***
— Нуна, а тебе бы пошло такое платье! — громко смеется Хосок, глядя на то, как маленькая девочка по имени Белоснежка поет, собирая цветы в поле. Идя на верную смерть. — Всегда мечтала, чтобы мне вырвали сердце, когда я буду голосить на все поле, — фырчу я в ответ и снова делаю глоток чая. Сегодня у меня нет в планах напиваться. А вот напоить кое-кого — есть. В который раз глажу Юнги по голове, растрепав ему волосы. Парень сидит на полу, спиной к дивану и чувствует себя вполне себе комфортно. — Если быть точным… тот мужчина, кого послали убить Белоснежку, предложил ей более мучительный способ смерти. В лесу, от волков, от голода и холода. — Намджун, блин! — Но ведь она же спасется. — Была лишь маленькая вероятность на выживание. Этой девочке просто повезло. — Вот чего ты детский мультик ломаешь? — говорит Сокджин и начинает ржать со своих же слов, —Ломаешь…ахах! — Ну, за гуманизм! — генерирует очередной тост Намджун. — Закусывайте! — призываю я. —…Там Чонгук! Чонгук! — кричит Чимин, указывая на кролика. — Сам ты кролик, — хочет парировать младший, но задумывается. Когда крольчонок осторожно подползает к плачущей девочке, по гостинной разлетается умиленные возгласы… —…Этот птенчик на Чимин-хена похож, — наконец мстит Чонгук, довольно щурясь, когда синий птенчик почти вытягивает высокую ноту, но в конце срывается. Чимин лишь фыркает и аккуратно стукает младшего по плечу. Макнэ довольно улыбается, остальные выдыхают, что Чимин не обиделся… —…Парни! Это наша общага, отвечаю! — кричит Тэхен, указывая пальцем на маленький домик гномов. — Какая из? — усмехается Юнги. Наступает на секунду тишина, а потом и до остальных доходит. Ну, да. У гномов же в одной комнате были все кровати. — Слушайте…эти животные похожи на менеджеров. — Ты сейчас кого оскорбил? — За гармонию в природе! — тосты Намджуна все заковыристей и заковыристей. —…Помощница Ким, а кто может быть злой королевой? — задумывается Сокджин. — Бабушка, — тут же отвечаю я и ловлю вопросительные взгляды, — да нет, другая, по маминой линии… — Ну, за семейные ценности! —…Она предположила, что в доме семь детишек, ржу, — угорает Хосок, падая со своего кресла на мягкий ковер. Место тут же занимается Чонгуком. — Слушайте, а кто здесь кто? — Там они все странные, сомневаюсь, что там есть похожие, — предполагает Намджун. — Вот если бы были они не странные, тогда б похожих не было, — признает Сокджин самокритично. — Так не интересно… — Не! С Ворчуном тут все понятно! —тут же начинает смеяться Хосок, переводя взгляд на захмелевшего Юнги. Щеки мило порозовели, глазки блестят, а сам парень вопросительно смотрит на смеющегося Хосока и тоже на всякий случай хихикает. Волосы просто дыбом стоят, после моих манипуляций. —…По громкости чиха, на Тэхена похож, — хмыкает Чонгук. Тэхен никак не реагирует, парень почти засыпает на ковре. — Умник — Намджун! — Я не путаю так слова. — Зато тебя все слушаются, — отмечаю я, продолжая методично поедать фрукты. Ну, а что добру пропадать? Их почти никто не ест. — Лин, ты сегодня не пьешь? — тихо спрашивает Юнги, запрокинув голову. — Таблетки, — кратко отвечаю я. — Так что тебе сегодня можно… —…А помните, как мы в Малайзии Юнги в бассейн затащили? — вдруг вспоминает Хосок, когда Ворчуна в мультфильме несут мыться. Комната снова трясется от громкого хохота… — Ну, за гигиену! —…Ворчун на клавишных! — кричит Чимин, смотря как гном играет мелодию. Юнги неожиданно обиженно надувается, но ничего не говорит. Я ободряюще глажу по плечу, парень быстро расслабляется и успокаивается. Что поделать, алкоголь… — Ну, за искусство! …Белоснежка стояла на коленях у кроватей и молилась вслух. — …И сделай так, чтобы мои мечты сбылись, аминь, — и уже было начала вставать, как снова опустилась на колени, — Ах да, и пусть Ворчун меня полюбит. — Ну, за любовь! Очередной тост тонет в криках умиления. Бантан то и дело смотрят на меня и Юнги, громко улюлюкая. А что было, когда Белоснежка поцеловала Ворчуна в макушку и тот впервые за мультфильм расплылся в радостной улыбке! Даже я заумилялась. А вот Юнги весь собрался, напрягся и…максимально засмущался? Ему сегодня уделяют очень много внимания, сравнивая, шутя и смеясь, так что это должно напрягать. Злая ведьма, дареное яблочко, Белоснежка в коме, гномы в печали… И тут же на глазах пустеющее блюдо с фруктами. Ассоциативный ряд, — он такой. Короткий. Пока парни отвлекались на концовку фильма, и доедание фруктов, я быстренько наклонилась чмокнула Мина в макушку. Юнги обернулся вопросительно, получил от меня улыбку и, тоже слегка ухмыльнувшись, расслабился. — Ну, за любовь! — Повторяешься! Фильм закончился, а пьянка — нет. Еще не все бутылки опустели на столике в центре холла, еще не все парни потеряли возможность передвигаться по прямой и утратили связность речи. Поэтому все дружно вышли во двор к бассейну, так как большинству было жарко в доме. И хотелось движухи. Господи, спаси этот город!***
— Акуленок я, туру-ру-ру, акуленок я ту-ру-ру-ру, акуленок я, ту-ру-ру-ру, я малыш, — детским голоском начинает петь Чонгук, прыгая у бассейна, руками изображая хвост и плавники акулы. И этот парень даже не пил. Ну, почти. Однако, все вокруг начинают смеяться, подыгрывая и подпевая. — Я акула, ту-ру-ру-ру-ру, я акула, ту-ру-ру-ру-ру-ру, я папуля, ту-ру-ру-ру-ру, малыша, — орет Тэхен быстро врубаясь в тему и начиная прыгать в линии с Чонгуоком, и тоже показывая плавник с хостом и как бы шевеля ими. — Я слышу BABY-SHARK или у меня глюки? — из дома выходит Намджун с двумя бутылками и направляется к шезлонгам. — Не глюки, — хихикаю я, хлопая в ладоши в такт их не синхронному танцу, пока остальные поют. Юнги сидит рядом и просто молча улыбается. — Я мамуля, ту-ру-ру-ру, малыша! — кричат вокалисты с Хосоком, а я начинаю думать, насколько же железные нервы у наших соседей. Если соседи есть, конечно. — За Чхве Йонга и Седжин-хена! — провозглашает Намджун. Некоторые тост пропускают. Чимин, например.***
Третий час ночи. Тосты более неактуальны. Каждый принимает вовнутрь в своем собственном ритме и случайной компании. Но за трезвость Чонгука борются все и сразу. Логично, впрочем. Ну, должен же кто-то потом их тела в дом затащить? Чонгук, охреневший от хенской заботы, отправляется в плавание по бассейну на стопке пенных подстилушек, как на плоту. Пока он греб руками, от берега к берегу аж четыре метра, парни успели поспорить, на деньги, доплывет-не доплывет и, разделившись на два лагеря «за» и «против», начали болеть. Болевшие «за» победили, и Юнги нетвердым голосом озвучил, кто кому и сколько должен в вонах, ни разу не сбившись. Кстати, он выиграл больше всех. Нет, когда Мин Юнги все же приступит к захвату мира кей-попа, ни одна компания не будет чувствовать себя в безопасности! А БигХит-энтертеймент — особенно. Потом младшие пьяные попытались повторить подвиг младшего-трезвого. Хорошо, что бассейн неглубокий, я реально забеспокоилась, когда они, один за другим, бултыхнулись в воду с импровизированного плотика. Едва выбравшись на сушу, наши акванавты начали танцевать тут же, у края бассейна. Под любимые девичьи поп-группы. И с соответствующей хореографией, конечно. В исполнении парней все это явно выходило за рамки плюс восемнадцать. — Мне на такое и смотреть нельзя! — подколол пьяных хенов Чонгук, пристроившийся теперь третьим на краешке нашего шезлонга. Добрый и заботливый Юнги-хен молча сунул ему в руки стаканчик чего-то. Я не стала вдаваться в детали. Может, там вообще, чай. — Ну так не смотри! Танцуй иди! — разрешил логическое противоречие Намджун. — Ну, …ой. Это присоединился к танцующим Чонгук. Я вздрогнула и отвела взгляд. Юнги, кажется, на правах оппочки, собрался прикрыть мне глаза ладонью, но передумал и побрел вслед за Чонгуком к танцорам. Разбираться с их моральным обликом. Сие безобразие было прекращено Хосоком, словами «не при нуне». Спасибо ему за это! Пока я изо всех сил пыталась развидеть увиденное, на краю бассейна тема танцев каким-то образом, и явно не без участия Юнги, сменилась темой песен. Народных. Из Тэгу. Причем на диалекте, и пели, разумеется лишь двое. Точнее, пел, в смысле именно пел, только Тэхен, а второй исполнитель, Юнги, просто изо всех сил старался не испортить момент и все вытянуть. Выходило и правда красиво…но не понятно. Вообще. — Перевод в студию! — от лица слушателей потребовал Чимин, отчаянно угорающий от происходящего. Тэхен, конечно, не отказал: — Это песня о бедном рыбаке, который поплыл на остров Ченджу, а его бедная девушка ждала на берегу. Ждала-ждала, пока не дождалась. Тогда она сбросила с себя последнюю одежду и… тоже бросилась в бурное море. С этими словами пьяный мокрый вокалист, как бы иллюстрируя сказанное, толкнул Юнги в воду. Тот с громким матом плюхнулся в бассейн, а через секунду вынырнул с мгновенно найденными нужными словами. Речь его была понята каждым, хотя матерился он исключительно на диалекте. — …И сия пучина поглотила ее в один момент. В общем, все умерли, — печально завершил рассказ Тэхен, когда стихла прочувствованная речь Мина. Хосок рядом со мной реально всхлипывает! И моргает! С прискорбием осознав, что мы здесь последние трезвые, я и Чонгук, переглянувшись, идем, чтобы извлечь дорогого оппочку-хена из воды… Понятия не имею, как это произошло, но через три минуты и я, до сего момента каким-то чудом остававшийся сухим макнэ, уже бултыхались в бассейне рядом с Юнги. Хорошо, хоть вода теплая, и вообще, я ж купаться хотела, — утешала себя я, пока мокрый Чонгук, ловко выбравшийся на бортик, вытягивал меня из воды, а Юнги подталкивал за…под… эээ, ну, за что удобнее, за то и подталкивал. Он сначала было за талию меня …обхватил, но мокрый топик… руки соскальзывали, точнее, вверх проскальзывали, так что чуть не уронил, матюгнулся уже вполне по столичному и перестал фигней страдать. Потом вынули из воды и Мина, осознавший, и вроде даже протрезвевший Тэхен, метнулся за полотенцами, приволок, кажется, все имеющиеся в доме запасы, и теперь заглаживал вину, драпируя в них нас, намокших. Намджун, вернувшийся из дома с очередной парой бутылок, строго-настрого запретил купание и приказал вытираться и …напиваться. Пока менеджеры не вернулись и огненную воду не отобрали. Гогот стоял неописуемый, но Намджун прав, сейчас все-таки ночь, прохладно. Так что, оторжавшись, я, замотанная в два полотенца как в сари, свалила с вечеринки в дом. Не, ходить еще и с соплями мне не хочется, так что переодеться и с меня достаточно. Хочется уже наконец в тишину, да и парни не могут при мне себе многое позволить, так что не порчу им отдых. Под окнами снова пение: Тэхен выводит снова что-то Тэговское-народное, но кое-что я все же понимаю, что-то о наивной деве, коварном обольстителе и погубленной чести. Актуально, блин! «Шумел тростник, качались ветви» «Они проснулись ранним утром в окружении увядших трав» Я не торопясь иду в душ, греюсь, переодеваюсь уже в пижаму и свой халат. Даже свет выключаю и дверь на балкон захлопываю, чтобы не быть в курсе… слишком. Но в мою дверь тихо скребутся. Интересно,и кто бы это мог быть? Приходится вставать, включать настольную лампу и идти встречать ночного гостя. Замотавшись в халат, открываю. На пороге стоит Юнги. Одежда на нем почти высохла, хотя грудь и плечи все-таки выигрышно облегала. — Пришел проверить, все ли хорошо, — оповещает Мин, осматривая меня, а после сам себе кивает. — Да, все прекрасно. Я согрелась и переоделась, — улыбаюсь я, — тебе бы, наверное, тоже следовало бы. — Ну, да. Тогда я пошел? — Ну, да. Пока. — Пока, — Юнги уже разворачивается, чтобы уйти, но замирает и возвращается на место, — с выражением отчаянной решимости на лице: — Помнишь свое обещание? — Какое? — хмурюсь, пытаясь вспомнить. — Про укус. Сама же писала, — говорит Юнги и пытается найти телефон в карманах влажных шорт. Надеюсь, его там нет. После такого купания даже Бингховы волшебники не спасут гаджет. Не найдя требуемое, мой ночной гость с надеждой устремляет на меня взгляд обездоленного котика. — Хм, ты уверен, что хочешь укусить меня сейчас? Н-да. Диалог-то какой, прямо из вампирского сериала. Так-то я не возражаю, обещания надо выполнять, по долгам — платить. Воспитание, чтоб ему! — Да трезвым я бы даже об этом не заговорил, — ведет плечами, а я вздыхаю. Ну, в конце концов, мой ночной гость не вампир, однозначно: и курит, и пьет, и матом ругается, так что: — Заходи! — Вытягиваю левую руку из рукава халата, подставляю плечо: — Кусай, давай. И спать иди. И зажмуриваюсь. Однако, вместо неприятной боли в руке, я чувствую чужое дыхание и легкие поцелуи. Приятные, слегка щекотные. — Что ты делаешь? — поворачиваю голову и теперь уже во все глаза наблюдаю картину: Юнги аккуратно выцеловывает мою руку, от локтя поднимаясь все выше и выше. Чем мы занимаемся? Кусаем друг друга по очереди? — Выбираю место, — тихо говорит парень и продолжает. Не смею шевельнуться. Так же, как не могу сказать, что это неприятно. Я бы даже сказала…очень приятно? Как-то странно все это чувствуется. …но прекращать точно не хотелось. Губы Юнги уже оставили мое плечо, и переместились к шее, за спину. Я снова опустила голову и даже прикрыла глаза. Приятно. — М! — резко вскрикнула я, рванулась и рефлекторно ударила головой назад, когда почувствовала, что позвонок на шее укусили. И не так больно, как неожиданно, но… привет, боевые рефлексы. Выживание, блин. Никому даром не проходит. Оборачиваюсь, мгновенно, Вижу как он склоняется, с рукой, прикрывающей свой нос. Черт! Я его так головой приложила? — Блин, ну нельзя же так! Я б подготовилась! Прижимая ладонь к губам, Юнги стонет и ржет сразу, всхлипывая не то от боли, не то от смеха: — Это моя девочка! — Придурок! Юнги осторожно отводит ладонь от лица, облизывает губы, смотрит на ладонь, крови нет, ощупывает нос, проводит языком по губам: — Да обошлось, вроде… Главное, зубы на месте. Представляешь, айдол беззубый? — Безмозглый! Дай, посмотрю. Усаживаю вытирающего слезы Мина на мамину кровать, поворачиваю лицом к свету лампы, — и в самом деле, вроде, обошлось. Хотя… Губа разбита и начинает опухать. — Подуй? — хихикает он, и кокетливо поводит глазками, — Младенчик, блин. С ароматами перегара. — Да чего ты смеешься?! — Да как не смеяться? Постоянно меня бьешь, а нет бы поцеловать, — бурчит, но продолжает хихикать. Крови нет, это хорошо. Аккуратно наклоняюсь, легко дую на пострадавшее место, целую в кончик носа. Юнги с готовностью подставляет губы, и даже глаза прикрывает, в ожидании. Губы… Да. Легонько целую в уголок губ, провожу губами от края к краю. Чувствую. Прикрываю глаза. Мин тут же тянется за мной, стоит мне отстраниться. И я снова целую. Уже как-то по-другому. Это не похоже на то, как мы целовались ранее. Стоять наклонившись становится неудобно, так что я сажусь на колени Мину. И как-то не боком, а лицом к лицу. Чувствую теплые ладони под топиком. Они гладят спину, талию, живот, исследуя. Самая я зарываюсь пальцами в крашенные жесткие волосы, которые сейчас слегка влажные после купания, и …теряюсь. Удивительно то, как правильно чувствуются его руки на моей коже, то как он целует. Юнги опрокидывается на спину, на кровать, тянет меня за собой, и я все так же оставаясь наверху, продолжаю целоваться. Разве что теперь мне приходится опираться на локти. Хотя и в таком положении нежно обвожу ладонями его виски и скулы. Тону. Все вокруг плывет, на все — все равно. И тогда все кончается. Мин резко отрывает меня от себя, практически поднимая над собой в воздухе на вытянутых руках, удерживая за плечи. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что происходит и что могло произойти, не останови меня Юнги. Лишь на секунду мы встречаемся глазами. В его глазах тоже полное осознание происходящего. «Если я буду делать что-то не так, бей, не раздумывая…» Господи, милый, ты все перепутал! Поднимаюсь, отступаю на шаг, поправляю одежду. Юнги снова садится на кровати, неловко расставив ноги, смотрит в пол. А будь на его месте я, так легко бы все не остановила. Чисто из-за силы, — посещает меня медленная разумная мысль. Почему он остановил меня? Я слишком разошлась? Что вообще произошло? И каким образом? Я теперь в его глазах выгляжу, как… О нет. Сказать, что я начала паниковать… ничего не сказать. Но я просто молча смотрела на Мина, ожидая от него чего-то. — Господи, чаги, прости! — поднимает он наконец голову, — Нам нельзя… правда, нельзя. Совсем, вообще, — и снова утыкается взглядом в пол. Понимаю. Контракт. Два контракта. Профессия. Призвание. Выбор. «Контракт… Когда подписываешь контракт… Думаешь, ну это же не навсегда. Сейчас работа, а уж потом… Просто не понимаешь, что некоторые вещи нельзя отложить. Они происходят — сейчас. А потом их уже не будет. Ни людей, ни …отношений» — вспоминаю я полные застарелой боли глаза Хосока, горькие слова, сказанные сто лет назад в комнате бантанской общаги. Делаю еще шаг назад. Молча. — Я пьяный придурок. — А я вообще дура трезвая. — Идеальная пара. Была бы, — зло говорит Юнги, не поднимая глаз от пола. — Ага. Пытаюсь улыбнуться, и –-всхлипываю. Почему-то глаза слезятся. Наверное, насморк, простудилась в бассейне, насморк это, насморк! Юнги поднимается, протягивает руку, обнять-утешить… и опускает. И я отступаю еще на шаг. Да что ж это такое, господи, ну за что мне вот так? За что НАМ вот так?! «Это так устроено, либо одно, либо другое, выбирай, не стесняйся, все равно что-нибудь да прое…» — звучит у меня в ушах печальный голос нашего Солнышка, ты же еще тогда все понимал, все видел, что ж ты не предупредил, не остановил, больно-то как! Просто два шага вперед, один мой, другой — его, и мы стоим, обнявшись, стискивая руки, каждой клеточкой тела вжимаясь друг в друга, словно от этого зависит наша жизнь. А она и правда зависит… Что ж мы натворили, как же мы, идиоты, это допустили, куда ж мы смотрели, взрослые да самодостаточные? Тело Юнги содрогается, в коротком всхлипе, тоже в бассейне простудился, ага, руки разжимаются, он отступает к двери: — Ну, я пойду тогда? А мне так холодно-холодно без него и страшно, и… — Куда ты такой пойдешь? У меня посидишь. Эээ… Если не против? — Ну не знаю… — Давай сыграем во что-нибудь просто? Это же можно, — пожимаю плечами и тянусь к своему телефону. Сажусь на пол, у кровати. — Что за игра? — Юнги тоже садится рядом, стягивает подушку с кровати и бросает себе на колени. — Piano Tipes, — показываю игру с клавишами, а Юнги довольно хлопает в ладоши. Так и сидим, в две руки тыкая по клавишам в нужном порядке. В комнате звучат обрывки классической музыки, постоянно повторяясь и сбиваясь. Но звучат, и это успокаивает. С Юнги мы сидим плечо к плечу, так что играть удобно, да и тепло. Мы потихоньку приходим в себя. Да. Все же мы взрослые и самодостаточные. Дрессированная боль копошится внутри, но это не повод перестать жить. Мы азартно тыкаем в клавиши, и даже хихикаем. Время идет незаметно, вопли оголтелых айдолов более не доносятся до нас через окно, да и светает, кажется. Юнги зевает и потягивается, я отключаю телефон, бросая его на кровать. — И все же… скажи… почему, — рискую спросить я, но, коснувшись кончиком пальца моих губ, Юнги жестом показывает, чтобы я замолчала. — Лин, пожалуйста. Ты мне веришь? Я вообще никому не верю. Ну, почти никому. Некоторым. С оговорками. И потому вопросительно, и задумчиво смотрю в глаза Мину. А там просто плещется отчаянье. Будто что-то сломаться может. Молчу некоторое время, но все-таки киваю. Мин слегка успокаивается и начинает гладить большими пальцами тыльную сторону моих рук, — Тебе правда лучше не знать об этом. Поверь мне, так лучше. Возможно, уже через час я пожалею, что сказала о доверии. Лучше бы я знала всю правду. Но сейчас — да, я верю, так что снова киваю, опуская голову. — Пойдем уже спать, — просит Юнги и тут же сворачивается калачиком на полу, прижимая к груди стыренную подушку и вроде как удобно устроившись. Это еще что за…? Некоторое время прислушиваюсь к знакомому посапыванию, потом осторожно встаю. Вторую подушку подсовываю ему под голову, накрываю с головой одеялом, одежда на нем все еще чуточку влажная. Сижу неподвижно некоторое время, гляжу на спящего, переваривая информацию. Секрет, который мне нельзя знать? Даже думать, если честно, не хочу, что это. И правда, доверюсь решению Юнги и посмотрим, что будет. Нет, все будет хорошо. Он мне не навредит. Себе бы не навредил, заботливый. Тянусь за телефоном, проверяю время. До конца отпуска примерно полчаса, и с прибытием Хореографа, менеджеров и прочих-прочих. Небо обрушится на Землю, а Земля налетит на Небесную Ось. И придет столь часто поминаемый Намджуном Глобальный Пиздец. Так что, надо встретить его во всеоружии. Ну, или хоть переодеться, для начала. Джинсы, майка, волосы в хвостик. Няня Шинлин к увольнению готова. Может и в самом деле? Чем так мучиться? И его мучить? За окном уже светает, а у бассейна тишина и покой. Тихо выхожу в коридор с телефоном и прикрываю за собой дверь. Спускаюсь по лестнице в холл. Запасы спиртного и запасы съестного уничтожены полностью. Павшие в битве бойцы в количестве трех штук раскинулись в холле в живописных позах. Хоть батально-патриотическое полотно с них пиши: Последний рубеж обороны, или еще что в том же духе. Зиан оценил бы. Рука Намджуна сжимает пустую бутылку из-под пива, Тэхен упал головой на клавиатуру разряженного ноута, мышка в правой руке, мисочка с овощной смесью—под левой. Чимин аристократически вырубился в кресле, не выпуская из рук бокал со следами красного вина. Да, мальчики. Аптечка вам в ближайшее время понадобится. Очень-очень понадобится. — Мы начали… и усе, — невнятно произносит наш упившийся лидер. Сколько убитых нервных клеток сегодня покинут его тело через почки и мочевой пузырь! Впрочем, у него еще много. И теми не всегда пользуется. Так, а остальные-то где? Не в бассейне же утонули? Черт! Как я об этом не подумала? В панике бросаюсь к выходу во внутренний дворик… поздно! В утренней тишине особенно громко звучит шум двигателя подъезжающей машины. Через щель в двери вижу такси. Тут же срываюсь с места и бросаюсь снова к себе в комнату. У меня алиби. Я болею. Я в домике. Моя комната встречает меня душным теплом, легким запахом перегара и тихим сопением из-под одеяла. Ну, отсижусь здесь, пока все не станет на свои места. (Блин, сама-то в это веришь? —Внутренний голос, заткнись!) Осторожно выхожу на балкон, впервые за эту ночь. Лучше бы не выходила. На кустах висят футболки. По всему саду разбросаны бутылки. В бассейне плавают несколько тапок разных размеров и мастей. Ой, мама…! На одном из шезлонгов лежат в обнимку, приплюснутые друг к другу Хосок с Сокджином, явно замерзшие. На бывшем плотике, оттащенном куда подальше от бассейна, свернулся калачиком Чонгук, заботливо укрытый полотенцами. Так… Трое здесь, трое в холле, Юнги у меня… Всех нашла. Слышен шум отъезжающей машины. Через боковую калитку Зиан привычно тащит багаж, следом заходит Господин Хореограф Сон Сондык с чемоданом и девушка с камерой в руках. Она нуна-бомб? А почему бомб? Она же худая, с красивой фигурой, длинными блестящими волосами, убранными в пучок. В каком месте она бомба? А…Названия же этого шоу…бомбочки. Мысленно даю себе подзатыльник и на всякий случай пригибаюсь, чтобы не увидели. Господин Хореограф шумно роняет чемодан, в едва контролируемой ярости направляется к шезлонгу Сокджина и Хосока,и с размаху пинает одну из ножек. Абсолютная утренняя тишина позволяет мне расслышать и безнадежно-матерный комментарий Зиана, и гневное рычание Сон Сондыка, и безмятежно-счастливое пробудившегося на несколько секунд Хосока: «Успели!» — в ответ. Чон лениво и сонно щурится и снова падает, на шезлонг и Сокджина. Нет, на это смотреть я точно не хочу. Отзвуки разборок доносятся до меня теперь и из холла. Сажусь к себе на кровать. Намеренно в уголочек и…вроде как начинаю даже дремать. И как же я офигела, когда дверь в комнату распахнулась, а у входа обнаружилась та самая девушка-оператор с большим чемоданом в руках. Я тут же подскочила, совершенно забыв, что на полу продолжал мирно спать Юнги. В итоге я на него случайно наступила и трухнула обратно на кровать. Блин, точно же. Других мест для ночевки больше нет. Только моя комната с двумя кроватями. В итоге такая взъерошенная, под громкий стон Юнги, который все еще с головой под одеялом, я встречаю новую соседку по комнате. Сама я с хвостиком, в потрепанной маечке и затертых заслуженных джинсах. Помощнику менеджера, блин. Первое впечатление, блин. Нуна-бомб, как называли ее мальчики, Трей-нуна, а для меня онни, сейчас все так же стояла у входа, не сводя взгляда с белого одеялом на полу, из под которого доносились болезненные стоны. Через несколько секунд Юнги медленно садится. Трет бок, шипит, а после шипит от того что зашипел. Нижняя часть лица успела заметно так опухнуть, голова, разумеется, болит после выпитого, да и тело, наверняка, ломит от сна на жестком полу. А тут и я еще добавила своим весом. В растерянности извиняюсь. Перед всеми сразу. Трей-онни некоторое время анализирует обстановку, потом, наконец, ставит свой чемодан у двери,( где там Зиан бродит, интересно), и достойной даже и Чимина походкой, приближается к все еще сидящему на полу Юнги, присаживаясь перед ним на корточки. — Сопротивлялся, да? — произносит она без тени сочувствия. Так? Это она кому? — А…? — тяну я, наблюдая эту странную сцену. Трей берет рукой Юнги за щеки, разворачивая лицом к свету. Тот тяжело выдыхает, но терпит. — Хоть отбился? — все так же усмехается девушка и, уже повернувшись ко мне, добавляет: — Правильно. С мужиками только так и надо, дубиной по башке, через плечо и в пещеру. Иначе ждать замучишься, пока они там раскачаются со своей тонкой душевной организацией. — Не виновата я, он сам ко мне пришел! — возмущенно отзываюсь я. Но ведь, если так посмотреть… выходит, я и правда его к себе затащила. Осторожно наклоняюсь к Юнги, прошу повернуться, чтобы понять что у него с лицом и тут же охаю, когда по шее проскальзывает ледяной тоненький пальчик. — Смотрю, и тебе тоже досталось, да? Помощница Ким, будем знакомы, Хван Трей, — уже мягче улыбается онни, протягивая руку, для знакомства, — а ты не такая, как мне тебя Седжин описал. — Я рада, — даже начинаю шутить, пожимая руку. Эта оператор мне нравится. Юнги наконец приходит в себя, окончательно проснувшись и оправившись от боли. — Нуна! — хрипит он спросонья и удивительно резко встает, от чего пошатывается слегка, но все равно улыбается. — Нюнги, — передразнивает оператор, совмещая короткие объятия с привычным похлопываньем Мина по спине. — Я смотрю, у вас тут побоище было. — Скорее попоище, — хмыкает парень. — Иди быстрее в ванную, пока остальные не заняли. И подмажься хоть немного. А то все твою морду расписную заметят, — и дает легкого пинка под зад Мину, чего никто и никогда себе не позволял. — Юнги, таблетки! — бросаюсь я следом. Вручив две упаковки, чтоб на всех хватило, возвращаюсь в свою, ой, теперь нашу комнату. — …Никогда не меняется, как был нюней, так и остался, — хихикает Трей-онни, — но вы, помощница, выбрали правильного. Или он вас. — Не было у нас ничего, и Вы это наверняка знаете, — сердито отвечаю я сразу и по существу. Ощущение, что только что меня взяли под покровительство. — Конечно.***
В коридоре, у ванной, шум и гам. Трей-онни деликатно, вроде как, ушла из комнаты, давая привести себя в порядок. Почему вроде как? Она ушла со словами, что хочет понаблюдать за парнями. Хотела бы и я найти себе дело и заныкаться с ним где-нибудь в уголке, но, увы! Запасы еды на кухне нулевые. Таким образом, вынужденно освобожденная от приготовления завтрака, возвращаюсь на свой наблюдательный пункт. — Помощница Ким! — на полпути перехватывает меня уважаемый Господин Великий Хореограф, — Даже если Вы болели, Вы же могли как-то повлиять на их состояние! Смотрю с минуту на хореографа. Да ну нафиг. — Возможно, и могла. Но даже не планировала. У них и без того отняли обещанный отпуск. Отбирать еще и последние часы я была не намерена. Краем глаза вижу, как Трей-онни внимательно следит за нашим разговором с Хореографом Сондыком, а потому кланяюсь им обоим и иду уже наконец, к себе в комнату. Стараюсь игнорировать шум и команды, доносящиеся снизу, когда под балкончиком начинается строевая подготовка и разминка вокруг бассейна. Когда Трей-онни возвращается и выходит на балкон, с камерой в руках, я тоже не выдерживаю, присоединяясь к ней. — Так! Сегодня из-за вашего состояния здоровья всего десять кругов вокруг двора, тренируем дыхалку, повтор хореографии и на этом закончим! — громко оглашает приговор Сондык, а парни уныло кивают, равняясь. Юнги втискивается между Чимином и Хосоком, борясь за свой сантиметр роста и встает предпоследним. — Побежали! Дыхание! Я многого ожидала. Думала, ровно дышать просто будут. Но они, блин, запели. Максимально ровно, стараясь не сбиваться с ритма. — Все, рушится, все, рушится, все рушится, разрушено! — кричат они начало песни, которую я за время работы здесь уже выучила сама. I NEED U собственной персоной. Притом, кто-то поет громче, пытаясь по угорать, кто-то просто средне, стараясь держать ноту, а кто-то тихо мурлыкает. Так вот, орут Юнги с Сокджином, периодически заменяя друг друга. Все, буквально все, поворачиваются и поднимают головы, чтобы глянуть на мой балкон и некоторые даже руки протягивают, внутри уже умирая. В итоге все I NEED U припева оказываются обращены к нам с Трей-онни. Так они бегают достаточно долго, все же десять кругов… Доп тоже в данных обстоятельствах звучит очень в тему. Сондык внимательно смотрит за парнями, сидя на шезлонге и хмурясь. Иногда прикрикивая. Но тут у главного входа слышится громкий гудок автомобиля, и процесс дрессировки приостанавливается. Зиан выглядывает за калитку и тут же крайне эмоционально жестикулируя, бросается к воротам главного входа. Орет он по-армейски зычно, так что даже на нашем балконе слышно, как он приказывает подогнать машину к калитке, оттуда нести удобней… что?! Да. Сказанное напрягло всех. Сондык тут же поднялся со своего места. Мы замираем. Слышатся злобные матюки Зиана и ровное бурчание Седжина. Вход мне не виден. Мы с Онни чуть ли не перегибаемся через перила, чтобы увидеть, что происходит. Сондык держит калитку, пока в него заносят что-то. Или кого-то. По лицам парней становится понятно: не до шуток. — Что с ним? -- тревожно спрашивает Намджун. — Он жив? — паникует Чимин. — Что там? — громко спрашивает Трей-онни, хмурясь. «Как я маме скажу?»— пугаюсь я. — Да выпил он! Нормально все! — злобно пыхтит Зиан, волоча вместе с очевидно прибухнувшим Седжином тяжелый пузатый груз. Кто-то громко и облегченно выдыхает. Дааа. Такой пиздец для репутации… Чего это он, а? — Главное, живой, а мы-то уж перепугались! -- Он акула, ту-ру-ру-ру-ру, он акула, ту-ру-ру-ру-ру,-- вдруг звонко запевает Юнги, начиная демонстративно разминаться,— Он акула, ту-ру-ру-ру-ру, алканавт. Да… Акул-Чхве тот еще алканавт. Народ на секунду зависает. Среди присутствующих разве только парочка вновь прибывших, да сам Акул не в курсе новой кликухи Господина безопасника. — Он акула, ту-ру-ру-ру-ру, он акула, ту-ру-ру-ру-ру, — дружным хором подхватывает взвод похмельных айдолов, под ярким утренним солнцем печатая шаг вокруг бассейна. На воде покачивается флотилия шлепок околосорокапятого размера, на кустах и фонариках развеваются причудливыми флагами шорты, майки, полотенца, странно и некомплектно одетые парни маршируют, не забывая при этом время от времени изображать ручками плавники. Определенно, вечеринка удалась. Под изумленным взглядом Трей-онни с тихим воем сползаю по стеночке на пол. — Мы акулы, ту-ру-ру-ру-ру, мы акулы, ту-ру-ру-ру-ру, мы акулы, ту-ру-ру-ру-ру, BTS!