***
— Юнги, куртка! — позвала я парня, когда мы уже начинали разъезжаться из аэропорта. — А! Секунду… — прокряхтел тот, отдал рюкзак стоящему рядом Хосоку, и стащил с себя большую отцовскую куртку. Молча кивнула, куртка повисла у меня на сгибе руки. Ну ничего, понесу и так. — Тебя проводить? — тут же вызвался Мин. — Нет, сегодня сама. Отдыхайте, мальчики. И пока никто не сообразил, ускользнула за поворот, пока те загружались в машину. Сейчас мне не до прогулок. Всю дорогу до дома сидела, как на иголках. Сердце билось, дышать было трудно, руки потели. Ясное дело, боялась, нервничала. Сейчас решалась моя дальнейшая работа, а значит и жизнь. С электрички чуть ли не бежала. Непроизвольно прижимая к груди куртку. Бабушки дома не было. Возможно, у соседки. Вот и прекрасно. Быстро, не переобуваясь, не снимая верхнюю одежду, полезла на шкаф, за папками с документами. И чуть-ли не молилясь всем, кого знаю. Руки дрожали, в ушах звенело, но я листала папку, в поисках нужного документа. Нашла. Прочитала. И все окончательно обрушилось.***
На мост я не пошла. Не тот случай, если честно. И даже сил на истерику не осталось. Я просто сидела на кровати, смотрела в стену и думала. Когда и что я сделала неправильно? Когда всеми правдами и неправдами пыталась выбраться из ласковой удавки Крестного Дядюшки Мина? Когда счастливо согласилась на предложенную работу? Когда смотрела на свой заработок за первую неделю, мечтая о досрочной выплате по кредиту и не спросила себя «за что такие деньги?» Когда позволила Мину принимать за меня решения, просто поверив, что он мне не навредит? Ну, по большому счету, он и не навредил. Это я принимала решение, это я не изволила разобраться в ситуации, ослепленная открывающимися перспективами. Люди верят в то, во что хотят верить. И я тут ни разу не исключение. А что касается Мина… Да и всех парней… Опять же, если объективно… Ни разу, ни полсловом, ни намеком они не проявили ко мне неуважения. И были чертовски защитными. С самого начала. Старшие — особенно. «Не смейте. Тут совершенно другой случай. Узнаю, что вы что-то сделали — толчки будете мыть!» — вспомнила я голос Намджуна, подслушанный из-за двери в утро моей первой рабочей ночевки. «Тут совершенно другой случай!» — сказал он тогда. Тогда — почему? И за что они так со мной? И как мне теперь со всем этим жить? Так. Стоп. Хватит жалоб и соплей. За что? За то, что позволила. Почему? Потому, что им было удобно и выгодно. Потому, что было в их интересах. Потому, что ты сама свои интересы не защитила. И никто, кроме тебя это делать не обязан. Взрослеть пора, идиотка. Дура наивная. Вытирать сопли, делать выводы, принимать решения. И воплощать их в жизнь. С воплощением что-то пошло не в ту сторону. Поскольку решение срочно изменяться пришло в дурную голову и упало на унавоженную обидой и гневом почву. И я вытащила бабулины ножницы из швейного сундучка и принялась стричься. Прямо в ее комнате, перед большим зеркалом старого гардероба. Собирая пучками отросшие пряди и срезая прокрашенную часть. Особенно охотясь при этом на выкрашенные красным прядки, выстригая их под корень, коротко и безжалостно. Когда вернувшаяся, на мое счастье, бабушка увидела меня, ревущую и клацающую ножницами в опасной близости от ушей и лица, и отобрала у меня ножницы — было уже поздно. И, умыв меня ледяной водой над кухонной мойкой, бабушка Джей-Хо пинками погнала меня к Тетушке Куен, спасать уцелевшее. К тому моменту я, вроде, поутихла, словно вместе с имиджем, созданным для меня коллективным разумом стилистов агентства, я избавилась от чего-то отвратительного и чужеродного. Словно паразита какого-то …исторгла. Тетушка Куен и спрашивать не стала, посадила в кресло, укутала стиранной-перестиранной простынкой по самую шею, и принялась перебирать уцелевшие прядки и вымерять обрезанные. — Ты чего, вообще, добиться хотела? — спросила меня в конце концов она, вытягивая вверх черные короткие прядки, успевшие отрасти за время тура. Сантиметра три в длину. — ...Окрас разонравился. — Ну так… Перекрасилась бы! В черный! —...Не додумалась. Тетушка Куен превзошла саму себя. Возилась она долго, ругалась –изобретательно. Больше всего мне досталось даже не за стрижку, волосы не зубы, отрастут, а за то, что загубила такую работу, такого мастера! — Бессовестная ты, Лин-лин. И чужую работу ценить не умеешь. Ладно уже, можешь посмотреть… И я посмотрела в зеркало: Короткая пацанская стрижка с оставшейся в живых моей челкой, в общем и целом напоминающая Тэхенову прическу, черные пряди с бордовыми искрами на кончиках волос, там, где нашей крутой парикмахерше удалось сохранить часть длины. — А здорово получилось, — признала я честно. — Только больше так не делай. — Ага, хорошо… Я сейчас за деньгами схожу. — Так ты уже заплатила! — отозвалась тетушка. А да… И правда, заплатила, сообразила я, вспомнив бурную ночь перед отъездом. Хотела спросить, как дела у внучика, но передумала. Вот конкретно сейчас у меня и своих бед хватает.***
Осанка была ровная, голова приподнята, плечи расправлены. Я была в плотном мешковатом бежевом свитере слегка открывающим ключицы и шею, в черных брюках и в простых сапожках, потому что на улице дождь. Волосы… Ну что, волосы. Черные. Короткие. Очень. Слегка завивающиеся, где могут. Тональным средством были убраны синяки под глазами, каплями для глаз — покраснения после истерики. Я пришла на тихую войну. Я уже отнесла еду парням, не дожидаясь пока они там в студии освободятся, выгрузила все на столы в комнате отдыха и сейчас направлялась к кабинету менеджера Седжина. Человека, принявшего меня на эту работу. И ведь моя анкета, в которой четко были обозначены и образование, и опыт работы в школе, совершенно неуместные для подобной работы, были ему прекрасно известны. Воистину, Засранец Се! Даже не остановившись перед дверью, сходу постучалась и вошла. Кабинет. Светлый, бежевые стены, два стола, несколько шкафов, тумбочка с чайником. И стулья. Туен-онни и Менеджер Седжин сидели рядышком, и что-то обсуждали, увлеченно тыкая пальцами в экран Седжинова ноута. Лицо у Госпожи начальницы смены было оживленное, азартное, и, я бы сказала, счастливое. И это …бесило, если быть честной. Седжин тут же прекратил диалог с безопасницей, уставившись на меня поверх ноутбука. Брови удивленно подпрыгнули при виде меня, но про новый образ смолчал. — Здравствуйте, Помощница Ким. Что-то случилось? Ну да, я ж у них черный вестник. Без проблем не прихожу… — Добрый день, Менеджер Ким. Не могли бы Вы мне подсказать, каким должен быть порядок моих действий, если я хочу уволиться отсюда. — Что?.. -- удивленно моргнул менеджер, будто не расслышал. Вот оно -- настоящее удивление! — И как можно скорее, — завершила я отрепетированную за прошедшую ночь фразу. Даже мне показалось, что голос мой был …ледяным. Даже горлом ощущала, что говорю не так, как обычно. Будто ниже. На секунду в кабинете стало тихо. Седжин завис на секунду, потянулся к очкам, подбирая слова, вероятно. Вот сейчас он просто вежливо улыбнется, и пошлет меня в сторону Секретариата. И будет прав. Мол, что, маленькая что ли, сама не знаешь, где в Агентстве документы оформляют? — Уволиться? Помощница Ким, что произошло? Кто… — Это не имеет никакого значения. Я собираюсь уволиться. Прошу, Вас, Менеджер Седжин, подскажите, как это сделать, не создавая проблем… никому, — и посмотрела прямо ему в глаза. Ясно показывала, что никакой информации он от меня он не добьется. Как и я от него в свое время. Выражение лица у Господина Менеджера было неописуемо-паникующим отчего, честно говоря, втихую балдела. Он только хотел что-то сказать, но Туен-онни успела раньше: — Помощница Ким, прошу, давайте выйдем и переговорим. Моя старая знакомая, кажется, побледнела на несколько тонов, но выглядела все равно достаточно решительно. Даже отчаянно. Посмотрев на нее пару мгновений, кивнула. Ей я претензии высказывать тоже не буду. Хотя и надо бы. Она-то меня чуть не со старшей школы знала. И, ведь, вроде, в хороших отношениях были. Уговорить меня остаться она не сможет. Хотя зачем ей это? Перед тем, как прикрыть дверь, посмотрела на все так же сидящего Седжина, активно шевелящего мозгами. Ну-ну. Мы с онни отошли от кабинета к ближайшему диванчику с кулером. И едва присели, как, вцепившись мне в руку, онни нервно затараторила: — Мы с тобой работали вместе там и работаем здесь. Но это все было не просто так. Господин Мин… настоятельно попросил меня приглядывать за тобой. Поэтому я… Поэтому мне пришлось… -- ооой, онни… Выходит, что из полиции ты ушла вовсе не от того, что «работа тяжелая-зарплата маленькая»! Это тебя попросили «настоятельно»… Блин-блин-блин! Впору извиняться, за поломанную карьеру. Интересно, на чем ее поймали? Хотя. Нет. Не интересно. Был бы человек, а за какое место подергать, у чоболя всегда найдется, — Однако, ты и сама хорошо справляешься, а я… ты же сама видела, у меня здесь и карьерный рост, и Кан Нунг, и должность вот предложили новую, — кивает онни в сторону двери, — отдел по взаимодействию с интернет-сообществом, хейтеров отслеживать, вычислять реальных мерзавцев, стоящих за никами, я смогу снова использовать свои профессиональные знания… Голос Туен-онни замирает. — Как давно ты знала о...? — хочу спросить я, но тут меня осеняет: А Дядюшка Мин и Аджума? Им-то она докладывала? Они тоже ЗНАЮТ? «Говорят, ты работу хорошую нашла» — сказал мне Мин-младший, катая меня в своей машине по нашей Главной Улице. ЧТО он имел в виду? — Если ты уйдешь, то и мне придется, — на меня смотрела женщина, намного старше меня. И буквально молила не разрушать ЕЕ едва пошедшую на лад жизнь. Даже о собственной вербовке чоболем рассказала. Да, здесь явное отчаяние, — Пожалуйста… Просто смотрела на нее. Внутри все кипело. Но и вывалить это все на Туен-онни я не могла. Уж я-то понимаю, насколько условны такие вещи как личная свобода и право выбора в наших краях. Бывшая Офицер Пак Туен в этой истории — действительно, не более, чем жертва. Мы обе это знаем. Но и остаться… И я молчала, стараясь сдерживать все свои порывы и придумать новый план действий, пока с конца коридора не послышался громогласный голос Намджуна: — Нуна! Переглянулась с онни. — Давай поговорим об этом чуть позже, ладно? — тихо попросила ее. Сомневаюсь, что она будет планировать битву с хейтерами с тем же упоением, что и десять минут назад, до моего прихода. И, кстати, у нее может шикарно получиться. С молодняком она работала, с компом «на ты», и расследованиями занималась. А уж в ситуации, когда не надо ежеминутно опасаться, что наткнешься в процессе на что-то такое, чего как бы и не существует, и за что коррумпированный начальник башку оторвет, все ее таланты могли бы расцвести и раскрыться. Вот только Ким Шинлин взбрыкнуть решила. Будь на месте моей телохранительницы кто-то менее порядочный и честный, я бы никогда не узнала этой части истории. Зато была бы отшантажирована, запугана, и принесена в жертву карьере и личной жизни Пак Туен. Ради одного этого стоит включить мозг и сто раз обдумать причины и последствия. -- Кстати, тебе очень идет, -- тихо сказала онни. ставая с диванчика и удаляясь к кабинету Седжина. — ...Ну, что, деньги заработаны, долги уплачены, можно и свалить? — А? Это Намджун, пока я пыталась уложить в сознании информацию, полученную от Туен-онни, добрался до меня и моего диванчика и навис надо мной, уперев могучую руку в спинку диванчика и шипя-рыча прямо в ухо. — А о Юнги-хене подумала, а о младших подумала? — Что? Это ОН мне тут предъявы кидает? Не я ему, ОН? От имени КОМАНДЫ? Я даже позу не меняю, просто вскидываю голову и встречаю его ледяной взгляд. И выдерживаю, да! Даже отвечаю не менее холодным. — А не прихуел ли ты, лидер?***
Ну да. Вот и встретились два монстра. И каждый со своей повесткой дня. Монстр Ким Намджун, в борьбе за комфорт, уют и хороший психологический климат команды, и Монстр Ким Шинлин, в борьбе за чувство собственного достоинства, и жалкие остатки репутации. А еще мы оба против предательства, разрушенного доверия, и вообще за все хорошее и против всего плохого. А за такое и поубивать друг друга не грех. Он решил, что я ухожу, потому что заработала достаточно денег, чтобы расплатиться с долгами? Уууумный. Что еще скажешь? Да и хрен с тобой, думай, как хочешь. — Да. Из-за денег. Только из-за них. — Седжин-хен сказал, что ты уходишь, — что-то лидер сдал назад, и голос такой, неуверенный, — но, нуна, что-то же случилось?! Что-то же должно было случиться? Еще вчера все нормально было… -- наткнувшись на мой скептический взгляд Намджун замолкает, хмурится. Осознает наше взаимное диванное расположение, выпрямляется, убирая руку со спинки дивана и находит ей лучшее применение: трет лоб, пытаясь разрешить загадку века. — Это что-то у тебя дома? Ты заболела? Ты… , — уши его стремительно наливаются алым, — вы… — Задолбали со своей беременностью! — шиплю я яростно, — если б я родила столько раз, сколько вы тут все обо мне подумали, я бы личный детский сад открыла! И, что особенно забавно, всех непорочным зачатием! — Я не это имел ввиду! — Вот только врать мне не надо. Ты мне свое «Когда успели?» когда в первый раз сказал? — Чего? — Что, забыл? Не, ну я понимаю, все в порядке вещей, при такой-то профессии! — Да? Что же не так тебе с нашей профессией? Отчего ты нас так стыдишься? Да нет, я понимаю, конечно, про айдолов какой только фигни не говорят… Особенно про тех, которые помладше. Бля, красивые девочки-мальчики для эксклюзивных вечеринок, да еще и поют-танцуууют! — изобразил Намджун руками кавычки, а лицом презрительно-брезгливую гримасу, -- И для карьеры мы ж не работаем, не репетируем, мы ж только нооооги раздвигаем. Ну и жопы подставляем, как без этого! — Ты вообще долбанулся? Прекращай орать! Когда я это вас стыдилась? Упоролся? — А отчего ж ты няня у детей, «а малыш Гуки уже не носит памперс»? Чего ты стыдилась, что ты скрывала? — Блин, Джун, вот ты иногда такой умный, что аж дурак! Ты байку про ведерко с крабами никогда не слышал? Ну… вспоминаем, вспоминаем, ты ж у нас образованный, статьи умные читаешь, ну! Классическую историю про краба, который может выбраться из ведра, если он там один, и никогда не сделает этого, если их там несколько, просто другие не позволят, нам рассказывали еще на первых лекциях. Как очень известную иллюстрацию жизненных реалий. Конечно, я запомнила. Меня-то это напрямую касалось. Странно, если мимо Намджуна это прошло. — Так ты от своих маскировалась? — Успех не должен быть чрезмерным. Сожрут и не подавятся. Как будто сам на другой планете живешь… Режим монстра сменяется режимом калькулятора, Джун-ни садится рядом на диванчик, снова трет лоб, лохматит волосы. — Тогда я вообще не понял, — объявляет он. И чуть не слетает с диванчика от моего бешеного взгляда, — Да что не так-то?! Теперь уже я вскакиваю, готовая орать и убивать, но из-за угла коридора выбегает Тэхен: — Джун-хен, ты что на звонки не отвечаешь!? Там Юнги-хен...! О! Нуна! Ты подстриглась? Остальное мы слушаем уже на бегу. Узнав новости о моем самоустранении из бантанской жизни и не дождавшись Намджуна, парни ожидаемо набросились на Юнги. Вот, кстати, почему не он, а Джун ко мне пришел на разборки? Или хотя бы не вдвоем? А потому что знает кошка, чье мясо съела!***
Голос Хосока слышен даже в паре метров от двери комнаты отдыха, пока мы втроем быстрым шагом добираемся до места бойни: — Я уже смотреть не могу, как ты это все типа решаешь! Иди и расскажи ей все. Неужто не понимаешь к чему все идет?! — Зато ты все понимаешь! На личном опыте проебов, не иначе! А если ты такой умный, то почему такой одинокий? Юнги? Ну дурааак… Шум, грохот, короткий всхлип. — Хен, только не по лицу! Это голос …Чонгука? Не поняла? Длинноногий Намджун первым распахивает дверь. Согнувшийся и ловящий ртом воздух Юнги — на диване, Хосок, со сжатыми кулаками и перекошенным бешенством лицом — над ним, Чонгук-миротворец рядом, но не между. То есть в морду нельзя, а по яйцам можно? Правильно я понимаю его заявление? — Из-ви-не-ний не бу-дет, — объявляет наш Светлый И Чистый. Ого, у него и такой голос может быть. Тихий-тихий, но…такой пронизывающий. — Хосок! Контролируй! — прикрикнул Сокджин. — Почему я должен контролировать? Уже достаточно насмотрелся на то, как Юнги контролирует! Как вы думаете, и почему же она решила уволиться? Не потому ли, хен, что не владела полной информацией? Ты же боялся, что она уволится, если узнает. А это был только вопрос времени! Информация просачивается! Всегда! Ты ОБЕЩАЛ нам, что расскажешь сам. Вот прямо здесь, на этом месте обещал! — Так, нуна… ты из-за ЭТОГО? — озаряет лицо Намджуна пониманием. И — сразу — недоумением. Мол, Ачетакова-та? Убью. …Так. Происходит полное и трагическое непонимание между Юнги и бантанами, между мной и… И всеми! С грохотом захлопывается дверь в комнату отдыха. Изнутри. С не меньшим грохотом перед ней водружается стул спинкой к нам, и, верхом на него усаживается Чон Чонгук, положив руки перед собой на спинке вышеупомянутого стула, и на лице его, с прикушенной нижней губой ясно читается: «Ты не пройдешь». А макнэ у нас парень хорошо развитый, что физически, что интеллектуально, а характер — типичная Дева, решение обдумано, решение принято, значит все. Окончательно и обжалованию не подлежит. И как-то мы сразу все это поняли. И переглянулись в полном взаимопонимании и взаиморастерянности. Ну, кроме Тэхена, разве что. Который устроился у двери за плечом Чонгука, со сходным выражением на лице: «Накосячили, хены? Теперь разгребайте» Прелестно. И очень напоминает школьные разборки на предмет выбитого окна в спортзале. На замену которого уйдет масса времени и все резервные деньги, на которые у администрации были совсем другие планы… — Ну? Кто начнет объяснять? И все посмотрели …на Чимина? — Что, с самого начала.? Тишина.***
— А вы б на моем месте что бы сделали?! — взвился он, подскакивая на месте, — вы с чужими руками в трусах не просыпались, нет? А главное, и в морду дать нельзя! Потому что деееевушка! Смотрит так на тебя, ресничками машет: «Оппа» Какой я тебе нафиг оппа, ты меня на десять лет старше! — высказал темно-бурый от гнева плюшка невидимой собеседнице. — А всех хуже эти, засранки малолетние, фанючки влюбленные, — брезгливо поделился Намджун. И передернулся. — Ага, в цветной постер на стене, — Хосок. Чимин, до которого только сейчас дошло, наконец, что и кому он рассказал, с воем плюхнулся в кресло. И свернулся комочком. И снова повисла тишина. И Юнги все молчит. И смотрит в пол. — Ладно. Я поняла. Предыдущие специалистки по снятию сексуального напряжения вам не зашли. Все, до единой, сколько их там было-то? Нет, я все понимаю — проблема! Даже беда… Но ответьте мне, взрослые, ответственные да самостоятельные, ответьте мне, звезды отечественной эстрады, почему это теперь МОЯ беда?! Меня кто-то спросил? Меня кто-то предупредил? Ну, окей, это игры Агентства, и я лохушка, и в начале вы не поняли, что я не шлюха, а дура. Но потом-то? Потом?! Я, блядь, ваши задницы полгода собой прикрываю, я штатная блядь полгода… я даже этого не заслужила? Обращаюсь-то я ко всем. Вот только ответа жду от одного, вполне конкретного человека. Который так мастерски и на пальму влез, и жопу не ободрал. И который продолжает неподвижно смотреть в пол, сцепив пальцы в тугой замок. И нет ответа. Зззащитник. «Оппа». В фансайном смысле этого слова. И все прочие — не лучше. Вот ни в чем. И никто. — Эээ. Нуна, — начинает Намджун. — Что. — Прости. А почему ты говоришь, «полгода»? Вопросительно склоняю голову вбок. — Ты действительно, числилась… Ну, …по здоровью. Но, когда мы узнали, что твой контракт на месяц, мы составили для тебя другой вариант. Правильный. На должность помощника менеджера. Тэхен куда только не влез, чтобы найти шаблон для менеджерского договора. Тэхен от двери истово кивает: — Ага, мы договор Зиана скачали, и отредактировали, и распечатали, и уже собрались к Седжину идти, а тут вся эта история с перцовым баллончиком! — И мы, такие, с готовым договором, в трех экземплярах! — Акул в шоке, Седжин-хен в шоке! Парни тараторили, и в самом деле напоминая провинившихся детей, которым, во счастье-то, есть что сказать в свое оправдание. — Разве ты не читала второй контракт? Там все правильно! И было все это зрелище таким печальным и таким, почему-то, жалким, что я не выдержала: — Предполагается, что все это сделает случившееся — не случившимся? Я так не думаю. С этими словами я направилась к выходу. Думала, придется пробивать дорогу с боем, но нет, Чонгук вскочил на ноги, рывком убирая себя и стул с моего пути. — Нуна…? — едва слышно начал Тэхен. И смолк, под моим взглядом. Уже открыв дверь, уже на пороге, я оглянулась: — Я собираюсь взять отпуск до конца Чусока.