***
Магазинчик оказывается небольшим, круглосуточным. Все что нужно для спокойного проживания есть, излишков не наблюдается. Так что, закупив несколько упаковок риса, курицы, овощей и других полезных продуктов, мы вышли из магазина. Я, было, ради прикола собралась спросить насчет соджу, но отдела со спиртным в магазинчике не увидела. Может дети в другой ходили? Что-то не сходится… — Хорошо, что Зиан-хен меня отправил, а то нас бы сюда не пустили…-- пробормотал Чонгук неся пакеты. Значит, они все-таки в этот магазин ходили… — То-то я и смотрю, продавцы как-то странно на нас смотрели. Так что они здесь натворили? — Не знаю, Нуна! — говорит Чонгук, ну очень убедительно, — честно-честно. Вздыхаю, вспоминаю о честных ответах на десять вопросов, девять из которых он мне все еще должен после купания в Малайзии, но тратить их на всякую ерунду… к тому же это вообще не его тайна. — Ясненько.***
Во дворе дома Намджун, под пристальным взглядом Зиана, ровнял шезлонги вдоль бассейна, идеальным строем, а Хосок, вооружившись гигантским сачком, и, время от времени ныряя, бродил от края к краю бассейна, вылавливая тапки, бутылки, полотенца и прочие, неуместные в бассейне вещи. Барахло, разбросанное по садику, уже куда-то исчезло, вероятно отправилось в стирку. Стараясь не привлекать к себе внимания злого и не выспавшегося Зиана, мы с макнэ просочились к крыльцу. Дом встретил нас прохладой, запахом свежевымытого пола и новым кавером в исполнении бантан «Хей-хо, с работы мы идем» на песню гномов из вчера просмотренного блокбастера «Белоснежка и семь гномов». Забойная мелодия и звон посуды доносился из кухни, вой пылесоса из коридора, а посреди всего этого веселья на диванчике под включенным кондиционером сидела в позе лотоса Трей-онни и…вроде как медитировала? На ходу заценив уровень ее самоконтроля, мы с Чонгуком занесли пакеты на кухню и начали раскладывать по полкам, пока Чимин и Тэхен у мойки вовсю косплеили гномов, в ритм передавая друг другу тарелки. Чимин даже слегка пританцовывал, пока Тэхен свистел в нужные моменты. Ну что за цирк? Хотя это довольно забавно. Независимо от того, как они энергично все это убирали, было видно, что похмелье мучило всех. Разве что, за исключением меня, Чонгука, злого Зиана, Трей-онни и хореографа, который, видимо закрылся у себя, так как его нигде видно не было. Уж не поддался ли и он разлагающему влиянию нашей тусовки? Беспокоюсь за него. Оставив Чонгука распаковывать и раскладывать, пошла проведать остальных тружеников. Пылесосом управлял Сокджин. Юнги в хозяйственном закуточке, оснащенном стиральной машиной, сушилкой и гладильной доской, шевеля губами и водя пальцем по закрепленной на стене инструкции, пытался, видимо, запустить процесс стирки на машинке с «интуитивно ясным интерфейсом». Ну, может для англо-саксонского мозга и ясным… Инструкция была на английском, в отсутствие меня, Чонгука и Намджуна, Юнги-хен был вынужден взять это дело на себя: «Говорила мне мама, учи английский, учи английский…да бля, что ж тут понаписано-то?» Тихо отступив в коридор, оставила Юнги-оппу наедине с проблемой, у меня своих дел полно. Вот угадайте, кто сегодня готовить будет? Но сначала, все-таки душ. В бассейн в ближайшие несколько часов, я, пожалуй, не полезу, пусть там фильтрующая система поработает, на пару с Хосоком, а то, может оказаться, что пивные ароматы, исходящие от водной глади мне и в самом деле не померещились. Освежившаяся и бодрая, я снова спустилась в кухню минут через пятнадцать. Вой пылесоса утих, отчетливо доносился гул работающей стиралки, сонный и умиротворенный Зиан пребывал в холле, время от времени поглядывая на медитирующую Нуну-бомб. Я тоже уставилась на нее в изумлении и восхищении: да как она это делает-то? В таких условиях? Я тоже так хочу! Госпожа оператор выбрала именно этот момент, чтобы открыть глаза и осмотреться. — Трей-онни, — осторожно поинтересовалась я, — а тебе весь этот шум не мешал? — Шум? Какой шум? А! Да ну, разве это шум! — отозвалась онни, возвращаясь в наш мир из своего внутреннего, — Вот когда мой Засранчик орет, это — шум! А это — не шум… На лице одного из присутствующих, не будем показывать пальцем, на чьем, появилось тревожное выражение… Да. Вот так и становятся чайлдфри. Но…ладно, хватит разговоров, целебный куриный супчик по бабушкиному рецепту сам себя не приготовит. Так что, и снова здравствуй, кухня, блистающая чистотой и пахнущая лимонной отдушкой чистящего средства. И самая большая из имеющихся кастрюль. Тринадцать человек в доме, я на столько народа никогда не готовила. Впрочем, Акула, кажется, можно не считать. Хорошо, что освободившийся от дел Сокджин присоединился ко мне на кухне, потом и Юнги подошел, но к тому моменту оставалось только разлить приготовленное по тарелкам, и звать за стол. Зиана пришлось будить. Мне! Потому что других смелых не нашлось. Трей-онни ела с явным удовольствием: «Я и забыла, как классно, когда еду приготовил кто-то другой», думаю, роль домохозяйки ей все-же не очень зашла. А вот Сон Сондык вышел к столу сам, со словами: «а чем это здесь так вкусно пахнет?» Седжину супчик отнес Тэхен, как самый отмороженный член команды. Нд-а… Тяжелая «птичья болезнь», иными называемая «пЕрепил», косит наши ряды… и некоторые не способны перенести ее, так сказать, на ногах. Короче, наш поздний завтрак стал достойным завершением бурной и разнообразной ночи. И утомленные ночными излишествами представители корейской попсы разбрелись по комнатам, чтобы вырубиться, наконец на нормальных постелях, а не на полу, шезлонгах и газонах. Отправился спать подобревший после добавки Зиан, которому Хосок презентовал бутылочку пива, заныканную «на утро» прямо на дне бассейна. Убрел все еще сердитый и строящий планы Великий Хореограф, расползлись по комнатам айдолы, на лицах которых было написано ясно и четко: «И мы ни о чем не жалеем!» Остались мы с Трей-онни, прибрать посуду и попить кофейку со свежекупленными печеньями. — И как ты одна, среди всей этой банды? — спросила меня онни, без тени сочувствия, скорее со здоровым любопытством человека, встретившего на пути некий феномен. — Да нормально… Они ж не каждый день в отрыв уходят. Обычно у них просто сил на такие вещи не хватает. И времени. — Ну, Седжин как-то иначе мне ситуацию описывал. — Да? А как? — радостно вцепляюсь я в свеженький источник информации. Но Трей-онни не торопится меня просвещать, щурится, приглядывается: — Мальчики и в самом деле тебя эээ… не обижают? Меня пробивает на нервный ржач, при воспоминании о синяке под ребрами Чимина. И укусе на шее Юнги. И разбитой губе Юнги. И… Ой! Хватаюсь за седьмой позвонок. — Ну… Заметно, — честно отвечает на мой невысказанный вопрос онни, волосы придется распускать. Так я и не узнала, что наговорил Седжин обо мне и мальчиках Трей-онни… хотя, пожалуй, догадываюсь. С очень большим опозданием мамины и …папины?.. старые знакомцы собираются блюсти мою честь. Ага-ага. Своевременно, просто слов нет! Один чистый мат! Или я все придумываю. Все-таки на роль дуэньи Трей-онни не очень годится. С другой стороны, какая подопечная, такая и дуэнья. — Онни? А можно спросить? — Ну давай. Только не факт, что отвечу. Ого! Родным повеяло… Ну прямо как бабуля! Вот как же она мне нравится! — Да нет… У Вас купальник есть? — Конечно, — недоумевает онни. — А плавать Вы умеете? — Конечно, — недоумевает онни еще больше. — А …научите? И вот таким образом, оставив недопитый кофе и недогрызенные печеньки, мы бултыхаемся в бассейне. — Нет, ты просто безнадежна! — классно мотивирует меня моя личная тренерша. — Как объясняете, так и … бульк! Это онни наводит дисциплину и порядок в своем ученическом коллективе. Иногда, оставив меня бултыхаться у бортика, госпожа оператор совершает быстрый заплыв вдоль бассейна и обратно, наверное, чтобы не утопить одну бестолковую ученицу, но неизменно возвращается: — Ладно. Давай попробуем по-другому, — от ее творческого подхода мне уже как-то не по себе, но к концу занятия я уже в состоянии сделать три гребка, и полежать на воде пять секунд. Лично я считаю это серьезным успехом. Когда, разучившиеся ходить, утомленные и покачивающиеся, мы выползаем на берег, оказывается, что пришла пора готовить ужин. Ну, с этим сравнительно просто: Юнги уже проснулся, так что берет на себя часть работы, с ним у меня тоже легко получается взаимодействовать на кухне. Вот что хотите говорите, а совместное приготовление пищи — это мощнейший показатель совместимости для двух людей! Нет, правда, мне просто очень нравится вот так спокойно и мирно строгать овощи, обжаривать мясо и помешивать в кастрюльке… И Юнги, судя по умиротворенному и расслабленному выражению — тоже. Впрочем, в нашу тихую кулинарную медитацию неожиданно вторгается менеджер Седжин. С вопросом: — Тазика нет какого-нибудь? Он стирать собирается, что ли? Юнги понимает его раньше и быстрее меня, вскакивая и бросаясь помогать в поисках. — А таблетки у Вас есть? — спрашивает он Седжин-хена, вручая тому аж два тазика, найденных под мойкой. — Какие ему сейчас таблетки! — безнадежно машет рукой Седжин, стремительно удаляясь по коридору. — Да я не ему, я Вам! –запоздало поясняет Юнги в спину стремительно удаляющемуся менеджеру. О да… Тазик и Чхве Акул, Чхве Акул и Его Тазик… Медбрат Седжин к ужину не вышел. Да и остальные как-то без особого энтузиазма, маленькими группками, прямо на кухне. Хотя, Трей-онни, например, поужинала с удовольствием. Я опасалась какой-то женской критики с ее стороны, но нет! — Класс! — сказала она, и я почувствовала себя на седьмом небе. Все-таки, когда тебя хвалит человек, не склонный к вежливой лжи — это ценно! Сон Сондык придирчиво покопался в тарелке, я не поняла, чего он там ищет, думала, еда не понравилась, но и здесь Юнги понял раньше меня: — Никаких нарушений диеты, господин Сон! Как Вы вообще могли такое подумать! — Да мы вчера даже виски рисом с овощами закусывали! — поддержал товарища Джин. — Да разве Помощница Ким позволит нам что-нибудь неправильное в питании? — Вот-вот, фрукты-овощи, зелень салатная…-- не то восхитился, не то нажаловался Хосок. — Ну, еще грудка по праздникам…-- облизнулся Намджун. — По каким таким праздникам? — немедленно снова насторожился Сон Сондык. — Как это каким? Как грудка, так и праздник! Так. Дети присели на уши новым неосведомленным и снова играют в «Госпожу… Помощницу Ким» О! Вот оно! — Госпожа Помощница Ким о нас заботится! Она даже омлетик для нас делает! — вступает Чонгук, снова ангельским голосочком, снова хлоп-хлоп ресничками. И нет здесь Зиана, чтобы разоблачить это безобразие. — Нуна, а завтра, можно нам еще раз …омлетик? — такая надежда в голосе Тэхена, такой взгляд голодного котенка под дождем! Нет, он реально актер от бога. — Кашку вам! Овсяную. С медленными углеводами, — огрызнулась я. А что они из меня чудовище какое-то делают? И встретила уважительный взгляд Великого Хореографа, — ну, если будете себя хорошо вести… Господина Сон Сондыка, кажется, убедили. Он уходит к себе слегка обнадеженный, а вот Нуну-бомб голыми руками не возьмешь. Хотя я и не пытаюсь. — Чонгук! — Есть, мэм! Убедившись, что никого лишних нет, с дальней полки извлекается упаковка местных сладостей. — О! Нунаааа! Ты — лучшая. — Я знаю. — Ооооо! Госпожа… Помощница Ким! — Сокджину сладкого не давать! Вообще-то это немного провокация. И направлена она на одного конкретного человека. Чимина. Результаты теста обнадеживают, взял из коробки не больше и не меньше других, тут же и съел, с видимым удовольствием. Если и не выздоровление, то явная ремиссия. Но про Столбика не забываем, не забываем. …А когда я уговорю Баобича, останется уговорить Чимина. — Так! Поели? — Спасибо… — Я, вообще-то не об этом. Я о посуде. — Да помоем, помоем… — Не! Не так! — хрустит местными печеньками Джин-оппа, --Смотри как надо: Не извольте беспокоиться, Госпожа… Помощница Ким! Тем не менее, хихикая и косясь на меня, парни быстро разыгрывают мытье посуды на камень-ножницы-бумага. — Завтра график составим, — обещает Намджун в утешение проигравшему. — Главное, себя последним в списке поставь, чтоб посуда подольше продержалась, — бурчит Чимин, собирая посуду, но — едва слышно. Сытые мемберы потихоньку разбредаются, хрустя печеньками, уходит за ними Трей-онни, а я начинаю готовиться к гуманитарной миссии, собирая на поднос еду и заваривая для нашего начальства чай по маминому рецепту. Конечно, сомневаюсь, что у них сейчас будет аппетит, но… а вдруг? Ну хоть у Седжина? Бинго! Седжин появляется, лохматый, заморенный, вроде даже ростом поменьше, чем вчера, синяки под глазами, футболочка мятая… Медбрат в разгаре эпидемии, практически. «А у ложа больного кто остался?» — хочу спросить я, но просто молча ставлю перед Господином Менеджером тарелку и сочувственно наблюдаю за его спешным перекусом. — Не спешите, Седжин-оппа, (О! Вот я это и сказала!), пойдите переоденьтесь, поешьте не спеша, я присмотрю… И, прежде чем подавившийся Седжин успевает меня притормозить, отправляюсь к болящему Акулу, прихватив с собой кружку лимонно-имбирного чая. Думаю, что из-за чая-то все и произошло. Я стояла у двери пропахшего всякой послепохмельной гадостью номера, не решаясь шагнуть вперед. Не сказать, что я не видела пьяных, очень пьяных, неприлично пьяных, и пьяных до усрачки. Видела, конечно. И буйных, и квелых, и жалких и опасных… Просто в моем сознании образ идеального практически хищника, неуязвимого и коварного ни в какую не сочетался с сидящим на краю постели растрепанным и босым человеком. Прядки влажных от пота волос торчали острыми стрелочками, смятое полотенце висело на шее подобием шарфа… Ой, зря я пришла! Не сбежать ли по-тихому? Поздно. Кажется, он все-же заметил мое присутствие. Или почувствовал. — А я вот… чай принесла… — Прости, я так жалко выгляжу, отвратительно, отвратительно…ужасно, — повторял безопасник, а я лишь молча кивала. А что тут скажешь? Пить надо меньше? Вот без меня он этого не знает! Особенно, учитывая, что цель он вчера ставил перед собой прямо противоположную. — Прости, Пуонг, что так отвратительно, так отвратительно… Несколько секунд стою с глазами по пять вон. Он меня с мамой перепутал? Он сейчас что, в алкогольном психозе? А что так быстро? Ну, с психами не спорят. — Тебе повезло, что я уже уехала, — спокойно говорю и протягиваю наконец эту чертову кружку. Чхве ледяными мокрыми руками принимает у меня чай, сжимая ладонями горячую поверхность. — Значит еще и глюки…-- горько усмехается он. Да…мужчине явно плохо, и не сколько физически, сколько душевно. Сделав пару осторожных глотков, Чхве Йонг поднимает голову и отчаянно выдыхает: — Прости, Пуонг, прости, что жив, что я, а не он… Я знаю, это я должен был быть в этом чертовом самолете, а не Хьюн, это я должен был лететь на эти чертовы переговоры, прости-прости-прости… Сердце пропустило удар. Папа? Я молча смотрела на буквально умирающего от боли и вины мужчину, и слушала голос его измученного сердца… --Господи, Хьюн, прости… — переводит он взгляд куда-то мне за спину. Ой-ой! А глюки-то и в самом деле пришли! — Дочка у тебя… у меня сердце болит от мысли, что… Что я наделал! Что мы наделали! Как мы могли… Мужчина плачет. Буквально захлебывается. — Прощаю. Ты не мог знать, что самолет разобьется. Думаю, на то были причины… — выдавила из себя я, даже погладила мужчину по мокрым от пота волосам, — Я прощаю. — Все прощаешь? Даже, что…? И распахивается дверь, и врывается в комнату Мин Юнги со свежевымытым тазиком в руках, и роняет его на пол, и тащит меня прочь от кровати и Акула, с яростным «что ты здесь делаешь?», и выволакивает меня в коридор с «что ты успела услышать?!». И это мне ОЧЕНЬ не нравится. Это — моя история, это МОЯ мама, это МОЙ отец! — Пусти, — ору я почти в полный голос. — Седжин-хен! — орет вместо этого Юнги вдоль коридора. Тоже в полный голос, — Я, блин, на три минуты только вышел… — Пуонг! — жалобно зовет из комнаты раненый в самое сердце Акул-неуязвимый-и-безжалостный. — Я здесь, Йонг! — отзываюсь я, и, раньше, чем Мин успевает мне помешать, возвращаюсь в комнату. — Не исчезай… — Конечно. — Посиди… — Конечно. Шипя себе под нос что-то совсем уж неприличное, Мин помогает Чхве Йонгу переселиться в кресло, меняет пропахшую не-хочу-думать-чем постельное белье, кидает мне чистое полотенце взамен прежнего. …Наше идеальное взаимодействие все еще с нами. Я вытираю волосы, шею и спину слабо постанывающему папиному другу, живущему, оказывается, вместо папы. Вместе с Мином, матерящимся тихо, тупо и однообразно, перекладываем нашего трррагического героя в кроватку, на бочок. Надеюсь, то, что мы теперь — свидетели начальского позора, не скажется на нашей судьбе уж слишком фатально. Седжин-оппа появляется, когда наш алкашик стремительно засыпает, продолжая бормотать себе под нос что-то неразборчивое. Волосы Седжина мокрые, одежда чистая, круги под глазами не такие отчетливые, как десять минут назад. «Что вы тут натворили?» — легко читается на его лице. Юнги пожимает плечами, типа «сам в шоке». — Он маму звал. И я его простила, — сообщаю я третьему хранителю стррррашной тайны из прошлого. Одной из тайн. Но об этом я подумаю завтра!!! А вот прямо сейчас: — Куда пошел! Стой, зараза! Это Мин Юнги пытается свалить из эпицентра, с охапкой постельного белья и полотенец, пропитанных запахом постыдного похмелья и застарелой боли и вины, вот так, совсем-совсем неэстетично прорвавшегося наружу. Это в театральных постановках: тррагедия, бля, катарсис! Все эти катарсисы — на девять-девять точка девять состоят из слез, соплей, и да, тошноты вплоть до рвоты. И что тут поделаешь? Могу даже поспорить на сумму собственного банковского долга, что и сам Акул до сего дня понятия не имел, какое чудовище носил в подсознании, и до какой степени оно рулило его жизнью… Юнги я нахожу все в том же гладильно-прачечном закуточке, за загрузкой стиралки. Передернувшись, он включает воду, тщательно намыливает руки, так же тщательно смывает пену… не поднимая глаз. Я жду, прислонясь к косяку. — Ты давно уже знаешь? Насчет их знакомства? — С Сиднея, приблизительно-- отвечает Мой Парень неохотно. — Не хочешь поделиться? — Хочу… Что-то как-то легко… — …но не могу. — Хорошо. А почему? (Спокойствие, только спокойствие, как говаривал наш руководитель практики в одном специфическом лечебном учреждении). — Это не моя тайна. — Вот именно. Это — МОЯ тайна! Я должна знать! — Но не знаешь, я прав? Мог бы и не напоминать…гад! Чувствую, как непрошенные слезы размывают картинку: Юнги, упорно смотрит в одну точку, мимо меня, напряженные плечи, вытянутые ровной полосочкой губы. Нет. Не скажет. — Знаешь что? Я никому за всю свою жизнь не позволяла без моего ведома управлять моей жизнью. Так с чего бы ты должен? Иди к черту, Мин Юнги, со своей такой заботой! Мимо. И такая жалость в его глазах… — Юнги, если я еще не знаю всего, это не значит, что это ты так хорошо скрываешься. Это значит, что я пока не взялась за эту тему всерьез. — Ну так и возьмись! Вокруг тебя толпа народа, которые знают! И, почему-то не хотят, чтобы знала ты, как считаешь, почему? Мама, бабушка, хены… Никто из них не хочет тебе зла, но они — молчат. Кто Я такой, чтобы не принять их решение? — Да, вот кстати. Кто ТЫ мне такой, чтобы принимать решения за меня и вместо меня? На чьей ты, вообще, стороне? Юнги опускает голову, и вроде даже не дышит. И он не скажет. Будь тут кто-то другой, сжалилась бы, может, даже бы умилилась от такой верности принятым на себя обязательствам. Вот хотела я себе Настоящего Мужчину — и сбылось по сказанному, что только теперь с этим делать? — Ты от меня скрываешь одну или две тайны? — медленно наклоняю голову. --…Две… Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок. — Спасибо, — произношу я ровно-ровно, вежливо-вежливо. И неожиданно даже для себя усмехаюсь. Вызов принят! Я оставляю Мина с наедине со стиральной машинкой и моими, блин, семейными тайнами, и тихо бреду в сторону холла. Все же рациональное зерно в его словах есть: о том, что все непросто я знаю уже очень давно, еще с Сиднея, и… что? Почему я вообще не пыталась думать в эту сторону… всерьез? Вот Седжин при виде мамы с громким шлепком роняет свою яркую папку на пол… Вот мама ледяным взглядом отвечает на его невинные реплики. Оговорки, взгляды, взаимодействие, ну куча же информации для анализа, где вообще были мои мозги? И почему они там были? Если они были знакомы с родителями, значит я их тоже могла знать? Ну, уж Седжина я бы точно не забыла? «Мелкий засранец Се» Бабушка, всегда считавшая, что девочки должны знать жизнь такой, какая она есть… Мне казалось, что наша общая борьба за выживание не оставила между нами ни одной тайны? И вот поди ж ты! Клизма с соджу! Неприлично хихикаю. Как и один мой любимый литературный герой, я никогда не смогу узнать, насколько глубоко могу загнать себя в депрессию, потому что всегда отвлекаюсь. — Менжу! Дорогая! Ты не представляешь! — в полный голос жалуется на свою тяжкую долю наш утомленный полуменеджер Зиан. Да настолько громко, что и за дверью его комнаты слышу я его боль и разочарование. Ну что тут скажешь, не одна я здесь такая, преданная и разочарованная. — …Да блин! Ибусь как фея с танком! Это такой армейский фольклор, или он прямо на ходу метафоры придумывает? Представив картинку, начинаю всхлипывать в голос. — Да-да-да. Я помню! …И ничто так не сближает людей, как правильная настройка оптического прицела! Нет, все-таки есть что-то в этом армейском взгляде на жизнь, простое и освежающее! Отвратительный коктейль из обиды, смешанная со злобой и беспомощностью, потихоньку покидает меня. Добираюсь до своей, нет, теперь нашей с Трей-онни комнаты. Хорошо, что сейчас ее здесь нет. Все еще хочется что-нибудь разбить, сломать, а в итоге просто лежу на кровати абсолютно без эмоций. Вот так просто? Вот так легко мне что-то вырвали в груди. Сразу два раза. Папа и правда полетел вместо Чхве Йонга? Значит они знакомы. До этого у меня не было сомнений, что мама тоже их знает. И я бы даже могла поверить, что она, работая переводчиком, познакомилась с ними. Но это же не так! Тогда бы и папы не было в истории. Они работали вместе? Если вторая тайна Юнги по важности такая же, как и эта… Да идет этот дурак нафиг! Почему от меня все скрывают такое? Защищают? Аж сто раз! Так меня сейчас прекрасно защитили! Лучшие! Так, что-то я по второму кругу пошла истерить. Хватит. Как говорила другая, глубоко мной нелюбимая литературная героиня, «об этом я подумаю завтра». Так я пролежала, почти не шевелясь не известно сколько времени. Так и заснула, свернувшись где-то в уголочке кровати. Краем уха слышала, как в комнату заходила онни. И снова выключилась. Правильно, лучший способ все переварить, это поспать. Впрочем, когда уже стемнело, меня чем-то накрыли, а балконная дверь негромко хлопнула. Кажется, онни ушла подышать воздухом.***
Я сижу в своем маленьком кабинетике в агентстве и что-то разбираю в столе. Слышу стук в дверь, и в радостном нетерпении бегу открывать. Передо мной стоит высокий, и, на мой взгляд, очень красивый мужчина. Волосы аккуратно уложены, деловой костюм идеально отглажен, рубашка сияет белизной. И он улыбается так, как мог лишь один человек на свете. Папа спрашивает у меня о том, как у меня теперь дела, а я радостно бросаюсь в объятья. Знакомые ощущения папиных рук проникают под кожу и я довольно жмурюсь. Да, давно он мне не снился. — Пап, а это правда? — Что я работал в этом бизнесе? Безусловно. Папа, поворачивается ко мне, ласково и чуть насмешливо улыбаясь. — Я скучала. — Я тоже, дорогая. Ну, показывай мне как ты справляешься со своей работой. Я с готовностью киваю, и беру его за руку. Как всегда, в таких снах, перемещаемся мы в доли секунды. Вот вход в агентство, а вот подъезд общежития. Поднимаясь по лестнице, спрашиваю, как дела у папы, там, на небесах, папа спрашивает, как дела у меня, тут. Мы вроде даже о чем-то спорим. В общежитии никого нет. Обувь парней разбросана по прихожей, и мне неловко, ведь я недавно просила их за этим следить. Папа, одобрительно кивая, проходит внутрь. Проверяет ванную, гостиную на чистоту, осматривает кухню. Заглядывает даже в холодильник. Что-то комментирует. А я смущенно опускаю голову. — Ты молодец. Но продолжу следить за тобой, — говорит папа, и снова раскрывает объятья, на прощанье, — Не давай себя в обиду. И мы оба понимаем, что наше время закончилось. Я иду обнимать папочку, меня глядят по спине, как когда-то давно в детстве. Секунда и я открываю глаза.***
То ли ночь, то ли утро… Вроде уже светает. Мне ни жарко, ни холодно. Мне никак. Он мне снова снился. От этого и радостно и горько. Переворачиваюсь на другой бок и понимаю, что я под покрывалом. И всю ночь спала я не сменив повседневную одежду. Из головы не исчезают картинки из сна и папино «…следить за тобой…не давай в обиду». Так на него похоже. Мне его так не хватает. Абсолютно не чувствую себя выспавшейся. Мне будто нажали на кнопку «отключить». По опыту знаю, что и спать больше не смогу. Так всегда было, когда он мне снится. Когда вернусь в Сеул, нужно будет съездить повидаться с ним… На улице было еще тихо. Только сейчас замечаю тихое сопение в другом конце комнаты. Темные длинные волосы разметались по подушке, а саму онни и не видно. Лежит себе лицом к стенке, под одеялом и спит. Что ж, не так уж и поздно сейчас, раз онни спит, да? Тянусь за телефоном. Пять утра. Нормально. Тихо подхожу к шкафу и наугад выбираю что-то легкое и удобное. Закалываю наверх уже отросшие до плеч волосы и выхожу из комнаты. В доме еще тишина. Хорошо, что все спят. Можно не торопясь попить кофе, как я раньше это делала. Открываю дверь кухни и замираю: за столом сидит Юнги, на секунду вскинувший голову и снова опустивший взгляд на плоскую поверхность. Краем глаза заметила его бледный замученный вид. И вроде круги под глазами стали еще ярче. «Дура ты, дура, бессовестная» — говорит мой внутренний голос с бабулиной интонацией, «до чего мужика довела!» Но думать об этом желания особо не было. Хотелось побыстрее сбежать, однако я сама себя одернула. С чего бы это я должна прятаться? Это общая кухня. Так что спокойно прошла до горячего чайника, снова включила греться и демонстративно-медленно полезла в холодильник, в поисках чего-нибудь себе на ранний завтрак. Вот, яиц полная упаковка… И дети просили омлетик… — Юнги, на тебя пожарить? Тишина была мне ответом. Оборачиваюсь… смылся. Ну и… Сам виноват. Есть почему-то резко расхотелось. С отвращение скользнув взглядом по запасам в холодильнике, просто плюхнула в кружку две ложки кофе, размешала, выпила… И пошла досыпать. Будет новый день, будут новые события, и… Да, Юнги! Вызов принят.***
На завтрак я приготовила овсянку. Самые сообразительные и непривередливые успели ее даже съесть, прежде чем в кухню ворвался свежий, как утренняя роса Великий Хореограф. — Отставить завтрак! (Это он у Зиана научился, что ли?) Утренняя разминка! — говорит он, хлопая в ладоши, — В сад! Все в сад! В итоге, те, кто слишком долго думал, отправляются на пробежку с пустым бурчащим желудком. Сочувственно провожаю их взглядом. Что б им на обед изобрести, чтоб и парни сыты, и нервы Сондыка целы? В сопровождении верного дансэна с абсолютно индифферентной мордой лица прибывает на завтрак Чхве Акул. Тоже удивительно свежий, что, вероятно, свидетельствует о богатом опыте в употреблении алкоголя. Или развязавшемся узле на подсознании. По себе знаю, пару-тройку дней после небо кажется особенно голубым, травка зеленой, хочется летать и петь. Ну, порадуемся за человека. Когда он еще снова подобный опыт переживет!***
Следующие дни отпуска прошли в разминках, тренировках и практиках. С короткими перерывами на поесть, поспать и в туалет. Бассейн был свободен, но в первые дни нам с онни как-то неловко было расслабляться в шезлонгах, пока бантаны пашут. Так что мы с Зианом взяли на себя магазины и готовку, чем там занимался исчезавший порой на целый день Акул, понятия не имею. Я и без того утомилась, пытаясь совместить в одном меню вкусное, полезное, сытное и малокалорийное. Юнги обходил меня десятой дорогой, я ему, впрочем, не препятствовала. Снова я начала переводить Книгу Перемен, читать мамину Книгу Гороскопов и составлять отчеты для финотдела БигХит-энтерпеймент. Ибо отпуск отпуском, а тайный враг не дремлет, и где-то на далекой родине сидит неизвестный злодей\злодейка, строит коварные планы, и пишет гадости в социальных сетях. Планы мои насчет свести Столбика с Чимином встали намертво, поскольку Юнги… см выше. Я уже начала подумывать о звонке Бингху, но афишировать свои разногласия с Мином именно перед ним и Хунгчи мне хотелось меньше всего. Маме про Акулов пятичасовой забег по алкогольным маршрутам я тоже не сообщила. В конце концов, не одна я информацию скрываю! А вот с онни мы быстро нашли общий язык, сошлись на черном юморе, так что собеседник у меня был, и притом хороший. В тихие послеобеденные часы, когда Сондык позволял своим жертвам отползти и чуток расслабиться, мы продолжали наши занятия. С моей точки зрения, я осваивала искусство держания на воде очень приличными темпами, с точки зрения онни я плыла как… как… как лепесток лотоса по волнам весеннего потока… В смысле бестолково и неуправляемо. Иногда после своих занятий, ко мне подваливали с вопросами что случилось у нас с Юнги, но я, похоже, как и он, быстро уходила от темы. — Нуна, если это из-за меня, то мы уже помирились, — в один момент мне сказал Чимин. Нет, парень, вокруг тебя вся жизнь не крутится, но я лишь кивнула, принимая к сведенью, что парни помирились. Тоже неплохо. Короче, большую часть времени мы с онни проводили в доме. Зиан перезванивался с милой Менжу, Трей-онни с семьей. Несколько раз замечала, как она улыбается в телефон, а после выбегает на балкон разговаривая с кем-то по телефону. И честно, меня это умиляло. Девушка, которая в основном не любит демонстрировать свои чувства, сразу расцветает и воркует, глядя в пространство с абсолютно счастливой улыбкой. Завидую. Да! А кто бы не завидовал?***
И настал день, когда Господин Хореограф поднялся с личного шезлонга, отрубил музыку и промолвил: -- Достаточно! Свободны. Парни обалдели. А мы с Трей-онни подгребли к бортику бассейно, где как раз купались, пользуясь редкой бессолнечной погодой. — Мы что-то не то сделали? — спустя несколько секунд тишины спросил Намджун от имени команды. Вот оно, бремя лидера. — Все! Тренировки закончены! — На сегодня? — снова осторожно поинтересовался наш отчаянный командир. — Нет, до конца отпуска! Парни, все еще стоя в линии, и на всякий случай, не меняя положения ног, покосились на Сондыка, на небо, сегодня затянутое тучками и серой пеленой. Значит, не перегрелся, — решили они дружно. — Это сарказм такой? — спросил Хосок подозрительно. — Нет! Это у меня отпуск начался. Уже пять часов как! Короче, брысь отсюда! — сообщил Господин Хореограф и, прямо от рабочего места направился к бассейну, куда и рухнул прямо с бортика, в шортах и футболке. Хорошо, хоть шлепанцы сбросил! Мощная волна прошла от бортика к бортику, отразилась и накрыла нас с головой. Радостные вопли, писк, и мы стали свидетелями того, как вдохновляющему примеру последовали все остальные. И бассейн собрался выйти из берегов! Я, честно говоря, ожидала, когда и Юнги тоже… Но успела увидеть только спину удаляющегося к дому парня. — Знаешь, — сказала Трей-онни, отжимая волосы и подплывая ко мне, — Я уже устала смотреть на твою кислую мину. Я вопросительно поднимаю бровь и на секунду иду ко дну, но вовремя хватаюсь за плавающий по центру матрасик. Специально ради меня. — Я бы сказала, не кисни, на радуге повисни… — Ага, за шею! — А приходить в себя пора уже. — Думаю, от меня это уже не зависит? — предполагаю я, продолжая смотреть на дверь дома, вслед… — Зависит от двух людей сразу. А ты убегаешь. — Разве? — прислушиваюсь к словам онни. Наверное, она и права. Ну, ведь жила же я как-то без этой информации. Зато с Юнги. — Решайте уже быстрее, всех только напрягаете. Я киваю и обещаю подумать. Онни поводит плечами и продолжает наматывать круги вокруг меня.***
Вечереет, а на улице становится удивительно прохладно после стольких дней жары и солнца. Видимо, сегодня ночью будет дождь и следует убрать все, что может намокнуть, в дом. Я даже накинула кофту потеплее. Парни уселись в гостиной за приставкой, менеджеры закрылись в комнате, в своем мужском кругу. Я включаю чайник на кухне, готовлю чашку и пакетик чая. Онни с самым серьезным выражением лица зовет меня из холла, тянет за собой через дворик к калитке, Хосок только что вышел из нее нам навстречу, тоже кивает, приложив палец к губам, показывает жестом: «Туда, иди…». Осторожно выглядываю. И, получив мощный пинок в спину лечу вперед. Прямо в руки офигевшего от такого подарочка …Юнги. Калитка с грохотом закрывается за моей спиной. — Что за Ё-маё? —орет он в сторону забора. Высокого, кстати. — Пока не поговорите нормально, дверь не открою! Бесите! -- слышим мы голос Нуны-Бомб Первая капля дождя падает мне на нос. Вторая, вероятно, достается Юнги. — Вот блин! — выдаем мы хором.