И уходит. Просто заворачивает за этот поворот и уходит. Как мама тогда в детстве, как папа, уезжая в короткую командировку. Все, кто мне дорог, так уходят. Я стою одна прямо посреди пустого посадочного коридора, сживая в руках свой рюкзак. Я не могу одна. Как я смогу? Это так стыдно. Столько людей туда вошли, а я и шагу ступить не могу. Не хочу оставаться одна! Так, жалобно поскуливая, я мелкими шажками двигаюсь вперед, прижимая рюкзачок к груди. Все-таки, страх остаться одной страшней, чем страх разбиться. Поворачиваю за угол, и… они там все. Стоят и ждут. Не останавливаясь, бегу прямо к раскрытыми рукам Юнги, он ловит меня, прижимает к себе, всю, вместе с рюкзаком, обхватывает, гладит по волосам, по плечам… и я ору: — Ты бросил, бросил меня! Ты бросил! — не жалея сил, бью куда получится и, наконец, начинаю плакать. — Все хорошо. Ты молодец, молодец. Самая смелая девочка на свете… Самая крутая… Супер! Уй! Ну больно же! Ну чаги, ну пожалуйста, не надо… Ну щекотно же! Для порядка двинув еще раз, чтобы не пугал так больше, беру его за руку, позволяя вести за собой. Все еще всхлипывая от пережитого ужаса… — Я уж думал действительно оставаться придется, — слышу позади голос Зиана. И с облегчением понимаю, что никто меня здесь оставлять не собирался. — Убью нафиг, — обещаю я непонятно кому. — Убьешь, убьешь, вот как сядешь, пристегнешься, так сразу и убьешь. Только пошли уже, — просит Юнги и аккуратно тянет меня внутрь. Бигхитовская тусовка приветствует меня аплодисментами, отчего мне становится жутко неловко, я с большим опозданием осознаю, что сцену запихивания меня в самолет пронаблюдали все пассажиры, и половина из них хорошо мне знакома! Салон, как и обещали, оказался необычным. Все для пассажиров. Каждое сидение большое, с откидывающейся спинкой, чтобы во время полета можно было поспать. Места у меня были, как обычно, рядом с менеджерами. Посередине самолета. Зиан было предложил успокоительное или алкоголь, но я отказалась. И без того вырубаюсь. — Но все-таки… что бы вы делали, если бы я не пришла? — тихо спрашиваю у Зиана. Мужчина тоже уже сел на свое место, справа от меня, поправляя ремни безопасности. — Как «что»? Конечно, я бы остался, и мы бы давали представления с большим успехом, показывая фокусы с переломами ног на расстоянии. — А если серьезно? — А если серьезно… ты была и так бледно-зеленая, так что, если бы я аккуратно придавил тебе сонную артерию, никто бы ничего не понял. А так взял на ручки, принес, посадил и все готово, — с серьезным лицом отвечает Зиан, и я понимаю. Вообще-то он может такое сделать. Военный, и этим все сказано. При взлете я смотрю в иллюминатор, хотя и страшно. Такая резкая скорость разгона и потом не чувствуешь земли. Наклоны, все как обычно. И все равно страшно, хотя я продолжаю смотреть, щурясь от яркости облаков и солнца. Дурочка. В шоке от такого дикого калейдоскопа событий мозг просится отдохнуть. Зиан кому-то позади сигналит, Седжин поглядывает на меня сочувственно… Ах, он же знает, почему я так боюсь летать, Чхве-Акул прибудет следующим рейсом, но без разлагающего влияния Чон Сунана наша команда безопасности круто знает свое дело. Чем оно поможет на высоте в двенадцать километров — понятия не имею. Я спать. Первое мое пробуждение в непонятное время дня или ночи, оказывается странным и коротким: Намджун и Хосок с двух сторон держат доставленного к моему креслу Юнги. — Нуна, — начинает Хосок осторожно, — ты на него сердишься? — За что? — искренне туплю я. — Что он тебя бросил, — торопится Намджун, — прости, просто это была моя идея и я… — Да не бросал он меня, вы о чем сейчас? — Но ты же сама сказала… — начинает Хосок. — Да? Когда? А ведь точно, сказала. Я несколько секунд смотрю в пространство, думаю, а как мне ему объяснить… — Юнги! Я это не тебе сказала. Хосок с Намджуном переглядываются и не понимают. А вот Юнги — понимает. Наверное. Потому что, покивав, забирает с собой своих конвоиров-телохранителей и, успокоенный, возвращается к своему месту в салоне. — Ты что-нибудь понял? — тревожно спрашивает Намджун. — Конечно, понял, — отзывается Юнги. — Да, понял? А что ты понял, хен? — Вырастешь – узнаешь, — отвечает хен снисходительно. Смотрю им вслед, слушаю сопение опасного Зиана, придавит сонную артерию, никто и не заметит, ой. Интересно, как Менджу? Ее это не бескоит? Хотя, она же тоже в армии… Вспоминаю картинку на рабочем столе: Менджу в бронежилете, каске и с ружьём… Да она и сама кому хочешь, чего хочешь придавит! Чтобы сменить тему, включаю себе музыку в наушниках. Спасибо интернету в отелях, у меня появилась не только классика, заставляющая напрягаться, но и какие-то непонятные, но мелодичные песни, а также медитативная музыка. Помогает. Поджимаю ноги, сворачиваюсь калачиком, иногда хорошо, что в тебе полтора метра плюс немножко, и засыпаю снова. Второй раз я просыпаюсь сама. Опять темно, народ вяло шебуршится в салоне, но в основном сопит или смотрит кино в наушниках, шум двигателей перекрывает остальное. Сознание пытается вычислить день и час по Чилийскому и Тайландскому времени, биологические часы требуют спать-спать-спать, будильничек спать не дает и хочет в кустики… Попробуйте уснуть с таким набором. Помучившись минут сорок, потихоньку поднимаюсь, стараясь не разбудить сопящего Зиана, и двигаюсь в сторону туалетов. По пути прикидывая, как бы потроллить Менджу на тему всю дорогу спала рядом с твоим будущим мужем… Сквозь ровный гул двигателей в темноте спящего салона слышны обрывки приглушенного разговора: —… И да, это было в записке, что таблетки в чемодане Шинлин-нуны, и чтобы ее не поймали на таможне, мне следует их оттуда забрать. Но не я подложил эти таблетки двухлетней давности. — И ты их забрал, чужими руками, — скорее сам для себя констатирует Хосок хмуро. Замираю, хорошо быть маленькой, в темной одежде, бесшумной и легкой. Впрочем, гул двигателей… Им его приходится перекрикивать. — Я несколько раз пытался забрать их сам! Но ты пас меня, постоянно! А Юнги-хен не вылезал из номера нуны, как сговорились, ей-богу! А когда она перебралась к нему, там уже храпел Намджун-хен! — Ну, прости, я не нарочно, — почему-то оправдывается Намджун. — И тогда я пошел к Седжин-хену. И показал ему записку. — То есть ее ты не выбросил?! — Снова врешь? — шипит Шуга. — Врал, — признает Чимин, — там нуна была. — Заебал со своим враньем! — Да господи, Юнги-хен! Я офигеть как уважаю твой выбор и восхищаюсь твоей отвагой, но ведь с нуной с самого начала все …непросто! (Это он о чем сейчас?) И мы ее ценим, и восхищаемся, и …любим, и… Но осторожности никто не отменял! Вот сам ты, положа руку на сердце скажи, ты все ей рассказываешь? Ты все ей готов рассказать?! — Да. — О себе? — О себе. — А о ней? Гул двигателей. Молчание. Оно меня пугает. («Никогда не подслушивай, если боишься услышать правду» — говорит аджума). — Повторюсь, я предполагал, что за этим всем стоит нуна, одна или со Службой безопасности, так что… Как бы ни обстояли дела, передать дело Седжину было прекрасным решением! — Ебаный пиздюк, — Юнги даже не ругается. Он диагноз ставит. Окончательный. — …Ну, казалось …пппрекрасным решением… — голос Чимина замирает. — И тогда я понял, что это не она. — А служба безопасности причем? — задает толковый вопрос Чонгук. — А как вы думаете, кому Сон Сондык сдал тогда и меня, и таблетки? — Кому? — спрашивает Намджун так, словно для него это не очевидно. — В Службу безопасности, конечно! — Кому конкретно? Да. Очень-очень хороший вопрос! — Господину Чон Сунану. Мы не успеваем выдохнуть с облегчением: — А тот уже Господину Чхве! И упаковки я видел в последний раз у него, он мне мозги вправлял, приказал записать свой номер и докладывать, в случае… — И ты докладывал. — Нет! Молчание. — Да. …Пару раз. — Когда последний? — интересуется Намджун. — Хотя… Позволь, я угадаю. Когда закрутилась вся эта хрень, с помощницами по здоровью. — И что, скажешь, был неправ? — Прав, прав, успокойся! — Я думал, это Джин позаботился, — признает Юнги. — Я-то все гадал, откуда Седжин-хен узнал, как нас это заебало, — говорит в задумчивости Намджун. — Ага. Во всех смыслах! — уверенно соглашается Чонгук. И никто с ним не спорит. — Да. И тогда появилась Шинлин-нуна. Любой задумается. Кроме Юнги-хена, конечно. …Извини, хен. — Она и в самом деле живет там, где сказала. Мы с Чонгуком проверяли, — вдруг выдает Тэхен. — Конечно, живет. Я у нее в гостях был, — мрачно сообщает Мин, — а вы, везучие идиоты, если сунулись туда в одиночку и без разрешения хозяев территории. — Ну, нам как-бы разрешили. В итоге, — мнется уже Чонгук. — Это как?! — Сказали больше не светить своими мордами, а тот допуск был одноразовый. Что бы это не значило. — Ой, дебииилы… — осознает новую реальность Юнги. И я вместе с ним. Это когда же было? Когда Тэхен своим чихом спалился? — И это мы еще о Джине не говорим! — Ничего, вот вернется, так сразу и поговорим, — твердо обещает Намджун. Молчание. Сейчас будет смена темы. И-раз-и-два-и-три: — Так… а эти сообщения в сети… — Да, там тоже сеульский сленг, — кивает Чонгук. — Прекрасно, и хрен поймешь кто это. Не много ли на одного маленького бедного Чимина? Вообще, почему он? Почему именно он? — Поздравляю, Чимин. Тобой хорошо так поманипулировали, — впервые за это время говорит Юнги. Ну, вот и ответ. Манипуляторы, а Чимин манипулятор еще тот, обычно и сами уязвимы для манипуляций. — У меня, в отличие от тебя, личного психолога нет, — огрызается Чимин. — У меня нет личного психолога. — Тогда кто она для тебя? — Опять?! Тему смени! — обрывает Намджун. — Однако, хен прав. Чимин, тобой манипулировали. И признавай ты это или нет, факт остается фактом. Чимин молчит. Как и остальные. Тихонько отступаю, нет, не сейчас, потом подумаю, когда мозг работать начнет. Минуток десять-двадцать мой мочевой пузырь может и потерпеть. Кустики-кустики… подождут. *** Самое сложное, сделать вид, что мирно спала и ничего не слышала. Обедаю вместе с пассажирами, смотрю в окошко на облака, прикалываюсь над Зианом и обратно, наблюдаю за попыткой парней играть в мафию, не очень удобно, спинки кресел препятствуют, даже опущенные, но спонсор игры — Ким Шинлин, победитель получает ценный приз – массаж шеи и спины от нуны, и дети стараются вовсю. А еще они не сводят глаз с Кан Совершенство и Цхай Пао. И Зиана. Так. На всякий случай. И вот как подумаешь, какие люди, оказывается, по моей просьбе за чаем для парней гоняли, как-то и нехорошо становится. А еще нехорошей становится, когда до меня доходит, что если мы правы насчет Цхай Пао, то ему достаточно просто что-нибудь перепутать, накладывая макияж Сокджину, неловко повернуться с щипчиками или перегреть восковые полоски — и вижуала у группы не будет. И то, что Сокджин, даже и догадываясь о роли Цхай Пао, каждый день усаживается в кресло в гримерке, прикрыв глаза… бррр. Меня даже передергивает, и мурашки стадами бегут по рукам и спине. — Замерзла? — тут же спрашивает Мин. — Хочешь толстовочку? — Нет, — отвечаю я на первый вопрос, — давай, — на второй. Юнги вытаскивает толстовку, скрученную плотным рулоном, из рюкзачка, лично приносит, лично вручает и тихо-тихо спрашивает: — Ты же знаешь, что я тебя не брошу? Никогда? Безмятежно пожимаю плечами, улыбаюсь: — Конечно, — мол, о чем тут вообще говорить, — конечно, знаю. Юнги уходит, успокоенный, а я приступаю к вручению награды победителю: Намджун, под завистливыми взглядами Зиана и Седжина, счастливо пыхтит в мою подушечку, пока я пытаюсь расслабить его каменные мышечные зажимы на загривке, а потом и вовсе вырубается в очень странном положении на моем кресле и, частично, на подлокотнике. Выползаю из образовавшегося затора в растерянности. Но Мин сигналит, «сюда», и прижимая к себе свой трофей, я перебираюсь на рэперский ряд, на Намджуново место. А что? Имею право. Как основатель жанра матерного рэпа. У окна Хосок косится на меня тревожно-вопросительно: как ты, нуна? Рядом Юнги подтягивает колени к груди, собираясь в компактную кучку, и я следую его примеру на боку сворачиваюсь комочком. Тянет холодком от кондиционера, подрагивает огромное тело аэробуса, урчат двигатели… Толстовка Юнги пахнет Юнги. Кажется, я снова буду спать. *** На улице холодно, лежит снег и очень скользко на дорогах. Иду следом за Менджу, на всякий случай готовясь ее поймать. Все же падать в ее положении не полезно. Помню, что мы подходим к черной машине. Явно дорогой. Но мысленно я ее называю такси. Интересно, сколько же такое такси стоит? Здесь я не заморачиваюсь насчет этого. Сажусь на переднее сиденье к водителю, предварительно помогая Менджу забраться назад. Едем. Более-менее знакомые улицы. Все небо заволокло тяжелыми тучами, давая понять, что скоро, видимо, пойдет снег. Помню, как я постоянно раздражаюсь, когда водитель слегка прибавляет скорость где не надо или же, когда машина подскакивает на лежачих полицейских. Краем уха слышу не очень радостные шипения с заднего кресла и вижу, как Менджу гладит живот. В очередной раз прошу водителя ехать поаккуратнее, однако он меня будто и не слышит. Задаюсь про себя вопросом за что платились такие деньги за такое такси. — Молодой человек, она же попросила быть аккуратнее! — стальным голосом говорит онни. — Я беременна, на восьмом месяце! Вы уверены, что готовы принимать роды прямо сейчас? Тц, из-за вас живот разболелся… — уже тише говорит онни, продолжая поглаживать животик. *** Резко просыпаюсь в самолете, осматриваясь. Сразу нахожу глазами Хосока, крепко спящего на соседнем кресле, громко сопящего. И что это было?.. Опять глючные сны о другой реальности? Я и там знакома с Менджу? Беременной? Становится неловко от мысли о беременности. Что поделать, у каждого свои тараканы в голове. Краем глаза замечаю резко выпрямившегося Юнги. Глаза стеклянные, широко распахнуты. Опять сон? Однако, спустя несколько мгновений, Мин промаргивается и уже с неким осознанием смотрит на меня. Вопросительно киваю, как бы прося, чтобы он объяснил. — Если я начну делать что-то не то – сразу бей в морду, — шепчет Юнги. Чего? Что ему снилось? Что произошло? Хотя, если бы у меня сейчас спросили, что такого я увидела – я бы тоже ничего внятного не сказала. Пожимаю плечами и смотрю на время. Лететь еще 6 часов. Не много и не мало. Но делать нечего, телефон уже на последнем издыхании от постоянного прослушивания музыки, и я отрубают его полностью. Планирую еще поспать, однако, сна ни в одном глазу. Ворочаюсь, скидываю плед, снова набрасываю его на себя, включаю и выключаю кондиционер. Нет. Не помогает. Вот как Зиан проспал пятнадцать часов с перерывом на покушать и в туалет? Я тоже так хочу. Переступаю через длинные ноги Намджуна, тормошу похрапывающего коллегу за плечо. — Зиан! Ау! Зиан открывает сонные глаза: — Что? Прилетели уже?! Пора вещи собирать? Он уже бодр и готов к выполнению приказа. — Да нет, еще шесть часов… у тебя снотворное есть какое-нибудь? Я тут скоро с ума сойду! — А! Понял! Держи. Он шарит в кармане брюк, вытаскивает блистер неприятно крупных таблеток: — Сколько пить? — опасливо спрашиваю я знатока. — Одну-две. — Спасибо. Решаю ограничиться все же одной. Не подействует, так хоть отупею. Глотаю таблетку, запиваю остатками кофе из стаканчика, бреду к Юнги под бочок. Сон приходит быстро. И мне ничего не снится. *** Мне ничего не снится. Просто по щелчку пальцев кое-как открываю глаза, когда меня настойчиво кто-то зовет. Разлепляю один глаз, наблюдая за происходящим. Надомной нависают двое. Юнги и Зиан, удивительным образом вежливо переругиваясь. — Менеджер, вы же говорили, что знаете дозировки, — буквально шипит Мин, продолжая меня слегка трясти за плечо. — Знаю, но для ее организма это оказалось больше нормы, — бормочет Зиан, куда-то отходя. — Сейчас попробуем так… — Что вы хотите…? — только начинает Мин, как в меня плескают водой из бутылки. Резко сажусь, начиная громко откашливаться, так как вздохнула очень не вовремя. — Да вы шутите. — Зато проснулась. — Я здесь, — зачем-то говорю я, более-менее откашлявшись. — Мы уже садимся, просыпайся, — более мягко просит Юнги, одновременно поднимая спинку моего кресла, пока я еще в сидячем положении и не свалилась дальше спать. Я же не мешала никому своей спинкой? Или тут специальные места такие? А что, есть спинка? Спинка схожа по звучанию со свинкой… Все подушки и пледы сложены сбоку, чтобы стюардессы потом убрали. Я туплю в сиденье напротив, пристегнутая заботливыми ручками. И, вроде как, снова засыпаю. Меня в очередной раз будят, открепляют от кресла, поднимают, берут мой рюкзачок и с детскими уговорами ведут к выходу. — Зато не сопротивляется, — ищет плюсы Зиан. — Из самолета она и без того сама выбегает, — бурчит Мин. Я вроде все и понимаю, но говорить мне это нужно раза по два. Чтобы наверняка. Однако я пытаюсь самостоятельно идти к выходу. Ноги заплетаются, конечно, так что периодически хватаюсь за сиденья. Это меня так из-за Зианова снотворного, да? Сколько я проспала? Мне еще работать!.. В чем вообще заключается моя работа сегодня? Мозг, пожалуйста… — Я смогу поспать после самолета? — вопрошаю я Юнги, страхующего меня сзади. — В автобусе. Осторожно, порожек, — в очередной раз предупреждает меня парень, придерживая за плечи. За процессом наблюдает, широко раскрыв глаза, (!) Чимин, мимо которого мы проходили в тот момент. — Что с ней? — Снотворное. Таблетку целую, — зло шипит Чимину Мин, продолжая медленно идти за мной. — Сколько?! — Чимин уже готовится вставать со своего места, намеренно вставая позади Юнги, перед Зианом. Всем вроде известно, кто мне снотворное предлагал. А почему все так реагируют? Ну, хочу спать, да. И что? Ну, ножки заплетаются… Мое сонное состояние замечают и другие, начиная громко выражать свое мнение по этому поводу. Кое-как спускаюсь по лестнице, стараясь держаться ровно. Это всего лишь таблетки, не алкоголь. Я просто сейчас сонная и уставшая. Мы все идем к зданию самого аэропорта. Меня все это время продолжают придерживать Чимин и Юнги. В конце концов, Пак вопросительно смотрит на хена, тот кивает, а мне просто приказывают залезть Паку на спину, иначе мы так никогда не доберемся. Странно, мне казалось, что я достаточно быстро иду. В любом случае, остаток пути до выхода из аэропорта к фанатам, я проезжаю на спине Чимина. Нет, есть в этом некоторая высшая справедливость. Пытаюсь донести эту мысль до пыхтящего транспортного средства, но постепенно снова засыпаю. Меня постоянно трясут, так что уснуть не выходит. Стараются разговорить, спрашивая о еде, которую я планирую заказывать, мое мнение о сюрпризе от Седжина, на что я зло комментирую, что мне и сюрприза от Зиана хватило, и еще много-много чего. От выхода из аэропорта до автобусов приходится идти как нормальному человеку. Ну, как нормальному. Очень сонному нормальному человеку, которого нещадно жарит Тайландское солнце. Хм… а так говорят вообще? Тайландское… забавно звучит. Мы все добрались до автобуса, стоявшего в конце парковки, и под чутким руководством виноватого Зиана начали загружать чемоданы внутрь. И какой же сюрприз ждал меня. Особенно меня. — Лин-ни! — услышала я родной голос у входа в автобус и обернулась. Проморгалась. — Госпожа Ким Пуонг, это вы или сон? — слегка приторможенно спросила я, подходя к маме. Мамуля спускается со ступенек и обнимает, покачивая, как ребенка. — А вот и сюрприз, — слышится где-то позади. — Госпожа переводчик снова с нами. С облегчением отмечаю, что это не глюк, и сейчас я не выгляжу, как больная, обнимающая воздух. Мы первыми заходим в автобус с мамой, садясь позади мест менеджеров. Так и сидим, ожидая, когда все приготовятся к отправке. Я от радости даже на какое-то время проснулась. Но когда оказалась в кресле, под родным боком… снова начала проваливаться в сон. Краем сознания слышу шум в салоне, чувствую, как мои волосы приглаживают, а мама что-то говорит пассажирам в микрофон. Открывать глаза не хочется, хочется остаться в этом мамином уюте. В какой-то момент мне становится неудобно лежать на одном боку, и, забыв, что я вообще-то не дома на кроватке, а в автобусном парном кресле, переворачиваюсь и утыкаюсь маме в живот. Сама я маленькая, ноги подогнула и прекрасно помещаюсь. Тем более, частично я лежу на маме, пока она меня держит на ручках, как младенца. Тепло, запах мамы, убаюкивания, тихое пение… и я вырубаюсь снова. Краем уха слышу тихое перешёптывание мамы с Юнги, который сидит, вроде как, сбоку, на другом ряду. — Ну ты же взрослый парень… — Да, прошу прощения, не уследил, — тихо говорит Мин, и я готова поклясться, что он что-то сейчас почесал из-за смущения. — Госпожа переводчица Ким, — слышится слегка позади голос Чонгука, — почему вы ругаете Юнги? Не он же давал ей снотворное. — А кто? — удивленно спрашивает мама, переставая меня укачивать. — Господин Зиа… — и почему-то замолкает. Но мама уже поняла, и я буквально чувствую, как она старается ровно дышать, чтобы не разбудить меня. Хотя уже и не сплю… так, наслаждаюсь объятиями и маминым присутствием. — Значит менеджер? Юнги, почему ты не сказал? — Так все равно же виноват. — Господин Зиан, — тихо зовет мама менеджера, сидящего впереди. Менеджер, судя по звукам, оборачивается, — что ж вы за бестолочь такая? — …А? Идут тихие и быстрые разборки, где Зиан в очередной раз за сегодня извиняется. И не палит меня, мол, сама пришла, сама взяла, сама и выпила. Больше ничего не происходит и снова проваливаюсь в сон. На этот раз не на долго. Мы подъехали к концертному зданию. Мама аккуратно будит меня. Пока я промаргиваюсь, поправляет растрёпанные волосы, улыбается. На улице потягиваюсь, делая небольшую разминку. Это помогает проснуться. Видимо, таблетка наконец прекращает действие, так что я потихоньку прихожу в норму. Правда хочется немного есть. Но это можно легко исправить. *** — Ну, что? Каково быть заключенным?! — кричат со входа младшие, явно готовящиеся к этой шутке. В дверях стоит Джин с чемоданом и своим рюкзаком. — На четыре из ста потянет, — кривится парень, однако дальше чуть не падает под весом навалившихся с объятиями парней. — Будешь своей головой думать, покупая траву? — добавляю от себя и я, тоже подходя поближе к старшему. — Ты знаешь, что это случайность! — Именно что знаю, — многозначно отвечаю я, поймав его взгляд и кивая. Сокджина быстро забирает его стилист, чтобы подготовить парня к концерту. За ним идет Намджун, по пути рассказывающий строение во время выступлений. На сцене уже не показать, через тридцать минут начало, так что все делается в срочном порядке. Джин переодевается, ждет, когда ему быстро-быстро уложат волосы и накрасят. Делается всё уже в несколько рук, с помощью других визажистов. Концерт проходит на ура. Парни активничают, как могут, милашничают и на ходу соблазняют. Страна жаркая, публика знойная, телодвижения соответствующие. Так что, когда они жопами двигали с большой амплитудой, я глаза отводила от экрана, чтобы не смущаться. Нафиг-нафиг. Джин, как мы и думали, ошибся всего один раз в построении. И то под конец, так что выглядело, как постановка милости. Кажется, завтра у парней будут болеть тазобедренные суставы. Ну, мазь есть, так что нормально. А сейчас, собираем вещички и идем праздновать отпуск на двадцать дней! Седжин завозит нас всех по арендованным домам. Бантан и менеджеры с переводчиком живут в одном, а стафф в двух других, на той же улице. Правда, парни и менеджеры на все двадцать дней, а стаффу как тогда в Малайзии – три дня за счет компании, а дальше сами-сами. Мне тут же становится интересно, кто уедет, кто останется, и я делаю себе заметку на будущее. Выяснить этот вопрос. Да и о услышанном на пути к самолетному туалету, подумать надо как следует. Но сейчас не до того. На пути к ресторанчику и празднованию мы только и успеваем, что затащить свое имущество в холл арендованного здания. И уже, покинув свое имущество и возвращаясь к выходу, я натыкаюсь на так и зависшего на входе Юнги. С чемоданом в руке. — Что-то не так? — машу рукой перед его лицом, чтобы вернуть его к реальности. Но парень, взглянув на меня и снова на холл, вдруг дергается. — Повторяю, если я начну делать что-то не то, бей в морду, не раздумывая. — Да что не так? Ты видел что-то во сне? — даже на цыпочки поднимаюсь, пытаясь заглянуть в глаза. Но все равно там ничего не нахожу. Юнги быстро приходит в себя, роняет чемодан и выскакивает на улицу. Я следую за ним. Ну, что это за догонялки такие, а? То он скрывает какую-то информацию про ловушки Чимина, то что-то связанное с мамой, то это. Пора бы уже поспрашивать. И ведь не скажет, зараза. Самоконтролю мы у одного учителя учились, суровой жизни, от которой взрослеют быстро-быстро, а доверяют редко-редко. В любом случае, сейчас пора немного отдохнуть. Ресторанчик оказывается довольно уютным, со вкусной едой и даже выпивкой. Мы все помещаемся за одним большим столом, смеемся, пьем, рассказываем забавные истории из прошлого, строим планы на будущий отпуск в Тайланде. Короче, расслабляемся. — Давайте в баньку? — предлагает Седжин, слегка покрасневший от алкоголя в организме. — С нами? — кивает на меня мама и почему-то строго смотрит на Седжина. — Да ладно, попаримся, после тяжелого дня, — продолжает настаивать на своем менеджер. — Давайте так… в баньку, кто захочет, сходит потом. Все равно пьяными нас никто туда не пустит, — поднимаю руку, как в школе. С этом все соглашается, а Седжин жалобно поворачивается к господину Чхве, будто прося оспорить. Ну, теперь окончательно становится видно, кто здесь кому хен, хе-хе. — А я, пожалуй, соглашусь с госпожой Ким, — кивает Чхве. И звучит это как-то неоднозначно. С какой из нас он согласился? Хотя разницы-то нет. — Тогда давайте на каток, — предлагает Зиан, тоже поднимая руку, как в школе. — Мы, когда проезжали, видел его. Слушатели зависают, склонения, спряжения, не, не слышали. — Я за! — первым понял трезвый Чонгук. Да что там самый трезвый. Единственный трезвый! — Надо бы что-нибудь потеплее надеть, — сразу начинаю думать. — На улице +27, нуна, — напоминает Намджун, — а мы, вроде как хорошо развитые физически мужчины. — Но не умственно, — тихо отмечает, сидящий со мной рядом, Мин и снова подливает себе. Наверное, чтобы не чувствовать себя настолько удручающе умным на общем фоне. — Ага, да во мне жира, больше чем в вас, — отмечаю я, готовясь спорить, чтобы парни не заболели на катке. Я, вообще-то, имею в виду зверские диеты в сочетании с адской физической нагрузкой, вытопившей из них последние граммы жира еще в додебютные времена. — У тебя жир должен быть физиологически там, а у нас не должен, — спорит прихмелевший Джун, а потом понимает, что сказал. Единственный, кто понимает… — Что-что? Где-где? — предупреждающе щурюсь я. Наш интеллектуально одаренный лидер тушуется, но всем же интересно, что он там имел ввиду, что сам же и засмущался… — Эээ… Ну… эээ… молочные железы… жировая ткань… О господи! И этот человек качает порнуху гигабайтами и щедро делится добычей с охранниками, операторами и администраторами всего главного здания Бигхит энтертеймент! — Ну какие им помощницы… — обрывает себя Чхве Акул, пытаясь убить себя фейспалмом. — Короче. Мы можем покататься недолго и сразу пойти пить горячий кофе, чтобы, если кто-то замерзнет, отогреться, — предлагает Зиан. — Кто идет? Поднимают руки девять человек. — Нуна, ты тоже пойдешь? — почему-то удивляется Тэхен. — А в чем-то проблема? — очередной раз щурюсь. — Значит, идут мемберы, Зиан и Шинлин, — подводит итоги мама, кивая. — Ну, погнали, — хлопает по коленям Чхве. — Менеджер Седжин сейчас заплатит, и мы пойдем. А пока, в автобус! Последний раз на катке я была лет в девять и то, бродила вдоль бортика. Интересно же покататься спустя столько лет. А вот парни умеют кататься на коньках? Ну, поздно об этом думать. В любом случае, менеджер платит за получасовой сеанс, мы быстро стараемся завязать шнурки на коньках и выползаем на лед. Кто-то спокойно катается, кто-то как я, по стеночке, но время проходит довольно весело. Особенно, когда Чонгук, уверенно стоящий на коньках, хватает Тэхена у бортика и буксирует за собой, пока тот орет, прося притормозить. Тихо смеюсь от этого и продолжаю свой путь вдоль бортика. Ко мне подъезжает Юнги, более-менее уверенно стоящий на коньках, невзирая на все ранее выпитое, протягивает руку. — Пошли в середину, а то все ползаешь тут и ползаешь. — Я второй раз в жизни катаюсь! Совесть имей, — бурчу я, все-таки хватаясь за Юнги и делая кое-какие шажки. — Видишь, целых два раза! Ай! — слегка дергается, когда я его ударяю свободной рукой. — Помог бы. — А я, по-твоему, что делаю? — надувает губки. Да, Мин явно пьян. Впрочем, как и я. И вот мы, такие странненькие, переваливаясь, бредем к центру арены. — Отталкивайся ногами, а не иди по льду. Тут твоя фирменная походочка не подойдет. — Какая еще походочка? — пыхчу я, смотря под ноги. — Простая, — увиливает от вопроса парень. — Поехали туда. — Да что с походочкой? Какая походочка? — Ну… Красивая! Так мы и ползали туда-сюда. И я даже научилась кое-как ездить. Не быстро, но все же! Но кто бы ожидал, что из нас двоих, первым упадет на льду именно Юнги. Притом так грохнется, что, кажется, весь каток слышит. И его громкий мат, и его смех. Лежит просто звездочкой на льду и даже встать не пытается. — Все нормально? Ушибся? — кое-как подъезжаю к парню, протягивая руку. Понимаю, что бесполезно, не удержу, но помочь-то надо. Лед, легкая футболка, шорты, да и ушибся наверняка. А этот… смеется просто так. Прямо в голос, так что некоторые парни оборачиваются, посмотреть, что не так. — Да бери ты уже руку! — Взял, — отсмеявшись, говорит Мин, хватаясь за мои руку и пытается встать. Как и ожидала, коньки едут вперед, и я тоже шмякаюсь, только не как Мин, спиной, а на попу. — Нормально все? Ушиблась? — кое-как пытается встать на коньки парень, в свою очередь подавая мне руки. Смотрю на этот спектакль и… — Ну что за зеркальное представление? Можно было что-то по-оригинальней взять, а не тоже самое, что и я, — как бы бурчу я, хватаясь за руку и уже намеренно тяну. Ясное дело, он не удерживается и тоже падает. Только я не учла, что падать он на меня будет. Благо, в падении успевает увернуться, не задавив меня. Танцор, он и в Тайланде танцор. — Ну и глупые у нас игры. — Кто теперь поднимает? — тихо смеюсь я, садясь. — Я, — к нам подъезжает Зиан с остальными, — Хватит уже. Лин права была. Заболеть можете. И мы оба подрываемся. Вот так вот просто. Даже без помощи менеджера. — Время! — кричит у бортика Седжин, и мы всей кучей ползем к выходу. Весело. Серьезно. Как и предлагал Зиан, пьем кофе, греемся, проверяем друг друга на наличие ушибов. Все-таки каждый, как минимум, один раз упал. В автобусе идут дебаты, кто с кем в какой комнате спит. Мне сразу отдают двухместную на втором этаже. Маме подо мной, на первом. Как и менеджерам. Мемберы же распределяются по остальным. Дом сам большой, с садиком, бассейном. Видно, что агентство потратилось. Все комнаты большие, просторные, светлые. Некоторые, такие как моя, с балкончиком. Кухня со всем необходимым, большой стол и гостиная. Прекрасно. Спать хочется сильно, так что, выпив, в очередной раз, чай с «соседями по дому», пошла к себе. Моя комната хоть и двухместная, спать я буду одна. Светло, комфортно, мягко и шкафов много. Уснула мгновенно. *** Ночь. В комнате темно и почему-то очень холодно. Просто лежу под одеялом с ледяными ногами и смотрю в потолок. — Блять, — пытаюсь сказать я, но понимаю, что голос пропал. Ну что, Шинлин, отпуск?